Down To The Bottom

У Далилы синяки под глазами от вечной бессонницы, болезненно белая и нежная кожа, что можно принять за признак аристократии, и загрубевшие подушечки пальцев, что были таковыми, сколько Брианна себя помнит, сколько они знакомы. А знакомы они целую вечность. И за эту бесконечность Эшворт ни разу не разочаровалась в Далиле. В своей неродной семье, в своей ненастоящей сестре, в своей подруге и любовнице. — Возлюбленной, — машинально поправляет саму себя ведьма, — меня с ней держит не только постель. Гораздо большее. Она поворачивается на бок, глядя на пустую половину двуспальной кровати. И видит лишь стену, слабо различимую в беспроглядной темноте, очертания которой становятся похожими на дым от сигарет, которых Брианна выкуривает больше обычного. Ей все чаще кажется, что вся её жизнь — опиумный дымок, повлёкший за собой тысячу галлюцинаций. Свет ночных небесных светил отвлекает её, не дает сомкнуть очи, лунные лучи режут глаза, заставляя жмуриться и вертеться. На ресницах поблескивают первые выступившие слёзы. Брианна с презрением смахивает их и оставляет попытки уснуть. Они никогда не могли спать порознь. Она соскакивает с кровати на махровый ковер, запуская в его ворсинки пальцы ног, вдыхает сырой ночной воздух с ароматом цветов и трав. Из окна слышны переговоры других её сестер, несущих ночную вахту, плеск воды в фонтане, которую не отключают даже в темноте, и завывания ветра с привкусом серебряной пыли, что со временем начинает резать лёгкие. Видимо, Далила для нее стала такой же пылью, вызывающей нескончаемые муки в груди. Тело Далилы выточено из серебра и мрамора. Её так легко было сломать в их первую встречу, когда они еще не нашли способ покрыть собственные тела крепкими лозами, за которыми без проблем можно спрятать хрупкость. Эшворт часто предаётся ностальгии в такие ночи. Она все еще помнит белизну тела Далилы, скрытого под грязью. Когда они ночевали под открытым небом, напевая пьяные песни, и серебро отливало золотом. Ночью они были королевами. Императрицами собственной жизни, опьяненными дорогими винами, найденными в старых погребах. Они надевали друг на друга сорванные с истлевших тел кольца и короны, найденные в заброшенных склепах. — Когда-нибудь я стану Императрицей, — задумчиво мурлыкала Далила, выпивая ещё один бокал украденного вина. Она была невероятно красива в отблесках огня, блики играли на обнажённой груди, скрытой под колье из сапфиров. — А ты станешь моей правой рукой. Копперспун была слишком пьяна, и её фраза имела мало смысла, но Брианна её понимала. Прекрасно понимала. Она мечтала о том же. Между ними нет секретов. — Мы будем править вместе, — смеялась Эшворт, вливая в свое худое тело ещё глоток кисло-сладкого алкоголя. Она откинула голову назад, и бордовая струйка побежала по её подбородку, стекая на шею. Ведьма её не вытерла, потому что знала: Далила любит слизывать вино с её шеи больше всего на свете. — Ошибаешься, — склонилась над ней Далила, её глаза, на веки которых был нанесён смешанный с сажей пепел (это отлично скрывало не пропадающие синяки), горели нехорошим пламенем. И перед тем, как коснуться губ своей сестры, она шептала: — Мы уже правим вместе. В ту ночь им не нужна была власть, лишь свет, огонь и любовь. Глубоко в душе они молят о любви. Брианна устало спускается по лестнице, в свой кабинет, где стоит изваяние её возлюбленной (ни в коем случае нельзя так называть Далилу в присутствии самой Далилы). Ведьма знает, что Императрица будет злиться, но она и так две ночи не спала, сдерживая свой порыв, своё необъяснимое порочное желание. — Моё Императорское Величество, — с легкой улыбкой зовет её Эшворт, глядя на статую снизу вверх, как и полагается смотреть на властительницу Островов. Она ждёт меньше минуты, и скульптура, отходя от сна, начинает шевелиться, разминая закаменевшие конечности. Далила не сразу обращает внимания на свою поданную, видимо, специально. Брианна уже уверена, что ей достанется после этой выходки, но её доводы разрушает каменная женщина, хриплым высоким голосом заговорив: — Тебе тоже не спится? В лунном свете нельзя рассмотреть лица, но они обе улыбаются. — Я скучаю, — признается Брианна. Их никто не видит, ведь все остальные спят или предаются утехам и никому из них нет дела до старшей ведьмы. — Ты обещала забрать меня к себе как можно быстрее. — Я тоже, — каменное туловище движется слишком не по настоящему, слишком резко и рвано, прямо как слышен голос Императрицы. — Но мне нужна поддержка из Карнаки. Дела с севером совсем плохи, и я не хочу подвергать никого из своего старого ковена опасности. Первый удар примет Дануолл, так что у вас будет время подготовиться. Они замолкают, обдумывая политическое состояние империи. Совсем не об этом они мечтали двадцать лет назад, коронуя себя сами. — Кто-то заглянул к Королевскому Убийце, — предупреждает Далила. Её голос звучит немного взволнованным и очень усталым. — Александрия больше не подчиняется нам. Мы потеряли главного палача. Будь осторожней и постарайся… — Когда ты уже заберёшь меня? — прерывает её Брианна, скрещивая руки на груди. Ей нужен точный ответ. — Ты обещала мне. — А еще я обещала, что потяну тебя ко дну, — изваяние поворачивается к своей живой сестре, и взгляд камня становится ледяным. — Ты хочешь пойти на самое дно со мной? Тонуть со мной. Я всегда тебе говорила, что мы потопим друг друга. Как тогда, в ванне, только не дадим слабину. У Брианны по спине мурашки бегут от воспоминаний о воде в легких, о холодных губах на своих, передающих каплю воздуха, чтобы можно было терпеть капельку больше. Она молчит, потому что ответы они обе знают. Всегда знали. Далила давно тянет её на самое дно, но Брианна не находит причин сопротивляться. — Иди ко мне, — протягивает ей руку камень. Эшворт неуверенно сплетает свои пальцы с фальшивыми, но такими же холодными как настоящие. Далила тянет её на себя, и мёртвые грубые губы касаются живых и тёплых. Далила всегда была серебром, а Брианна — золотом. Теплым, горячим, более привлекательным для остальных, но не заслуживающим всеобщую любовь. Они — вечные соперницы и любовницы. Перед тем, как застыть на неопределённую вечность, Далила шепчет, отрываясь от языка своей сестры: — Мы встретимся в другой Империи. В другом мире. Они беззаботно спят последующие ночи, больше не мучаясь бессонницей, не вспоминая одна другую, не нуждаясь в этой сигаретной меланхолии. До тех пор, пока не приходит сбежавший Королевский воробушек, отчаянно желающий вернуть свой престол и своего отца. Императрица в бегах сразу понимает, что отношения Брианны и Далилы гораздо ближе, чем все остальные думают. У нее самой точно так же с Виман. Поэтому Эмили Колдуин решает впервые за эти дни окропить клинок своего отца чужой кровью. Два единственных раза, когда она хочет пощадить, убийство кажется ей милосердием. Прижимая ладони к окровавленному животу, из которого торчит несколько арбалетных болтов, Брианна смотрит на статую своей истинной императрицы, и ей кажется, что вот оно — самое дно, на которое обещала затянуть единственная во всей вселенной Ведьма-императрица. Брианна выдыхает в последний раз: — Встретимся в другой Империи. И когда она просыпается где-то не в Карнаке, а в Бездне, где нет других цветов помимо чёрного, белого и красного, золото находит своё серебро, и ветры несут не только блестящую пыль, но и горящую в отблесках не светящего солнца. Императрица Далила Колдуин Первая манит пальцем в своей жизни единственную ведьму, которой доверилась и которая подвела. Брианна не находит другого выхода, поэтому ползет к своей любимой на коленях, потому что сил подняться уже нет. И Далила хватает её за подбородок, до боли сжимает челюсть, заставляя взглянуть на мертвенно-белое лицо, которое с годами совсем не изменилось, разве что стало строже и оттого прекрасней. — Добро пожаловать в Бездну, — шепчет Далила с ядом в губы своей сестры. — Это ведь ты была той ведьмой, что предала меня пятнадцать лет назад, сдав Дауду? Брианна ожидает звонкой пощечины, но лишь мертвецкие губы касаются её шеи, скрытой за белоснежным воротником. Императрица усаживает её на свои бедра, оставаясь на престоле, и они любят друг друга на глазах всей мертвой империи, на суде обращенных в уголь поданных. Они всегда желали обнажить свои тела на троне Императрицы. И им всегда нравились украшения, скованные из золота и серебра вместе.