Don't sing

Первое золотое правило любой вписки – не смешивать гашиш и алкоголь - Эрнесту никто не говорит. В голове у него ритм юношеской революции. Нет, блядь, даже не в голове. Во всем его теле: в чертовых конечностях, мышцах и сухожилиях, гребанной крови. В последней, кажется, музыки больше всего. - Ты в курсе, что алкоголь повышает уровень ТГК, поступающего в твой организм впоследствии курения каннабиса? Нет уж. В жопу ТГК. Если что и поступает в его тело внутривенно, то только этот ахуенный трек. - Чел, завались. Эта музыка реально качает. Вега не понимает друга. Этого упырка, который однажды чуть не убил Эрнеста с помощью кирпичей и мрачной литературы. Ублюдка, который все еще не перерос эту подростковую фазу революций. Революций, извергающих громкие выстрелы в голове и дыры, готовые засасывать всего его в полнейшую прострацию. На удивление, он не чувствует себя пьяным. Только в жопу обдолбанным. Настолько, чтобы слышать и понимать речь, иногда даже связно отвечать на неё, но при этом быть так далеко от самой сути разговора, как только можно представить. Бладмарч бросает беглый взгляд на друга и понимает, что тот перебрал. Он должен был контролировать этого дурака с самого начала, не позволяя даже дотрагиваться до импровизированного бонга, сделанного Люсьеном из обычной пластиковой бутылки какого-то ширпотребного пива. Сам парень приложился к бонгу только раз, чтобы показать всем этим возгордившимся дилетантам, как нужно раскуривать, заполняя легкие густым, словно настоящее молоко, дымом. Он этим не хвастался. Нечем. В его глазах Эрнест был глупым любопытным щенком, который пытается забраться туда, куда еще не позволяют возраст и опыт. За исключением того, что парня можно пнуть и не бояться загнуться от кашля, раздирающего горло миллиардами острых игл. В какой-то момент своих пьяных размышлений Люсьен всерьез останавливается на возможности попросить отца оставить Эрнеста, блядь, Хемингуэя Вегу в качестве личного домашнего питомца. - Парень, не налегай на этой дерьмо. Доверься мне. Бладмарч не хочет видеть своего, наверное, лучшего не друга накуренным до такой степени, что хотелось бы блевать от самого своего существования на этой чертовой планете, но у Эрнеста, похоже, другие планы. У него уже сушит глаза, понимает Люсьен, потому что Вега моргает слишком часто для нелепого подростка, впервые попробовавшего каннабис. Черт, это, наверное, его вина. Эрнест хватает друга за запястье – нет, на самом деле за оба, скрещивая руки парня – и усаживает рядом с собой на старый диван, пропитанный чужим потом, дешевым алкоголем, сигаретным дымом, сексом, еще раз дешевым алкоголем… Ему правда плевать на чужие попытки вырваться, чего и не скрывает. - Мне похуй, Люсьен, я уже в дерьме. Старик меня убьет в любом случае. Конечно. Эрнесту семнадцать. Он обдолбан, пьян и счастлив. Определенно, отец не в восторге от такого. Будет. Если узнает. Музыка в его голове идет на следующий, наверное, тысячный повтор. Слова про любовь, войну, ритм сбивают и так спутанные мысли, и он, кажется, снова и снова падает в спиральную бездну с этими блядскими фразами. Глаза Эрнеста красные. Такими они бывают, когда ты долго ноешь, размазывая сопли по подушке или кулаку, не спишь несколько ночей, долбишь чертовы наркотики… Или у тебя аллергия. Бладмарч, кажется, знаком с каждым пунктом в этом списке. Он все еще чувствует, что должен, хотя бы, отобрать у парня бухло, но он слишком трезв, чтобы понять, что эта хуйня как минимум закончится очередным мордобоем. Только в этот момент парень вспоминает, что они, вообще-то, не одни. Его школьная компания готов, конечно, знатно поредела со времен их четырнадцатилетия, променяв совместные походы в кино на пьяный угар, а их более-менее мирные посиделки – на вечеринки, где незнакомых людей больше, чем у тебя пальцев на всех конечностях сразу. Не сказать, что его это вдохновляет. Вега выдыхает дым ему в лицо. Это отрезвляет и одновременно одурманивает, заставляет схватить чертову бутылку и нестись за новой сигаретой и дозой вещества, чтобы нагнать по уровню развития существо, почти расплывшееся по дивану. Он слишком привык к этому алгоритму: сначала закуривает сигарету, ловко управляясь именной Zippo с гравировкой, подаренной на последний день рождения, выпускает беловатые кольца, затем расплавляет дозу на сигарете, отправляя белый дым в замкнутое пространство бутылки. Бладмарч давно не принимал в себя столько. Возможно, это даже больше, чем он хотел получить, но парень не позволяет саднящему горлу взять над собой верх. В голову дает не сразу. Люсьен, конечно, предупрежден о побочках, но ничего серьезнее слуховых галлюцинаций у него никогда не было. Вега кажется худшим побочным эффектом из всех. Люсьен хочет забиться в угол и разодрать глаза своими же ногтями, чтобы не видеть и не ощущать это сраное чувство ответственности за парня, которое становится все невыносимее с каждым новым ударом в висках. Теперь он слышит тот же блядский ритм, что и Эрнест. Эта песня играет весь вечер, не переставая, но почему-то именно в крови накуренных преображается в адскую мелодию, отлично звучащую, но разрывающую изнутри, забирающуюся под ногти, впивающуюся в самые кости. Не пой о любви. Думай о ритме. Пой о войне. Не пой о любви. Думай о ритме. Пой о войне. Только сейчас Люсьен по-настоящему вслушивается в слова, запоминает и действительно ненавидит. Хватает за шиворот сидящего рядом парня и целует его. Мысли блокируются ритмом, с каждой секундой становящимся все сильнее. В глазах чистая ненависть и слезы. Где-то в комнате девушка, с которой Эрнест, вроде бы, встречался. Бладмарч не помнит её имени, и не уверен, что знает вообще. В какой-то момент он даже думает, что прекратить все это – отличная идея, ведь все знают второе золотое правило вписок – не заниматься сексом с людьми в алкогольном или наркотическом опьянении - но и о нем Вега, оказывается, не в курсе. У светловолосого в голове настоящая червоточина, пожирающая все адекватное и нормальное, что когда-либо было в нем. Эрнест, оказывается, с татуировкой. Совсем свежей, раз о ней еще не знает Люсьен. Касаться её не стоит, думает он, очерчивая пальцами немного покрасневший контур. Значит, они оба все еще в этой дурацкой подростковой фазе, ха? Вега кусается. Не слишком сильно, конечно, но достаточно, чтобы отметины остались не только на коже, но и на задворках опьяненного разума. А еще его зубы до боли сцепляются с чертовыми «колючками» на нижней губе. - Блядство. Этот диван слишком узкий. - Блядство. Люсьен слишком узкий. - Блядство. Этот мир слишком узкий. Они заканчивают, протрезвев и разбив друг другу лица после этого. Люсьен в сердцах посылает все это – настоящее дерьмо – нахуй. Все эти вечеринки с кучей незнакомого народу, всю эту кровь, застывшую под ногтями, весь этот пьяный секс и всего этого счастливого Эрнеста, которому семнадцать и который кривит своё лицо в мерзкой гримасе, но все-таки сползает куда-то под бок к Люсьену и утыкается разбитым носом тому в ребра, вытаскивая из кармана полуразряженный мобильник. Бладмарч, конечно, не такой идиот, как этот мелкий щеночек, но все же он был обдолбан, был пьян и сейчас немножечко счастлив.