За Хи Чжон интересно наблюдать.
Порхает по кухне, как мотылёк, напевает что-то мелодичное под нос, то и дело сдувает с глаз отросшую чёлку и забавно вздрагивает, когда за спиной оказывается Чи Су. Сколько уж месяцев прошло, а до сих пор не привыкла к его тихим кошачьим шагам.
— Будешь воровать, — нравоучительно заявляет она, провожая взглядом исчезающий у него во рту кусочек курицы, — останешься без ужина.
— Жестокая, — улыбается воришка, мягко обнимает за плечи, а пару секунд спустя под громкие возмущения сбегает с кухни с очередным лакомством.
— Глупый кот! — доносится ему вслед, и Чи Су смеётся, потому что знает: сколько бы она ни бранилась, но вечером, когда он тихой чёрной тенью скользнёт к ней в комнату посмотреть, как она рисует, Хи Чжон не прогонит его.
Ему нравится наблюдать, как она рисует. Нравится её сосредоточенное выражение лица, мягкие жесты, подрагивание густых ресниц. Нравится, как уверенно она ведёт линии, невесомо наносит полутона, слегка склоняет голову, оценивая. Нравится
она.
Чи Су не сдерживается — прижимает её к себе, пряча от мира в капкане тёплых рук, зарывается носом в волосы и замирает, вбирая в себя каждое исчезающее мгновение. У Хи Чжон линии пляшут вскачь и ломаются стержни карандашей — она не злится. Потому что больше, чем рисовать, ей нравится её глупый чёрный кот.
— Что ты делаешь? — протестует она, краснея, когда Чи Су ловит её у входной двери. А он ничего не делает — проводит носом по её щеке, вдыхая приятный родной запах и убеждаясь: этот очкарик, наконец, отвязался.
От неё пахнет конфетами и акварелью, иногда весенним лесом, но чаще всего — им. Нахальным чёрным котом, упорно не желающим уступать её кому-либо. И дело тут вовсе не в победе.
Просто за Хи Чжон интересно наблюдать.
Уже в третий раз пробует на вкус воздушный крем, сделанный для торта, выгоняет Чи Су с кухни, чтобы «лапы не тянул раньше положенного», и мило смущается, когда он ловит её руки и слизывает карамельную сладость с её пальцев. Обильно окатывает мукой из чашки, а после всеми правдами и неправдами пытается вырваться из цепкой хватки.
Кот без особых усилий утаскивает её за собой, запихивает в дверь ванной и уже там, шкодливо ухмыляясь, позволяет себе больше: жадно касается губ, гуляя руками по всему телу, рваными поцелуями спускается к шее и ниже, иногда прикусывая светлую кожу. Никому, никому он её не отдаст, никому не позволит притронуться к ней.
***
— Я, верно, сплю, — замечает сухо, очнувшись в холодном космическом мраке.
— Как тебе наша игра, м? — елейно улыбается Волшебник хищным, полубезумным оскалом. — Полагаю, ты теперь победитель.
— Я хочу отказаться от своего желания. Отдай мне её.
— Отдать? Но тебе придётся заплатить.
— Что угодно, — словно в тихом бреду, отзывается кот и…
…просыпается.
Он впервые идёт к ней посреди ночи не потому, что ей снятся кошмары, а потому, что ему это
необходимо.
— Чи Су? — голос у неё хрипловатый ото сна, спутанные волосы падают на лицо. — Что ты де…
— Тш-ш, — прикладывает палец к мягким губам, нежно касается щеки. — Этой ночью я хочу быть с тобой. Ты позволишь мне?
Спрашивает — и не ждёт ответа. Ответа не нужно, нужно лишь тепло её тела, горячее прерывистое дыхание, янтарная бездна в глазах. Нужны лишь сладкие губы и нежные руки, тонкие линии ключиц, мягкие волосы, пахнущие корицей и карамелью. Нужна
она.
Отдай мне её…
Отдай.
Отдай!
Что угодно, слышишь, чёртов Волшебник? Что угодно…
Когда Хи Чжон засыпает на его плече, чёрный кот ещё долго, настойчиво смотрит в пустоту. Гладит каштановые волны, слушая размеренное дыхание. «Засыпать… нельзя…» — шепчет себе упрямо, не справляясь с тяжестью ресниц. Весь его мир, сжавшийся до одной крохотной комнатки, до одной маленькой девочки, погружается в темноту.
Я исполню твоё желание.
***
— Ну же, скорее! — подгоняет Лили, смеясь. — Нам ещё столько нужно увидеть.
— Иду я, иду, — улыбается он, и тихая чёрная тень шагает за ним по пятам, не отстаёт ни на йоту. Три года уже прошло, а память к нему так и не вернулась. Память о чём-то, что было для него безмерно дорого, о чём-то, что он — случайно ли? — потерял.
Чи Су…
— Знаешь, — Лили замирает у одного из окон, внимательно вглядывается в витрину. — Мне кажется, я видела своё ожерелье. Вон там.
Он подходит ближе и следит за её взглядом. Обычное кафе, обычные люди, обычные чужие лица. И вдруг из толпы — янтарный омут, волосы с корицей, и что-то переворачивается внутри, и тень позади отступает на полшага назад.
Она смотрит куда-то вскользь. Пьёт кофе, царапая карандашом салфетки, и в конце концов не остаётся ни одной, чтобы вытереть запачканные десертом руки.
И ему вдруг становится интересно, какой была бы на вкус карамель с её пальцев.
