Муза

Стояла поздняя осень. Со многих деревьев уже облетела почти вся листва, а та, что ещё держалась, не оставила и намёка на то, что когда-то радовала глаз успокаивающим цветом своей зелени, окрасившись в золото и багрянец. В этом году тёплых деньков выдалось необычайно много, что не могло не радовать горожан, привыкших к затяжным дождям и простудам, за ними следующим. Разноцветные листья кружили в воздухе, исполняя свой последний танец и завораживая планированием на ветру тех, кому хватало времени остановиться и взглянуть на столь дивное зрелище, как пёстрые проводы лета, устраиваемые матушкой-природой. Красно-рыжий кленовый листок, напоминающий вырвавшийся к небу язычок пламени, витиевато описывал изящные фигуры над землёй, завораживая своими танцевальными па молодого художника, наблюдавшего за его грациозным падением из окна своего небольшого домишки. В последнее время заказов поступало немного, но на бедность сей любимец муз и вдохновения пожаловаться не мог, поэтому мог себе позволить посвятить день созерцанию красот окружающего мира. Юноша любил осень, особенно солнечные деньки, в какие сияло это время года своей неповторимой пёстрой красотой, которую так отрадно передавать на холсте, оживляя белое полотно яркими красками. Осенние пейзажи неизменно порождали вдохновение у художника. Вот и сегодня, несмотря на отсутствие в том материальной необходимости, он решил взяться за кисть, увлечённый странной, но притягательной идеей. Мастерская занимала большую часть маленького домика, ибо в ней юноша проводил даже больше времени, чем в жилой комнате. Если задуматься, то по сути он жил в мастерской, среди пустых холстов и уже созданных картин, угольных набросков, красок и кистей, крайне редко выбираясь в реальный мир из мира своего искусства. Зачастую художник умудрялся забыть поесть или вовремя лечь спать, увлечённый очередной волною вдохновения в океан фигур и образов, но это не казалось ему проблемой, ведь такой образ жизни не доставлял ему неприятностей. Девственно чистое полотно уже готово к работе, однако молодой человек замирает, точно не зная, каким именно образом ему передать феерию чувств, порождённую в его душе грациозным танцем осени. Неизвестно, что изобразил бы он, сложись всё иначе, не занеси игривый ветерок один из листиков в окошко дома, однако незваный гость всё же влетел в обитель художника, покружившись и приземлившись у белого холста. Пышный кленовый листок, чем-то похожий на смутные очертания человечка, странным образом натолкнул юношу на мысль, заставившую его потянуться за кистью и палитрой. Под искусными руками мастера полотно оживало, превращаясь в прекрасную аллею деревьев, раскрашенных в яркие цвета осени и роняющих свои листья. Ему не впервой писать пейзажи, однако в данный момент это всего лишь фон, задний план, так сказать, и в центре картины свободно место для образа другого. То была девушка с огненно-рыжими волосами, оттенок которых был ближе к алому, точно у того одинокого листика, решившего заглянуть к такому же одинокому творцу. Работа была кропотливой и трудной, однако увлечённый молодой человек старательно наносил мазки краски на холст, стараясь передать каждую линию, каждую деталь облика прекрасной незнакомки, что явилась ему в припадке вдохновения. Возможно, то была сама Осень, принявшая людское обличье, а может быть и смутная мечта юноши о спутнице жизни — он и сам не знал, просто чувствовал, что именно ей должна принадлежать сия картина. Девушка вышла действительно прекрасной. Пушистые вьющиеся локоны огненных волос струились на изящные плечи, гибкую фигуру подчёркивал пёстрый сарафан, подолом которого играл невидимый ветерок, а на милом личике сияла кокетливая, но ласковая улыбка. Радость играла и в глазах нарисованной красавицы, получившихся разными из-за того, что в самый ответственный момент у её создателя закончилась алая краска. В жизни такого, конечно, не бывает, но юноша хотел, чтобы и глаза у неё были алыми, будто осенние листья, но не суждено было, поэтому правый глаз вышел по задумке, а левый пришлось сделать зелёным — очень уж не хотелось откладывать завершение работы, да и в конечном итоге вынужденная гетерохромия не испортила облика неведомой музы. Окончив своё произведение, художник отошёл в сторону, окинув взглядом получившееся изображение, и не сдержал улыбки, поправив толстые очки на переносице. Продавать эту картину он точно не станет, так что пусть она останется здесь, послужит подарком от самого себя на день рождения… А ведь точно, до его дня рождения оставалась всего-то пара дней, вдохновение пришло несказанно вовремя. «Что ж, — подумал юноша, невесело усмехнувшись, — теперь я буду отмечать его не в полном одиночестве — со мной будет она.» Промыв кисти и палитру, расставив по порядку баночки с красками и погасив свет в мастерской, молодой художник направился в комнату спать, по дороге невольно задержавшись у висевшего в коротком коридоре зеркала, придирчиво оглядев себя. С другой стороны гладкой поверхности на него смотрел худощавый невысокий парнишка, выглядевший слишком хилым для своих лет. Каштановые волосы в беспорядке торчали в разные стороны, а и без того большие глаза из-за очков выглядели ещё более крупными, меняя цвет с карего на оттенок чего-то приближенного к речной грязи. Красавец, ничего не скажешь, просто идеал мужчины. Неудивительно, что некому напомнить ему об ужине или сне, ведь ни одна женщина в здравом уме и хорошем зрении не согласится связать свою жизнь с этим… посмешищем. Отвернувшись, чтобы не видеть в отражении, как глупо исказится и без того непривлекательное лицо от мрачных мыслей, художник быстрым шагом добрался до комнаты, рухнув в свою холодную постель и закрыв усталые глаза. Чуть погодя взяв себя в руки, он снял очки и убрал на тумбочку у кровати, после чего весь мир для него превратился в размытые пятна, словно картина неумелого импрессиониста. Молодой человек не любил ночь, не важно, какого времени года. Днём он погружался в дела: в картины, в торги с заказчиками, в бытовые проблемы, а ночью был свободен для мыслей. И мысли светлые его посещали крайне редко, ибо поводов для них обычно не находилось. Большинство его школьных товарищей, если можно назвать товарищами тех, от кого доброго слова ни разу не слышал, уже обзавелись семьями или хотя бы невестами, а кто-то просто имеет популярность у противоположного пола, и пусть не ценит этого, но от одиночества явно не мучается. Художник же уже утратил надежду на то, что ему суждено продолжить свой род. Он не был настолько богат, чтобы девицы вешались к нему на шею и вряд ли когда-нибудь станет таким, ему не дано умения держать себя в высшем обществе или хотя бы намёка на харизму. Единственное, чем он мог похвалиться — художественный талант, но из-за вечной нерешительности и робости даже дар не помогал ему в делах сердечных. Некрасивый, неуклюжий и смешной парень, которого любили разве что уличные животные, стабильно получавшие от него еду и заботу, не любил ночное время, ибо в его минуты сердце скручивало от острой тоски одиночества. На его день рождения никто не придёт. Его знакомые, когда от него ничего не требовалось, всегда предпочитали делать вид, что не знают его, с семьёй же дело обстояло многократно хуже. Матушка всегда занята, да и не любила она младшего сына, на детских болезнях которого семья едва не разорилась, отец наверняка вновь ушёл в загул, из которого вернётся не скоро, а старший брат если и придёт, то только за тем, чтобы в очередной раз унизить и растравить болячки души, это всегда поднимало ему настроение. Он не любил день своего рождения. Это всего лишь был ежегодный повод осознать, что его жизнь никому не нужна… Утро выдалось довольно хмурым, как и размышления осеннего художника, загрузившего себя бытовыми делами по самые уши. В первую очередь нужно было сымпровизировать что-то себе на день из еды, да и в целом закупиться продуктами — вдруг случится чудо и кто-нибудь действительно придёт. Потом надо что-нибудь придумать с красной краской, иначе потом забудет, а это чревато лишними вылазками на люди. Путешествие по рынку обещало быть долгим и занятным, особенно если учесть, что ночной ветер принёс облака, угрожавшие рано или поздно превратиться в дождевые тучи. Кое-как приведя себя в приличный вид и наспех позавтракав, юноша направился в мастерскую, где и находился хорошо спрятанный за одним из холстов кошелёк. Отыскав необходимое и заодно пересчитав остальные свои сбережения, художник направился к выходу, но по пути невольно задержал взгляд на своей новой картине. Как и вчера, рыжая незнакомка ласково улыбалась, глядя на мир за пределами своей рамы разноцветными глазами. Почему-то при свете пробивающихся сквозь тяжёлые облака солнечных лучиков её улыбка казалась ещё теплее, вызывая желание улыбнуться в ответ, да и сам облик рыжей незнакомки был более… живым. На какое-то мгновение очкарику даже показалось, будто она смотрела прямо на него, провожая глазами, но он посчитал это игрой бурного воображения, поспешив всё же отправиться по своим делам. Дождь так и не начался, но облака расходиться не торопились, собравшись вокруг солнца, как праздная толпа вокруг заезжего менестреля. Люди спешили по своим многочисленным делам, возвращались из загородных домов аристократы, до последних тёплых дней проводившие время ближе к природе, перекрикивали друг друга рыночные торговки — базарный день, как никак. Художник уже купил всё, что ему требовалось, и даже успел отнести это домой, после чего решил немного прогуляться, если уж дождя не намечалось. Так как больших скоплений народа он слегка опасался, в сторону рынка юноша даже не посмотрел, решив просто побродить по улицам, подышать свежим воздухом. Да и кто знает, быть может, ему удалось бы увидеть достойный сюжет для другой работы или присмотреть интересные типажи внешности. Его не замечали, но сам молодой человек с поразительной при столь жутком зрении точностью примечал интересные детали, например, необычное расположение родинок на лице или «говорящие» морщины у людей в возрасте. Иногда ему казалось, что он знал в лицо весь городок и историю его жителей, ведь прогулка была практически ежедневной частью его жизни. Мимо медленно плетущегося по тротуару юноши прогромыхала ладно сделанная карета, окошки которой не были сокрыты занавесками и позволяли своей прекрасной пассажирке наслаждаться видом, а людям на улице — созерцать саму леди. Привлечённый грохотом, художник невольно поднял глаза, поправив свои вечно норовящие убежать очки, и именно в это мгновение умудрился встретиться глазами с дамой в карете. Встреча взглядов продлилась считанные секунды, которых хватило для того, чтобы юноша резко ускорил шаг, поспешно спрятав нервно забегавшие глаза, а обворожительная леди задёрнула дорогие занавесочки и приказала кучеру гнать лошадей быстрее. Художник оглянулся вслед летящей карете, не сдержав горькой усмешки от осознания того, что пассажирка его узнала, после чего продолжил свой путь, прокручивая в голове эту мимолетную встречу. Его старая знакомая была всё так же прекрасна, как и в тот день, когда они виделись в последний раз. Всегда ухоженные и уложенные в изящные причёски кудри, отливающие червонным золотом, светлая-светлая, как свойственно рыжеволосым людям, кожа, только лишённая россыпи веснушек, и яркие, точно топазы, голубые глаза. Он уже и не помнил, как давно они были знакомы, отложилось только, что ещё в самые ранние годы юности грезил он об этой прекрасной леди. Она была его музой, его вдохновением, его недосягаемой мечтой, которой он старался достичь и на многое шёл ради своей мечты. В те времена он, сын небогатого, но довольно известного в своём кругу аристократа, только-только вышел в свет и, будучи натурой чувственной, слишком легко поддался первой влюблённости. О, как он пытался ухаживать за нею, как был готов целовать её туфли, как ревновал! И как он признался ей в искренних чувствах, подарив ей портрет, в который вложил часы упорного труда и частичку более сильной в те времена души… Художник вздрогнул, зябко укутавшись в длинное пальто и спрятав за воротником искажённое болью воспоминаний лицо, свернув в сторону дома и стараясь не поднимать взгляда на знакомые улицы. В голове всплыл тот злополучный день, словно это было вчера, а не пять лет тому назад. Надо же было ему, наивному влюблённому дураку, попытаться сделать ей предложение на балу! Как она унизила его, как осмеяла, как выставила посмешищем на глазах у всех, у всех… С тех пор он больше никогда не совался в это блестящее фальшью и глумлением общество, уйдя в творчество с головой. Только это помогло ему усмирить непередаваемую сердечную боль и перенести ту волну презрения, которой окатила его мать. Скорее всего, она втайне облегчённо вздохнула, когда непутёвый сын попросил немного денег на первое время и исчез из её жизни, не заставляя больше переживать за свои оплошности. Портрет-подарок девица забрала, а вместе с ним и надежду, и крупицу уверенности в своём счастье, которую юноша в него вложил… В прошлом году он расписывал фресками одну из комнат в особняке, который достался ей вместе с мужем-толстосумом, который, в отличие от художника, уж точно не задумывался о том, насколько гадкая душа прячется за кукольно-хорошенькой маской его новоиспечённой жёнушки. Денег за это отсчитали немало, работа была долгой и муторной, и это был первый раз, когда очкарик не старался превзойти самого себя — только бы поскорее всё сделать и навсегда исчезнуть из этого дома, из её жизни, уйти от болезненных воспоминаний. Словно нарочно желая сделать окончание прогулки ещё более гадким, облака окончательно задавили солнце. Пошёл дождь, вымочивший художника до нитки. В дом он уже просто летел, сразу же начав суетиться с разведением огня для сушки пальто и обогрева. С горем пополам исправив для себя последствия ливня, юноша, ещё немного поработав по хозяйству и поужинав, направился в мастерскую. На этот раз настроения творить у него не было, просто хотелось переключиться с воспоминаний о болезненном прошлом на что-нибудь другое. Мастерская встретила его привычной тишиной. В дальнем углу ожидал своего часа мольберт, подле которого собрались свёрнутые пустые холсты, а со стен на своего создателя смотрели пейзажи, натюрморты и единственный портрет, если можно изображение, никогда не имевшее прототипа, назвать портретом. Обычно юноша никогда не оставлял у себя изображения людей, стараясь как можно скорее избавиться от них, потому как не любил находиться под чьим-либо взглядом, но на сей раз сделал исключение. Устроившись на старом табурете, доставшемуся ещё от прошлого владельца дома, художник окинул быстрым движением глаз свои работы, вновь невольно задержавшись на той странной, исключительной картине осени. Рыжая девушка улыбалась ему, как и вечером, как и утром, а в разноцветных глазах будто бы замерло влюблённое, понимающее выражение, хотя мастер не припоминал, чтобы изначально оно присутствовало даже в задумке, не то, что в самом изображении. Впрочем, наверняка лишь кажется так, ведь сколько деталей влияет на восприятие: освещение, ракурс, настроение того, кто созерцает… Просто устал после прогулки, растравил старую рану на сердце встречей с призраком прошлого, вот и ищет подсознательно от кого-нибудь тепла и заботы, хотя бы ласкового взгляда, потому и привиделось, что девушка на картине может что-то понимать. Посмотрев на отдыхающую у мольберта палитру, художник задумался, не следует ли сейчас внести небольшую поправку и всё-таки сделать глаза красавицы одного цвета, но, переведя взгляд на неё, передумал. Этот невольный изъян придавал ей особое очарование, и юноше показалось чем-то кощунственным лишать её этой изюминки. Молодой человек улыбнулся, потом с грустью подумал о том, что будь она живой, то никогда бы не посмотрела в его сторону. Будь она живой, наверняка была бы настолько же высокомерной, насколько и красивой, ведь добрые красавицы бывают только в сказках. По крайней мере, в реальной жизни ему такие ещё не встречались. Улыбка сошла с лица одинокого юноши ещё и от осознания того факта, что завтра день будет таким же серым и безрадостным, как большинство остальных, несмотря на то, что ему полагается быть праздничным и весёлым. — Жаль, что ты не можешь поговорить со мной… — тяжело вздохнул очкарик, переведя взгляд на лицо портрета. — Вот бы ты была живой… правда, ты бы, скорее всего, ушла от меня, но хотя бы на один день я почувствовал себя нужным… Тишина послужила ему ответом, после чего художник покачал головой и удалился из мастерской, чувствуя, что такими темпами вскоре окончательно и бесповоротно сойдёт с ума. Говорить с картиной, надо же было додуматься до подобного… Погода испортилась совершенно, поэтому следующим утром молодого человека разбудили холодные капли дождя, проникшие сквозь протекающую крышу, что способствовало резкому пробуждению и довольно паршивому настроению, а также извечным мыслям о мировой справедливости, какие порой приходят на ум каждому из нас. Особенно тем, кого сия загадочная справедливость чем-нибудь обделила, коих немало. Надев очки и нехотя оторвав сонное тело от кровати, художник занялся временными мерами по устранению протечки, отыскав большую кастрюлю и поставив в необходимом месте, после чего направился приводить себя в порядок под звонкую мелодию бьющих по металлическому дну капель. День обещал быть на редкость неприятным. И действительно, большая его часть прошла в борьбе с протечками по всему дому, жалкими попытками состряпать нормальную еду и генеральной уборкой, поводом к которой служила хрупкая, аки крыло бабочки, надежда на то, что кто-нибудь всё-таки заглянет поздравить. Или придёт послание от семьи с приглашением на обед или ужин, где отец будет театрально зачитывать долгое и пропитанное его фирменным саркастично-добродушным юмором поздравление, а у матушки в который раз подгорит печенье, которое она попытается испечь собственноручно. Братец притащил бы свою очередную пассию, перед которой постарался бы вести себя снисходительнее к очкарику, дабы не портить впечатления о себе, и праздник вышел бы поистине прекрасным, душевным, семейным… увы, только в мечтах. Солнце уже катилось к закату, домик сверкал чистотой, но никого не было и надеяться уже было не на что. Именинник тихо бродил по городу, опустив голову и глядя под ноги, наблюдая за тем, как красиво блестит в лужах, оставленных дождём, закатное солнце. Казалось бы, мелочь, но если найти правильный ракурс, выйдет действительно радующий глаз вид, поэтому художник старался запомнить в памяти каждый перелив сего зрелища, чтобы потом попытаться использовать. К тому же, созерцание окружающего мира и мысли о картинах помогали не вспоминать о том, что день рождения прошёл ещё хуже, чем ему думалось, а надежда замуровалась в родном пифосе Пандоры, помахав ручкой и тонко намекнув её больше не будить. Домой возвращаться не хотелось, ибо после уборки казалось, что там слишком пусто и уныло, даже в большей степени, чем обычно. Однако договориться с такими важными и строгими господами, как время и усталость, не мог ещё ни один из смертных, так что в конце концов пришлось обратить стопы к дому. Вернувшись и вяло миновав кухню, юноша, несколько задумавшись, направился в мастерскую, решив перед тем, как откупорить на одного бутылку вина проверить, не обнаружилось ли новой протечки, которая повредила бы картины. К тому же, ему безумно хотелось посмотреть на улыбку осенней красавицы, вышедшую столь хорошо, что на короткое время она могла разгонять даже самые мрачные мысли, коих сейчас роилось в его голове много, как головастиков в весеннем пруду. За окном снова заморосил дождь, заполняя свойственную домишке тишину шумом льющейся воды, на фоне которого причудливым оркестром выделялось бульканье и дребезжание в кастрюлях и вёдрах, расставленных по всему жилищу для сбора попадающей в него воды. Эта симфония ещё сильнее убедила художника в необходимости перепроверить свои работы на предмет целостности и сохранности. То, что в мастерской новых струй воды с потолка не обнаружилось, казалось настоящим подарком судьбы, поэтому мастер смог облегчённо вздохнуть и оглядеть свои полотна. Всё было на своих местах, создавая привычную уютную атмосферу, располагающую к созиданию и отрешению от полного боли и проблем реального мира. Всё было так, как и всегда… пока взгляд его не упал на безымянный портрет. Она пропала! Не веря собственным глазам, которые, вопреки поговорке, довольно часто его подводили, художник снял свои очки с толстыми стёклами и протёр их, хотя уже делал это ранее, чтобы избавиться от мелких капелек на окулярах. Водружение предмета, улучшающего зрение, на место ни капли не помогло: её всё ещё не было. Нет, сама картина была на месте: холст, пёстрая аллея, едва видневшиеся на заднем фоне небеса и летящие листья — всё было неизменным, до последнего мазка. Не было ключевой фигуры, той самой девушки, которая раньше игриво улыбалась, глядя на своего создателя чудными разноцветными глазами, она испарилась, как будто он никогда и не рисовал её. На картине осталась лишь пустая солнечная аллея. Довольно милый пейзаж, но в том и дело, что только пейзаж. Юноша то подходил ближе к холсту, то отступал на несколько шагов, рассматривая изображение со всех ракурсов так отчаянно, как будто таким образом мог найти исчезнувшую красавицу, но ничего не приносило результата. Почерк его, сомнения не было, стиль его, но часть композиции бесследно пропала, и он никак не мог этого понять и объяснить. Выдохшись и бессильно опустившись на табурет, очкарик тупо уставился на картину, уже начиная сомневаться в том, что девушка на ней когда-либо присутствовала. На холсте не осталось и намёка на её присутствие, но пейзаж выглядел столь пустым и унылым без той, для кого служил обрамлением, что сомнения в её существовании быстро покинули мастера, оставив после себя только сосущее чувство всепоглощающего одиночества и одну-единственную иррациональную мысль, которая, несмотря на всю свою абсурдность, заполнила всё сознание художника. — Даже она ушла… — еле слышно пролепетал он, опустив голову и закрыв лицо руками. — Даже она от меня ушла… насколько же я жалок… — Нет, — вдруг зазвенел в ответ ласковый мелодичный голос, похожий на пение кларнета. Чьи-то тонкие руки обвили юношу со спины, после чего он почувствовал, как кто-то нежно прильнул к нему, обнимая раздавленного горем творца. Перепугавшись донельзя, ошарашенный очкарик вскочил с табурета, быстро обернувшись и глядя на того, кто умудрился пробраться в его мастерскую и нарушить вечную тишину этого места. Перед ним стояла молодая девушка в цветастом сарафане, выгодно подчёркивавшем стройную фигуру и несколько странно смотревшимся в сером полумраке помещения. Незнакомка была маленького роста и походила на дорогую фарфоровую куклу, казавшись столь же миниатюрной и хрупкой, сколь и прекрасной. Её точёное личико, точно созданное по всем канонам художественного мастерства, обрамляли пушистые локоны ярких огненных волос, непослушной гривой спадавших на стройные плечи красавицы, добавляя красок жизни в дивный образ, а посмотрев в её глаза, художник окончательно утратил дар речи, потому как впервые в жизни лицезрел подобное у живого человека. Левый глаз красавицы был насыщенно-зелёным, словно впервые в жизни выглянувший из почки молоденький листочек, а правый отливал багряной кровью осенних одежд рябинового дерева. С доброй улыбкой и озорными искорками в странных разноцветных глазах на своего создателя смотрела та самая девушка, которой он не нашёл на месте, вернувшись в свою мастерскую. — Это… это же… — изумлённо залепетал юноша, не в силах отвести взгляда от поразительного чуда, стоявшего перед ним. — Это ведь н-невозможно… — Всё возможно в нашем странном мире, — загадочно улыбнулась красавица, неопределённо качнув головой. — И я не сон, я действительно пришла к тебе. Художник не смог ответить ей, до сих пор отказываясь верить в то, что всё происходящее реально. Немного выждав, рыжая красавица грациозно приблизилась к нему, плавно миновав упавший после его резкого подскока табурет, и несколько нерешительно, но нежно обняла юношу, ласково глядя на него своими гипнотически-завораживающими глазами. — С днём рождения, — проговорила красавица, расплываясь в доброй улыбке. — Пока тебя не было, я приготовила для тебя праздничный ужин. — С.сп.спасибо… — с трудом выдавил из себя ещё сильнее опешивший от её действий именинник, чисто машинально обнимая её в ответ. — Но… но почему?.. Живая, из плоти и крови, девушка из картины обнимала его и улыбалась ему так любяще, что пытавшиеся собраться в кучу мысли разбегались во все стороны, но вопрос возникал сам собой. Разве это возможно? Разве возможно, чтобы это прекрасное создание, обретя жизнь и собственную волю, без разницы, каким образом, но став живой и свободной, разве могла она смотреть с такой любовью? Она, совершенство в чистом виде, неужели могла испытывать сильные чувства к кому-то вроде него? Подобного не снилось очкарику даже в самых смелых снах. Будто прочитав его мысли и додумав неозвученную часть вопроса, ожившая красавица слегка склонила набок голову, отчего пушистые локоны плавно качнулись за движением. — Почему я не ушла от тебя? Ты ведь это хотел спросить, верно? — получив в ответ кивок, девушка продолжила. — Это было бы величайшей неблагодарностью с моей стороны, ведь ты меня создал. «Так вот в чём дело, — с необъяснимой досадой подумал художник. — Она просто испытывает чувство благодарности…» — И именно поэтому я люблю тебя всем своим сердцем, — мягко проведя кончиками пальцев по щеке юноши проговорила разноглазая. — Всё то время, что я была заточена в рамке, я мечтала оказаться в одном измерении с тобой. Ты был так одинок, твоё сердце болело так сильно, что я не могла обрести покоя от такой чудовищной несправедливости. — Н…несправд…дливост…ти? — робко переспросил темноволосый, покосившись на её руку. — Да. Ты не заслужил того, чтобы страдать от одиночества, — уверенно ответила его собеседница, светло улыбнувшись. — Ты талантливый, добрый и чуткий, я видела это в твоей памяти. К тому же, чудеса случаются лишь с теми, кто достоин их. Смущённый её словами, молодой человек отвёл взгляд, не в силах удержать улыбку, возникшую в ответ на её слова на бледном лице. Никто ещё не говорил ему таких лестных слов, никто не смотрел с такой любовью, и если всё это было сном, то просыпаться ему совершенно не хотелось. — К.как тебя зовут? — негромко спросил художник, с лёгким чувством стыда вспомнив, что так и не собрался даже с тем, чтобы придумать название для её картины. — М.моё-то имя ты, наверное, знаешь… — Конечно, — коротко хихикнув, ответила девушка. — Конечно же знаю, милый. А меня зовут Эри. — Красивое имя… — пробормотал юноша, вновь посмотрев на собеседницу. — Оно очень подходит тебе… — Спасибо за комплимент, — улыбнулась Эри, потом, не выдержав, добавила: — Конечно подходит, ведь я по сути — твой подарок. «Эри» означает «подарок». — В-вот как… — пролепетал растерянный художник, не зная, что ответить. — Обещаю, ты больше никогда не будешь одинок, — проговорила рыжеволосая, не сводя взгляда разноцветных глаз с окончательно смутившегося паренька. — Я сделаю всё, чтобы тебе больше не было больно. Очкарик покраснел, до сих пор не веря в своё счастье, на что картинная девушка лишь покачала головой и притихла на некоторое время, давая ему возможность всё осознать и принять. Она готова была ждать сколько угодно, ведь впереди у них была целая жизнь, на протяжении которой Эри поклялась оберегать его от невзгод, тоски и печали.