***
— Значит, вот так. Когда Марлин видит свое имя у Питера на запястье, ей хочется зажать ладонью рот. ЭтодругаяМарлин, другая. Но нет. Это так не работает. Петтигрю какой-то очень нервный парень. Марлин замечает суетливые движения и ненужное одергивание одежды. Наконец он засовывает руки в карманы джинсов и смотрит на нее с… замешательством. — Ты мне безразлична. Во всех смыслах. Марлин машинально кивает, сверля взглядом стену. Может, сменить обои? Отлично. Ее устраивает отсутствие ненужного внимания. — Но поскольку… так принято, — пожимает плечами Питер, — нам надо хотя бы попытаться… общаться. А пока мне пора. Марлин садится на диван, обхватывает ладонями плечи. Все-таки Петтигрю очень странный парень. А еще она его соулмейт. Идеальная пара. Твой соулмейт — пустой, малышка. Что может быть хуже? Марлин сжимает зубы и достает чернильницу. Лили получает письмо довольно быстро. Обнимает понимающе и пьет чай с травами в гостиной. — Ну может… вы подходите другу другу? Марлин резко сдвигает браслет и поднимает руку так, чтобы надпись оказалась на уровне глаз Лили. — Марлс. Сириус — пустой. — Не говори «пустой» так, словно это значит «обреченный». — Но ты — не его соулмейт. «Зато он мой». такая глупость, честно. Серебристый сокол показался особенно ярким в тускло освещенной гостиной. — Лили, ты где? Срочное дело. Эванс закатила глаза с тихим «Ох, Сев» и подняла палочку. Когда лань грациозным движением пересекла комнату и растворилась, Лили поднялась, чтобы попрощаться. — Расскажи Сириусу. На всякий случай. Аппарировать она умела идеально. Любить пустые, по легенде, не умели, предназначение у них было более… грандиозное. Именно так это в детстве называли подруги Марлин. Такие, как Блэк, любить не умели вдвойне. Но притворяться ведь никто не запрещал, м? Сириус очень красиво притворялся, когда ему это было нужно. Так, что у глупых девочек вроде Марлин Маккинон коленки подгибались. Только вот сколько не цепляйся, иллюзия будет рассыпаться, как песок. Блэк улыбается почти зловеще. Почти шепчет куда-то в шею: — Прости. Но я не подбираю крошки за крысами. Словно холодный океан хлынул в легкие, не давая дышать. Тебе больно, малыш? захлебнись, захлебнись, захлебнись. Наотмашь. До вытья, скулежа и криков. Марлин стискивает зубы. Слезы обжигающе горячие. Рыбы немые. Молчи.***
— Черт побери, Блэк. Твоя сова исклевала все оконные стекла. Марлин делает несколько шагов в квартиру, снимая бежевое пальто. — Марли-и-ин, — Сириус хватает ее за руку и тащит к себе поближе. У него глаза больные и полные отчаяния, таящегося где-то в черноте зрачка. Блэк напряжен так, что кажется: вот-вот его начнет трясти. — Эй, сколько ты сидишь в квартире? — Какая разница? — Тебя что, травят? — Нет. — Тогда зачем ты… Сириус повернул голову — и впился в губы Маккинон. Захлебнись от боли сейчас. Когда рыбу выбрасывают на песок, она бьется и извивается. Марлин сжимает губы, вырывается из объятий (тисков) и наконец-то бьет. След от пощечины появится очень скоро. — Не смей говорить мне, что я тебе нужна! Ты не подбираешь крошки, забыл? Собственный крик больно впивается в ребра, пока Блэк молча пялится на нее синими глазищами. Разъедает. — Люди говорили, что пустые любить не умеют. Я не верила. Теперь вижу. Но не смей даже касаться моей любви, ты понял? У Сириуса глаза — космос. Холодный, горячий, яркий, бесконечный, ломающий. Когда рыбу выбрасывает на берег, она задыхается и умирает. Но никто никогда не слышал, как перед этим она кричит.