Последняя любовь

Последняя любовь, как наважденье… Как колдовство, как порча, как дурман. Последний шанс на страсть и обновленье, Прощальный утешительный обман*. Э. Рязанов

— У тебя было какое-нибудь необычное постельное приключение? — и с улыбкой в сводящем с ума низком голосе: — Ну, кроме меня, конечно.       Они уже несколько часов лежали в обнимку среди смятых простыней в квартире убитого посредственного саксофониста, не в силах расцепить объятия, и делились своими секретами. Слишком интимно для практически незнакомцев, но Фионе казалось, что она провела рядом с Дровосеком уже целую вечность.       Когда Верховная ведьма узнала, что призрак-убийца следил за ней с самого детства, она впала в ярость. Хотелось швыряться всем, что попадется под руку, хотелось позвонить в полицию, убить его, в конце концов! Но когда выслушала своего любовника (какое пошлое слово, но как назвать мужчину, с которым Гуд планировала провести всего одну яркую ночь, а потом почему-то нашла его еще раз, было непонятно), то гнев улегся, что-то внутри перевернулось, а потом пришло в неведомую прежде гармонию. Как будто нашелся недостающий пазл, без которого картинка всегда была неполной.       Дровосек наблюдал, как она из своевольного капризного ребенка превратилась в сильную, идущую по головам, разбивающую сердца, плюющую на всех женщину и…все это время любил ее? Невероятно. Фиона слышала выражение о не падающем в одну воронку втором снаряде, но, кажется, обманула ее народная мудрость. Неужели быть с призраком маньяка-убийцы предназначено ей самой вселенной?       Нет-нет-нет. Фиона не верила в судьбу, не верила в любовь. Но почему тогда ей хочется сиять от одного его взгляда? Почему только от звука его голоса ей хочется мурлыкать и тереться об его ладонь, как голодной уличной кошке?        Чертовщина какая-то. Так не бывает.       Хотя для пустоголовых обывателей магии тоже не бывает, а ведь их шабаш порой видел и совершал просто невероятное. Например, оживление призрака джазового серийного убийцы той ведьмой-недоучкой, как ее… Зои Бенсон. По-хорошему, ее бы наказать за такие фокусы, но почему-то Фионе хотелось расцеловать девчонку в обе щеки. И щедро отблагодарить. Проклятая сентиментальность, обострившаяся из-за разъедающей ее изнутри болезни, оставившей не больше месяца жизни, ни минуты которой не хотелось упустить. Да, приключений у Верховной было предостаточно, но рассказывать об этом ему почему-то не хотелось.       Поэтому Гуд только улыбнулась и ласково провела пальцами по щеке Дровосека, который уже поделился с ней несколькими историями. Он поймал ее пальцы губами, поцеловал их и, не дождавшись ответа, спросил: — Поведай тогда о своем первом мужчине, моя королева. Эта сторона твоей жизни для меня осталась тайной.       Конечно, ведь к тому времени Фиона уже покинула Новый Орлеан, бросив свой шабаш. — Отца Корделии трудно назвать мужчиной, — хмыкнула она. — Но я долго терпела. Была молода и наивна, а он умел красиво говорить. Иногда даже чересчур. А потом я сбежала в Калифорнию. — Развеяться? — уточнил Дровосек, гладя ее стройное бедро. Ноги Фионы всегда приводили его в восторг, и не прикасаться к ним не было никакой возможности. — Можно и так сказать. Мы с дочерью на время остановились в одном старинном отеле в Лос-Анджелесе, и там я познакомилась с настоящим мужчиной, который многому меня научил. — Он учил тебя жизни?       Этот вопрос заставил Верховную звонко и молодо рассмеяться. Непонимание в его светло-карих глазах подтолкнуло ее пояснить причину своего веселья: — О, да, призрак серийного убийцы знает толк в прелестях жизни.       От неожиданности мужчина замер. — То есть я у тебя не первый? — Нет, в противном случае я бы тебя к себе не подпустила.       Чтобы сгладить жесткость своих слов, она потянулась и оставила легкий поцелуй на твердой, по-мужски вкусно пахнущей щеке и почувствовала, как лежащий рядом Дровосек оттаял. — Что это был за человек?       Перед глазами вдруг встало хорошо знакомое бледное лицо. Блестящие, как крышка дорогого рояля, черные глаза, красиво очерченные капризные губы, над которыми росли тонкие усики, напоминающие о Кларке Гейбле, волевой подбородок и зачесанные набок волосы. Оказывается, Фиона помнит Марча спустя столько лет. Все-таки первая любовь (или что это было за наваждение) не забывается. — Владелец отеля «Кортез». Он сам его спроектировал, построил в двадцатых годах и использовал для своих убийств. Довольно изысканных, думаю, вы бы нашли общий язык, если бы пересеклись в свое время.       Фиона сладко потянулась, вспомнив несколько жарких ночей, проведенных в номере Джеймса Патрика Марча, где она впервые почувствовала себя слабой женщиной, изнемогающей от наслаждения в сильных руках опытного мужчины с неистощимой фантазией.       Гуд знала, что он уже давно мертв, но ей было плевать, и поэтому молодая Верховная с головой нырнула в бездонный омут.       Джеймс показал ей прелести секса, жаркого, страстного, нежного, грубого, даже животного. Он продемонстрировал ей искусство убивать, а Гуд в ответ однажды вдохнула жизнь в тело истерзанного бродяги, что привело Марча в невыразимый восторг, и почти две недели они развлекались подобным образом: убийство, секс, оживление жертвы, снова убийство, секс… Фиона и Джеймс будто вступили в негласное состязание, кто устанет первым, но оба оказались воистину неутомимыми. И только когда маленькая Корделия, оставшаяся без присмотра, едва не попала в когтистые лапы Элизабет, Гуд снова сбежала. На этот раз в Европу, где нашла нового мужа, внешне очень похожего на Марча, и больше никогда не возвращалась в отель, подаривший ей новую жизнь и превративший ее в абсолютно нового человека.       Несколько раз за эти годы Фиона задавалась вопросом, помнит ли Джеймс их короткий роман, или такое у него случается регулярно, и пришла к выводу, что это не важно. Ее жизнь продолжается, она, увы, конечна, в отличие от вечного существования призрака-убийцы, поэтому нужно было вытравить его из головы, с чем однажды Гуд успешно справилась. И снился ей Марч всего два раза, и жаркий шепот его «Моя королева» был забыт до сегодняшней ночи. А теперь жить ей осталось совсем недолго, и почему-то предложение Дровосека убить себя, чтобы им всегда быть вместе, уже не казалось таким безумным. Было что-то стильное в том, чтобы насолить своему шабашу, не дав новой Верховной высосать ее досуха. Фиона прожила непорядочную жизнь, но зато со вкусом. И умрет так же.       Она снова потянулась и прижалась всем телом к о чем-то задумавшемуся мужчине. Он тяжело вздохнул и поправил сбившуюся с плеча Гуд простыню, будто желая прикрыть ее от собственного взгляда и собственных рук, запятнанных кровью и не достойных ее касаться. — Ты любишь его, — не вопрос, а утверждение. — Этого Марча.       Непривычно светлая улыбка осветила лицо Фионы, которая только что все поняла. Она привыкла к тому, что всегда была сильнее мужчин, стремящихся затащить ее в постель, и вот наконец оказалась в руках человека, способного усмирить саму Верховную ведьму, и вовсе не насилием, как это сделал бы Марч. — Нет, — после недолгой паузы ответила она. — Я совсем недавно узнала, что такое настоящая любовь, пусть и последняя. Ты ее мне показал, — быстрый поцелуй, после которого Гуд отпрянула и, серьезно глядя в глаза своего мужчины, продолжила: — У нас осталось очень мало времени, мой дорогой, люби меня, как любят на прощанье.       Услышав это, Дровосек потянулся к ее губам, потому что выполнять желания его королевы было единственным, чего он так давно хотел. Всегда хотел. И пускай завтра будет новый день, когда Фиона покинет этот мир — он умрет вслед за ней.       Последняя любовь как старинное дорогое вино — наслаждаешься каждым мгновением, каждой драгоценной каплей и чувствуешь, что всю жизнь ждал именно ее. А потому прощаешь все, что было до нее, видишь и делаешь то, о чем раньше даже не думал. Последняя любовь, как завещанье: прозрение, прощенье и прощанье*.