Герника

      Вдруг. Такое простое и многозначное слово. Сколько вещей в нашей жизни случается вдруг? Непредвиденно. Нежданно. Негаданно. Просто вдруг. Вдруг – взрыв. Вдруг – бомба. Вдруг – война. Вдруг – смерть.       «Спустя шесть часов журналист «Таймс» Джородж Стир посетил павший под бомбардировкой город…»       Старое радио, упорно ловя сигнал, шуршало где-то в углу, наполняя мастерскую белым шумом и шорохом прерываемых голосов. Здесь было душно. Накурено. Мужчина преклонных лет, порядком седеющий, с видимой плешью на затылке, смуглый, с большим носом и в одних лишь домашних штанах стоял перед холстом с кистью в руке и курил.       «…Город ни в коем случае нельзя было причислить к военным объектам…»       В просторной, до предела захламленной комнате с закоптелыми потолками первым делом бросались в глаза многочисленные полотна: сложенные неровными рядами по углам, висящие на стенах и приставленные к ним… Десятки кистей, палитр, гуаши, мольбертов… Чашка с вчерашним недопитым кофе. Грязная рубашка, криво свисающая с разваливающегося стула. Старая коробка-радио.       Помехи. Слышались лишь обрывки фраз.       «Желание немцев уничтожить колыбель баскской расы…»       Тлеющий окурок угодил в стеклянную пепельницу рядом с измазанными красками тряпками. Художник оставил кисть и решительно шагнул к подоконнику.       «Тысячи убитых…»       Морщинистая рука касается старого приемника, регулируя сигнал.       «Базарный день, в который весь город собрался на рынке и лег под бомбами… - отчетливо произносит диктор. - Самолеты Люфтваффе так и не долетели до военного завода, который находился рядом с городом. Это была психологическая операция, которая должна была подорвать моральный дух баскского народа…»       26 апреля 1937 года. Эту дату знаменует одно лишь слово, которое вскоре станет именем нарицательным. Герника. Силы фашистской авиации сбросили свыше двадцати тонн бомб на небольшой мирный баскский городок. В результате чудовищного налета культурный и политический центр басков был стерт с лица земли.       Очередной бомбой, разорвавшейся в тот день, стал скандальный репортаж Джорджа Стира, который потряс Пикассо в его мастерской.       Пораженный и возмущенный, художник опустился на стул, на спинке которого все еще висела мятая рубашка. Старик был поражен этой новостью до мозга костей и еще долго сидел так, выкуривая одну за другой все свои сигареты. Иногда взгляд темных затуманенных глаз скользил по комнате, ловя фрагменты кубических картин, проницательные лица обезображенных женщин… Но все это путалось в голове Пикассо, и он думал только о бомбардировке Герники.       В последующие дни во всем доме было неспокойно. Художник никогда не любил работать на заказ, однако на этот раз все было иначе… Вдруг он вспомнил о просьбе Правительства Испании: республиканцы заказали у художника огромный холст, семиметровый в длину и трех с половиной метров в высоту… Заказ на большое панно для павильона Испании на готовившейся в Париже Всемирной выставке Пикассо получил еще в начале января 1937 года.       И вдруг. Герника. Бомбардировка. Гибель. Будто поверженного молнией, Пикассо теперь было не остановить. Работа над необъятной картиной началась во весь опор… Целый месяц. По десять-четырнадцать часов ежедневно. Лишая себя еды и сна, пожилой художник, вдохновленный, пораженный и возмущенный, работал над великой картиной.       Стало ясно, что полотно создается не ради славы и декора. Не ради самой выставки и получения прибыли. Пикассо, с руками, измазанными в черной краске, поднимаясь на стремянку, чтобы сделать несколько мазков в верхнем углу холста, знал с самого начала, что его работа – протест. Протест против фашистского режима. Протест против смерти невинных. Отчаянный крик в сторону вражеских властей. Открытое презрение жестокости и бесчеловечия.       Так родилась «Герника».       Вот ты попадаешь в черно-белый мир. Темный. Лишенный света. Померкший и обреченный на гибель мир. Мир, составляющий жалкую горстку жизней людей маленького баскского городка. Все они теперь за пределами отчаяния и страха. Вне всяких законов, вне справедливости. Обесцвеченный Смертью мир.       Вечная тьма, поглотившая город, разрывается страшными отблесками пожара. Хаос царствует здесь. Здесь, где женщина, теряющая здравый рассудок, вопит с мертвым ребенком на руках. На глазах она застывает в безмолвном крике ужаса и безумства. В смятении ее топчет громоздкое животное. Огромный бык с тупым выражением лица, олицетворяющий равнодушие и недалекость.       Здесь, где по пожарищу несется вспенившаяся лошадь. Еще секунда – и она падает в предсмертной агонии, будто тут же пораженная незримым копьем. Рухнув на человеческий череп, она покрывает собой обгоревшие останки. Мертвый, расчлененный воин, лежит под умирающим животным. Его отрубленная рука сжимает рукоятку обломанного меча, у лезвия которого прорезается молчаливое растение. Маленький убогий цветок, который лишь подает мнимые надежды на мир и возрождение.       Над головой обезумевшей лошади горит прозрачная лампа. Справа в исступленном бреду возникает античная маска, выплывающая вместе с зажженной свечой в протянутой руке через окно. Она — свидетельница всех происходящих событий. Сама ли это Смерть, скрывающаяся под необъяснимыми масками?       Ассиметричные фигуры людей, убитых отчаянием и безысходностью. Покинутые справедливостью и здравым смыслом. Во рту скорбящей женщины, лошади и быка вместо языков уродливо торчат кинжалы. Клинки, олицетворяющие пронзительный крик ужаса и скорби.       Даже птица, символизирующая мир, теперь с обожженными крыльями мечется в панике, не находя выхода из замкнутого пространства…       Трагические, истерзанные образы. Глядя на это полотно, кажется, что слышен звук разрывающихся бомб, нечеловеческий крик, стоны, плач и проклятия. Это символ гнева и боли.       Пикассо вздрогнул. В дверь постучали. Прошло уже более трех лет со времени Всемирной выставки в Париже в мае 1937 года… Той выставки, где впервые предстала перед зрителями легендарная «Герника». Однако, по словам Ле Корбюзье, картина Пикассо видела лишь спины посетителей. Теперь город, куда переехал художник, оккупирован фашистами.       Старик в залатанной рубахе и измазанных краской штанах расторопно прошел, чтобы открыть незваным гостям. Судя по форме и вседозволенности, это были люди Гестапо.       Кратко сообщив, что они пришли далеко не с целью ареста, а лишь «решили зайти в гости», двое прошли в мастерскую.       Медленно войдя вслед за «гостями», Пикассо решительно замолчал и нервно закурил, снова наполняя и до того душное помещение табачным дымом.       Один из людей в форме остановился у стола художника. На пыльной столешнице, среди бесчисленных изрисованных бумажек, вырезок из газет, кистей и красок лежала маленькая открытка с репродукцией «Герники».       Пикассо внимательно следил за хмурым, недовольно изменившимся в лице офицером. Художник еле слышно подавил подступившую усмешку и кашлянул, будто бы от едкого дыма.       Человек в форме, презрительно косясь на открытку, сухо спросил у стоящего перед ним Пикассо:       - Это вы сделали?       - Нет. Это сделали вы.