Белоснежным лилиям не суждено благоухать на твоей могиле.

Нужно уметь отпускать. Я мысленно твержу эти слова, как молитву, честно надеясь, что они оправдают то, что я делаю. Очередной твой плакат-портрет сминается под крепкими бледными пальцами и летит в мусорный пакет, стоящий в углу, третий за последний час. Со смятой бумажки на меня с насмешкой смотрят алые глаза. Обворожительная улыбка на тонких губах заставляет замереть на насколько секунд в попытке унять покалывание в пальцах. Мои руки держали сотни видов оружия, сжимались на чужих шеях, подписывали смертные приговоры, но никогда не дрожали. Таков был безмолвный закон: ни капли жалости, ни капли сомнения — только вперёд! А сегодня вода переливается через край стакана, который я пытаюсь поднести к губам, а после раздается звон разбивающегося стекла. Потому что воспоминания ранят сильнее любого оружия. Я никогда не умел чувствовать. Вся жизнь на работе, толпы незнакомых людей, сотни пачек документов, бесконечные отчёты, перелеты, командировки. Мы всегда жили в одной квартире, с самого детства, ещё когда родители были живы (я не помню их лиц), но я не знаю, какого цвета твоё любимое полотенце, наверняка висевшее на виду каждый день. Будто в насмешку мягкая ткань попадается под руку и я тихо смеюсь. Даже оно отвратительно-золотое, Гилберт. Даже чёртово полотенце! Я горько улыбаюсь и закрываю рот вспотевшей ладонью, сдерживая новый порыв истеричного смеха. Ты ведь всегда любил красивую жизнь, верно? Она стала для тебя единственным смыслом, священной целью существования. Я помню, как ты часами восхвалял сам себя, любуясь несомненно безупречным отражением. Деньги, величие и успех! Ты гнался за ними так отчаянно, никогда не смотрел под ноги, рвался вперёд, к победе, к триумфу! А потом фарфорово-бледную кожу на шее обжег холодный металл и алое пламя померкло. Слово "покорность" костью застряло в горле, мешая дышать. Я бы принёс на твою могилу прекрасные белоснежные лилии, как последнюю дань всегда любимому тобой величию. Высадил бы десятки, нет, сотни пахучих цветов вокруг! Вот только живых не хоронят. Потерял самостоятельность, был разорван на куски и отдан миловидному дьяволу с звучным именем Иван Брагинский — живее живых! Ты улыбался, узнав, радовался, что попал к нему, а не к Феликсу или кому-нибудь ещё. Лицо на недавнем фото, гордо подписанном "Калининград", светится счастьем. И только я знаю, что Россия сравняет тебя с пылью под его ногами. Это конец. Печальный итог, последний гимн в твою честь. Очередная блестящая вещица летит в угол и я с силой бью кулаком по стене. Белоснежным лилиям не суждено благоухать на твоей могиле. Потому что у тебя её нет и никогда не будет.