Решения

Мужчины принимают решения. Фигурка человека с ободранной кожей падает десятый раз за вечер. Потемневшая под пальцами и засаленная, она блестит, будто и впрямь освежевана Болтонами. Громко обрушивается, прихлопнутая мозолистой ладонью неразговорчивого здоровяка, заваливается на бок, протараненная бруском с головой лютоволка, аккуратно ложится на карту и тут же исчезает в рукаве — на ее место опускается бронзовый сокол Долины. Каждый борется за то, чтобы именно его решение было встречено единогласным одобрением, и никогда ещё Санса, принимавшая мужские споры как данность, неотделимую от войн, от торга, от самого статуса лорда, не наблюдала за таинством этим с таким восхищением. Ещё никогда она не ощущала, как страшна ответственность, стоящая за ними. — Если ошибешься — умрешь, — говорит лорд Бейлиш спустя месяцы после битвы. Он улыбается почти беспечно. Их разделяет без малого ярд, так Санса может отвечать ему без раздражения. — Если поддержишь того, кто ошибся — умрешь. Самые непредсказуемые вещи нам нужно считать вероятными. Иначе — умрешь. Каких-то пару месяцев назад она поняла бы его слова как проявление смелости. Её научили думать правильно, как подобает знатной барышне: что мужчинами движет храбрость или страх, симпатия или неприязнь, желание спасти или желание убить. Теперь она замечает, что начинает мыслить наперекор привычке, и думы, внушенные отцом уступили место её собственным думам. Нет, эта беспечность, разжигающая улыбку — не признак храбрости, и не наивность служит ей причиной, просто человек, вышагивающий рядом с ней по взрытому копытами плацу, имеет пути к отступлению и держит их в тайне даже от нее. Впервые Санса сочла это не трусостью, а приметой ума. Северянка сворачивает к Крипте, ей нужно снова побыть у могилы отца, чтобы затвердить наконец эти новые мужские мысли. Одно неверное решение обернулось крахом семьи. Одно неверное решение могло стоить победы в Битве Бастардов. Она должна запомнить этот склеп, каждый выступ надгробия, чтобы всякий раз, когда ей придется выбирать, как поступить, могила отца всплывала перед глазами. Ступать по снегу нелегко, пусть даже она - Королева Севера. Санса сбавляет шаг. Быть может, бывший Мастер над Монетой обгонит её, пустившись по своим делам, но он, запнувшись на секунду, побрел с ней рядом, ступая медленнее и тише. — Я хочу остаться со своей семьей, — роняет она у входа в Крипту. Вновь замечая свою несдержанность по отношению к Бейлишу, Санса раздражается еще сильнее. Пусть думает, что это из-за брака с болтонским бастардом, из-за того, что он творил, приходя к ней ночами. Так будет спокойнее и ей, и ему. — Вы хотите остаться со своими сомнениями. — И даже если так… — То я одно из них. Он наваливается на бревно, служившее засовом, выдавливая его из скоб. Глухое подземелье дышит сыростью, не отделимой от холода в этих краях, и Сансе по началу кажется, что в Крипте холоднее, чем снаружи. Два факела у входа курятся дымком, остальные потухли, окруженные нимбами сажи. Санса тянется к тому, что висит поближе, но Бейлиш первым перехватывает древко. Чем ближе ко входу надгробия, тем они древнее. Тем изящнее лепка лиц, тем точнее выбит в камне воинский доспех или бальное платье. Мечи в руках мужчин истлели, огрызки лезвий свисают с запылившихся гард; кому-то повезло, их лезвия лишь истончились временем, но остались на своих местах, клинки прободились и на просвет напоминают кружево. Лица на свежих могилах грубы: мастера уходили на войны и гибли, не успевая передать уменье. Нед узнаваем лишь вблизи, каменный взгляд его пуст и невыразителен, и Санса не чувствует ничего, всматриваясь в покатые глазные яблоки, лишенные радужки и зрачков. Оружие в его руках - новое, выкованное для погребения, а не для войн, совсем не грозное, рядом с истлевшими участниками битв оно смотрится блестящей бутафорией. - Боитесь повторить его ошибки? Они соприкасаются плечами - точь-в-точь, их дыхание вырывается словно наперегонки. Санса переминается нервозно, ей трудно вынести эту близость. - Почему, лорд Бейлиш? Он ожидает пояснений. - Почему только вы задаете вопросы, по-настоящему важные для меня. Джон спрашивает: тебе не холодно? ты голодна? ты не замерзла? ты хочешь есть? принести тебе плащ? Иногда он спрашивает, рада ли я возвращению в Винтерфелл, но теперь это тоже второстепенно. Только вы спрашиваете боюсь ли я стать похожей на отца. Только вы спрашиваете, что я думаю о будущем Севера. Считаю ли я выгодным такой-то союз, правильно ли мейстер, по моему мнению, рассчитал провизию. Я хочу, чтобы это делал Джон... - Вы так и не научились говорить то, о чем думаете. Нет, Санса, вы не будете походить ни на кого из Старков. - Спасибо. Он не понял ее ответа: - За Битву Бастардов? - Нет. Не за это. За Королевскую Гавань. За Соколиное Гнездо. За тетю Лизу, - слюна запекается в уголках губ, речь стоит ей усилий. - За Рамси. За этот путь. Он тянется к ней - стратег, наделенный редким пониманием момента, пальцы тонут в меху ее парки. - Санса, прости. Она отступает на шаг и задевает капюшоном меч, кончик клинка предупреждающе лязгает по камню, но расстояние не достаточно - его рука, чуть согнутая в локте, по прежнему сжимает её предплечье. Если бы Санса бежала от каждого мужчины, то считала бы свое поведение надлежащим, а себя — достойнейшей из женщин. Но она не бежит; это мучает Сансу сильнее, чем воспоминания о пережитом. И, засмотревшись на то, как одичалые обнимают жен, как милуются гончие у ворот, как покрывает жеребец молодую кобылку, Санса страдает от странностей тела. Она приняла мужчину внутрь себя, плоть разъединяющую плоть, вкусила от древа познания и теперь обречена тянуться к близости. Рамси Болтон был в ней, и не всегда это было больно, и не каждый раз это было противно. Когда хотел, он становился благодушным и давал ей почувствовать — нет, не восторг — но ощущение, что удовольствие достижимо. Он поселил в ней незавершенность, так часто щекочущую лоно. Петиру остается только развернуть её - спиной к себе, он слишком долго ждал, чтобы распыляться на поцелуи. Он не упорствует, но Санса склоняется ниже под натиском его рук, балансируя шатко, и, чтобы не упасть, цепляясь за надгробие отца. Лорд Бейлиш управляется с застежками, распутывает тесемки на ее бриджах, высвобождается сам, и преклоняет колени перед ее открытостью и затаенной красотой. Она опускает голову ниже и видит его - на коленях, расстегнутым до наготы, видит головку в ободке крайней плоти, почти вертикально прижатую к колечкам черных волос. Крепкие жилы взбегают к ней, оплетая, бугрясь под тонкой кожей. Увиденное подхлестывает её, и Санса расставляет ноги, насколько позволяют бриджи, упавшие к ступням. Санса не стыдится ни стонов, ни того, что бугорок меж нежных складок давно уже тверд и пульсирует кровью, ни влаги, заблестевшей на них даже раньше, чем язык лорда Бейлиша притронулся к ним. Дрожь пробивает ее, когда он проникает глубже, и начинает двигаться внутри, взбегает по верхнему своду, чтобы покинуть лоно и вернуться туда, где между набухших от возбуждения складок прячется твердая пуговка клитора. Язык Петира прижимается к ней, теребит, перекатывает под кожей, мерцает на самом кончике. Ей хочется ощущать его каждой клеточкой, снаружи и внутри, везде одновременно, и северянка тянет пальцы к мякоти, охваченной щекоткой возбуждения, раздвигает её. Стоны эхом разносятся над усыпальницей королей, оседают инеем на постаменте. Петир был прав, она не знает, как сказать, что её желание вывернуться наизнанку ни что иное, как готовность принять. Как передать словами, что всё болезненно сводит внутри, когда она склоняет голову и видит, как остервенело мечется его рука по напряженной плоти, от сжавшихся яичек взбегает к головке, чтобы, стиснув ее, тут же рухнуть обратно. - Лорд Бейлиш... - Санса, я хочу... хочу... Ей кажется, он просит позволения. Уже спустя мгновение он - в ней, находит в себе силы что-то бормотать, но северянка не слышит, отныне и целую вечность имеет значение только он: его дыханье за спиной и исступленный темп его движений... *** Она открывает шкатулку и аккуратно, одну к другой, укладывает на сатин фигурки львов. На карте они больше не нужны, а их поваленные тушки только мешают Сансе полновесно оценить картину. Она смещает к Стене волков - им не с кем воевать на юге. Задумчиво и долго водит пальцем по руслу Трезубца, прежде чем извлечь статуэтку, еще хранящую блеск лака и свежий аромат древесины. Пересмешник садится на карту у ворот Винтерфелла. Санса принимает решение.