***
Хранители со своими скелетами в шкафах. Ну, и сдвигом с прогрессирующей стадией психоза. Тсуна назвал бы их ебанутыми на всю голову, но нет, он слишком их любил, да и сам от них не отличался. Савада давно подозревал, что именно эти шестеро — первые и единственные, кто догадались насчет его истинной личности. Но они тактично промолчали, за что Тсуна был им благодарен. То, что они тоже скрывали свою сущность под маской, босс понял еще в Средней Нами. Гокудера Хаято отлично вписался в роль взрывного идиота, который поклоняется своему Десятому, готовый за него стереть в порошок. Тсунаёши расхохотался, когда узнал, что его необузданный характер — это просто для вида, и на самом деле Гокудера — спокойнее того же Кёи, подрывник любит мелких зверушек (Хибари его что ли укусил) и детей (Ламбо ржал полчаса). А еще он ненавидит отца и хочет его прибить. Они с Тсуной в этом отношении солидарны — тот тоже никак не мог избавиться от любимого папочки, ибо маму (в случае Хаято — Бьянки) расстраивать не хотелось. Ямамото Такеши играл роль бейсбольного придурка, помешанного на своей бите и мяче, который знать не знает о мафии и не понимает, во что его втянули. Все Хранители (кроме Хибари, естественно, у того как была рожа кирпичом так и осталась) в шоке посмотрели на Такеши, когда он рассказал про случай десятилетней давности. Тогда, когда Тсуна спас его, отговорив от самоубийства. За неделю до этого, он убил маньяка, который ворвался в их с отцом суши-бар. Жить дальше оказалось легче, делая вид, что не въезжаешь в ситуацию, плывя по течению. Босс лишь похлопал по плечу, ухмыляясь. Все-таки Реборн — хреновый репетитор. Сасагава Рёхей маскировался под тупого боксера, нихрена не понимающего положения, в котором он оказался. Три раза «Ха»! На этот раз ржали на пару с Ламбо Тсуна и Хаято. Создать образ спортсмена без мозгов не составило труда. Солнце мог учиться на отлично, закончить и среднюю, и старшую, и даже университет с отличием. На него несколько раз нападали, думая, что раз паренек туповат и явно не догоняет о существовании мафиозного мира, то он — легкая жертва, а Вонгола может лишиться своего Хранителя Солнца. Обычно нападавшие возвращались к своим боссам с разбитой челюстью и сломанными ребрами. Пули, да и вообще любое огнестрельное оружие, не могли задеть быстрого Сасагаву. Кстати той, кто реально не врубалась в происходящее вокруг нее, была горячо любимая сестричка. Бовино Ламбо носил маску ноющего и всех достающего мелкого недо-горе-убийцу, обожающего сладости, маман и И-Пин. О да, с историей теленка хохотали все, без исключения. Ламбо со скукой и спокойствием в четыре года заменил лекарственный порошок одного из важных шишек в Семье Бовино, который предал Семью, на порошок гексогена. То, что он взорвался где-то на окраине Италии, его не волновало. Зато Тсуна больше всех оценил «шутку» владельца Базуки. Хибари Кёя разыгрывал из себя больного на голову шизика, давно свихнувшегося на дисциплине и первой его игрушкой была тонфа. Ни для кого не стало удивлением, что Облако повернут на адреналине и крови — это все и так знали. Тсуна свалился с кресла, когда Кёя — чертов ублюдок, который ненавидит толпы и избивает каждого, кто нарушает его личное пространство — признался, что уже лет пять привык к их компании и даже не против проводить с ними время. Надо было видеть выражения лица босса и остальных Хранителей. Все были настолько тронуты, что аж пустили скупую мужскую слезу. И неважно, что они снова огребли от блюстителя порядка. Мукуро картинно грохнулся в обморок, а Тсуна снова рассмеялся, когда выяснилось, что Хибари прекрасно рисует. Хиберд для профилактики (чтобы хозяина не подъебывал) клюнул иллюзиониста в нос. Когда настала очередь «исповедоваться» Хранителя Тумана, все, кроме Савады и Хибари, сначала перекрестились, а затем приготовились слушать. Тсунаёши успел сбегать за попкорном, а Кёя удобнее устроился на подоконнике. Мукуро лишь закатил глаза, радуясь, что впечатлительную малышку Хром он оставил с Кеном и Чикусой — нечего ему портить детскую психику милой Наги. Рокудо глаголил о резне, устроенной им в Эстранео. Как он со вкусом разносил все по кирпичику, вырывал органы издевавшихся над ними людей, размазывал алую жидкость по стенам и заставлял ученых слизывать их собственную кровь, а потом вонзал трезубец в сердце или сонную артерию, убивая без всяких сожалений и мук совести. Рассказ Мукуро получился самым красочным, а он сам вышел еще большим психопатом, чем они себя ранее представляли. Тсуна, немного промолчав, сказал, что его Туман — хуевый маньяк, ибо надо было тела разрезать, а не просто в орган, качающий кровь, тыкать. И да, хрен Мукуро дождется его тела. Иллюзионист ответил милой улыбочкой, какой бы позавидовал Солнышко всея Варии. В общем, после разговора все стали ближе к друг другу, даже Хибари почти не выебывался, показывая всю прелесть быть отправленным в больницу тонфа, и Рокудо реже капал на мозги. Идиллия блять. Тсунаёши смеется, и смех расползается по уголкам комнаты. У Тсуны истерика. Тсуна с нетерпением ждет прибытия своего обожаемого недо-репетитора, который не заметил растущую с каждым годом жажду убийства у Дечимо и его Хранителей. Забавно будет посмотреть на его лицо. Начинается второй акт сего спектакля. Хлопаем в ладоши, это будет весело.***
— Жизнь — это театр, а мы в нем, сука, актеры, — фыркает Гокудера. Мукуро куфуфукает, а Хибари хмыкает. — О нет, ты не прав, мой дорогой друг, — усмехается Тсуна, кладя ноги на рабочий стол. — Жизнь — это игра, а мы в ней игроки. Фиговые игроки, хочу отметить. — Ку-фу-фу, нет, Тсунаёши-кун, — Рокудо качает головой. — Жизнь — это театр. Просто кто-то режиссер, а кто-то… хреновый актер. — Тогда я — дерево на заднем плане, — веселится Небо. Комнату сотрясает смех. — Итак, дамы и господа, — Савада оглядывает кабинет, где собрались он и другие владельцы колец Вонголы. Не заметив Хром, он косо смотрит на Рокудо. Тот, когда они собирались все вместе, старательно отправлял погулять медиума куда-нибудь подальше. Жаль. Не видать Тсуне поломанной психики девушки, как Мукуро не видать тело своего босса. Хотя, Хром нравилась Саваде: тихая, послушная и не выносящая мозг, как некоторые. Он, откашлявшись, исправляется. — Окей, только господа. Пред кем свой истины лик откроем мы впервые? Вария, Кавалонне, Мильфиоре иль Реборн? — Малыш должен узнать первым, не? — откликается Кёя. — Реборн вконец охренел, он пнул меня, едва переступив порог моей комнаты, — бурчит Савада. — Он — первый, кого мы наебали, значит, он должен быть последний, кто узнает, — гаденько улыбается босс. — Тогда по твоей логике, — сразу ловит мысль мечник. — Мильфиоре. — Бьякурашка со своими Цветочками, — кривится Туман. — Может, не надо? — Как насчет тупого Коня? — Хм, а это мысль, — задумчиво произносит Тсуна. — Вария. Все разом перевели взгляд на — до этого молчавшего — Сасагаву. Боксер пожимает плечами, мол, это же очевидно. Шатен внезапно смеется, чуть не скатившись под стол. — Точно, наш любимейший цирк на выезде, — Тсунаёши берет в руки бокал с красным вином. — Псих Занзас, пытавшийся меня грохнуть десять лет назад и возглавляющий этот дурдом, который ошибочно именуют моим элитным отрядом. Он второй, кому я насолил своим образом неудачника. О, а этот шизик со стилетами… как там его… Бельфегор, вот. Он однажды придушил мою птичку, которую мне прислала в качестве подарка союзная Семья, — и печально вздыхает. При словах о птичке глаза Хибари и Гокудеры наливаются кровью. Пусть земля ему будет пухом, как говорится. Не стоит будить зверей. — И тот шкаф под два метра. Тоже забавный. Рот раскрывает только тогда, когда дело касается психопата, повернутого на алкоголе. И Солнышко всея Варии, чья ориентация мне до сих пор не понятна. — Вы забыли про Скуало и Франа, Десятый. — Мечник с пиздец каким громким голосом? — скептично выгибает бровь Тсуна. Такеши издает смешок. — Да хер его забудешь. И как ты не оглох, Ямамото? — интересуется Небо. — Оо, а тот мальчишка с прекрасным чувством юмора, — Гокудера кашляет, Мукуро передергивает, а Ламбо трясет. — Мне понравился. Так что его не бить, не трогать и вообще не прикасаться. Да-да, это я тебе, «ненавистник земноводных», — ухмыляется Савада. План был проработан до мелочей. Призом в этой игре будут охуевающие лица варийцев и, возможно, перекошенное от гнева лицо Занзаса.***
Реборн никогда не видел столько крови. Час назад ему сообщили, что на замок Варии напали, и Тсунаёши с его Хранителями отправились на помощь. Какого черта его Никчемный ученик потащился к Занзасу с его психушкой, если они сами могут за себя постоять? Когда он пришел… челюсть потерялась где-то на земле. Тсуна с едкой ухмылкой на губах украшает чей-то труп надрезами, рисуя какой-то узор. Гокудера спокойно целится маленькими бомбами в мертвые тела, разнося органы по стенам. Ямамото кромсает труп так, что Бельфегор позавидовал бы. Животные коробочки Ламбо и Рёхея — бык и кенгуру — пожирают кого-то из убитых, а их хозяева скучающе наблюдают за процессом. Тонфа Хибари торчит в глазнице погибшего врага. Старший офицерский состав с открытыми ртами разглядывает… тех, над кем они насмехались, считая их простыми щенками, ошибочно попавшими в мир мафии. Реборн удивлен не меньше. По телу идет дрожь. — Эй, Аркобалено, — слышит он голос Тумана. — Буду честен. Из тебя вышел херовый репетитор. Савада, услышавший слова Мукуро и заметивший недоумевающего киллера, добро улыбается, как раньше. Но в его глазах горит пламя, жестокое и беспощадное. Его голос режет слух, вгрызаясь в сознание, подчиняя своей воле. — Ваша ошибка в том, что вы не воспринимали меня… нас всех всерьез. А теперь игры закончились. Тсунаёши — прекрасный актер. И Хранители переняли этот талант у своего Неба. Спектакль окончен. Занавес, пожалуйста.