Отпусти мои грехи, Ты же знаешь об этом, ты знаешь. Дай же мне храбрость, любовь и мудрость, Пожалуйста, подари мне свет, Чтобы я смог дышать, Чтобы, положившись на тебя, смог жить дальше. Веди угасающего меня, Пожалуйста, подари мне свет. B.A.P «Pray»
— И вот, она войдёт в комнату, такая дикая и порывистая, с пирсингом в сосках и изумрудными волосами, увидит Мино и влюбится в него с первого взгляда! — Сынхун делает большие глаза и воодушевлённо взмахивает руками. Мино инстинктивно отодвигается и ловко прикрывается папкой с бумагами, и как раз вовремя: содержимое пакетика с клубничным молоком выплёскивается из упаковки и попадает прямо на брюки Тэхёна. Тот окидывает шокированным взглядом покрытые белыми разводами штаны и, подняв глаза на заискивающе улыбающегося Ли, хватает с подноса вилку, срываясь со своего места с громким воплем: — Скотина криворукая, какого чёрта ты творишь? — Я — твой хён, — неубедительно вякает Сынхун, ловко заныривая под соседний стол и пугливо закрывая лицо руками. — Разговаривай со мной уважительно! — А вдруг они друг друга убьют? — Мино наблюдает за тем, как Тэхён, отчаянно матерясь, пытается вытащить Ли за худые ноги из его убежища. Сынюн окидывает кричащую парочку элегическим взором и, отпив из своей банки, спокойно парирует: — Вилка-то пластмассовая, ничего он ему не сделает, — громко хихикает он и качает головой. — Кстати, как тебе фантазия Сынхун-ши? Особенно мне понравился пассаж про соски. Такое впечатление, что твоя будущая подопечная войдёт в кабинет директора школы с голой грудью наготове. — Да нахрен надо, — бормочет Мино, ощущая, как к лицу приливает краска. Он тянется к подносу, забирая с него надкушенную булочку, и принимается жевать сдобную выпечку, совершенно не чувствуя вкуса. Взгляд падает на красную папку в руках Сынюна, и нутро невольно заполняется нарастающим чувством волнения: Сон понятия не имеет, каким или какой будет его первый подопечный, но отчётливо ощущает, насколько всё происходящее серьёзно и ответственно. Сбоку раздаётся громкий визг и затем торжествующий вопль Тэхёна: он ухитрился вытащить Сынхуна из-под стола и теперь занимался тем, что методично вкручивал вилку ему в волосы на манер женского гребня. Губы невольно трогает улыбка, и нутро наполняется теплотой: его нынешние друзья редкостные идиоты, но, чёрт возьми, Сон благодарен судьбе за то, что предоставила ему возможность обрести настоящую поддержку и опору в их лице. Сон Мино никогда не тянул на образцово-показательного студента и уж тем более не являлся примером для подражания. Постоянные драки с одноклассниками в начальной школе, пьяные вечеринки и регулярные прогулы в средней, и, наконец, став старшеклассником, Мино открыл для себя чарующий мир андеграундных клубов, крепкого, дорогого алкоголя, сигарет и лёгких наркотиков, которые давали ощущение настоящей свободы и потрясающей эйфории. Подобные вещи стоили баснословно дорого, но Мино, как он сам считал, здорово повезло: его заметили хёны из крутой компании, которые приняли в свою закрытую тусовку и щедрой рукой одаривали всеми возможными благами. Взамен требовалось совсем немного: спрятать очередную партию у себя в комнате и затем принести в клуб для постоянных клиентов, подсыпать симпатичной девушке клофелин в подсунутый крепкий коктейль и отделать несколько должников главного хёна за то, что вовремя не принесли деньги за экстази. Порой нутро заполнялось липким чувством беспокойства и лёгкими угрызениями совести, но Мино давил подобные мысли на корню. Всё это казалось некой игрой, вроде компьютерного симулятора реальности, имеющаяся власть пьянила и поднимала на небывалую высоту, жизнь была лёгкой и беззаботной, и, наверное, он бы погружался в эту пучину как можно глубже, если бы Хаи не умерла от передозировки. Если бы он не увидел её тогда, находящуюся на последнем издыхании, если бы не Сынюн и… При воспоминании о ней сердце болезненно сжимается, и Мино стискивает руки в кулаки, в бессильной попытке справиться с подступившим спазмом. Он ощущает лёгкое касание к плечу и поднимает глаза: Сынюн смотрит на него в упор внимательным взглядом, затем улыбается и тихо спрашивает: — Эй, с тобой всё хорошо? — Просто задумался. Мино встряхивает головой, справляясь с наваждением, и вздрагивает, когда кто-то обхватывает его плечи, прижимаясь грудью к спине. Он скашивает взгляд и видит запыхавшегося растрёпанного Сынхуна, в волосах которого по-прежнему красуется слегка погнутая вилка. — Мы сошлись на том, что ему идёт и это смелый, яркий и весьма модный аксессуар, — заявляет подошедший Тэхён и с поистине королевским достоинством вытаскивает из-за пазухи листья салата. Давящее чувство отступает, и Мино невольно усмехается. Сынюн открывает папку и скользит взглядом по испещрённым чёрными буквами листам. Его карие глаза слегка расширяются, и он поднимает голову. — Боюсь, надеждам Сынхуна пристроить Мино к гологрудой проблемной нимфе не суждено сбыться, потому что подопечным Мино станет парень. — Ли испускает разочарованный вздох, а Кан выдерживает паузу и добавляет: — И, что самое интересное, этот кто-то учится на класс старше, поэтому твоим воспитанником будет некий хён, — он корчит гримаску и высовывает язык. — Нет ничего гаже, чем пытаться наладить контакт со старшими по возрасту, они всегда кричат, что они — сонбэ, и ты должен лизать им задницу только потому, что их отец не воспользовался резинкой чуть раньше твоего папеньки. Тэхён громко хихикает, а Сынюн добавляет: — Его зовут Ким Джину… Какое-то знакомое имя, но, хоть убей, не могу его вспомнить. — Джину? — глаза Сынхуна округляются, и он тянется вперёд, пытаясь вырвать из рук Сынюна папку. Тот ловко уворачивается, отчего Сынхун едва не падает на Мино и нечаянно заезжает ему локтем по затылку. Сон шипит и мстительно толкает его в бок, но тот, кажется, не обращает на это никакого внимания. — Джину-хён? — вновь переспрашивает Ли с нескрываемым удивлением в голосе. — Он попал под программу «Разноцветное кольцо»? Да ладно тебе пиздеть, я никогда в это не поверю! — В данном случае пиздю не я, а директор Ян, — вздыхает Сынюн, и лицо Сынхуна моментально вытягивается. — Почему бы тебе не пойти к нему и не задать этот же прекрасный вопрос? «Простите, директор Ян, а не пиздите ли вы часом?» Тэхён издаёт громкий смешок и присаживается на край стола. Мино ощущает, как нутро наполняется лёгким беспокойством, и вопрошающе смотрит на Нама. Тот, правильно истолковав его немой вопрос, громко хмыкает и говорит: — Знаешь, какое у этого Ким Джину прозвище? «Олений принц». Это потому, что он смазливее любой девчонки, у него мордашка, как у какой-нибудь принцессы из диснеевского мультфильма. А глаза такие большие-большие, широко распахнутые, как у милой рогатой зверюшки, девочки его просто обожают, он что-то типа красивого мальчика из группы поющих педиков, только школьного уровня. — Он ещё и поёт? — задаёт Мино, ошарашенный подобным шквалом информации, абсолютно нелогичный вопрос. Нам пожимает плечами. — Понятия не имею, может, поёт, может, вышивает крестиком, может, переодевается в женщину и по вечерам подрабатывает элитной проституткой. — Сынюн бросает на него быстрый взгляд, и Тэхён поднимает руки вверх. — Эй, я же просто шучу! Но факт остаётся фактом: меньше всего этот парень с видом печальной трепетной феечки смахивает на нашего потенциального подопечного. Ну не вяжется его образ с хулиганом и малолетним преступником! Нет, я знаю, что многие пиздят, как дышат, я тоже в своё время мало смахивал на любителя подпольных боёв без правил, но просто… — он корчит гримасу, — я ни разу не слышал про этого Джину ничего плохого. Напротив, все только и орут про то, какой он очаровательный, милый и невинный. Интересно, на чём он попался? Сынюн-хён, там не написано? — Нет, и это, кстати, совсем не наше дело, — жёстко отвечает Кан. — Этот Джину — воспитанник Мино, а то, как и почему он попал в программу, мы с вами не имеем права знать. Конфиденциальность, помнишь? Первое правило «Разноцветного круга». — Второе правило «Разноцветного круга» — никому не говорить о «Разноцветном круге», — ухмыляется Мино, и Сынхун с Тэхёном дружно смеются. Сон бросает быстрый взгляд на папку в руках Сынюна и широко улыбается, силясь справиться с подступающим волнением. Он напрягает память, пытаясь вспомнить хоть что-то, связанное с этим загадочным старшеклассником, но в голове лишь пустота. Мино никогда не был собирателем сплетен, никогда не гонялся за симпатиями местных девчонок, предпочитая более зрелых и опытных особ, и раньше всегда старался держаться от коллектива особняком, потому что считал себя намного взрослее и круче, чем все эти глупые эгоистичные недоросли. Ким Джину. Сон хмурится, пытаясь представить его у себя в голове, но почему-то перед глазами возникает лишь образ тщедушного оленёнка, покрытого рыжеватой шерстью, мордочка которого густо измазюкана помадой и ярко-голубыми тенями. Мино перетряхивает, и он слышит громкое хихиканье Сынюна. — Судя по твоей перекошенной роже, ты только что представил нашу математичку госпожу Чхве полностью обнажённой, — говорит он, и Тэхён изображает рвотный позыв. — Нет, не то чтобы я был каким-то дискриминатором… дискриминантом… чёрт, не знаю, как правильно произносится это слово! В общем, я не против обвислых морщинистых прелестей, но, насколько я могу судить, ты явно не приходишь в восторг от таких вещей. Воздух прорезает громкий звук школьного звонка. Кан осекается, затем бросает быстрый взгляд на часы и смотрит на Мино. — Пора. Директор Ян сказал, что это последнее на сегодня занятие выпускного класса, и в четыре он будет ждать тебя в своём кабинете вместе с Джину-хёном. — Первый подопечный, — Тэхён качает головой и подходит ближе, хлопая его по плечу. — Это даже круче, чем потеря девственности. — Ты так говоришь, как будто у тебя в чём-то из вышеназванного есть хоть какой-то опыт! — радостно гогочет Сынхун. — Что, наш малыш Тэхённи один раз позажимался с девочкой после школьных танцев и теперь считает себя продвинутым мачо? А подопечный у тебя тоже был пока всего один, мистер Пафосная Задница! — Эй, у меня всё было серьёзно, не пизди! — возмущается Нам и пихает его локтем в бок. — Она, между прочим, была меня старше на целый год, она почти взрослая и уже опытная! На себя посмотри, да у тебя скоро правая рука будет как у профессионального штангиста, говнюк! Они волнуются за него, хоть и пытаются это всячески скрыть и отвлечь подобными шутливыми перепалками, понимает Мино, и в желудке разливается теплота. Сынюн молча отдаёт ему папку, затем, помедлив, кладёт руку ему на плечо и серьёзно говорит: — Главное, не бойся и не сомневайся в себе. Я готов поспорить на свой любимый синтезатор, что у тебя всё получится. У меня хорошее предчувствие. — Что Ким Джину в итоге отдадут кому-нибудь другому, а мне достанется пышногрудая зеленоволосая оторва, как мечтает Сынхун, — шутит Мино, ощущая, как внутри всё буквально колотится от подступающего давления. — Как ты можешь служить для кого-то примером, когда сам совсем недавно находился на краю пропасти? — Разве ты сможешь кому-то помочь, ведь ты даже не смог спасти ей жизнь, когда она так в этом нуждалась? — Она умерла на твоих глазах, мучительно и стремительно, а всё, на что тебя хватило, это впасть в истерику до того, как появился Сынюн и попытался сделать хоть что-то, чтобы привести её в чувство. Голоса в голове становятся невыносимо громкими, настолько, что у Сона темнеет в глазах. Он цепляется за край стола, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, а внутренние демоны громко смеются, разрывая нутро острыми когтями. — Ты не справишься… Тебе нужно просто перестать пытаться прыгнуть выше головы и признать, что ты — настоящее ничтожество… Ублюдок, неудачник, убийца! — Мино! — голос Сынюна врывается в сознание, и Мино вздрагивает. Голоса отступают, сердце колотится с такой силой, будто вот-вот прорвёт грудную клетку, Сон выдавливает из себя улыбку и кивает. — Я справлюсь! — Он тянется и забирает папку из рук Кана. — Вот увидишь, скоро ты перестанешь быть любимчиком Яна, потому что я стану самым крутым воспитателем и наставником. — Как тот парень из «Кингсмэна»? — интересуется Сынюн, и Сон видит в его глазах нескрываемое облегчение и лёгкую тревогу. Кан слишком хорошо его знает, чтобы поверить в то, что всё настолько легко и просто, но молчит, готовясь в случае чего подставить ему крепкое плечо. Нутро Сона невольно ёкает, и он улыбается шире, на этот раз искренне. — Скорее, как Свинка Пеппа, — хихикает Тэхён, и Мино, потянувшись, даёт ему лёгкий подзатыльник. Он разворачивается и быстро идёт в сторону учебного корпуса. Сынхун хохочет, цепляясь за спинку стула, а в спину Сона летит возмущённый вопль Нама: — Да чтобы этот Джину тебя выебал без смазки и подготовки! Ты что дерёшься, а? С чего ты вообще решил, что кого-то обставишь, ха! — Потому что в отличие от некоторых, я терял девственность с невоображаемой подружкой, придурок! — орёт в ответ Мино и слышит сдавленное хихиканье Сынюна. Тэхён что-то кричит, но Сон уже заходит в холл, закрывая за собой тяжёлую дверь. Влажные от выступившего пота ладони прижимают к себе слегка помятую папку, ноги кажутся ватными, Мино делает глубокий вдох и поднимается по ступенькам, отчётливо слыша, как гулко бьётся его сердце в груди. Он крутой. Он сильный, смелый и дерзкий, тот, кто запросто сможет обуздать даже самого дикого и испорченного ублюдка. Он справится. Он должен взять себя в руки и подставить плечо этому таинственному Ким Джину, во что бы то ни стало, потому что он в этом нуждается, в той поддержке и опоре, что поможет выбраться из грязного бездонного омута. Так, как в своё время помогли ему. Так, как в своё время не смог помочь он сам.***
— Суть программы «Разноцветное кольцо» заключается в помощи и поддержке запутавшихся студентов, которые, скажем так, сворачивают на кривую дорожку и не могут самостоятельно справиться с собственными противоречиями, — громко вещает директор Ян хорошо поставленным, командным голосом. Он не любитель долгих речей и нарочитого официоза, предпочитая весьма нестандартные и, главное, не всегда педагогичные методы воспитания, но почему-то сейчас играет роль «правильного» воспитателя. — Она существует уже порядка шести лет, и за это время мы добились действительно великолепных результатов. Главным достоинством является полная, абсолютная анонимность. То есть никто из твоих друзей и знакомых не узнает, что ты каким-то образом попал в списки юных правонарушителей и что с тобой работает наш наставник. — Естественно, — сидящий напротив него Джину энергично кивает и ангельски улыбается. — Никто ничего не заподозрит, если за мной по пятам будет шататься бугай с ярко-зелёными волосами. Я же только и делаю, что обсуждаю с такими ребятами основы дзен-буддизма и прочие пацанские вопросики. Ким говорит искренне, глядя на Яна абсолютно честными, невинными глазами, но Мино слышит в его голосе нескрываемые нотки издёвки. По выражению лица директора видно, что он едва сдерживается, чтобы не швырнуть в голову наглому засранцу что-нибудь тяжёлое, например, здоровенное бронзовое пресс-папье, но вместо этого Ян снова улыбается, правда, на этот раз улыбка больше напоминает акулий оскал. — Кстати, твой наставник, Мино, тоже проходил через нашу программу. Благодаря «Разноцветному кольцу», он сумел полностью справиться со своими пагубными привычками и… — Надо же, вы говорили о полной конфиденциальности, а сами берёте и вываливаете мне его секреты, — качает головой Ким. — Разве так можно, вы же педагог! И вы что, действительно берёте в воспитателей бывших хулиганов? — Он поворачивается к Сону и скользит по нему внимательным взглядом. — Скажите, а за что он попал в вашу прекрасную программу? Насиловал девственниц в женском клубе воздержания? Грабил первоклассников и отбирал кошельки с зарплатой у преподавателей? «Вот же ублюдок», — думает Мино и смотрит на Джину в упор. Тот продолжает безмятежно улыбаться с таким видом, будто только что прямым текстом не назвал его уголовником и отбросом общества, чинно сложив руки на коленях, и в голове Сона мелькает тривиальная мысль, что как же порой внешность обманчива. Ким Джину похож на ангела. Кажется, что это неземное создание хлопнет длинными ресницами и, расправив белоснежные сияющие крылья, улетит прочь отсюда, как можно дальше от них, закоренелых испорченных грешников. Не то чтобы Мино когда-либо был сторонником подобных громких сравнений или зацикливался на чей-либо привлекательной внешности, но отрицать тот факт, что этот двуличный ублюдок на редкость хорош собой, было бы откровенной ложью. Огромные карие глаза с поволокой, тонкий нос и красиво очерченные розовые губы, слегка вьющиеся тёмно-каштановые волосы, светлая кожа и какая-то эфемерная невинность, которая так и сквозит в каждом его мимолётном жесте, — Джину смахивает на персонажа комиксов манга, которые обожает младшая сестра Сона, живое воплощение идеального принца, который выбран в пару главной бестолковой героине. И что же такое натворил этот засранец, раз директор Ян, считающий, что практически любые проблемы с поведением можно решить с помощью профилактической беседы или правильно подобранного наказания, привлёк его к программе перевоспитания? Сон скользит цепким взглядом по его спокойному лицу и, не выдержав, спрашивает: — Директор Ян, скажите, а в чём, собственно, проблема? Я сам лично ни черта не знаю об этом Джину-хёне, кроме, конечно, того, что он — местный прекрасный принц без недостатков, — последние слова Сон произносит нарочито издевательским тоном, на что Ким лишь тихо хмыкает и закатывает глаза. — Но если честно, то он совсем не похож, ну, не знаю, на махрового хулигана. Что же он такое натворил, что вы привлекли его к нашей программе? — Я украл из столовой всю партию сдобных плюшек с бобовой пастой, — охотно отзывается Джину и скрещивает руки на груди. — Они же несъедобные, — вырывается изо рта Сона прежде, чем он успевает хорошенько подумать, на что Ким энергично кивает головой и проникновенным шёпотом говорит: — Я продал их на чёрном рынке как особо опасное оружие массового поражения. — Джину! — гаркает явно выведенный из себя директор Ян. — А ну, живо, заткнись и прижми задницу к стулу! — Но я сижу на диване, — парирует Ким. Ян делает вид, будто не слышит его последнего замечания, и, повернувшись лицом к Мино, неожиданно спокойно поясняет: — Всё началось с того, что он едва не изнасиловал Минхёка. Сону кажется, будто он ослышался. Он смотрит на мужчину ошарашенным взглядом, и тот кивает головой. — Да-да, я не шучу. — Вы имеете в виду Квон Минхёка? — бормочет Сон, и Ян вновь кивает. — Того, из выпускного класса, который занимается борьбой и весит под сотню килограммов? Это который ростом метр девяносто и вечно торчит в спортивном зале? Который жрёт столько за раз, сколько я ем за месяц, вот этого здоровенного бугая?! Он невольно косится в сторону Джину. Тот не выглядит совсем тощим и бестелесным, но на фоне огромного и внушительного Квон Минхёка Ким смахивает на тщедушного кузнечика. Джину продолжает сидеть с абсолютно невозмутимым видом, затем внезапно подмигивает Сону и слегка прищуривается, становясь похожим на хитрую хищную зверюшку. — Суть заключалась в том, что Квону очень нравилась Ким Сохён, — спокойно продолжает Ян, но по подрагивающим губам видно, что, несмотря на всю серьёзность и абсурдность произошедшего, этот старый засранец явно находит выходку Джину на редкость интересной и забавной. — Ты ведь знаешь эту Сохён? Она снималась для рекламы освежителей для туалетов и какого-то модного каталога, очень хорошенькая девочка, весьма популярна среди одноклассников. Так вот, Минхёк был по уши влюблён в эту местную звезду, а вот та, на беду, была совершенно очарована Джину. Бегала за ним повсюду и всячески пыталась привлечь его внимание. — На редкость противная сука, — подаёт голос Ким. — Перед учителями изображает из себя белую невинную маргаритку, а в реальности вместе со своими омерзительными подружками третирует всех девочек помладше, особенно тех, кто симпатичные. — В каждой школе есть вот такая красивая стерва, которая портит всем существование, — философски отзывается директор, начисто игнорируя нелицеприятное высказывание Кима в адрес девушки. — Так, о чём это я? Стерва Сохён пыталась очаровать Джину, а тот начисто игнорировал её по всем фронтам, что доводило её до исступления, а её воздыхателя Квона — до белого каления. И, в конце концов, он и его дружки подстерегли Джину после занятий, затащили в пустую кладовку для спортивного инвентаря, и Минхёк пригрозил твоему будущему воспитаннику, что если тот немедленно не отстанет от Сохён, то он самолично изнасилует его ракеткой для большого тенниса. Он замолкает и, громко крякнув, наливает себе в чашку что-то из большого кувшина. Сам Ян утверждает, что это холодный чай, но Мино не сомневается, что загадочный напиток на пятьдесят процентов состоит из хорошего виски. — Короче, когда я и их классный руководитель ворвались в кладовку, оказалось, что он вырубил троих друзей Квона, ударив их по затылкам стэпом для аэробики, а сам Минхёк, связанный прыгалками, лежал на мате абсолютно голым. — Мино таращит глаза, не в силах справиться с изумлением, а Ян допивает залпом стакан и продолжает: — Джину стоял над ним с ракеткой наперевес и, как он сам позже нам сообщил, планировал сделать с Квоном то же самое, что тот угрожал сделать с ним. — Самое интересное, что когда я его связывал, у него встал, — меланхолично отзывается Ким и громко хихикает. — Кто же знал, что наш суровый громила в реальности — маленький педик с мазохистскими наклонностями? — Меня больше интересует, почему он не смог разорвать прыгалки, если при мне запросто гнул металлические прутья на тренировках, — вздыхает Ян, и по его блестящим глазам Мино понимает, что «чай» начинает действовать. Джину вновь улыбается, и Сон ощущает, как нутро заполняется странным чувством удивления и какого-то запретного восхищения. Как вот такой смазливый, походящий на диснеевскую принцессу придурок смог уложить на лопатки Минхёка и его друзей, смахивающих на оживших персонажей комиксов про якудза? Взгляд падает на тонкие запястья Джину, на его изящные кисти с аккуратно подпиленными и подстриженными ногтями, и Мино думает, что, скорее всего, директор Ян попросту решил над ним поиздеваться. Сейчас окажется, что Ким Джину — образцово-показательный студент и пример для подражания, Ян рассмеётся и позовёт настоящего хулигана, какого-нибудь здоровенного отморозка с татуировками и бритой головой, Ким в очередной раз ангельски улыбнётся и, хлопнув длиннющими, похожими на цветочные лепестки ресницами, побежит по своим идеальным благообразным делам. Например, переводить бабушек через дорогу или помогать юным скаутам продавать свежее печенье. — Ты знаешь, что, за редкими исключениями, я беру в программу тех студентов, которые совершили три серьёзных проступка. — Ян ставит стакан обратно на стол и, прищурившись, смотрит на Мино в упор. — Первым проступком Джину стало происшествие с Минхёком, который, кстати, после того случая старается обходить его стороной и вздрагивает при виде любого спортивного инвентаря. Вторым стала ситуация пару месяцев назад, когда он разрисовал все парты в своём классе ярко-синими пенисами. — Ян качает головой и вновь хватается за кувшин с «чаем». — Чёрт возьми, мне тогда пришлось заново закупать двадцать восемь парт! Двадцать восемь! Пожалел тебя, малолетнего идиота, и взял с твоих родителей только половину суммы! — Очень глупо, директор Ян, — участливо отвечает Джину. — Зачем надо было закупать новые парты, когда вполне можно было обойтись старыми? От того, что на них появились рисованные члены, они не стали менее удобными и пригодными для занятий. У директора невольно дёргается нижнее веко, а у Мино вырывается абсолютно идиотский вопрос прежде, чем он успевает хорошенько подумать: — А почему именно синие? — О, я забыл добавить, что, когда мы отловили Джину, он был в стельку пьян и утверждал, что «синий — это цвет удачи» и что он желает своим одноклассникам удачно сходить на… — Ян хмыкает. — Сказать, куда, или ты и сам поймёшь? Он бросает быстрый взгляд в сторону кувшина и, поколебавшись, отставляет стакан в сторону. Затем принимается барабанить кончиками пальцев по гладкой поверхности стола и говорит: — Признаться честно, мне было любопытно, на что будет похожа его третья крупная выходка. Этот засранец мало смахивал на человека, который просто-напросто попробует, скажем, сорвать написание итоговых тестов или подложить преподавательнице резинового паука на стул. И, чёрт тебя дери, — он смотрит на Кима так, что если бы взглядом можно было превращать в горстку пепла, то Джину не сидел на диване, скрестив руки на груди, — я понятия не имею, как ты ухитрился это сделать, миновав охрану и не попав на камеры наблюдения. Ты что, иллюзионист? Или умеешь становиться невидимым, как какой-нибудь персонаж из американских комиксов? — Да что он такое сделал? — не выдерживает напряжения Мино. Сознание медленно, но верно заполняется нарастающим чувством недоумения: Ким Джину та ещё двуличная сука, но ни один из его проступков не тянет на серьёзную причину попадания в программу. Ни наркотиков, ни подросткового алкоголизма, ни попыток крупного воровства и совершения других тяжких преступлений. Даже история с Квон Минхёком больше похожа на сведение старых счётов и попытку защититься от чужой агрессии, и, насколько Сон знает, обычно директор Ян в таких случаях ограничивается лишь выговорами и дисциплинарными наказаниями. Что же сподвигло его занести Кима в список участников «Разноцветного кольца»? Джину кажется совершенно нормальным, и Сон вновь бросает на него быстрый взгляд, на абсолютно спокойного и расслабленного, как будто в данный момент он находится не в кабинете у директора школы, а на каких-нибудь пьяных посиделках с друзьями. — Этот парень каким-то образом пробрался на тщательно охраняемую парковку преподавателей и разукрасил всю мою машину снаружи ярко-розовым лаком для ногтей. — Он поворачивается к Киму и вновь хватается за кувшин, заполняя свой стакан до предела. — Не только, — моментально отзывается он. — Внутри я разукрасил её чёрным лаком. Надо же было проявить какой-то креатив. Black Pink in your area, как говорится, — нараспев произносит Ким и в очередной раз широко улыбается, так, что на щеках появляются две аккуратные ямочки, делающие его совершенно очаровательным. — Я поймал его в тот момент, когда он почти докрасил капот, — сообщает директор Ян. — При этом вся остальная машина уже была практически покрашена. Ты же помнишь, какая у меня тачка, Мино-я? Джип «Шевроле», не маленькая дамская малолитражка. Вот как, мать вашу, как ты, Ким Джину, ухитрился это сделать? И сколько же ты скупил флаконов с лаком и почему ни один продавец, чёрт его дери, так и не удосужился спросить, зачем тебе, девятнадцатилетнему мужику, столько этой липкой вонючей дряни? — Я сказал, что моя мама владеет маникюрным салоном и попросила меня закупить для неё всякие косметические штучки, — говорит Джину и наставительно поднимает палец вверх. — И, чтобы вы знали, я не настолько дурак, чтобы вот так брать и закупать все лаки в одном месте. Я предусмотрительный, я закупался в разных местах. — Твою мать, — вырывается у Мино, когда он представляет себе монстроподобный, здоровенный джип директора, которым тот гордился, холил и лелеял, как любимое дитя, покрытый толстым слоем блестящей ярко-розовой дряни. К горлу подкатывает смешок, и Сон огромным усилием воли сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос, когда представляет себе реакцию Яна на подобный тюнинг любимой машины и Джину, сидящего возле огромной кучи пустых флаконов из-под лака для ногтей. — Автомобиль, кстати, удалось нормально перекрасить после того, как в автосервисе с него сняли всю краску, — директор кидает на Джину тяжёлый взгляд. — Понятия не имею, где ты ухитрился купить такую дрянь, которая въелась намертво в покрытие моей машины. — Он поворачивается к Мино и качает головой. — Ты можешь себе представить, какими глазами на меня таращились посетители сервиса и его сотрудники, когда я прикатил туда в джипе, практически полностью перекрашенный подручными средствами в колер взбесившейся Барби? Сон не выдерживает и начинает громко смеяться, ощущая, как от нахлынувшего веселья к глазам невольно подступают слёзы. Ким скрещивает руки на груди и, скорчив гримасу, спрашивает: — Господин директор, я, конечно, всё понимаю, но вам не кажется, что моё наказание слишком жестокое? Если я пообещаю вам, что больше не буду нападать на беззащитных качков и красить ваш джип, может, вы не будете приставлять ко мне этого дебила? Он смеётся, как тупая лошадь, а выглядит так, будто вот-вот отберёт у меня кошелёк, мобильный телефон и что-нибудь ещё, что можно загнать за неплохое бабло. Это чистой воды провокация, и Мино это прекрасно понимает. Но почему-то всё равно не может сдержаться и выпаливает, едва сдерживаясь, чтобы не запустить смазливому придурку в рожу толстой папкой с документами: — И это говорит мне парень, который ведёт себя как жеманная семиклассница! Скажи честно, кто помогал тебе придумать этот убогий прикол с членами? Твои приятели из младших классов? Потому что ни один придурок твоего возраста никогда бы не сделал ничего подобного, потому что это тупо! — Ты… — начинает было Джину, но Ян резко прерывает его: — Достаточно! Он с силой ударяет кулаком об поверхность стола, и Мино невольно вздрагивает: лишённый привычной легкомысленности и насмешливости директор выглядит на редкость угрожающе. Кажется, Ким тоже оказывается под впечатлением, поскольку он моментально затихает и молча смотрит на мужчину в упор. — Если я сказал, что ты, Джину, будешь участвовать в программе, значит, ты будешь это делать, — тихо говорит Ян, и от его еле слышного угрожающего голоса по телу Сона невольно пробегают мурашки. — А твоим наставником будет исключительно Мино, и я искренне советую вам обоим перестать вести себя как малолетние придурки и попытаться найти общий язык. Джину! — гаркает он, и Ким моментально подскакивает на диване. — Подождёшь Мино в приёмной, — Ян кивает в сторону двери. — И даже не вздумай попытаться сбежать. Я сказал Черин, чтобы она глаз с тебя не спускала и, в случае чего, применяла все возможные меры, дабы тебя удержать. Ты же не будешь злить нашу очаровательную госпожу Ли, да, Джину? Ли Черин, помощница директора, хрупкая и невысокая девушка, владеет огромным количеством различных видов единоборств и, по слухам, до того, как оказаться на службе у господина директора, несколько лет проработала в каком-то закрытом разведывательном учреждении. Сон невольно ёжится: при всей своей улыбчивости и очаровательности девушка умела смотреть так, что внутренности завязывались в узел, и при желании могла голыми руками скрутить любого, даже самого буйного и свирепого посетителя директорского кабинета. Ким кривится, но молча кивает, и, кинув на Мино острый взгляд, летящим шагом выходит прочь из кабинета. Дверь захлопывается с громким треском, и Ян, тяжело вздохнув, качает головой — Сложный экземпляр. Ты с ним затрахаешься, я не сомневаюсь. Но, — он смотрит на Сона в упор, — я могу доверить его только тебе. Сам не знаю, почему, это у меня так интуиция почему-то срабатывает. Предчувствие, понимаешь? «Нет у вас никакого предчувствия, — думает раздражённый Сон. — Вы — старый завзятый грешник с наклонностями алкоголика, который зачем-то хочет потратить уйму чужого времени и сил ради какого-то рядового школьного хулигана, пусть и на редкость смазливого». — Директор, вот, скажите, какого чёрта вы взяли его в программу? — не выдержав, спрашивает он. — У большинства, кто в неё попадает, есть действительно серьёзные проблемы. Алкоголизм, затяжная депрессия, наркотики, нимфомания, криминальные связи. Я просмотрел его личное дело, и там нет ничего подобного. У него обычная скучная биография, не считая подобных хулиганских выходок и двуличной сучности! Так почему он занимает место того, кому реально нужна помощь «Разноцветного кольца»? — Потому что всё намного глубже и запутаннее, чем кажется на первый взгляд, — неожиданно серьёзно отвечает Ян, прищурившись, смотрит на него не мигая. — Я вижу это по его глазам. Внешнее балагурство, нарочитая наглость, а внутри, там, куда никто не может заглянуть, — застарелая тоска и безумная боль, от которой он пытается убежать с помощью подобных идиотских выходок. Не спрашивай меня, — он морщится, — не могу объяснить. Я это чувствую, и всё. Так же было с Сынюном, с Чихуном, с Кибомом, со многими нашими ребятами. С виду те ещё отпетые хулиганы, а в реальности им просто нужно было достать со дна всю черноту и избавиться от неё. Так же и с Джину, Мино-я, — его глаза темнеют и наполняются чем-то таким, отчего по коже пробегает крупная дрожь. — Помоги ему, Мино, — серьёзно говорит Ян. — И тогда поможешь себе. Они же всё ещё живут в твоей голове? Внутренние демоны, которые не дают тебе покоя? Он всё знает, с лёгким трепетом думает Мино и сглатывает, ощущая, как к горлу подкатывает горький комок. Старый засранец и алкоголик, который тоже старается скрывать свою истинную натуру за ехидной усмешкой и лёгкими насмешками. Он открывает рот, чтобы ответить Яну, но слова не идут из горла, и он просто молча кивает, сложив руки на коленях. — Если ты ему немного вмажешь, то я ничего не скажу, — директор ухмыляется, вновь превращаясь в старого доброго ублюдка Яна, с полным отсутствием педагогических принципов и крайне радикальным подходом к воспитанию подрастающего поколения. — Я всё ещё не могу простить ему эту выходку с джипом, — он громко хмыкает, — хотя, откровенно говоря, это было креативно. Намного интереснее того же Тэхёна, который забросал окна моего кабинета туалетной бумагой. — Он до сих пор думает, что вы не знаете. Наваждение слегка уходит, и Мино слегка улыбается, наблюдая за тем, как Ян ставит на место изрядно опустевший кувшин. — А я знаю, — пожимает плечами директор и прищуривается. — Ты думаешь, почему я регулярно ставлю Тэхёна дежурить в мужской раздевалке именно в те дни, когда там тренируются игроки в регби, которые никогда не отличаются чистоплотностью и обладают славной привычкой везде разбрасывать использованные носовые платочки. Он запрокидывает голову назад и разражается громким раскатистым смехом, сложив руки на груди. — Вы — сам дьявол во плоти, — бормочет Мино, но в глубине души думает, что им повезло, что у руля их учебного заведения стоит такой человек, как директор Ян. Наглый, не лезущий за словом в карман, иногда жестокий и безжалостный, но готовый на всё ради того, чтобы его подопечные чувствовали себя спокойно и хорошо. Хлебающий крепкий алкоголь в непомерных количествах и способный разглядеть в глубинах человеческой души то, что незримо для большинства крупных маститых специалистов. Он верит в Мино, верит в Джину, а значит, Сон должен постараться помочь ему, во что бы то ни стало. Пусть даже сам он пока не видит никакой отчаянной темноты в чужих бесстыжих карих глазах.***
— Давай договоримся так, — говорит Джину и скрещивает руки на груди, глядя на Мино пристальным взглядом. — Ты попросту от меня отстанешь, а я приду к Хёнсоку через пару месяцев, слёзно рассыплюсь в благодарностях, скажу, что ты самый лучший нянька на свете и мне больше не хочется срать в дедушкины ботинки. Согласен? Ты занимаешься своими делами, я — своими. Тебя же не просто так впрягли в эту кабалу? Больше всего на свете хочется взять и со всей силы двинуть ему прямо в неестественно привлекательное лицо, но Мино сдерживается. Вместо этого он качает головой и грубо отзывается: — Нет. Пока ты не перестанешь быть сраным мудлом, я от тебя не отстану. И если ты хочешь знать, то эта программа предполагает добровольное участие. Меня никто не заставлял, напротив, это была моя собственная инициатива. — А меня заставили, и мне это нахуй не нужно, — парирует Ким и, развернувшись, быстрым шагом идёт прочь. Мино хватает его за локоть и дёргает на себя. — Блядь! — негромко ругается хён и, повернувшись на носках и неловко пошатнувшись, практически заваливается на Сона. Он ниже Мино на полголовы и потому утыкается лицом ему в шею, тяжело дыша. Кожу опаляет жаркое дыхание, и Сон невольно вздрагивает. От Джину пахнет жвачкой и какими-то травами, наверное, шампунем или лосьоном после бритья. Вряд ли эта принцесса с членом бреется, думает Мино, машинально опуская голову вниз и невольно зарываясь носом в чужие густые волосы. У него кожа, как задница младенца, светлая, абсолютно ровная, без единого прыщика или шрамика. У такого даже волосы наверняка нигде не растут, ни на подмышках, ни на лице, ни даже в паху. Почему-то от последней мысли Сону становится как-то неловко, и он резко хватает Кима за запястья, отстраняя его от себя. — Значит так. Мне глубоко насрать, хочешь ты чего-то или нет, потому что ты сейчас, скорее всего, сам понятия не имеешь, чего тебе надобно в этой жизни. Директор Ян выбрал тебя, он увидел в тебе нечто такое, что заставило его взять меня за шкирку и клятвенно пообещать помочь тебе во что бы то ни стало. — Он наклоняется и заглядывает в широко распахнутые карие глаза Джину. — Ты можешь хорохориться сколько угодно, но если директор сказал, что у тебя проблемы, значит, они у тебя действительно есть. Хватит упираться, серьёзно, — он слегка морщится и сглатывает, силясь выгнать из лёгких запах Джину. — Чем скорее ты перестанешь придуриваться и позволишь мне тебе помочь, тем нам будет лучше. Я и сам был таким, понимаешь? Боялся, прикидывался, вёл себя как полнейший мудак. Раскрывать душу страшно, но надо, иначе ты сожрёшь себя изнутри. — Ким продолжает молчать, и Мино, потеряв терпение, встряхивает его, как тряпичную куклу. — Ну, что ты пялишься на меня и не издаёшь ни звука? Так и будешь играть в молчанку? — И как? — внезапно подаёт голос Джину. — Как ты сможешь мне помочь? Что ты сделаешь? Он кривится и внезапно с силой наступает Мино на ногу. Сон ощущает, как от резкой боли темнеет в глазах, и выпускает Кима из своей хватки, а тот моментально вырывается и, привалившись к стене, осклабивается. — Ты, самодовольная скотина, даже не можешь разобраться с собственными тараканами в голове, но при этом несёшь всю эту высокоморальную пафосную хрень! Зачем тебе нужно ко мне лезть? — Его щёки розовеют от прилившей крови, а глаза расширяются, отчего Ким чем-то становится похожим на херувима с полотен флорентийских мастеров. Только юные ангелы на картинах смотрят на своих созидателей благостно и одухотворённо, а Джину выглядит так, будто вот-вот разорвёт его на части. Он усмехается шире и, подавшись вперёд, хватает Мино за ворот рубашки. — Дай я, блядь, угадаю, ты в своё время здорово накосячил и теперь хочешь за мой счёт искупить свои мерзкие грешки? — Ким слегка кривится и смотрит на него в упор. — Убил кого-то? Довёл до суицида? У тебя рожа такая, будто ты всё время чувствуешь себя виноватым, этакий великомученик! Только пойми одну простую вещь, Сон Мино, — он улыбается шире, так, что на его лице возникают очаровательные ямочки, — у меня всё нормально. Мне просто нравится вести себя как дерьмо и делать всякие глупости просто потому, что, как ты выразился, я — двуличный мудак. Меня бесят все мои многочисленные фанаточки, которые покупаются на привлекательную внешность, бесят преподаватели, которые искренне считают, что красивое личико — это гарантия успеха во взрослой жизни и потому я — тупая ленивая мразь, бесят подобные тебе уёбки, которых раздражает тот факт, что их зазнобы текут от меня во всех возможных местах. А знаешь, самое удивительное, что большинство из них сами не отказались бы мне засадить, — его голос понижается до низкого, какого-то интимного шёпота, и Ким прижимается всем телом, обжигая губы жарким дыханием. — Надо же, мне показалось, что ты тоже возбудился, когда я на тебя завалился, — хрипло тянет он и протяжно смеётся. — Ты пидор, Мино-я? Тебя заводят беззащитные смазливые мальчики, да? — Пошёл ты на хуй, — с трудом выдавливает из себя Сон, ощущая, как от жара чужого тела сознание начинает плавиться. Джину слишком близко, настолько, что Мино может увидеть едва заметный шрам в области ключиц и обветренную кожицу на нижней губе. Когда в последний раз он подпускал к себе кого-то постороннего? Исключая Сынюна, Сынхуна и Тэхёна, родных и пары близких друзей. Нутро сдавливает стальной кулак, Сон встряхивает головой, силясь справиться с наваждением, и внезапно слышит за спиной обеспокоенный девичий голос. — Джину-оппа, что ты делаешь? Кто это рядом с тобой? Мино поворачивает голову и видит позади двух девушек. Одна очень хорошенькая, с точёными чертами лица и длинными волосами, выкрашенными в рыжеватый тон. Одна из моделеобразных фанаток Кима, с лёгкой неприязнью думает Сон и переводит взгляд на вторую, худенькую миниатюрную шатенку, которая ниже своей подруги на добрых полголовы. Она не выглядит красавицей с обложек модных журналов, но почему-то Сон ловит себя на мысли, что эта «простушка» нравится ему намного больше, чем её смазливая подружка. Хотя бы тем, что смотрит на Джину с нескрываемым интересом, но полным отсутствием хоть какого-либо фанатского трепета и старательно скрываемой ревности. — Так, подожди секундочку, — внезапно говорит Джину и, легко улыбнувшись, слегка касается его лица кончиками пальцев. Затем отпускает воротник его рубашки и, отстранившись, кивает девушкам. — У Мино на щеке была опавшая ресничка, я просто помогал ему её убрать, — спокойно поясняет он. — Привет, Минджи-я, привет, Сухён-а. Как поживаете? Это удивительно, как быстро он успевает адаптироваться к ситуации и вновь превратиться в обходительного и очаровательного принца, думает Мино и смотрит на невысокую девушку, видимо, Сухён. Та скользит по нему изучающим взглядом, затем отворачивается, а шатенка делает шаг вперёд и, улыбнувшись, говорит высоким звонким голосом: — Это твой новый друг, Джину-оппа? Как странно, я никогда раньше не видела его рядом с тобой. Ты же Мино-оппа, да? Я многое о тебе слышала. По её тону понятно, что под «многим» она имеет в виду то редкостное дерьмо, которое за глаза льют на него его одноклассники, так называемые «образцово-показательные студенты». Сон ненавидит их за вопиющую двуличность, за подобострастные улыбки в адрес преподавателей и мутные, похожие на грязные лужицы глаза, за которыми скрывается их подлинная убогая сущность. Эта Минджи старательно пытается выглядеть очаровательной и добродушной, но Мино видит старательно сдерживаемую ревность и неприязнь, которой так и сочится её пристальный взгляд. Кто ты такой, чтобы быть так близко к моему оппе? Ты, жалкий хулиган, самодовольный ублюдок и бандит, который смеет касаться его своими грязными руками. Кажется, она вот-вот выпалит это вслух, настолько трудно ей подавлять рвущуюся наружу желчь. Сон слегка кривится, а подружка крашеной сучки, Сухён, издаёт едва заметный смешок и снова смотрит на него. Без какого-то презрения или снобизма, внимательно и с любопытством, а также с чем-то, напоминающим старательно подавляемое веселье. — Мы с Мино познакомились в рамках совместного проекта и как-то очень быстро нашли общий язык, — внезапно подаёт голос Джину и, потянувшись, одной рукой обнимает его за плечи. Цепкие пальцы крепко сжимаются, а ногти царапают плотную ткань пиджака, глаза Минджи расширяются, а Ким тем временем застенчиво добавляет: — Вы ведь позаботитесь о моём друге? Я думаю, вы теперь часто будете видеть нас вместе. Проект очень сложный и долгий, я твёрдо уверен, что Мино-я потерпит фиаско, но этот юный экспериментатор продолжает настаивать на том, что у него всё получится. Вот же сукин сын, думает Сон и, подавшись вбок, с силой пинает Джину по голени. На его светящемся искренней радостью лице продолжает играть улыбка, только пальцы сильнее сжимаются на плече Мино, крепко-крепко, практически до синяков. По глазам Минджи видно, что она раздосадована и озадачена заявлением Кима, но она выдавливает из себя очередную счастливую улыбку и радостно восклицает: — Конечно! Друзья оппы — это и мои друзья тоже! — Нам пора, — неожиданно подаёт голос Сухён. — Через пять минут у нас начнётся собрание в журналистском клубе. Минджи бросает быстрый взгляд на часы и издаёт громкий возглас: — Ох, точно! Оппа, прости, мы вынуждены тебя покинуть. До свидания, Джину-оппа! До встречи, Мино-оппа! — Я был очень рад нашей встрече, — кивает Джину. Сон издаёт невнятный возглас, едва сдерживаясь, чтобы не отстраниться, а Сухён бросает на них очередной цепкий внимательный взгляд и молча кивает, хватая свою подругу за запястье и принимаясь настойчиво тянуть её за собой. Как только девушки исчезают из поля зрения, Мино разворачивается и с силой толкает Джину к стенке, цепко сжимая чужие плечи. — Какого хуя? — свистящим шёпотом спрашивает он. — Это значит, что ты согласился? Ради чего были все эти выкобенивания? — Это значит, что меня бесит эта смазливая сука, и я прекрасно знал, что её разукрашенную рожу перекосит к херам, если она узнает, что ты и я теперь закадычные приятели, — парирует Ким и, дёрнувшись, с размаха бьёт его в живот. В глазах темнеет, но Мино продолжает стоять на ногах, стиснув зубы и крепче впиваясь пальцами в плечи Джину. Тот кривит красиво очерченные губы и хрипло говорит: — Она смотрела на тебя, как на дерьмо, и будет просто чудесно, если все подобные ей бляди последуют её примеру. Плюс, мне просто хочется обзавестись личным цепным пёсиком и доказать вам всем, включая старого алкоголика, что вы несёте форменную херню. Вы ошибаетесь, понятно? Совсем ебанулись, больные ублюдки! Он снова изворачивается и бьёт Мино в живот. На этот раз получается настолько сильно, прямо в солнечное сплетение, что Сон невольно подаётся назад и, согнувшись, хрипло стонет: — Уёбище… Ким отстраняется от стенки и криво ухмыляется, одёргивая на себе форменный пиджак. Затем наклоняется и выплёвывает свистящим шёпотом, глядя Мино прямо в глаза: — Больше всего на свете ненавижу таких, как ты. Которые лезут к другим со своей грёбаной жалостью и помощью только потому, что хотят за чужой счёт изжить собственные сраные комплексы и страхи, этакие добренькие феи с дерьмищем за плечами. Думаешь, я не знаю, каким ты был буквально полгода назад? Бухающим, ширяющимся козлом, который перетрахал половину старшеклассниц, а потом перешёл на взрослых шлюх? Какого чёрта ты, ты теперь указываешь мне, что и как делать? Он выпрямляется, тяжело дыша и продолжая издевательски улыбаться. Мино смотрит на него, морщась от пульсирующей боли, а Джину разводит руками и громко говорит: — У меня всё хорошо. Всё прекрасно и замечательно, мне просто понравилось издеваться над всеми эти тупорылыми жвачными животными, которые запросто ведутся на малейшие провокации. А когда наш дорогой директор убедится, что нет никакой нужды в том, чтобы приставлять ко мне цепную шавку с замашками проповедника, станет совсем замечательно. — Сука… — выдыхает Мино и, выпрямившись, толкает его в плечо. Ким слегка пошатывается и отступает назад. Затем снова ухмыляется и серьёзно добавляет: — Не лезь ко мне в душу, уёбище. И тогда, быть может, меня не будет так от тебя воротить. — Он осклабивается и салютует ему, разворачиваясь назад. — Увидимся завтра, мой новый друг! Место удара продолжает болеть, и Мино прислоняется спиной к стене, молча наблюдая за тем, как Джину чеканным шагом идёт по коридору. За окном садится яркое весеннее солнце, и закатные лучи освещают его вьющиеся каштановые волосы, отчего Сону невольно чудится нимб над чужой головой. — Сука, — повторяет он и громко выдыхает, ощущая, как нутро сжимается от непонятного болезненного пульсирующего чувства. Джину говорит ему не лезть в его душу, но ухитряется сам заглянуть непростительно глубоко, в такие дебри, от которых даже сам Мино старается держаться как можно дальше. Сердце стучит настолько быстро и громко, что Сон слышит его биение в воцарившейся тишине, и закрывает глаза, сжимая зубы в порыве бессильной ярости. Он думает, что теперь вцепится зубами в этого смазливого ублюдка и не отпустит его ни за что на свете, до тех пор, пока не узнает всю его подноготную, все его чёртовы слабости и секреты, не собьёт с него эту грёбаную спесь и нарочитую наглость. Потому что буквально на одно мгновение в чужих глазах мелькнуло нечто такое, отчего сердце невольно пропустило удар, а перед глазами калейдоскопом промелькнули яркие картинки из прошлого. Что-то до боли знакомое и пугающее, то, от чего он сам так старательно пытается убежать. Мино справился и поможет справиться другому. По крайней мере, ему очень хочется в это верить.***
Он знакомится с Хаи во время одной из грандиозных пьяных вечеринок Каина, на которых собираются привилегированные отбросы Сеула. Крепкий алкоголь течёт рекой, мутный воздух наполнен запахом травки и кальяна, Мино пьян и расслаблен, поскольку только что трахнул в женском туалете какую-то симпатичную киску в короткой кожаной юбке. Кажется, её зовут Юкён, а может, Сонхён, если честно, Сон никогда не запоминает их имена. Он плюхается на просторный кожаный диван и с наслаждением вытягивает ноги. Затем косится на сидящую рядом девушку и думает, что она определённо не похожа на местных нарочито сексуальных шалав. Лицо милое, но простоватое, едва тронутое макияжем, тёмные волосы собраны в хвост. Она одета в простой синий свитер и тёмные джинсы, а в руке практически нетронутый стакан с пивом. Она выглядит скучающей и какой-то отстранённой. Сбоку раздаётся громкий женский смех и характерные чмокающие звуки, и она морщится, ставя пиво на столик. — Бьюсь об заклад, тебе тут скучно. — Мино не любитель новых знакомств, тем более, с целибатными монашками, но что-то в ней есть такое, отчего Сону хочется с ней пообщаться. Она поворачивает голову и смотрит на него в упор, затем хмыкает и хрипло отвечает: — Бьюсь об заклад, ты считаешь, что я — унылая и скучная заучка, которая случайно попала на этот праздник жизни, да? Она попадает прямо в точку, думает Мино и невольно расплывается в улыбке, примирительно поднимая руки вверх. — Я не хотел тебя обидеть, — искренне говорит он и рассматривает её лицо. Не в его вкусе, но хорошенькая. — Просто ты на самом деле не вписываешься. Выглядишь, как домохозяйка из приличного частного клуба на свингерской вечеринке. — Обычно на свингерских вечеринках оттягиваются именно такие домохозяйки, — парирует она и улыбается. Мягко и спокойно, и улыбка моментально преображает её, делая совершенно очаровательной. Она скрещивает руки на груди и, помолчав, добавляет: — Я действительно терпеть не могу такие сборища. Все пьют, курят и трахаются по углам, но мой парень завсегдатай подобных вечеринок и потому всё время пристаёт ко мне, чтобы я ходила на них хотя бы иногда. Вот и приходится высиживать протокольные полтора часа, а потом валить отсюда прочь. — Любишь посиделки с толстой книжкой и чашкой крепкого чая? — разговор абсолютно дурацкий, но удивительно лёгкий и непринуждённый, и Мино тянется к её стакану, машинально опрокидывая его залпом. — Не люблю вот так просто брать и напрасно прожигать свою жизнь, — пожимает она плечами. — Кто все эти люди, чем они живут, есть ли у нас какие-либо общие интересы. Я ни черта о них не знаю и совершенно не хочу узнавать. Одиночество в толпе — это реально отвратительное ощущение. Алкоголь туманит разум, мешая ему связно мыслить, но почему-то её слова вторгаются в разум и отпечатываются в нём вязью незримых чётких образов. Сон облизывает губы и, повинуясь порыву, говорит: — Ты зануда. Настоящий синий чулок, который просто не может отпустить тормоза и отрываться на полную катушку. Она поворачивается и некоторое время смотрит на него большими серьёзными глазами. Затем улыбается краешками губ и, потянувшись, кладёт руку ему на плечо. — Какой же ты глупый. Просто большой ребёнок. — Она забирает у него из рук пустой стакан из-под пива и тихо добавляет. — Знаешь, что обычно случается, когда набираешь большую скорость и отпускаешь тормоза? Они берут и отказывают. Остаётся лишь беспомощно наблюдать, как ты медленно, но верно катишься прямо в пропасть. Она взглядом обводит комнату, забитую до отказа веселящимися, ярко разодетыми людьми, и снова разворачивается к замеревшему Мино. — Веселись и радуйся жизни, общайся со всеми этими крутыми парнями и красивыми девушками, но просто помни, что твоя фраза реально дурацкая и смешная, — она снова улыбается, но её глаза наполнены глубокой, тёмной печалью. — Просто в нужный момент не забудь со всей дури вдавить педаль тормоза. «Ты несёшь заумную ерунду», — хочет сказать Мино, но вместо этого невольно улыбается в ответ. — Ты мне нравишься, — искренне бормочет он и слегка касается её руки. — Не как девушка, не в сексуальном плане. Ты симпатичная, но не мой тип. Просто мне очень хочется пообщаться с тобой и поговорить. Не чтобы развести на секс, а дабы ещё раз услышать твои занудные проповеди. — Значит, я недостаточно хороша для того, чтобы раскрутить меня на секс? — с деланной обидой говорит она и цокает языком. — Да ты просто мастер комплиментов. Затем она смеётся, и нутро Сона невольно наполняется теплотой. Он протягивает руку вперёд и сжимает её маленькую ладонь. — Меня зовут Сон Мино. — Ли Хаи, — отвечает она и заправляет выбившуюся прядку волос за небольшое аккуратное ухо. — Можно просто Хаи. — Ты… — начинает было Сон, но тут со стороны бара раздаётся знакомый низкий голос: — Хаи-я! Иди сюда! Мино невольно бросает взгляд в сторону стойки, и сердце пропускает удар: он видит Каина, который смотрит на них в упор цепкими чёрными глазами. — Иду, — кричит девушка и слегка морщится. — Прости, мне пора идти. Но мы обязательно поговорим позже, хорошо? — Да, — кивает Мино и откидывается на спинку дивана. — Я прекрасно понимаю, что Каин не из тех людей, которых хочется заставлять ждать. В её глазах мелькает лёгкое удивление, но она ничего не спрашивает. Сон молча наблюдает за тем, как она подходит к Каину и его приятелям, и тот по-хозяйски закидывает руку ей на плечо. Нутро невольно сжимается, и Мино думает, что этот парень никогда не отличался деликатностью и тактом, всегда открыто заявляя права на понравившуюся девушку. — Отличная тусовка, да? — рядом с ним плюхается один из приятелей Каина, Юнсон, и пьяно хихикает, доставая из кармана косяк. — Будешь? — Нет, — слегка кривится Сон. — С меня на сегодня хватит. — То-то я гляжу, что ты сегодня такой отчаянный, — кивает Юнсон и с наслаждением затягивается, пуская в воздух струю дыма. — А ты просто накуренный в усрачку. Кто бы ещё решился подкатить к подружке босса? Ты ебанутый, чувак, у тебя стальные яйца! — Я не… — начинает было Сон, но осекается, озарённый внезапной догадкой. — Блядь, ты хочешь сказать, что Хаи — это девушка Каина? — Чувак, ты что, реально не в курсе? — присвистывает его собеседник и цокает языком. — Они типа особо не сочетаются, она вся из себя такая правильная и милая, но он всё равно над ней трясётся. Она нечасто появляется на вечеринках, Каин говорит, что она вечно сидит в библиотеке, — противно хихикает он. — Представляешь, она хочет стать школьным учителем! Девчонка Каина — и учительница! Больше всего на свете Мино хочется разбить пустую бутылку об его глупую голову. Он стискивает зубы и вновь бросает взгляд на пару у стойки. Кажется, Хаи объясняет Каину, что их общение, так отчаянно смахивающее на флирт, — это не более, чем простая непринуждённая беседа, потому как выражение лица мужчины меняется, и он смотрит на Мино потеплевшими глазами. Он коротко кивает Сону и отворачивается, притягивая Хаи к себе, и Мино невольно выдыхает, ощущая расползающееся по телу облегчение. — Мы просто общались по-дружески, — вслух говорит он. — Она не интересует меня в таком плане. — Это хорошо, — кивает Юнсон и пьяно ухмыляется. — Не то Каин точно натянул бы тебя по самые яйца. А может, просто пристрелил, и мне пришлось бы плакать на твоих похоронах. Внезапно он наваливается на Сона всем телом и больно хватает его за плечо. Мино вздрагивает и разворачивается к нему лицом, встречаясь с ним глазами, а Юнсон говорит низким, каким-то не своим голосом: — Но все мы знаем, кто в итоге сдохнет, да? Реальность начинает плыть перед глазами, а сознание заполняется до боли знакомым чувством страха и безнадёжности. Юнсон хватает его за плечи, приближаясь практически вплотную. — Она умрёт, Мино. В этом виноват и ты, — шипит он, и заполненный людьми зал пропадает, обращаясь в ледяную пустоту. Холодный дождь хлещет по лицу, и Мино зажмуривается, машинально вытирая лицо рукавом толстовки. Сбоку доносятся приглушённые звуки, затем Сон слышит тихий всхлип и протяжный стон. Он открывает глаза и замирает как вкопанный. Хаи лежит перед ним, одетая в слишком лёгкое для такой погоды нежно-голубое платье, и дёргается в конвульсиях, широко раскрыв рот. Карие глаза с огромными зрачками смотрят на Сона с отчаянием и каким-то животным страхом, она выгибается и хрипло бормочет, елозя по асфальту: — Помоги мне… Спаси меня… Тонкая кожа на руках изуродована следами уколов и тёмными синяками. Взгляд цепляется за синие вены, проступающие слишком отчётливо, Хаи вновь выгибается, и её начинает буквально колотить на холодном мокром асфальте, а на губах выступает слюна. Нутро наполняется ужасом, всё тело будто сковывает стальными путами из-за накатывающей волнами паники, Мино замечает валяющиеся сбоку от неё дорогие туфли на высоких каблуках, тонкий резиновый жгут и пустой шприц с длинной тонкой иглой. — Нет, — шепчет он и в отчаянии прижимает руки к лицу. — Нет-нет-нет, этого просто не может быть! — Мне холодно, — жалобно бормочет она и смотрит на него широко распахнутыми глазами. — Плохо и холодно. Крутит всё внутри, сильно-сильно, — шепчет она побелевшими губами. — Я всё-таки сломалась… Отпустила тормоза… И сейчас я… Она не договаривает и вновь начинает судорожно дёргаться, вытаращив глаза. Мино стряхивает с себя ступор и бросается к ней, падая на колени прямо в холодную лужу. Он шарит по карманам и отчаянно молится всем известным ему богам, чтобы на этот раз всё было по-другому. Чтобы он не забыл телефон дома, в кармане другой куртки, смог вовремя вызвать врачей, и Хаи удалось спасти. Но вместо заветного аппарата он нащупывает лишь несколько скомканных бумажек и монет и, ощущая, как тело бешено колотит от нахлынувшего страха, пытается подняться на ноги, дабы броситься в клуб и позвать на помощь. — Твою мать, что тут творится? — раздаётся сбоку громкий мужской голос. Рядом с Мино падает раскрытый зонт, а затем он видит высокого парня в красном дождевике, который падает на колени рядом с Хаи и хватает её за запястье. — Что с ней? — спрашивает он Мино и, потянувшись, нетерпеливо трясёт его за плечо. — Эй, почему ты ещё не вызвал врачей?! Это Сынюн. Его вечная поддержка и опора Кан Сынюн, имени которого он пока не знает, несмотря на то, что они учатся в одной школе, только в разных классах. Изо рта Мино вырывается невнятное мычание, Сынюн бросает взгляд на лежащие рядом с Хаи шприц и жгут, и его глаза расширяются. Она издаёт тихий всхлип и внезапно затихает. Кан вытаскивает из кармана телефон и быстро набирает номер. — Скорая?! Скорее сюда, у нас тут девушка с передозом! Как зовут? Не знаю, я просто шёл мимо и заметил её и её приятеля, но ей явно очень плохо. Мы находимся возле клуба «Детка-Детка», это в Каннаме. Хорошо, я попробую, только быстрее, прошу… Он прерывается и, ругнувшись, пытается сделать ей непрямой массаж сердца. Затем смотрит на Мино и, схватив его за плечо, хрипло орёт: — Блядь, ты что, тоже под наркотой?! Что ты сидишь, как истукан, не видишь, она еле дышит! Сделай ей искусственное дыхание, пока едут медики, позови народ, ну же! — Его зрачки расширяются, и он недоумённо спрашивает: — Погоди-ка, я тебя знаю… Ты случайно не… Его слова заглушаются звуком дождя и нарастающим гулом в голове. Мино смотрит на его шевелящиеся губы, затем поворачивается к неподвижному телу Хаи на асфальте и думает, что это бесполезно. — Это твоя грёбаная вина, — внезапно говорит Хаи голосом Джину, и Сон видит на месте неё торжествующее лицо Каина. Его подбрасывает на кровати, и он резко выпрямляется, тяжело дыша и чувствуя, как по телу градом льётся липкий холодный пот. Сердце разрывается от до боли знакомого чувства вины и отчаяния, Мино некоторое время молча смотрит перед собой, на оклеенную плакатами с хип-хоп исполнителями стену, затем опускается обратно на кровать, закрывая лицо дрожащими ладонями. Он делал ей искусственное дыхание, пытался заставить её дышать, но было слишком поздно. Она умерла ещё до приезда медиков, прямо у него на руках, и последнее, что он помнил прежде, чем вырубиться прямо в руках растерянного Сынюна, это её огромные, наполненные страхом и болью глаза. Кан говорил, что он не виноват. Что доза была слишком большая, и шанс откачать её был минимален. Что она явно не хотела бы, чтобы он винил во всём себя и что пора просто отпустить её с миром, вместо того, чтобы жить пережитками ужасного прошлого. Мино знает, что это не так. И она продолжает ему сниться, настолько реальная и осязаемая, что каждый раз после того, как он просыпается в холодном поту, чувство вины от того, что даже во сне он не смог её спасти, раздирает нутро на множество окровавленных ошмётков. Её сгубили наркотики, отчаянная, безнадёжная любовь и мягкосердечность, которая заставляла её раз за разом прощать и ничего не говорить, дабы не потревожить и не заставить Сона волноваться за себя. Она говорила ему, что всё хорошо, улыбалась вымученной улыбкой и прятала следы от уколов за длинными рукавами толстовок и платьев. Хаи отпустила тормоза и провалилась в бездну, из которой нет возврата. И даже во сне Мино знает, что всё бесполезно, какой бы сценарий он ни прокручивал в своей голове. Она мертва, и делать что-то слишком поздно. Сон тянется к тумбочке и вслепую пытается нащупать на ней пачку сигарет. Он обещал ей, что не будет курить. Но даже с этим ничего не может сделать.***
— Скажи, когда ты в последний раз трахался? Джину задаёт этот вопрос с совершенно спокойным видом, медленно перелистывая страницы какой-то толстой книги по математике. Мино клятвенно обещает себе, что никак не будет реагировать на его выпады, но подобное высказывание застаёт его врасплох. Он невольно давится газировкой и начинает кашлять, ощущая неприятное першение в горле, а Ким тянется и заботливо хлопает его по спине, глядя на него в упор смеющимися глазами. — Почему тебя это так ебёт? — восстановив дыхание, хрипло спрашивает Сон. Они сидят за столиком в укромном углу столовой, там, где, по идее, никто не должен обращать на них внимание, но Мино кожей чувствует устремлённые в их сторону пристальные цепкие взгляды. — Когда мы с тобой в прошлый раз затирались у стенки, у тебя было такое лицо, будто ты вот-вот обкончаешь штаны, — Джину говорит это с милой, слегка застенчивой улыбкой, и Сон думает, что наверняка со стороны кажется, будто они болтают о чём-то милом и непринуждённом, вроде последних музыкальных новинок и пройденных компьютерных игр. Девушки таращатся на него с неверением и подозрением, кое-кто — с откровенной завистью, и Мино с трудом подавляет жгучее желание запрыгнуть с ногами на стол и во всеуслышание заорать, что их грёбаный прекрасный принц — двуличная сука с мерзким характером и ядовитым острым языком. Почему-то он не сомневается, что Джину всё равно будет выглядеть милым и пушистым, а его самого примут за злостного угнетателя невинной трепетной овечки, и Мино передёргивает плечами, смеряя Кима тяжёлым взглядом. — У меня не встаёт на членотёлок, — отрывисто говорит он и вновь берёт в руки банку с колой. — Если ты хочешь знать, в тот момент мне больше всего хотелось сблевать. От тебя воняло, как от китайской парфюмерной лавки, а сам ты смахивал на дешёвую шалаву, которая предлагает отсосать за пятнадцать баксов. — Это так грустно, что тебе приходится платить пятнадцать баксов каждый раз, когда ты желаешь кончить не с помощью банальной дрочки, — Ким, вопреки всему, ничуть не смущается, а, напротив, улыбается ещё шире. — Иначе как объяснить твои глубокие познания в этом вопросе. Он цокает языком и грустно вздыхает: — Кстати, если в тот момент, когда ты трахаешься, у тебя такая рожа, как сейчас, то совсем неудивительно, что ты в курсе расценок на дешёвых отсасывающих шалав. Скажи, у тебя всегда встаёт, когда ты блюёшь? Или ты всегда блюёшь, когда у тебя встаёт? Он не просто ведёт, он ментально нагибает Мино раком, отчего тот с трудом подавляет желание плеснуть колу в его смазливую морду. — Такое чувство, будто бы тебе безумно хочется, чтобы я тебя выебал. — Он залпом допивает банку и с громким стуком ставит её на стол. — Признайся честно, ты до сих пор не трахнул ни одну из своих многочисленных фанаточек только потому, что тебе нравится подставляться под чужие члены. А, Ким Джину? Он знает, что не должен вестись на провокации, а напротив, стараться всячески усмирить хёна, пытаясь разобраться в причинах его девиантного поведения, но почему-то Джину действует на него, как красная тряпка на разъярённого быка. Сону хочется сделать так, чтобы его нагловатая смазливая маска дала трещину, обнажив его истинную натуру, хочется увидеть, как Ким выходит из себя и срывается, переставая вести себя, как классическая сука из сериала для подростков. Он таскается за ним по пятам всего неделю, но Джину уже успел довести его до белого каления. Ким Джину — образцово-показательный студент-выпускник, член школьного ученического совета, первый ученик по успеваемости в своём классе и солист школьного хора, на репетиции которого он ходит три раза в неделю, на радость по уши влюблённым в него хористкам. Ким Джину — саркастичный вредный мудак, который регулярно вытворяет такие вещи, которые совершенно не вяжутся с его идеальной, кристально чистой репутацией. Мино не успевает ничего сделать, потому что у чёртового ублюдка какая-то удивительная способность исчезать самым невероятным образом, а затем — снова оказываться рядом с абсолютно невинным видом, после очередной сотворённой пакости. Он подкладывает женские трусики в карман преподавателя математики господина Ана. Он рисует порнографическую картинку на полу спортивного зала. Художественные навыки Кима оставляют желать лучшего, почему-то хорошо у него получаются исключительно члены. Он царапает малоприличную надпись на автомобиле школьного психолога, и с последней выходкой Сон в глубине души согласен. Госпожа О — редкостная сука, которая за глаза называет всех учеников «малолетними психопатами» и выбалтывает все их секреты в учительской курилке, начисто наплевав на понятие врачебной тайны. Самое противное, что никто, кроме директора Яна, даже и не думает связать всё происходящее с Кимом. С местной шпаной, с самим Соном, про которого в последнее время по школе ходит огромное количество слухов сомнительной правдоподобности, начиная тем, что он шантажирует Джину и потому он таскается с плохим парнем Мино, и кончая потрясающей байкой про то, что он и Ким — это разлучённые в детстве кровные братья, и добросердечный и мягкий Джину присматривает за своим криминальным родственником, который успел несколько лет отсидеть в колонии строгого режима. Но с Ким Джину, с ангелоподобным, очаровательным Джину, который читает толстые научные книжки и никогда не позволяет себе ни на кого повысить голос? Сон молча наблюдает за тем, как хитрый мудак в очередной раз обводит всех вокруг пальца и чувствует нарастающую злобу вместе с каким-то подсознательным восхищением. Потому что это, наверное, врождённый талант, ухитряться всех и каждого заставить поверить в собственную абсолютную непогрешимость. Мино так не умеет, и потому ему остаётся лишь только ждать, пока Ким потеряет бдительность, и он сможет застать его врасплох. На секунду в карих глазах Джину мелькает нечто странное, такое, из-за чего внутри Сона что-то ёкает. Но Ким моргает, и его взгляд снова становится прежним, наглым и наполненным нескрываемым вызовом. — А что, Мино-я, ты бы хотел, чтобы я под тебя подставился? — Он наклоняется ближе и касается кончиками пальцев его колена. Мино вздрагивает и нервно сглатывает: почему-то от подобного мимолётного прикосновения по всему телу проходит жаркая волна. Джину смотрит на него в упор, приоткрыв влажные, нежно-розовые губы, и почему-то на секунду в голове Сона мелькает мимолётная мысль, что эти блядские губы действительно хорошо смотрелись бы вокруг его члена. Пальцы сжимаются вокруг колена, и Мино отшатывается назад, сбрасывая с себя чужую руку. — Ты, мать твою, совсем ебанулся? — свистящим шёпотом спрашивает он. — Мы сидим в столовой, вокруг хренова туча твоих долбанутых фанаточек, которые таращатся на нас так, будто мы трахаемся прямо на этом столе! Ты что, хочешь, чтобы мне расцарапали всё лицо за то, что я посмел приблизиться к их любимому мармеладному мальчику? — А что, если я скажу, что у нас любовь, и мы с тобой теперь не просто сонбэ и хубэ? — спрашивает Джину и хлопает длинными ресницами. — Что может быть прекраснее большой и чистой любви? — Тогда они подумают, что я — грёбаный маньяк, который соблазнил их невинного оппу, — отзывается Мино и с трудом сдерживается, чтобы не схватить Кима за отросшие волосы и с силой не приложить об липкую поверхность стола. — Ты реально не понимаешь, что мне никто не поверит, что это ты, сраный пидорас, ведёшь себя как течная психованная сука? — Знаю, — легко соглашается Ким и издевательски улыбается. — Но разве это не забавно? Тебе всё равно никто не поверит, что бы ты ни сказал, да, Мино-я? Он бросает быстрый взгляд на часы и поднимается с своего места, беря в руки поднос. — Доедай и шевелись, — говорит он и учтиво кивает паре проходящих мимо девушек. — У студенческого совета собрание через пятнадцать минут, и мне совершенно не хочется опаздывать лишь потому, что ты не в состоянии быстро сожрать свой грёбаный кимбап. — Джину-оппа, добрый день! — кричат Киму три симпатичные первокурсницы, и тот моментально озаряется ласковой улыбкой и машет им рукой. Девушки издают сдавленный писк и начинают ажиотированно перешёптываться, а Мино закидывает себе в рот последний кусок кимбапа и, взяв в руки поднос, молча идёт к двери, по пути задевая Джину плечом. У него действительно давно не было полноценного секса. Последняя его девушка была одной из пустоголовых девочек с вечеринок Каина, хорошенькая, но абсолютно бездушная, с которой можно было, разве что трахнуться после тяжёлого дня и распить на двоих большую бутылку виски. Мино не нуждался в чужой близости и серьёзных отношениях, потому такая система общения казалась ему максимально удобной и привлекательной. Они встречались некоторое время после того, как Сон порвал все связи с прошлой компанией. Просто потому, что нужно было куда-то сбрасывать напряжение и пытаться справиться с гнетущим чувством вины и одиночества, а от крепкого алкоголя он начал буквально разваливаться на части, находясь в состоянии постоянного похмелья. Он бросил её, когда после очередного бездумного механического секса она вспомнила Хаи и, презрительно фыркнув, назвала её «маленькой глупой наркоманкой», заявив, что она ничуть не удивлена, что она сдохла так рано и нелепо. Сон швырнул ей вещи в лицо и, едва она успела одеться, выволок её прочь из комнаты лав-отеля, слушая громкий мат и уворачиваясь от острых наманикюренных ногтей. Она что-то долго орала под дверью, но Сон не слушал, достав из мини-бара бутылку дешёвого виски. В тот раз он нажрался до такого состояния, что заблевал весь номер, и Сынюну, который забрал его из злачного места, пришлось совать мрачной горничной деньги на химчистку и новые тряпки. Кан говорит, что ему надо найти себе кого-то, с кем будет комфортно и хорошо. Ту, кому он сможет открыться и показать себя настоящего, хорошую, добрую и искреннюю девушку, не похожую на тех, с кем он общался ранее. — У тебя просто уже сложился стереотип, что если девушка, то обязательно глуповатая, приземлённая шалава, — говорит ему Сынюн после того самого случая, когда наутро приносит ему крепкий кофе. Кан не отчитывает, не говорит, что он ведёт себя как последний придурок, не требует с него потраченных немалых денег, но именно из-за этого Мино становится особенно херово, и он отчётливо понимает, что так дальше продолжаться не может. Он молча кивает и с того самого дня не выпивает ни капли крепкого алкоголя, пытается завязать с курением, хотя получается плохо и нерегулярно. Но подпустить к себе кого-то настолько близко, чтобы довериться, обнажить чувства он даже не пытается, хотя отчаянно нуждается в простом человеческом тепле и внимании. Просто потому, что потом может быть слишком больно. Он чувствует резкий толчок в бок и вздрагивает, выныривая из пучины глубоких раздумий. Джину стоит рядом, глядя на него сердитыми, широко распахнутыми глазами, второй рукой держась за дверь, ведущую в помещение студенческого совета. — У тебя было сейчас такое выражение лица, как у моих одноклассниц, когда они видят йогурт с высокой массовой долей жира, — говорит он и слегка хмурится. — О чём задумался? О тяжёлых и тёмных моментах прошлого? Удивительно, с какой лёгкостью он каждый раз попадает в самые что ни на есть больные места. Джину смотрит на него в упор, и почему-то Сон видит в его взгляде нечто, отдалённо напоминающее сочувствие и понимание. — Да пошёл ты, — бормочет Мино и отворачивается. — Я думаю о том, что мне предстоит два с лишним часа сидеть с тобой в душном помещении, пока ты и твои дружки из совета решаете, какого цвета купить туалетную бумагу для школьных сортиров и стоит ли сделать местный журнал на пару страниц толще. — Они мне не друзья, — хмыкает Джину и засовывает руки в карманы брюк. — Мы просто делаем вид, что нам приятно друг с другом общаться, только потому, что остальные считают, что это круто. Знаешь, как в американских комедиях? Популярные общаются с популярными, отстойники — с отстойниками, потерянные для общества уёбища — с потерянными для общества уёбищами. И никто даже не удосуживается прерывать этот порочный круг, сознательно соглашаясь с навязанной иерархией. Он достаёт из кармана что-то блестящее и быстрым движением суёт это в ладонь. Мино опускает взгляд: Джину зачем-то всучил ему большой клубничный леденец в глянцевой упаковке, на которой изображён симпатичный розовый зайчик. — Дай угадаю, ты каким-то образом подсыпал туда пурген или какую-нибудь возбуждающую херню? — недоверчиво спрашивает Сон. Ким закатывает глаза и выдёргивает конфету у него из пальцев. — Нет, конечно. Я взрослый мальчик и предпочитаю сразу рвотное и острый кайенский перец, — парирует он и засовывает леденец себе в рот. Затем выуживает его, напоследок пройдясь по нему кончиком розового языка, и внезапно впихивает в рот Мино. Тот протестующе мычит и, сплюнув, невнятно спрашивает: — Охуел, что ли? Нахера ты суёшь мне свою обслюнявленную конфету? — Потому что у тебя грёбаная паранойя, и иначе ты бы просто не согласился её съесть, — парирует Ким и слегка кривится. — Да ладно тебе, а то ты никогда не пил из общей бутылки. Я чист, это скорее тебя можно подозревать в наличии букета венерических заболеваний. Кровь приливает к лицу, и Мино думает, что чёртов мудак Ким определённо нарвался. Эта сука запросто нарушает его личное пространство и искренне считает, что может делать с ним всё, что угодно его мерзкой душонке. Сон открывает было рот, чтобы послать Джину к чёрту, как тут в этот момент Ким внезапно улыбается. Не так, как обычно, а мягко и с какой-то непроизвольной робостью, так, что злоба улетучивается, а сердце невольно пропускает удар. — Когда мне херово, я всегда ем эти леденцы, — говорит Ким и заглядывает ему в глаза. — И почему-то каждый раз успокаиваюсь. Эффект плацебо, плюс, они на самом деле очень вкусные. — Он вертит в руках блестящую обёртку и, помедлив, добавляет: — Считай, что я попросту решил поделиться с тобой своими персональными колёсами потому, что мне неприятно видеть твою кислую рожу, — он вновь улыбается, так, что на щеках появляются аккуратные ямочки. — Когда ты на взводе и не витаешь в облаках, с тобой намного веселее и увлекательнее. Когда Джину улыбается и ведёт себя вот так, он выглядит по-настоящему привлекательно, мелькает в голове Мино внезапная мысль. Не просто как красивая кукла с искусственными, слишком идеальными чертами лица, а как живой человек из плоти и крови, со своими собственными заботами и волнениями. Сон машинально перекатывает леденец во рту и думает, что он действительно вкусный. — А, вот вы где! — негодующе восклицает президент студенческого совета Ким Джису и, негодующе сощурив глаза, тыкает в них тонким наманикюренным пальцем. — Где вы так долго шлялись? Мы собирались начать целых пять минут назад! Она очень хорошенькая и начисто лишена типичной для красивых и популярных девочек фальшивой манерности, потому она нравится Сону, в отличие от многих своих подружек. — Прости меня, Джису-я, просто Мино-я очень долго ел свой обед, а я не мог оставить его одного, — Ким делает скорбное выражение лица и вновь улыбается, только на этот раз не так. Выверено и механически, так, чтобы его привлекательное лицо выглядело ещё более красивым. Но на Джису его фокусы совершенно не действуют, и она даёт ему лёгкий подзатыльник. — Хватит сваливать свою вину на других! — сердито отзывается она и приветливо кивает Мино. — Если ты — его друг и в курсе, какой у нас строгий регламент, то ты и должен был проследить за тем, чтобы вы пришли вовремя, — она кивает в сторону стула рядом с собой. — Немедленно садись сюда, мне нужно, чтобы ты разобрался в кое-каких документах. Джину бурчит себе под нос нечто невразумительное, но подчиняется. Сон невольно усмехается и скользит взглядом по комнате, ища за столом свободный стул. Зал забит под завязку, и Мино замечает одно единственное место рядом с какой-то девушкой, уткнувшуюся взглядом в стопку бумаг. Он идёт к ней и садится рядом, машинально пытаясь заглянуть ей через плечо. Бумаги оказываются финансовой сметой, и девушка поднимает лицо, поворачиваясь к нему и глядя на него в упор. Что-то в ней кажется очень знакомым, и спустя пару мгновений Мино понимает, что это Сухён, та самая тихая подружка смазливой фанатки Джину, с которыми они ранее столкнулись в коридоре. Он кивает ей, и она кивает ему в ответ, складывая бумаги на стол и слегка прищуриваясь. — Ну, раз мы все наконец-то в сборе, то можно приступать к собранию, — громко объявляет Джису и толкает сидящего рядом Джину локтем в бок. — Как мы все помним, на повестке дня у нас грядущий школьный фестиваль. Нужно как можно скорее определиться с его концепцией, рассчитать приблизительный бюджет и придумать поощрение для класса-победителя, такое, чтобы оно вписалось в нашу весьма забитую смету, — она благодарно улыбается Сухён. — Наша казначей уже успела прикинуть приблизительную сумму, которую мы можем потратить на это мероприятие. Посему предлагаю вам всем ознакомиться со своими распечатками и подумать, как и на что мы должны потратить эти деньги. — Она поворачивается лицом к Джину и добавляет: — И кое-кто должен был позвонить в доставку скобяных товаров и заказать все необходимые материалы для оформления выставки. Сонбэ, тебе слово! — Спасибо, — говорит Джину и в очередной раз ослепительно улыбается. Сидящие за столом девушки дружно ахают и принимаются сдавленно хихикать, а Джису закатывает глаза и еле слышно бормочет: — Только не рисуйся, а то их потом весь вечер не заткнёшь. Мино кривится, наблюдая за тем, как Ким вещает на всю комнату хорошо поставленным голосом и лёгким движением руки поправляет вьющиеся волосы. Всё это напоминает какой-то дешёвый спектакль, вроде сериалов про мятежных школьников по локальным тв-каналам, которые втихаря любит смотреть его бабушка. — Как будто принц из дорамы, да? — раздаётся рядом тихий, еле слышный голос. Сон невольно вздрагивает и поворачивает голову: сидящая рядом с ним Сухён наблюдает за Джину, слегка прищурившись, и в её взгляде нет ничего похожего на фанатский экстаз. Скорее, лёгкая насмешка, любопытство и нечто такое, в чём Мино с лёгким удивлением узнаёт жалость. — Ты говоришь так, будто не в восторге от его выдающегося шарма, — вполголоса отзывается он, на что Сухён хмыкает и слегка качает головой. — Мне его очень жаль, — внезапно серьёзно говорит она. — Понятия не имею, что такое у него случилось, что он ведёт себя подобным образом, но, если честно, я очень за него волнуюсь. Мы раньше никогда между собой не общались, исключая те редкие случаи, когда нам нужно было что-то обсудить по учёбе. Не думаю, что ему очень приятно меня видеть, но он хорошо скрывает свои эмоции… — Погоди-ка, — от удивления его голос звучит слишком громко, настолько, что некоторые сидящие в комнате оборачиваются. Сухён легонько ударяет его по руке, и Сон продолжает, понизив голос до хриплого шёпота: — О чём ты говоришь? Что ты имеешь в виду под «раньше»? — Понятия не имею, насколько ты ему близкий товарищ, — глаза девушки слегка сощуриваются, — лично мне почему-то кажется, что ты, скорее, его надзиратель, которого приставили к нему потому, что он в очередной раз сделал какую-нибудь пакость. Это ведь он недавно разрисовал директорскую машину? Тихая, молчаливая Сухён оказывается намного проницательнее и наблюдательнее большинства своих сверстников, думает Мино. Директор Ян никак не афишировал инцидент с его любимым автомобилем, но почему-то она оказывается в курсе всего произошедшего. — Я угадала? — хмыкает она, заметив лёгкое замешательство в глазах Сона. — А насчёт машины всё просто. Мой кузен работает в автосервисе, в который он регулярно наведывается, и он рассказал мне про эпохальный визит господина Яна в разрисованной лаком тачке. — Это так, — прерывает её Сон, не в силах справиться с обуревающим его любопытством. — Но что по поводу хёна? Ты знала его ранее? — Он же перевёлся сюда совсем недавно, — Сухён бросает мимолётный взгляд на спорящего с Джису Джину, — а до этого мы учились в одной школе, достаточно далеко отсюда. Не в одном классе, в параллельных, но потом он внезапно взял и исчез. Перевёлся куда-то прямо в середине года, и все гадали, отчего он предпочёл уйти по-английски. В классе его все уважали и любили, он казался человеком, у которого нет никаких серьёзных проблем, и тут бац! — как будто испарился, — она вздыхает и переводит взгляд на Сона. — А потом мне тоже пришлось перевестись сюда из-за того, что мой отец сменил работу. Представляешь моё удивление, когда я зашла в учебную комнату, и первый, кого увидела, был Ким Джину собственной персоной. Вот только он был другим. Она замолкает и принимается деловито шуршать бумагами. Сон чувствует, как нутро невольно сжимается, и осторожно трогает её за плечо. — Другим? — Да, — кивает она и складывает документы аккуратной стопкой. — Раньше он вёл себя совсем иначе. Он был таким… настоящим. Без всего этого напускного лоска, весёлым, открытым, искренним, постоянно творил всякие глупости и порой был таким придурком, но знаешь, таким он нравился мне намного больше, чем сейчас. Не было всех этих повадок принца, вымученной улыбки и фальшивой оболочки. Знаешь, на кого он сейчас похож? На пасхальное яйцо. С виду такое яркое, красивое и красочное, а стукнешь чуть посильнее, и обнажится белая слабая сердцевина. Хоть я могу судить лишь со стороны, — она запинается, но затем продолжает, — Джину как раз и боится, что кто-то возьмёт, ударит и увидит ту самую истинную сущность. Потому и ведёт себя, как идеальный парень из комиксов для девочек-подростков, чтобы к нему никто не мог приблизиться и влезть в душу. — Фанатки же как раз лезут, — бормочет Мино, на что Сухён презрительно морщится. — Дурак ты, Сон Мино, — еле слышно отзывается она. — Фанатки лезут как раз потому, что и покупаются на яркую скорлупу, и больше им от него ни черта не надо. Что происходит у него в душе, почему он так стремится ото всех отгородиться, — да им плевать. Главное, чтобы у него было красивое личико и чтобы оппа улыбался им при каждой случайной встрече. Она замолкает и переводит взгляд на Джину. — Ты не думай, я в него не влюблена, — тихо добавляет она. — И волнуюсь я из-за него не потому, что испытываю сильные чувства, а просто это так страшно и пугающе, когда знакомый тебе человек в одночасье берёт и начисто меняется. Что-то случилось с ним такое, что-то страшное, и почему-то меня гнетёт то, что я никак не могу ему помочь. Мы не дружили, но он всегда так искренне и ярко улыбался… Настолько замечательно, что сразу хотелось тоже взять и улыбнуться, как бы дерьмово у тебя всё ни было в жизни. А сейчас эта улыбка вымученная и болезненная, и это, чёрт возьми, ужасно. И знаешь ли, мне жутко стыдно оттого, что я явно его напрягаю. Я — напоминание о прошлом, от которого он так старательно пытается убежать. Он не хочет меня видеть и не хочет вспоминать, но ему практически каждый день приходится видеться со мной, здороваться и выдавливать из себя очередную кукольную улыбочку, — она кивает в сторону Кима, который что-то негромко обсуждает с девушками из студенческого совета. — Он же в реальности совсем не такой. Ни капельки. И если бы я хоть что-то могла сделать… — Она замолкает и опускает взгляд. — Отлично, значит, на этом и порешим! — врывается в сознание Мино громкий голос Джису. — Мы заказываем заданное Джину-сонбэ количество стройматериалов, а декорации у нас будут в стиле «бал времён года», — с этими словами она с силой бьёт по столу кулаком, отчего Мино невольно вздрагивает. — Эй, хватит болтать! Вам ещё надо определиться с афишами, плакатами и прочей нужной и важной дребеденью! Плюс, старосты должны оповестить классы о тематике фестиваля, дабы те приготовили соответствующие мероприятия! — Я хочу сделать тематическое кафе, — оживляется сидящая рядом с Джину симпатичная брюнетка. — Можно всем надеть красивые цветочные украшения и приготовить кучу всего вкусного! Например, тыквенные пироги, горячий шоколад, вишнёвые кексы, какое-нибудь вкусное мороженое! Она говорит чисто, но с лёгким акцентом. Стоящая позади неё блондинка ерошит волосы и сердито шепчет: — Чеён-онни, ты так всем расскажешь наши секреты! Что, если они возьмут и сделают то же самое на фестивале? Представляешь, как это будет глупо? — Но, Лиса, я ещё не сказала про… — начинает было Чеён, но ещё одна девушка, миниатюрная шатенка с красиво очерченными, кошачьими глазами ловко затыкает ей рот ладонью. Джису прыскает со смеху, а шатенка вздыхает: — Что я тебе говорила, Чеён-а? Язык твой — враг твой. Слушай меня, Дженни-онни, и тогда будет нам всем счастье. — Вы хотите делать кафе, а мы думали о тематическом зале для фотосессий, — оживляется худенькая девушка с выкрашенными в ярко-рыжий цвет волосами. — Только представьте, какой будет ажиотаж! Мы сможем взять и… Все принимаются громко переговариваться. Мино смотрит на Джину, который садится на своё место, сложив перед собой бумаги, и поводит плечами. Внезапно его лицо мрачнеет и будто бы теряет свою привычную жизнерадостность, и Сон видит в его карих глазах усталость и нечто такое, отчего его сердце болезненно ёкает. Проходит буквально секунда, Ким моргает, и выражение тоски на лице сменяется привычной радостной улыбкой. Он что-то говорит обращающейся к нему Дженни и выглядит абсолютно довольным жизнью. Беззаботный, счастливый Ким Джину. Мино до безумия хочется взять и хорошенько встряхнуть его, дабы это фальшиво-радостное выражение сменилось настоящими, неприкрытыми эмоциями. Внезапно он ощущает лёгкое касание к своей руке и, вздрогнув, поворачивается. Сухён смотрит на него в упор, слегка прищурившись. — Эй, — тихо говорит она. — Я ни за что не поверю, что вы просто так взяли и подружились. Тебя ведь действительно приставили к нему, ведь так? Чтобы он не натворил ничего лишнего и не скатился, как… Она не договаривает, но Мино понимает её без слов. Как ты скатился когда-то, когда приходил в школу с вечным похмельем, воняющим за километр сигаретами и травой. — Я не имела в виду тебя, — угадывает его мысли Сухён. — Ты мне нравишься, несмотря на то, что другие говорят про тебя всякое дерьмо, да и сам ты мало похож на плюшевого медвежонка. Тонкие пальцы крепко сжимаются на его запястье, и Сон вздрагивает, настолько они горячие, практически обжигающие. — Ты хороший, — тихо говорит она, — и он тоже хороший. Только видно, что и тебя, и его что-то гложет. Понятия не имею, что, но такое чувство, будто у тебя за спиной стоит призрак, который не даёт тебе спокойно жить. Перед глазами возникает бледное лицо Хаи с огромными пустыми глазами и застывшей гримасой боли на лице, и Мино невольно вздрагивает, инстинктивно подаваясь назад. — Вы похожи, — она кивает в сторону Джину, — хоть на первый взгляд кажется, что между вами нет абсолютно ничего общего. Вот почему, когда я увидела вас вместе, мне стало намного спокойнее. — Почему? — переспрашивает Мино, и она тихо отвечает: — Потому что я не смогу его понять и помочь. А ты сможешь. Не знаю, почему мне так кажется, просто только рядом с тобой он теряет лицо и начинает вести себя нормально. Как живой человек из плоти и крови, а не просто какая-то идеальная статичная проекция. Джину не ведёт себя как проекция. Он — вредный, двуличный ублюдок, который врёт как дышит и ведёт себя, как сука из молодёжных комедий про старшую школу. Джину порой выглядит так, будто вот-вот сорвётся, и в такие минуты Мино отчётливо видит в нём её черты, черты человека, который слишком долго нёс на себе непосильный груз прежде, чем поставить решающую роковую точку. — Эй, — он слышит за спиной знакомый голос и оборачивается. Ким стоит позади него, засунув руки в карманы, и кивает в сторону выхода. — Нам пора, — говорит он и приветливо кивает Сухён. — У меня репетиция хора через пятнадцать минут. Ты же пойдёшь за мной, добрый друг? Сон слышит в его голосе нескрываемую издёвку, но на этот раз желание обижаться почему-то пропадает начисто. Он молча кивает Сухён и поднимается со стула, становясь напротив Кима. Тот отнюдь не коротышка, но ниже и субтильнее Мино, отчего смотрит на него снизу вверх, и почему-то сердце Сона ёкает от странного щемящего чувства. — Ты хороший. И он тоже хороший. Только видно, что и тебя, и его что-то гложет. Понятия не имею, что, но такое чувство, будто у тебя за спиной стоит призрак, который не даёт тебе спокойно жить. У Джину сотни скелетов в шкафу и тень из прошлого, которая держит его за горло костлявыми холодными пальцами. Мино не видит её лица, но отчётливо ощущает её присутствие рядом.***
— Ай, блядь! — вскрикивает Тэхён и дует на палец, по которому только что попал молотком. Сынхун издаёт всхлип, подозрительно напоминающий сдавленный смешок, на что Нам посылает ему уничтожающий взгляд. Сынюн качает головой и, ловко разрезав лист ватмана на симметричные части, укоризненно говорит: — Тэхён-а, веди себя прилично, тут как-никак девушки ходят. — Вот эта переспала с Джонхёном из параллельного класса, эта трахается с сыном нашего завуча по воспитательной работе, а вон та — лесбиянка, которая давным-давно встречается вот с той рыженькой, — немедленно отзывается Джину и пожимает плечами. — Так что технически девочек тут практически и нет. Разве что, Кюри, но она воспитывается в такой строгой семье, что её стерегут почище золотого запаса Форт-Нокс. Сынхун таращит глаза, а Мино не выдерживает и спрашивает: — Откуда ты всё это знаешь? Что, любишь собирать грязные сплетни по всем углам? «На тебя это не похоже», — хочет добавить он, но молчит, потому что в последнее время развести Джину на сильные эмоции становится жизненно важным. Он редко ведётся на его провокации, практически всегда ухитряясь повернуть всё таким образом, что Мино сам выходит из себя и едва сдерживается, дабы не оттаскать его за мягкие каштановые волосы. Почему Сон уверен, что они мягкие, он не знает, но почему-то порой до безумия хочется коснуться чужих блестящих вьющихся прядей. Глаза Джину сужаются, и он демонстративно роняет ему на руку увесистую доску, которую до этого держал в руках. Мино подпрыгивает и громко матерится, отчего несколько девушек, которые неподалёку раскрашивают бумажные декорации в яркие цвета, вздрагивают и косятся на него с нескрываемым неодобрением. — Я сижу рядом с Сохи на большей части занятий, а эта сука, кажется, живёт сплетнями и вываливает их на меня, потому что я ей нравлюсь, и ей кажется, что подобная информация оттолкнёт меня от всех потенциальных конкуренток, — поясняет Джину и лучезарно улыбается. — О, тебе больно? Хочешь, поцелую там, где бо-бо? — В таком случае у меня жутко болит хуй, не поможешь мне, приятель? — парирует Мино, на что Сынюн закатывает глаза и пихает ему в руки молоток. — Нам ещё нужно доделать вот этот фанерный гриб, а вы страдаете какой-то ерундой. Какая разница, девственница или нет? Главное, чтобы человек был хороший и искренний. — А такая, что намного приятнее трахаться, когда в вагине твоей подружки не побывали члены и языки практически всех твоих знакомых мужиков, — радостно отвечает Ким, и Сынхун начинает сдавленно кашлять, а Тэхён ухмыляется, глядя на Джину с нескрываемым восторгом. — Кстати, эта штука должна была изображать не гриб, а ёлочку, — добавляет он. — Сынхун-а, можно поинтересоваться, чем ты вдохновлялся, когда создавал этот шедевр? Членами? Средними пальцами? — Эй, почему у тебя такая зацикленность на членах? — моментально пытается отбить атаку Ли. — Отличная получилась ёлка! Если у тебя нет художественного вкуса, то это совершенно не моя вина. — Может, вкуса у меня и нет, но член от ёлки я могу отличить, — громко фыркает Ким. — Представляете, вот приедут к нам какие-нибудь мажоры и фифы из дружественных учебных заведений, в надежде увидеть что-то прекрасное, а тут бац! — и членоёлки Сынхуна. Я бы на их месте немножечко охуел. Сынхун насупливается и показывает ему средний палец, а Тэхён заливается таким счастливым и радостным смехом, будто кто-то только что подарил ему на редкость ценный и приятный подарок. Мино смотрит на безупречное лицо Джину и думает, что тот всё-таки редкостная, циничная скотина. Но, что самое удивительное, с каждым днём он становится всё менее отталкивающим и раздражающим. Нет, они не становятся друзьями, Ким по-прежнему продолжает вести себя как редкостный ублюдок, всячески пытаясь его поддеть и устраивая мелкие гадости в те моменты, когда Мино не успевает за ним проследить. Он ненавязчиво флиртует с девушками, вселяя в каждую из них крупицы надежды на то, что, возможно, он будет с одной из них, хотя на самом деле все они абсолютно ему не интересны. Сона это бесит, потому что, несмотря на все усилия, он по-прежнему не может найти к нему подход. Ким юлит, играет в кошки-мышки, и это бесит до крайности. Но порой ехидная сука Ким Джину совершает такие поступки, из-за которых Сон понимает, что в реальности всё намного сложнее и запутаннее, чем может показаться на первый взгляд. Он говорит, что Мино — глупая цепная собака, но при этом регулярно помогает ему с учёбой, говоря, что подобная благотворительность зачтётся ему в карму и что убогим надо помогать. Он всегда держится отстранённо от местных популярных красоток, но в то же время обходителен и нежен с «серыми мышками», ведя себя с ними так, что третирующие их крутые девушки буквально пунцовеют от зависти. Он заявляет, что ему на всех насрать и что его совершенно не волнуют другие люди, но берёт и мажет клеем стул глуповатого капитана школьной сборной по плаванию, который вместе с друзьями изводил худощавого неуверенного в себе парнишку из класса помладше. — Я сделал это просто потому, что они подвернулись мне под руку, — отвечает он на немой вопрос Мино и передёргивает плечами. Сон смотрит в упор на его безмятежное лицо и видит в нём черты того самого Ким Джину, о котором говорила Сухён, открытого, честного и искреннего. Сам Мино знает только настоящего, но почему-то в его голове Ким из прошлого видится именно таким. Почему-то Сону безумно хочется до него достучаться. Пусть даже нынешний Джину в реальности оказывается не так уж и плох. Он парадоксальным образом ухитряется понравиться его друзьям. Тэхён восторженно смеётся над его грубоватыми шутками и, хоть и не говорит вслух, втайне восхищается его изящно проделанными выходками. Сынхун сначала относится к Джину насторожённо, за глаза называя его «этот странный смазливый хён», но после того, как Ким радостно проезжается по его слабым местам и они самозабвенно ругаются порядка получаса, Сон понимает, что Ли тоже его принял. — Сука он редкостная, хуже, чем Тэхён, — доверительно сообщает ему Сынхун. — Вредный, но зато с ним интересно. Он тебе рассказывал тот анекдот про лесоруба и белку? Я так смеялся, что подавился молоком. Сынюн просто говорит, что Джину ему нравится, несмотря на то, что он явно скрывает больше, чем показывает. — Я понимаю, почему директор Ян захотел за него взяться, — он кивает в сторону Кима, который шёпотом рассказывает Тэхёну какую-то историю про их преподавателя по физкультуре, — он тот ещё врун, да и поступки его порой выходят за грани приличия, а шутки — чересчур жестокие. Но это совсем не значит, что он плохой. Он как будто от чего-то прячется, а всё это — некая защитная реакция. Как кошка выпускает когти в те моменты, когда ей грозит реальная опасность. Мино молча качает головой, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, его бесит до крайности, что Ким непостижимым образом становится неотъемлемой частью его жизни и с лёгкостью находит общий язык с близкими ему людьми, которых совсем не пугает тот факт, что образцово-показательный сонбэ оказывается двуличным козлом со склонностью к мелкому вандализму и потрясающим матерным словарным запасом. С другой стороны, кажется удивительным, что Джину не пытается строить из себя пай-мальчика и сразу же показывает им свою истинную натуру, и почему-то нутро заполняется теплотой, когда Мино наблюдает за их беззлобными перепалками. И в то же время в душе возникает какое-то странное, непонятное чувство, когда Сон понимает, что он единственный, перед кем Ким снимает практически сросшуюся с кожей идеальную маску. Почему-то это обидно, пусть даже Мино совершенно не хочет себе в этом признаваться. — Фестиваль будет уже через три дня, поэтому я был бы очень рад, если бы все перестали страдать хернёй и наконец-то занялись делом! — Джину косится в сторону хихикающих над чем-то девушек и тяжело вздыхает. — Твою мать, готов поспорить, что для них это мероприятие — возможность склеить каких-нибудь смазливых придурков из других школ. — Что, переживаешь, что у тебя могут быть конкуренты? — хмыкает Мино, на что Сынхун прыскает со смеху. Глаза Джину сужаются, и он моментально парирует: — Боюсь эпидемии гонореи и прочих половых заболеваний, а также наткнуться на очередную сосущуюся парочку, когда пойду покупать себе булочку с бобовой пастой. — Он берёт ножницы и принимается вырезать из картона по контуру ярко-красный цветок. — Кстати, что ваши классы заготовили в качестве аттракционов для фестиваля? — У нас будет комната ужасов, — отвечает Сынюн, аккуратно складывая большой кусок блестящей ткани. — И поскольку тема будет времена года, монстры у нас тоже будут типа по сезонам. Хеллоуинские страшилки, снежные ведьмы, весенние демоны, летние русалки. — Разве русалки страшные? — округляет глаза Тэхён. Кан пожимает плечами. — Судя по тому, что в роли русалок должны выступать Чихун и Минхёк, я могу предположить, что очень. Лично я не хотел бы с ними столкнуться в тёмной морской пучине. Да, Мино? Сон невольно хмыкает и кривится, когда вспоминает их старосту Сонён, которая упорно пыталась впихнуть его в наряд зубастого вурдалака, больше смахивающего на униформу начинающего хастлера. От неё удалось отбиться лишь благодаря Сынюну, который ухитрился убедить девушку в том, что ни от него, ни от Сона на этом поприще не будет никакого толка. — Наши делают какое-то тематическое кафе, — подаёт голос Тэхён. — Если честно, я не особо вдавался в подробности и стараюсь держаться от всего этого как можно дальше. — Потому что ты — антисоциальный засранец, который избегает ответственности и общения с окружающими? — немедленно откликается Джину. — Это само собой, — кивает Нам. — А ещё я должен был сознаться в том, что до усрачки боюсь Джису. Она, когда впадает в огранизаторский раж, способна пришибить тебя и даже этого не заметить. Впрочем, Дженни ещё хуже. — Дженни не хуже, она просто более жестокая, — вздыхает Сынхун. — Угадайте, кто будет печь тыквенные тортики для нашего кафе? — Твоя мама, — хмыкает Сынюн. — Потому что ты отвратительно готовишь. — Да, — охотно соглашается Ли. — Но зато я отлично смотрюсь в фартуке. Тэхён корчит рожицу и делает вид, будто его тошнит. Джину протягивает руку вперёд и внезапно легко касается ладонью плеча Сынхуна. — Я, кстати, тоже плохо готовлю, — неожиданно говорит он. — А ещё у меня всё очень плохо с ориентированием. Один раз меня послали за продуктами в соседний магазинчик, и я ухитрился свернуть в противоположную сторону. Правда, мне тогда было всего шесть лет, но это никак не оправдывает тот факт, что я до сих пор путаюсь в картах… Он смеётся, отчего у Мино невольно ёкает сердце в груди. Затем резко осекается и замолкает, будто поняв, что только что он сделал нечто из ряда вон выходящее и запретное. — Джину-оппа! — раздаётся откуда-то сбоку громкий девичий голос. Мино поворачивает голову и видит Лису, которая держит в руках большой яркий плакат. — Подойди сюда, пожалуйста, срочно нужна твоя помощь! — Сейчас! — кричит Ким и поспешно поднимается на ноги. — Я иду! Мино слышит в его голосе нескрываемое облегчение и успевает заметить слегка порозовевшие щёки Джину. Ким отлично скрывает собственные эмоции, но почему-то именно сейчас он оказывается не в состоянии контролировать себя. — Что это было? — нарушает молчание Тэхён, наблюдая за тем, как Джину подходит к Лисе и склоняется над плакатом. — Это был проблеск, — коротко отзывается Сынюн и скрещивает руки на груди. — Это было странно, но у меня почему-то засосало-таки под ложечкой. — Если бы я не был на сто процентов гетеросексуален, — задумчиво говорит Сынхун и касается плеча, — наверное, я бы в него влюбился. — Какое счастье, что Джину — парень! — немедленно отзывается Тэхён и демонстративно возводит руки к потолку. — Иначе бы действительно за него боялся. — Вот же гондон! — огрызается в ответ Ли и немедленно толкает Нама кулаком в бок. Тот даёт ему щелбан, громко смеясь, Сынюн качает головой и вновь погружается в работу над плакатом, а Сон украдкой бросает взгляд на Джину. Тот стоит рядом с Лисой, сверкая привычной участливой улыбкой, от которой у Мино сводит челюсти и появляется безумное желание сплюнуть прямо на чистый пол. Он отворачивается и хватается за ножницы, принимаясь вырезать из бумаги очередной кленовый лист. И старательно пытается избавиться от странного, неприятного чувства, возникшего в груди после несерьёзных слов Сынхуна. В Джину совсем не хочется влюбиться. Даже в такого, улыбающегося настолько ярко и заразительно, что этот образ наглухо впечатывается в памяти, оставаясь где-то глубоко внутри, под кожей, тканями и громко стучащим беспокойным сердцем.***
— Как я ненавижу эти ёбаные фестивали, — очень тихо, но с чувством говорит Джину, откладывая в сторону какие-то бумаги и потирая веки. Мино бросает взгляд на часы: половина десятого. Ким складывает документы аккуратной стопкой и прикрывает глаза, вытягивая вперёд ноги. — Как же так, Джину? — хмыкает Мино и едва сдерживает громкий зевок. — Праздники — это всегда столько ярких прекрасных эмоций и впечатлений! Как ты можешь так говорить о фестивалях? — Всё это безумно весело только тогда, когда ты приходишь на них как зритель, а не трахаешься в течение херовой тучи дней со всеми этими сметами, декорациями и прочей хренью, — парирует Джину и поводит плечами. Сон скользит взглядом по его уставшему лицу, по залёгшим под глазами теням и заострившимся скулам и, повинуясь порыву, серьёзно спрашивает: — Тогда зачем ты этим занимаешься? Зачем тебе сдалась эта работа в студенческом совете? Я ходил с тобой всего на несколько ваших собраний, но, если честно, даже пары посещений мне хватило, чтобы понять, что у вас всегда сплошная нервотрёпка и огромное количество всяких разных обязанностей и задач. Так почему? — Девочки текут от парней на высоких должностях, — тянет Джину и усмехается. Это настолько нарочитое позёрство, что Мино даже не раздражается, а, напротив, ощущает, как кончики губ дёргаются, расплываясь в улыбке. — Знаешь, у меня вот всегда была сексуальная фантазия потрахаться прямо в комнате для собраний, да так, чтобы было по-жёсткому! Вот только возможности не было, а сейчас у меня даже от неё есть ключ. Круто, скажи? — Там столы неудобные, — хмыкает Мино и поводит затёкшими плечами. — Или ты предпочитаешь на стульях? — Тебя так интересует моя личная жизнь, что я всерьёз начинаю подозревать, что ты — пидор, — качает головой Джину. — Что, так не терпится добраться до моей сексуальной задницы? Я давно подозревал, что ты пошёл в эту идиотскую программу, чтобы развращать наивных слабых мальчиков. — Иди ты на хуй, — отзывается Сон и вновь машинально бросает взгляд на часы. Вроде бы сторож должен оставаться в здании до утра, плюс, Дженни и Джису обещали зайти за ними и отдать Джину какие-то важные документы для отчёта, но почему-то возникает странное ощущение одиночества на двоих. Будто бы реальность сузилась до одной-единственной комнаты, где есть только он, Ким и множество невысказанных вопросов, которые так и вертятся на языке. — Это реально огромное количество заёбов, — внезапно подаёт голос Джину. Пробивающиеся сквозь открытое окно алые лучи закатного солнца освещают его плечи, рассыпаясь алыми всполохами по каштановым волосам и отражаясь яркими бликами на уставшем, но удивительно привлекательном лице. — И порой я и впрямь задумываюсь о том, что мне это вообще не нужно. Но… Он откидывает голову назад и тихо продолжает: — Но знаешь, когда я вижу, что люди искренне радуются, что им весело, и хоть на время школа из цирка уродов превращается в некое подобие нормального общества, я понимаю, что это было не напрасно, — он поднимает взгляд на Мино и слабо улыбается. — Вроде бы они все меня бесят, но в то же время мне безумно приятно видеть всех этих людей счастливыми. Глупеньких девочек, ведущихся лишь на красивую внешность, серых мышей и местных королев, задир и тихих заучек, да что там, даже тебя, придурка, который таскается за мной повсюду, — он слегка сужает глаза. — Скажи, тебя это ещё не заебало? Почему-то это смахивает на какое-то наваждение. Просторная комната, залитая лучами закатного солнца, Джину, который улыбается беспомощно и как-то неловко, будто стесняясь только что сказанных в порыве откровенности слов, и собственное сердце, которое колотится так быстро, будто вот-вот вырвется из груди, осев на полу алым трепыхающимся пятном. — Заебало, — почему-то шёпотом отвечает Мино и делает шаг вперёд. — Но я всё равно буду таскаться. — Потому что так надо, и тебе кажется, что ты сможешь мне помочь? А за счёт того, что ты сможешь мне помочь, ты сможешь очистить свою совесть от старых грешков? — Джину ехидно усмехается, но ухмылка выходит какой-то грустной и безнадёжной. Он выглядит усталым и осунувшимся, совсем непохожим на свой привычный сияющий идеальный образ, и Сон впервые задумывается о том, насколько ему тяжело даётся постоянный контроль за своим поведением и внешним обликом. — Да, — без обиняков отвечает он и смотрит Киму прямо в глаза. — Хочу. Потому что заебался. — Что-то внутри переклинивает, и он подаётся вперёд, оказываясь к Киму практически вплотную. — Но больше всего на свете мне хочется стереть с твоего лица эту чёртову фальшивую улыбку, потому что она меня бесит. Потому что ты можешь улыбаться нормально, можешь быть нормальным, например, таким, как сейчас, не выёбываясь и не пытаясь от чего-то убежать. Пальцы скользят по плечам замершего Кима, и Мино одними губами спрашивает: — От чего ты убегаешь, а, Джину? Чей призрак стоит у тебя за спиной и не даёт тебе покоя? Зрачки Кима расширяются, отчего глаза становятся буквально бездонными. Он смотрит на Мино не мигая, и на секунду Сону кажется, что вот он, тот самый момент, когда внешняя скорлупа даст трещину, обнажив белую сердцевину. Ким сжимает губы и слегка приоткрывает рот, но в этот момент со стороны окна раздаётся громкий стук. Они оба вздрагивают, и Мино невольно подаётся назад, ощущая, что ладони становятся влажными. Джину встряхивает слегка растрепавшимися волосами и быстрым шагом подходит к окну, перегибаясь через подоконник. — Твою мать! — ругается он. — Сторож куда-то сваливает! Эй, аджосси, погодите! Мино срывается с места и подбегает к нему. В сгущающихся сумерках действительно виден силуэт школьного сторожа: господин Дон выходит за ворота и, старательно закрыв за собой, быстрым шагом направляется куда-то в противоположную сторону. — Аджосси! — Джину складывает руки рупором и кричит оглушительно громко: — Эй, выпустите нас отсюда, я не хочу торчать в школе, я и так трачу на неё свои лучшие годы. Мино приглядывается и мрачно констатирует: — Это бесполезно, он в наушниках. Слушает наверняка свой любимый трот, и ему глубоко насрать на всё, что происходит вокруг. Интересно, куда он потащился? — За соджу, — отзывается Ким и с силой захлопывает оконную створку. — Ты что, не знаешь, что наш дражайший господин Дон — любитель пропустить пару стаканчиков? Под парой я имею в виду такое количество алкоголя, которого хватит, чтобы хорошенько нажраться, но при этом с утра проснуться относительно бодрым и предстать перед грозными очами директора Яна в максимально приличном виде, — он морщится и прикладывается лбом об оконное стекло. — Блядь, и ещё вдобавок он наверняка запер двери, и нам с тобой придётся околачиваться здесь до тех пор, пока он наконец не появится. От него пахнет привычным ароматом шампуня, дезодоранта, а ещё чем-то химическим и едким. Мино вспоминает, что Ким практически весь день занимался изготовлением и сборкой декораций для основной сцены фестиваля, практически наглухо закопавшись в многочисленные чертежи, схемы и рулоны яркой разноцветной обёрточной бумаги. Он видит на скуле небольшое зелёное пятнышко, видимо, от краски, и, потянувшись, касается его кончиком пальца, пытаясь стереть въевшуюся субстанцию. Кожа у Джину мягкая и по-девичьи гладкая, и почему-то его собственные пальцы невольно подрагивают, потому что просто касание отдаётся во всём теле острым электрическим импульсом. Ким вздрагивает и внезапно отшатывается от него, прижав руки к груди. Он смотрит на него в упор широко распахнутыми глазами, в которых плещется ужас и какой-то животный страх, как будто Мино только что сделал нечто действительно ужасное. Нутро невольно сжимается, и Сон неловко бормочет, ощущая нарастающее беспокойство: — Я просто стёр краску. У тебя была краска на щеке, вот тут. — О, — чересчур высоким голосом говорит Джину. — Это запросто. Я сегодня нарисовал такое количество уродских цветов, что у меня, наверное, эта краска дотекла аж до члена, — он расплывается в широкой, натянутой улыбке и начинает смеяться. — Я бы попросил тебя проверить, но не буду, а то не дай Бог воспылаешь ко мне страстью и попытаешься домогаться моего трепетного тела. Он говорит расслабленно и спокойно, но Мино видит, что всё это вымученно и показушно. Джину не был готов к его касанию и потому отреагировал на автомате, совершенно не контролируя собственных эмоций и не прикрывая их типичной маской насмешки и равнодушия. Он боится, понимает Сон, боится до дрожи, до липкого страха внутри, боится чужих неосторожных прикосновений, и нутро вновь царапает неприятное знакомое предчувствие. — Скажи… — начинает было Мино, но Джину перебивает его: — Я сейчас позвоню Джису, — он достаёт из кармана телефон и проводит пальцами по экрану. — Насколько я помню, она хвасталась, что Ян дал ей ключи от школы. Кстати, они с Дженни же должны были за нами зайти, куда эти две девицы подевались? Безответственные ветреные дурочки! — Он подносит смартфон к уху и торопливо кричит в динамик: — Алло, Джису, где вы там ходите? Вы проголодались и пошли за вафлями и горячим кофе? — Ким закатывает глаза и качает головой: — Нет, ничего такого, просто сторож куда-то ушёл, и мы с Мино остались запертыми в здании. Что значит, пользуйтесь моментом и хорошо проведите время? Ты на что это намекаешь? — До Сона доносится громкий девичий смех и оживлённый голос Дженни. — Да, ладно, хорошо, мы вас ждём. Джину вешает трубку и переводит на Мино сердитый взгляд. — Пойдём, — внезапно говорит он и, развернувшись, идёт в сторону двери. — Куда? — машинально спрашивает Сон, но покорно следует за ним. До безумия хочется схватить Джину за запястье, заставить остановиться и наконец-то услышать ответы на все разрывающие сознание вопросы, но внутренний голос шепчет, что нельзя. Ещё не время, и потому Мино засовывает руки в карманы и молча идёт за Кимом. — Она начала говорить мне про вафли и кофе, и я понял, что до безумия хочу перекусить, — на ходу отзывается Джину и останавливается возле небольшого подсобного помещения. Он дёргает за ручку и открывает дверь, затем нагибается и поднимает с пола свою форменную сумку. — У меня есть с собой термос с кофе, упаковка печенья и чипсы с луком и зеленью, — победным тоном говорит он и разворачивается к Сону. — Ты, конечно, можешь тухнуть в тесной комнате студенческого совета, а лично я пойду на крышу и буду дышать свежим воздухом, поедая свои запасы. Ну, что скажешь, цепная псина? Он слегка наклоняет голову и снова улыбается. Немного насмешливо, но беззлобно, прижимая к груди туго набитую сумку. — А что, если ты подсыпал в еду какую-нибудь гадость, вроде слабительного или острого перца? — спрашивает Мино, просто потому, что это помогает справиться с нарастающей неловкостью. В коридоре стоит тишина, прерываемая лишь звуками их тихих голосов, и почему-то осознание того, что они абсолютно одни в этом обычно шумном и заполненным людьми здании заставляет его почувствовать лихорадочное напряжение. Он не любит оставаться наедине с другими людьми, потому что так проще привязаться и полюбить. Если полюбишь кого-то, то его сложнее отпустить и смириться с тем, что этого человека больше нет в твоей жизни, хотя совсем недавно она была жива, она смеялась и смотрела на него большими, широко распахнутыми глазами, мечтала о счастливом будущем и собиралась стать детским психологом, чтобы помогать малышам справиться со своими проблемами. Ким Джину ни капельки на неё не похож, ни внешне, ни по характеру. Она не была красавицей в каноническом понимании этого слова, а хён смахивает на ожившую картинку из журнала для пустоголовых гламурных девочек. Но почему-то сердце Мино болезненно сжимается, и он делает шаг вперёд, толкая Кима кулаком в грудь. — Разумеется, я пойду туда, — говорит он и кивает в сторону лестницы. — С тебя запросто станется взять и сделать какую-нибудь пакость, а так цепная собачка сможет вовремя схватить тебя за шаловливые ручонки. А ещё я попросту хочу есть. Скажи честно, ты не подсыпал ничего в эти чипсы? Слабительное, острый перец, стиральный порошок? — Конский возбудитель, — парирует Ким. Они поднимаются по лестнице, и Мино невольно скользит взглядом по его прямой спине, обтянутой белой тонкой рубашкой. Он не тощий, но у него выступающие лопатки и позвонки, которые проглядывают сквозь ткань, и Сон ловит себя на мысли, что он хочет коснуться их кончиками пальцев. — Я просто так давно хочу тебя, оппа, что не могу удержаться от того, чтобы не затащить тебя на крышу и соблазнить. Ты никогда не читал манга, да? Девяносто процентов всех сексуальных сцен происходят именно на крыше, на худой конец, в медпункте. — Откуда такие глубокие познания? — Джину толкает дверь на крышу, и та поддаётся. Ким довольно хмыкает и пропускает Сона вперёд. — У меня в классе девочки обожают читать комиксы про крутых и мужественных опп и симпатичных девочек с большими золотыми сердцами. На улице уже темнеет, и небо из золотисто-алого становится светло-синим, яркого, немного ирреального цвета. Мино переводит взгляд на Джину и замирает, когда видит, как тот кидает пиджак прямо на грязноватую поверхность крыши и ложится сверху, широко раскинув руки в стороны. — Мама тебя убьёт за то, что ты испортил одежду, — говорит Сон и садится рядом на корточки. Ким открывает глаза и встречается с ним взглядом. — Я сам её стираю, так что потом возьму и сам себя выпорю за пару серых пятен, — отзывается он и, внезапно подавшись вперёд, тянет Сона на себя. Тот не удерживается на ногах и падает рядом, невольно выругавшись, а Джину хмыкает и привстаёт, беря в руки сумку. — Сука! — с чувством говорит Мино, хотя в глубине души ему смешно. Ким достаёт термос, слегка помятую упаковку чипсов и пакет печенья и с громким хрустом надрывает глянцевую бумагу. Затем протягивает Сону чипсы и пожимает плечами. — Кажется, мы давно уже это выяснили. Зачем ты повторяешься, дурачок? На улице не холодно, и Мино слегка прикрывает глаза, ощущая, как лёгкий ветерок обдувает лицо. Джину протягивает ему крышку термоса, наполненную кофе, и Сон, помедлив, берёт и отпивает прохладную жидкость, вкусно пахнущую корицей и кардамоном. — Характер у тебя, конечно, дерьмо. — Запах Джину проникает в ноздри, и Мино ставит крышку рядом с собой, ощущая, как внутри разливается тёплое чувство умиротворения. — Но кофе ты варишь вкусный. — Всё в этой жизни равноценно, — парирует Ким. Мино бросает на него взгляд и видит, что тот лежит с закрытыми глазами и размеренно вдыхает свежий тёплый воздух. — Вот у тебя огромное самомнение, зато член наверняка очень маленький. — Тебе показать? Джину растрёпанный и взъерошенный, с порозовевшими щеками и слегка обветренными губами. Настолько ирреально красивый, что почему-то у Мино перехватывает дыхание. — Между прочим, я тоже пил из этой крышки, — Ким приоткрывает глаза и кивает в сторону термоса. — Ты ведь понимаешь, что у нас с тобой был непрямой поцелуй? А, оппа? Разве это не мило и романтично? — Я надеюсь, что у тебя нет герпеса, — парирует Сон, и Джину смеётся. — Я люблю смотреть на небо, — внезапно говорит он. — Особенно, когда на нём появляются первые звёзды. Есть в этом что-то по-настоящему красивое и магическое, особенно, когда понимаешь, что многие из них в реальности уже не существуют? — Как это, не существуют? — переспрашивает Сон. — Ты же их видишь, так как они могут не существовать? — Потому что между Землёй и большинством звёзд — огромное расстояние в миллионы световых лет, — тихо отвечает Ким. — Настолько большое, что то, что мы видим на небе, — лишь проекция, отголосок того, что существовало тысячи, миллионы лет назад. А в реальности этой звезды уже может и не быть её могла поглотить чёрная дыра, она могла взорваться и попросту потухнуть, но она исчезнет с небосвода уже тогда, когда нас с тобой уже не будет. Да что там, внуков тех, кого мы знали и любили, уже тоже не будет на этом свете. Мино не любитель заумных речей, но почему-то глухой голос Джину буквально проникает ему под кожу. Он берёт в руки печенье и с громким хрустом откусывает огромный кусок, поворачивая голову к Киму. — Вот же чёрт, — говорит он и невольно усмехается. — Я же теперь не смогу смотреть на звёзды, как прежде. Вроде бы думаешь, что они живые, а в реальности мы смотрим на иллюзию. — Это по-своему символично. — Джину засовывает руку в пакет с чипсами и отправляет себе в рот горсть пахучих кругляшков. — Знаешь, это как с людьми. Вроде бы многих из них уже нет с нами, они далеко-далеко, дальше, чем эти звёзды, а образ их всё равно живёт в памяти, и никак их оттуда не вытравишь. Нутро болезненно сжимается, и Мино бормочет, силясь справиться с обуревающими его эмоциями: — У тебя прямо-таки какое-то философское настроение. Минуту назад ты шутил про герпес, и вот, мы уже с тобой рассуждаем на высокие темы. — Рассуждаю только я, — парирует Ким, облизывая жирные от масла губы. — А ты просто таращишься на меня, как идиот. — Оппа выглядит как принц с крошками от чипсов над верхней губой, — отзывается Мино, весьма удачно пародируя голоса оголтелых поклонниц Джину. Напряжение уходит, уступая место чувству расслабленности, и уголки губ невольно дёргаются вверх, когда Ким, чертыхаясь, проводит кончиками пальцев над губами. — Когда смотришь на небо, всегда так бывает, — неожиданно серьёзно говорит он. — Невольно ощущаешь себя таким маленьким и ничтожным, и именно в такие моменты и тянет думать о подобных вещах. Сразу вспоминаются самые яркие, переломные моменты жизни и… Внезапно он осекается и, замолчав, берёт в руки пачку печенья. Мино с наслаждением вытягивает ноги вперёд и невольно вздрагивает, когда неожиданно вновь слышит тихий голос Джину: — Ты же так отчаянно хочешь искупить свою вину из-за кого-то, ведь так? Из-за другого человека? Дыхание невольно сбивается, и Мино ощущает, как расслабленность испаряется, словно дым в тёплом воздухе, сменяясь знакомым болезненным чувством. Он ненавидит, когда кто-то лезет к нему в душу, тем более, говорить о прошлом, пробуждая старательно спрятанные в недрах памяти воспоминания. Тем более, Ким Джину, который не близкий, не внушающий доверия, который ни за что не сможет понять, почему он до сих пор не может отпустить призраков из своего прошлого. — Да, — говорит Мино и шарит по карманам в поисках пачки сигарет. До одури хочется курить, так, что даже кожа на губах зудит, и Сон чертыхается, когда понимает, что оставил «Мальборо» внизу, в кармане форменной сумки. — Она умерла около полугода назад. — Это была твоя девушка? — спрашивает Джину, и Сон качает головой. — Нет. Она была моим близким другом. Он ждёт, что Ким начнёт расспрашивать его. Задавать типичные дурацкие вопросы вроде «почему они погибла», «что она сделала», говорить пустые сочувствующие слова, неловкие и ненужные, или, что ещё хуже, насмехаться над ним, что он, видите ли, даже после её смерти окончательно застрял в френдзоне. Так говорил ему Каин в день их последней встречи, широко улыбаясь и глядя на него насмешливым, презрительным взглядом. Но Ким молчит. Затем садится и, обхватив руками колени, внезапно спрашивает: — Тебе никогда не хотелось спрыгнуть с крыши? Вопрос настолько внезапный, что Мино невольно теряется и не находит, что сказать в ответ. Джину поворачивается к нему лицом и тихо продолжает: — Никогда не хотелось просто взять и покончить со всем этим дерьмом? Раз и навсегда избавиться от ночных кошмаров и вечного чувства страха и боли? Тебе ведь снятся кошмары, Мино? Такие реальные, что каждый раз выворачивают тебя внутренностями наизнанку? И избавиться от них нет никакого шанса, потому что, пока ты жив, тебе приходится спать, дышать и поддерживать основные биологические функции. Его огромные, похожие на лужицы жидкого дёгтя глаза смотрят на Сона, не мигая, взглядом проникая под покрытую мурашками кожу. Джину выглядит безумным, пугающим и каким-то сломленным, настолько, что Мино кажется, что стоит протянуть к нему руку и коснуться, то он моментально рассыпется на множество окровавленных осколков. — А тут ты стоишь на высоте, на краю, и между тобой и спасительной пустотой всего несколько метров. Несколько секунд боли — и больше никаких ночных кошмаров, никакого отвращения к себе и постоянного гнетущего чувства вины. — Джину наклоняет голову и поднимает руку к небу, хватая воздух слегка подрагивающими пальцами. — Ты там, где живут мёртвые звёзды, где нет ничего, кроме одного сплошного тёмного вакуума. Разве это не здорово? Ты родился частицами космической материей, и после смерти ты ею станешь. — Это не выход, — голос звучит глухо, будто сквозь толщу воды. Мино протягивает руку и сжимает запястье Кима, силясь хоть как-то привести его в чувство. Почему-то Джину выглядит так, будто вот-вот сорвётся с места и побежит к краю крыши, и сердце Мино невольно сжимается от страха, когда он думает, что может не суметь ему помешать. — Если ты сдохнешь, то никому от этого лучше не будет. Как бы тебе ни было херово, всегда есть возможность всё исправить. Выговориться и поделиться с кем-то своей болью и тоской, найти себе отдушину, с помощью которой ты можешь справиться со всем этим дерьмом. — Выговориться, — эхом повторяет Джину и качает головой. Его глаза слегка сужаются и становятся спокойными и осмысленными. — Да, конечно, — слабо усмехается он и вырывает руку из хватки. — Я ведь твоя отдушина, Сон Мино? — тихо спрашивает он. — Замена той мёртвой девчонки? Той, которую ты так и не смог спасти? Сон открывает было рот, но застывает, потому что слова не идут из горла. Джину рассеянным движением приглаживает спутавшиеся волосы и неожиданно говорит: — Знаешь, почему ей повезло? Потому что она умерла. Она больше не мучается, не страдает, вместо неё это делаешь ты. И прежде, чем жалеть её и думать о том, как безумно тебе хочется оказаться на её месте, подумай, что было бы, если бы ты действительно сдох, а она осталась жива. И ей было бы так же омерзительно плохо, как тебе сейчас. Разве это не здорово, что отдуваешься именно ты? И хотела бы она, чтобы ты пытался похоронить себя заживо? Он замолкает и смотрит на него в упор. Внезапная трель звонка разрезает воцарившуюся напряжённую тишину, и Джину, вздрогнув, достаёт телефон из кармана. — Да, Джису-я! — Он поднимается с пола, хватая пиджак и прижимая смартфон к уху. Из динамика доносится громкий гневный женский голос. — Да, мы всё ещё здесь, просто не хотели сидеть в душной и тёмной комнате. Вы ждёте нас? Да, мы с Мино на крыше, сейчас спустимся. Сторож тоже вернулся? Я надеюсь, вы с Дженни уже высказали ему всё относительно его изумительного отношения к работе? Его голос звучит мягко и расслабленно, да и сам он выглядит спокойным и абсолютно довольным жизнью. Будто буквально несколько минут назад не буравил Мино лихорадочно блестевшими глазами, рассуждая о том, насколько здорово просто взять и сдохнуть. Джину смеётся над какой-то шуткой Джису и наклоняется, собирая с пола оставленный мусор и избегая встречаться с Мино взглядом. В голове набатом звучит его хрипловатый, наполненный болью голос, и внезапно Мино отчётливо понимает, что не хотел бы. Не хотел бы, чтобы Хаи было так же херово, как плохо ему сейчас, ведь мёртвые звёзды не могут ранить и осуждать. Возможно, ей сейчас действительно хорошо и спокойно, она улыбается легко и свободно, как раньше, и смотрит на него откуда-то из самых недр бесконечной Вселенной. Она появляется перед его глазами яркой вспышкой и исчезает, сменяясь образом смеющегося Джину, который взваливает сумку на плечо и жестом показывает ему, чтобы он следовал за ним. Ким Джину живой и настоящий. Мино не хочет, чтобы он оказался за чертой.***
— Вау, — сдавленно бормочет Сынюн и прикусывает нижнюю губу. — Ты выглядишь действительно… необычно. Менее тактичный Тэхён издаёт сдавленный писк и прыскает со смеху, приложив ладонь ко рту, Джину громко крякает и отводит взгляд, а Мино едва сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос. Сынхун скользит по ним мрачным, наполненным нескрываемым раздражением глазами и поджимает намазанные ярко-оранжевой помадой губы. — Смейтесь, ублюдки, — говорит он и скрещивает руки на груди. — Вы просто завидуете моему крутому образу. Вы что, не знали, что косплей — это настоящий магнит для девчонок. — Я тоже думаю, что тыква — это очень сексуально, — хмыкает Ким. Он наклоняется к Мино и тихо шепчет ему на ухо: — Я отойду в туалет, а после — на несколько минут к Джису. Она хотела, чтобы я помог ей с транспарантом. Мино машинально кивает, и Ким, развернувшись, идёт в сторону уборных. Сон провожает его рассеянным взглядом и думает, что, наверное, стоит пойти следом за ним, дабы проследить за тем, чтобы хён не сделал ничего сумасбродного. «Хотя какие глупости», — говорит про себя Сон и отворачивается. Вряд ли железная крошка Джису позволит ему куда-то улизнуть, да и желания таскаться за Кимом по пятам в такой праздничный и насыщенный день нет никакого желания. Кроме того, ему элементарно не хочется пропускать перепалку между громко хохочущим Намом и медленно, но верно закипающим Сынхуном. — Ты одет в костюм гигантской хэллоуинской тыквы, — с трудом выговаривает Тэхён, вытирая выступившие слёзы. — Какие девчонки клюнут на такой прикид? Любительницы овощных пирожков? Извращенки с фетишами на овощи? Сынхун сощуривается и некоторое время смотрит на смеющегося Нама тяжёлым взглядом. Затем разворачивается в сторону двери и громко кричит, складывая руки рупором: — Лиса-я! — О, нет, блядь, — говорит Нам, моментально переставая смеяться и делая шаг назад. — Ты не посмеешь. — Ещё как посмею, — не соглашается с ним Ли и сладко улыбается подбежавшей Лалисе. Девушка выглядит взмыленной и взвинченной, она быстро кивает всем присутствующим и смотрит на Сынхуна выжидательным взглядом. — Мы тут пообщались с ребятами, и Тэхённи пришёл в полный восторг от моего наряда тыквы, — сладким голосом заявляет Ли и тыкает пальцем в замершего, как кролика перед удавом, Нама. — Правда ведь, ребята? — Да, — хором отвечают Мино и Сынюн, и Тэхён посылает им обоим негодующие взгляды. — Правда? — оживляется Лиса. Нам издаёт невнятное мычание, а Ли кивает: — Да, и он сказал, что тоже хотел бы надеть нечто подобное, чтобы разрекламировать наше кафе среди посетителей ярмарки, — Сынхун цокает языком. — Как же жаль, что у нас больше нет такого классного костюма тыковки! — Тыковки действительно нет, — огорчённо вздыхает Лиса. Тэхён расплывается в довольной улыбке, но в этот момент девушка радостно добавляет: — Но зато у нас есть великолепный костюм снежинки! Остался с прошлогоднего спектакля про Снежную Королеву! Тыковка и Снежинка, как раз отличное попадание в тематику фестиваля, пойдём, Тэхён-оппа, я думаю, что ты будешь невероятно миленьким и классным в этом наряде! — Но я… — заикается было Нам, но Лиса хватает его руку и тащит за собой. — Я буду ждать тебя, мой дружок Снежиночка! — кричит ему вслед Сынхун и довольно смеётся, скрестив руки на груди. Нам посылает ему негодующий, полный нескрываемого возмущения взгляд и, улучив момент, на ходу показывает ему средний палец. — Мы с тобой — ужасные люди, — хмыкает Сынюн, провожая его наполненным нескрываемым весельем взглядом. — Мы не должны были потакать низким мстительным инстинктам Сынхуна. — По крайней мере, Тэхён в следующий раз подумает, прежде чем будет злорадствовать, — отзывается Мино и оглядывается, проходясь взглядом по галдящей толпе. В воздухе вкусно пахнет выпечкой и яблоками с карамелью, Сынхун и до безумия хорошенькая Чеён в длинном ханбоке в цветок раздают всем проходящим листовки с рекламой их тематического кафе. Чуть поодаль он замечает Сухён с её братом, которые покупают сладкую вату в небольшом киоске десятого класса. Джину среди них нет, и нутро Мино невольно заполняется нехорошим липким предчувствием. Он выхватывает взглядом в толпе Джису, которая, нетерпеливо размахивая руками, подгоняет переносящих стулья на улицу плечистых выпускников, и, кивнув Сынюну, быстрым шагом подходит к девушке. — Директор Ян будет говорить приветственную речь через пятнадцать минут, если вы не пошевелитесь, я не постесняюсь и сдам вас ему с потрохами! — кричит Джису, тыкая пальцем в зазевавшегося беднягу. — Ты представляешь, что он тогда с вами сделает? Скорее, скорее, и не забудьте, что нам ещё нужно повесить на трибуну гирлянду из бумажных цветов, листьев, тыковок и снежинок! — Джису-я, — начинает было Мино и невольно отшатывается назад, когда находящаяся в управленческом запале девушка едва не задевает его здоровенным сложенным ватманом. Джису раздражённо выдыхает и поднимает на него сердитые глаза, но затем её взгляд смягчается, и она искренне ему улыбается. — Привет, оппа! — весело говорит она и одёргивает на себе симпатичную юбку в белых снежинках. — Что, как тебе наше мероприятие? Готова поспорить, что в этом году мы выиграем главный приз, и ваш дурацкий дом с привидениями не сможет нам помешать! — Если я скажу, что с привидениями и впрямь дурацкий, то это будет предательством по отношению к моим одноклассникам, — отзывается Сон, на что девушка громко смеётся. — Ты не видела случайно Джину-хёна? Он сказал мне, что отойдёт на пару минут по твоему поручению, но я что-то его до сих пор не вижу. — Мне действительно нужно было помочь с плакатом, но я попросила Чихуна повесить его вместо Джину, потому что этот засранец куда-то запропастился, — нахмурившись, говорит девушка. — Последний раз я видела его, когда он заходил в наш закуток с реквизитом, скорее всего, взять что-то из своих вещей. Да ты не переживай! Я уверена, где бы этот безответственный гуляка ни был, он отлично сейчас проводит время! «Это ты, мать твою, так думаешь», — мелькает в голове Мино, и нутро невольно сжимается от страха, когда он вспоминает их с Кимом вчерашний разговор, его безумные глаза и тихий, наполненный старательно сдерживаемыми эмоциями голос. — Мне срочно нужно идти, — бормочет Мино и бросается было в сторону лестницы, но Джису хватает его за запястье. — Ты куда? — удивлённо спрашивает она. — Директор Ян как раз будет произносит речь через пять минут, всем надо срочно собраться в школьном дворе. — Мне нужно на крышу! — В голове раненой птицей бьётся отчаянная мысль, что он может не успеть. Что он в очередной раз может позволить случиться страшному, просто потому, что вовремя не успеет оказаться в нужном месте в нужный час. — Я забыл там… свой пенал! — На крышу ты сейчас никак не попадёшь, — отзывается Джису. — Директор прекрасно понимает, что это отличное место для любовных утех, поэтому там с самого утра дежурит Черин-сонсэнним и наш преподаватель по физкультуре Ёнбэ-сонсэнним, — она хмыкает и тянет его за собой. — Ты можешь говорить им всё, что угодно, но эти двое никого туда не пропустят. Поднимешься на крышу после фестиваля, а пока пойдём, господин директор настойчиво велел, чтобы все с должным пиететом отнеслись к его ораторским способностям. Интересно, он хоть по такому случаю снимет кепку, как думаешь, Дженни? — На Земле может случиться Апокалипсис, нападение инопланетян и воцарение разумных одёжных щёток, но директор всегда будет в своём любимом аксессуаре, — меланхолично отзывается подошедшая девушка, и они дружно смеются. Мино машинально улыбается в ответ и ощущает, как ледяной холод внутри отступает. Ким Джину может быть сколько угодно обаятельным и убедительным, но госпожа Черин и учитель Дон ни за что не поведутся на его фокусы. Сон может выдохнуть и отстоять положенные десять минут, пока директор Ян будет упражняться в красноречии, а после — найти Кима и хорошенько вмазать ему за редкостный сволочизм. Они выходят во двор, и Джису тащит его к сцене, криками разгоняя собравшийся народ. Дженни громко зевает и цокает языком, а президент школьного совета окидывает цепким взглядом трибуну и раздражённо шепчет: — Чёрт возьми, кто вырезал эти грибы? Они похожи на пенисы! Мино вспоминает сосредоточенное лицо Сынхуна и невольно прыскает со смеху. Внезапно раздаётся торжественная музыка, и хорошо поставленный женский голос объявляет: — Дорогие студенты и гости нашего учебного заведения! Приветствуем вас на ежегодном фестивале школы Квангун! — Это же Минзи-сонсэнним, — бормочет Дженни. — Я думала, что она в судейской комиссии фестиваля. — Да, вместе с Дарой-сонсэннимом и Джиёном-сонсэннимом, — шёпотом отзывается Джису. — Но в последний момент наша комментатор Мирэ приболела, и этот старый прощелыга припахал сонсэннима за неё. — Мы все искренне надеемся, что вам понравится наше мероприятие, которое в этом году имеет тематику «Времена года», — тем временем вещает громкоговоритель. — А пока давайте поприветствуем нашего многоуважаемого директора, который хотел бы сказать несколько слов в честь данного прекрасного праздника! Наградим его бурными аплодисментами! Вновь звучит музыка, собравшаяся толпа покорно хлопает и издаёт приветственные вопли, и спустя несколько мгновений на сцене появляется директор. Джису и Дженни переглядываются и громко смеются в голос, и Мино не выдерживает и улыбается: на мужчине действительно красуется тёмно-синяя кепка из плотного материала. — Спасибо всем, кто сегодня пришёл сюда, — говорит Ян, беря в руки микрофон и широко улыбаясь. — Я бы вот лично подумал, потому что цены на всякие пирожки и аттракционы действительно грабительские, намного дешевле пойти и купить что-нибудь в супермаркете. Публика реагирует на шутку дружным хихиканьем, и Ян довольно улыбается. Мино слышит рядом негромкое хмыканье и, слегка повернув голову, невольно косится в сторону источника звука. Чуть поодаль от него стоит хорошенькая высокая девушка, одетая в голубое матросское платье, плотные синие гольфы и туфли на невысоких каблуках. Длинные каштановые волосы спускаются ниже плеч, губы, едва тронутые помадой, насмешливо улыбаются, и Сон машинально думает, что незнакомка действительно хороша собой, практически модель. Разве что, ступни большеваты для подобной принцессы, размер сорок второй-сорок третий. Впрочем, не всем суждено родиться с золушкиными параметрами, и хоть в чём-то природа должна была отдохнуть на подобной симпатяжке. Что-то в ней кажется смутно знакомым. Что-то неуловимое, но очень явное, нечто такое, отчего сердце ёкает, и Сон невольно делает шаг ближе к загадочной красавице, пристально вглядываясь в её правильные черты. Кто-то резко хватает его за ворот пиджака, и Мино подаётся назад, вздрагивая. Он оборачивается назад и видит сердитую Джису, которая отрицательно качает головой и делает большие глаза. «Потерпи», — взглядом говорит она и кивает на сцену. Сон поднимает голову и смотрит на директора Яна, который продолжает вещать, цепко сжимая в руках микрофон. — И потому очень хочется, чтобы ваша жизнь была тёплой, как лето, цветущей, как весна, прекрасной, как зима, и богатой на дары, как осень, — торжественно говорит директор и широко улыбается. — Ну что же, вам не терпится вновь вернуться к веселью? — Да, — раздаётся громкий нестройный гул голосов, и Ян кивает: — И мы обязательно это сделаем, потому что школе как-то надо платить по счетам, а вы — наши любимые денежные мешочки! — Публика вновь смеётся над очередной остротой, и директор жестом показывает на огромный экран за своей спиной. — И напоследок хочется перейти к последнему сюрпризу! Специально к данному мероприятию члены художественного, музыкального и компьютерного клуба подготовили для вас особый подарок — песню, посвящённую любви во все времена года! Встречайте бурными аплодисментами ярких звёздочек школы Квангон с настоящим качественным шедевром «Summer, winter, spring and fall»! Собравшиеся вновь аплодируют, и Джису облегчённо вздыхает: — Как же хорошо-то! Можно расслабиться, всё прошло без идиотских происшествий! Я так боялась, что будут проблемы с музыкой, фонограмма всё время заедала, пришлось менять файл с торжественной мелодией буквально за час до мероприятия! — Было бы забавно, если в порыве ораторского экстаза с него всё-таки слетела кепка, — вполголоса отзывается её подруга, и девушка пихает её локтем в бок, тем не менее, принимаясь тихо хихикать. С того места, где стоят она, Мино и Дженни, открывается отличный обзор на то, что происходит за огромным бархатным, густо покрытым разноцветными аппликациями занавесом, и Сон видит, как директор делает незаметное движение рукой и кивает сидящему за кулисами технику. Тот кивает в ответ, опускает пару рычажков и нажимает на несколько кнопок на пульте управления. Экран загорается синим светом, и спустя некоторое время начинает звучать плавная медленная музыка, и на нём появляется изображение. Мино невольно цепенеет, когда видит красивую, абсолютно обнажённую рыжеволосую женщину, которая лежит на кровати, зажатая тремя абсолютно голыми мужчинами. Один, темнокожий, с громким пыхтением вбивается в неё сзади, другой, изогнувшись каким-то невероятным образом, трахает её спереди, а сама партнёрша самозабвенно отсасывает у третьего, типичного латинского любовника с огромной татуировкой в виде скорпиона на плече. Всё действо грязное и непотребное и мало смахивает на продукт школьной самодеятельности. По толпе проходится ропот. Джису издаёт громкий крик, директор Ян некоторое время с обалдевшим видом таращится на разворачивающуюся на экране содомию, затем поворачивается к явно деморализованному технику и орёт на него во весь голос: — Выключи! Выключи это сейчас же! Тот встряхивает головой и подчиняется, неловко дёргая за рычаги большими ладонями. Изображение пропадает, шокированные зрители принимаются громко переговариваться, кто-то смеётся, кто-то — быстро печатает что-то на планшетах и телефонах, видимо, торопясь поделиться со знакомыми свежей, весьма горячей новостью. Ян стучит по микрофону и говорит во весь голос, безуспешно пытаясь успокоить толпу: — Произошло странное недоразумение, будьте уверены, ничего подобного никто не мог себе и представить. Всё-таки такие вещи не принято смотреть на больших экранах в дружной компании, и… Мино слышит сбоку от себя хриплый смешок и невольно поворачивается в сторону. Длинноволосая девушка стоит совсем рядом, скрестив руки на груди, и смотрит на сцену с нескрываемым весельем, злорадством и торжеством. В ней есть что-то очень знакомое, до боли в груди, и в тот самый момент, когда Сон уже собирается её окликнуть, она поворачивается к нему сама и встречается с ним взглядом. Большие карие глаза расширяются, розовые губы слегка приоткрываются, и Мино замирает, когда осознаёт, кто стоит перед ним, обряженный в женские тряпки и до безумия смахивающий на хорошенькую старшеклассницу. — Джину, — неверяще бормочет Сон. — Что ты… Пазл складывается в сплошную чёткую картинку, и Мино чувствует, как от нахлынувшей ярости невольно темнеет в глазах. Он делает шаг навстречу Киму, и тот, видимо, справившись с оцепенением, резко разворачивается и со всех ног бросается прочь. — Эй, Мино-сонбэ, ты куда? — озадаченно спрашивает Дженни, но Сон не слушает её, кидаясь в погоню за Кимом. Тот бегает быстро, но не слишком, неудобные туфли всё время слетают с худых ног, обтянутых плотными чулками, и Сона буквально распирает от желания вцепиться в его искусственные локоны и хорошенько приложить смазливой рожей прямо об стенку. Нутро жжёт мерзкое чувство обиды, оттого, что поверил и искренне волновался, оттого, что всё это время жрал себя поедом, думая, что с ним что-то случилось, а этот ублюдок всё это время придумывал очередную глупую проделку, прячась от него за обтягивающими женскими тряпками. Ким подбегает к открытым дверям и исчезает в школьном здании. Сон прибавляет скорость, чувствуя на себе изумлённые взгляды собравшихся, которые явно не понимают, почему школьный хулиган преследует какую-то пигалицу. Джину пытается оторваться, но злость придаёт Мино силы, и, прежде чем Ким достигает лестницы наверх, Сон нагоняет его и, схватив за плечи, обтянутые дурацким платьем, рывком тянет на себя. В коридоре никого нет, и Мино, оглядевшись, с громким треском открывает дверь кладовки со всяким скрабом и вталкивает туда Кима. Тот не удерживается на ногах и неловко падает прямо к одному из стеллажей, густо заставленному всякими бутылками с моющими средствами. Мино плотно закрывает дверь и разворачивается к Джину. Тот смотрит на него в упор и слабо усмехается неровно подкрашенными губами. — Что, тебе не понравилась моя маленькая забава? — спрашивает он и откидывает голову назад так, что искусственные тёмные пряди струятся по широким плечам. — Да, ладно, это было весело. Директор Ян нёс полный бред, было скучно, и потом, ты считаешь, что никто до этого никогда не видел порно… Он резко осекается, потому что доведённый до крайней степени бешенства Сон подлетает к нему и, опустившись на колени, со всей силы бьёт его по смазливому лицу. Ким невольно отшатывается назад и шмыгает носом, из которого течёт тонкая струйка крови. Сон хватает его за плечи и встряхивает, с ненавистью заглядывая в широко распахнутые карие глаза. — Какой же ты низкий, чёртов мудак, — свистящим шёпотом выплёвывает он, сжимая предплечья Кима практически до синяков. — Я, значит, блядь, за него волновался, думал, что он всё-таки решил скинуться с крыши, а этот ублюдок бегает по школе в бабском наряде и придумывает очередную идиотскую шуточку! Ты хоть сам понимаешь, насколько это тупо?! Зачем ты это делаешь, дебил, только ради того, чтобы сделать кому-нибудь пакость? Показать, какое ты никчёмное тупое дерьмо?! Да, Ким Джину. Зрачки хёна расширяются, и Мино продолжает, ощущая, как от злости он буквально начинает задыхаться: — Ты доволен, да? Счастлив, что в очередной раз оставил меня в дураках и повёл себя как настоящая мразь? Тебе нравится быть мразью, да, Ким Джину? — Я… — начинает было тот, но Сон, не сдержавшись, кричит в голос и бьёт его наотмашь по лицу: — Да ты просто тупая смазливая сука! В которой больше нет ничего хорошего и привлекательного! Он выпаливает это прежде, чем успевает хорошенько подумать, и спустя пару мгновений нутро обжигает сильное чувство вины. Слова Сона, хоть и выкрикнутые на эмоциях, звучат на редкость мерзко, и Мино опускает взгляд, убирая руки от чужих плеч. — Слушай, я… — начинает было он, собравшись с духом и поднимая глаза. И замирает, потому что сидящий перед ним Джину бледен до синевы и смотрит на него огромными, похожими на лужицы дёгтя, безумными глазами. — Я — тупая блядь, — одними губами шепчет он, — которая должна жить для того, чтобы нравиться другим. Ничего не стою, ничего не стою… Ничего… Его руки дёргаются, а припухшие губы подрагивают, будто от лихорадки. Нутро сжимается от страха и предчувствия чего-то страшного, и Сон тянет было руки к Джину, чтобы успокоить и привести в чувство. — Джину, я… — растерянно бормочет он, но внезапно Ким резко отшатывается назад и оглушительно кричит: — Не трогай меня! Не трогай меня больше, пожалуйста!!! Нет, нет, нет! Он издаёт сдавленный всхлип и вытягивает вперёд дрожащие руки. Длинные просторные рукава платья соскальзывают с рук, обнажая кожу, и Мино невольно вздрагивает, когда видит на внутренней стороне плеча Кима уродливый красный шрам какой-то странной формы. Приглядевшись, он понимает, что отметина отчётливо напоминает сердце. Он поднимает голову и вновь встречается взглядом с Кимом, который смотрит на него с нескрываемым страхом и каким-то животным отчаянием. Будто загнанный зверь или тот, кто только что увидел свой самый главный и страшный ночной кошмар. — Печать Каина на моём теле, — внезапно хрипло бормочет Джину и, всхлипнув, вжимается спиной в стеллаж. — Как символ того, что я тебе принадлежу. Я украл твоё сердце и должен за это поплатиться. Печать Каина на моей коже как символ моего греха… Он издаёт какой-то животный всхлип и прячет лицо в ладони, тяжело дыша. Сердце Мино болезненно сжимается, и он резко подаётся вперёд, обхватывая Кима за подрагивающие плечи и прижимая к себе, утыкаясь лицом в идиотский спутанный парик и судорожно шепча: — Всё хорошо, Джину. Всё хорошо. Прости меня, умоляю тебя, прости, чёрт возьми, я действительно не хотел! Я не причиню тебе вреда, прошу тебя, перестань дрожать… Это я редкостный говнюк и ублюдок, что позволил себе сказать такое, всё это на нервах, не подумав, всё, что я сейчас ляпнул, полная ересь, потому что ты потрясающий, не только потому, что красивый, а просто весь, потому что ты — это ты. Ты в реальности просто замечательный! Ты… Ты… Горло саднит, и он чувствует, как Ким в его руках вздрагивает и обмякает. Мино слегка отстраняется и напряжённо вглядывается в глаза Джину, которые постепенно становятся всё более осмысленными. Ким моргает, затем слегка встряхивает головой и внезапно с силой толкает Мино рукой в грудь. Тот ощущает, как от резкого удара сбивается дыхание, и невольно отшатывается назад. Ким хватается слегка подрагивающей рукой за стеллаж и с трудом поднимается. — Уёбище, — хриплым, сорванным голосом говорит он, одёргивая на себе задравшееся платье. — Ну, и что, что я поставил это ёбаное порно? Бить-то так было зачем? Я же, по твоему мнению, только и делаю, что торгую своей хорошенькой мордашкой, так почему же ты портишь мне мою рабочую физиономию? — Я не… — начинает было Сон, но Джину слегка подрагивающими пальцами поправляет сбившийся парик и, оттолкнувшись от стеллажа, нетвёрдой походкой идёт к двери. Сердце пропускает удар, и Мино быстро вскакивает на ноги и хватает его предплечье: — Ты говорил о какой-то печати Каина, — он заглядывает Джину в глаза и видит на дне тёмной радужки отголоски страха и отчаяния, — просил, чтобы я тебя не трогал, но как будто обращался к кому-то другому. Это он тебе сделал? Этот шрам? Джину бьёт сильно и резко, так, что реальность плывёт перед глазами, и Сон едва удерживается на ногах, держась за саднящую челюсть. Он отпускает руку Кима, а тот толкает его в грудь и кричит сбивающимся, наполненным нескрываемой яростью голосом: — Да, блядь, пошутил я над тобой, снова прикололся, смешно, не правда ли? Просто хотел, чтобы ты, наконец, перестал читать мне мораль и отъебался от меня, грёбаная нянька! Что, решил поучить меня жизни? Да нихера у тебя не выйдет, как ты сам не понимаешь! — Он стирает запёкшуюся кровь и издевательски скалится. — Разве не забавно? Я действительно хороший актёр, и ты тут же повёлся на мой спектакль и бросился со своими объятиями и утешениями! Вот только засунь их себе в задницу, понял? Челюсть пульсирует от боли, и Мино молча смотрит на смеющегося Кима. Тот вытирает нос рукавом платья и, толкнув его локтем в плечо, резким шагом идёт к выходу. — Отъебись уже от меня, — голос Джину слегка дрожит, и он толкает дверь от себя. Та поддаётся с тихим скрипом, и Ким замирает на пороге. — Перестань меня преследовать, перестань пытаться учить меня жизни, когда сам в своей не можешь нормально разобраться. И передай Яну, что я совершенно не жалею. Но ты, сука, в этом не виноват, и он может приделать золотую звёздочку в твою тетрадочку для достижений. Он вскидывает руку вверх и показывает ему средний палец. Затем неловко поводит плечами и выходит прочь из кладовки. Мино молча смотрит ему вслед, скользя взглядом по спине, обтянутой помятым грязным платьем, и замечает на ногах синяки, явно оставленные от сегодняшней потасовки. Руки Кима слегка подрагивают, и нутро сжимается от резкого, разрывающего внутренности чувства. Сон опускается на пол и молча стирает кровь из уголка рта. Джину, наверное, можно догнать, но он этого не делает, только закрывает глаза и вслушивается в звук чужих громких шагов. Ким говорит, что всё это было лишь игрой. Злой шуткой и попыткой оставить Мино в дураках и отбиться от его агрессивных проповедей. Джину смеётся в голос и улыбается ему распухшими губами, глядя на него наполненными нескрываемым презрением глазами. Джину, бледный и абсолютно сломанный, бился в его руках, будто загнанный зверь, обнажая старательно скрываемые шрамы и видя перед собой образ кошмара из прошлого, который оставил после себя незаживающие раны. Печать Каина… Что-то внутри вновь сжимается, и Сон рвано выдыхает, ощущая, как нутро царапает странное предчувствие и ощущение чего-то недосказанного, но в то же время слишком явного. Ким говорил, что врал. Мино не верит ему ни на секунду.***
— Эй, — чужой голос воспринимается будто сквозь плотную толщу воды. Мино поднимает голову и видит того самого парня, который стоит над ним, держа в руках две банки с горячим кофе из автомата. Он садится рядом и протягивает одну из них Сону. Меньше всего на свете Мино сейчас хочется наливаться сладким химическим пойлом, но отказываться не хочется, и он благодарно кивает, машинально отпивая из банки и совершенно не чувствуя вкуса напитка. На упаковке написано «капучино со сливками», а ещё эта дрянь горячая и приторная, и Сон чувствует, как ледяная мерзлота внутри слегка оттаивает, отчего дышать становится немного легче. — Спасибо, — он нарушает гнетущее молчание и поворачивается к парню. Тот молча кивает, и Мино щурится, вглядываясь в до боли знакомые черты лица. — Кан Сынюн, — отвечает на его немой вопрос парень. — Я учусь с тобой в параллельном классе. — Точно, — машинально отзывается Мино, на что Кан хмыкает. — Ты прости, просто я… — Ходишь в школу несколько раз в месяц и не помнишь имён большей части своих одноклассников, — вновь угадывает его слова Сынюн. — Я в курсе. Воцаряется молчание, гнетущее и тяжёлое. Перед глазами вновь возникает безжизненное лицо Хаи, и Сон ощущает, как выпитый кофе поднимается вверх по пищеводу, и едва сдерживается, чтобы не наблевать прямо на пол больничного коридора.— Не вини себя, — говорит Сынюн и забирает у него пустую банку. — Ты сделал всё, что мог. С такой дозой наркоты в крови ей очень сильно повезло, что она успела доехать до больницы. — Сон ощущает, как ему на плечо ложится горячая широкая ладонь, и чувствует, как сердце сжимается от накатившего болезненного спазма. Хаи больше нет — осознание этого наступает внезапно и резко, будто кто-то с силой бьёт его под дых, и Сон едва сдерживается, чтобы не закричать в голос. Вместо этого он качает головой и прикрывает глаза. — Нет. Не сделал. Пальцы Сынюна сжимаются на его плече, и Мино сбивчиво продолжает, чувствуя, как каждая клетка тела наполняется обжигающим чувством вины и отчаяния: — Если бы я только заметил… Если бы я не был так погружён в себя и не вёл себя, как последний уёбок, если бы я нажал на неё и заставил признаться… Я же видел, что что-то с ней не так, но она на все мои вопросы отвечала, что просто устаёт из-за учёбы, и улыбалась… Знаешь, как хорошо она улыбается? Улыбалась… Сынюн молчит, и Мино думает, что меньше всего на свете ему нужно, чтобы тот полез с очередной утешающей псевдопонимающей ересью. Ты не виноват, тебе не в чем себя винить и так далее, шаблонные слова, которые обычно говорят в подобных ситуациях. — Но ты этого уже не сделал, — Кан молча смотрит на него в упор. — А значит, ничего нельзя изменить, понимаешь? Так, какой смысл убиваться из-за того, что не было сделано, когда ты можешь вспомнить о том, как ты пытался её спасти? Ты же искренне хотел сохранить ей жизнь, ведь так? — Да, — его голос дрожит, и Сон ощущает, как горло будто сдавливает свинцовый кулак. — Безумно. Сынюн молча тянется к нему и обнимает за плечи. Мино не фанат тесных контактов, но больше всего на свете сейчас он нуждается в человеческом тепле, и потому он позволяет Кану неловко похлопать себя по плечу и наклоняется, обхватывая голову ладонями. — Ты так здорово сделал всё… тогда… — почему-то жизненно важно поблагодарить Кана за всё. За то, что не бросил, за то, что тщетно пытался привести Хаи в чувство, за то, что заставил Мино выйти из оцепенения и сделать ей искусственное дыхание, отчаянно пытаясь вдохнуть в её сухие холодные губы ускользающую жизнь. За то, что поехал с ними в больницу и был рядом до самого конца. До того, как усталый доктор вышел к ним и сказал, что ему очень жаль, и молча похлопал замершего Мино по плечу. — У тебя в семье есть врачи? — Можно и так сказать, — отзывается Кан. — Моя мама — судмедэксперт, а папа — следователь по особо опасным делам. Не то чтобы врачи, но оказывать первую помощь и отличать кокаин от муки я умею с детства. — Так почему ты тогда околачивался возле клуба? — невольно спрашивает Сон. — Это же… — Злачное место? — Сынюн пожимает плечами. — Я в курсе. Мой отец говорит, что там творятся дивные дела, и, между нами, полиции давно хочется в них разобраться. Наркотики, алкоголь, оружие, нелегальная проституция… Ты ведь тоже как-то к этому причастен, так? Он спрашивает не с осуждением, скорее, констатирует факт. К горлу подкатывает горький комок, и Мино шепчет, ощущая, как нутро буквально разрывается на части: — Её убили. Он её убил, ты понимаешь? Это Каин подсадил её на наркоту, он довёл её до такого состояния, а я, сука, ничего не смог сделать! И не смогу, потому что этот ублюдок всемогущий. Даже, если я пойду с ним на разборки, он попросту прибьёт меня, и всё со своей мерзкой широкой улыбочкой! Ненавижу, блядь, как я его ненавижу! Он в бессильной злобе бьёт кулаком по стенке, отчего по штукатурке расползаются уродливые трещины, а на костяшках выступает кровь. Сынюн хватает его за запястья и разворачивает к себе. — Можешь, — тихо говорит он и заглядывает ему прямо в глаза. — Конечно же, ты можешь. Реальность расплывается перед глазами. Кан продолжает цепляться за него, пристально глядя на него в упор. — Ты должен спасти его, — говорит он хриплым, каким-то не своим голосом. — Только ты и можешь, разгадка лежит на поверхности. Подумай, Мино, ты же уже и так всё знаешь, да? Хаи… Татуировка… Джину… Печать Каина… Очертания больницы начинают исчезать, как и Сынюн, черты лица которого становятся всё более прозрачными и эфемерными. Это сон, понимает Мино, и в этот самый момент лицо Кана расплывается и внезапно резко приобретает чёткость, обращаясь в образ другого человека. Сон цепенеет, когда видит перед собой Джину, который смотрит на него в упор печальными, какими-то обречёнными глазами. — Спаси меня, — шепчет Ким и хватается за его плечи холодными пальцами. — Спаси меня, пожалуйста. Мино хочет ему ответить, но язык прилипает к нёбу, и он лишь сдавленно мычит, протягивая к Джину руки. На плече Кима расплывается кровавая отметка в форме неровного сердца. Ким кричит, Сон пытается схватить его за руки, но реальность обращается в темноту, поглощая его в свою холодную пучину целиком и без остатка. Это всего лишь сон. Мино понимает это и до безумия хочет проснуться как можно скорее, дабы избавиться от гнетущего чувства страха и вины, которое пожирает его без остатка.***
На следующий день Джину не приходит в школу. Джису говорит, что он сослался на резкую простуду, из-за которой никак не может вылезти из кровати. — Это даже как-то на него не похоже, — говорит она и сокрушённо качает головой. — Он же практически не болеет и терпеть не может пропускать школу. Говорит, что был у него период, когда он прогулял слишком много, и теперь ему совсем не хочется повторять прошлый опыт, — она заглядывает Мино в глаза и вздыхает. — Сложно в это поверить, да? Чтобы оппа и пропустил школу! Как-то это с ним совсем не вяжется. Кстати, куда вы оба в итоге пропали? Директор Ян так вчера сокрушался из-за происшествия с видео на его речи, что-то кричал про идиотские шутки и про то, что порно можно было подобрать получше. Эй, с тобой всё в порядке? Может, ты зайдёшь навестить оппу после занятий? А то вы с ним, насколько я знаю, очень близки, а я очень сильно за него переживаю… Я передам ему записи конспектов и домашнее задание, хорошо? Ни черта мы не близки, Джису, думает Мино, ощущая, как нутро наполняется нарастающей тревогой и липким предчувствием чего-то страшного и непоправимого. Потому что он повёл себя как самый настоящий мудак, оскорбил и обидел, залез в кровоточащую рану и сделал больно, и Ким вряд ли будет счастлив его видеть. Он сказал, что больше не желает его видеть и иметь с ним что-либо общее и что без него он будет в порядке. Возможно, у него действительно простуда. Возможно, через пару дней он появится на пороге школы прежним, обаятельно улыбающимся и удивительно красивым, заставляя девочек в очередной раз влюбиться в него без остатка. Мино помнит его наполненные болью и безнадёжностью глаза. Помнит Джину из своего сна, который цеплялся за него с отчаянием утопающего и смотрел на него так, что внутренности скручивались в тугой клубок. Помнит Сухён, которая хватала его за руки и просила, чтобы он не бросал, чтобы помог и сделал всё, чтобы Ким перестал притворяться, что у него всё хорошо, потому что он похож на сломанную куклу. И потому Мино молча кивает, на что Джису благодарно восклицает и принимается тормошить одноклассников, дабы собрать для Кима самые точные и подробные записи. Она что-то говорит Сону, но тот её не слышит, машинально вглядываясь в настенные часы и думая, что время тянется мучительно медленно. Мино боится снова не успеть. Поэтому сбегает с уроков и практически бежит по улице, прижимая к себе папку с личным делом Кима и подсунутый Джису пакет с конспектами и чувствуя, как с каждой секундой чувство нервозности становится всё более невыносимым. В досье Джину, которое ему дал Сынюн, есть вся основная информация о Киме, в том числе и адрес проживания. Район, в котором живёт семья Кима, тихий и благообразный, один из тех, которые так любят изображать в сериалах про домохозяек. Аккуратные домики, ухоженные газоны и тщательно выкрашенный невысокий забор с видеофоном. Мино нажимает на кнопку вызова и некоторое время терпеливо ждёт. Динамик молчит, Сон нажимает снова, затем ещё раз, но на его настойчивые призывы по-прежнему нет никакого ответа. Нутро вновь сжимается от мерзкого предчувствия, и прежде, чем Мино успевает воззвать к голосу благоразумия и добропорядочности, он перекидывает вещи через забор и в несколько движений перелезает через него. Затем крадучись идёт к входной двери и несколько раз дёргает за ручку. Заперто. Конечно, Сон может позвонить, но что-то останавливает его от подобного шага. Какое-то странное предчувствие, которое заставляет его убрать руки от звонка и осторожно нащупать в кармане завёрнутую в носовой платок отмычку. Мино никогда не ходил «на дело», но ребята из не самой благополучной компании из его прошлого научили, как быстро и ловко вскрывать самые неподдающиеся засовы. Замок в доме Кимов дорогой, но бестолковый и простой, и посему Сону хватает буквально пары секунд, чтобы справиться с преградой. Тот поддаётся с тихим щелчком, и Мино, осторожно нажав на дверную ручку, заходит прямо в чистую просторную прихожую. Он замирает и прислушивается, практически не дыша. Вполне возможно, что он просто ошибся, подумав, что Ким остался один дома, может быть, он попросту наврал родителям и старшим сёстрам, что болеет, а сам взял и пошёл шататься по торговым улицам или на свидание к какой-нибудь хорошенькой девчонке. За ним их столько увивается, что просто удивительно, что он до сих пор не осчастливил ни одну из них, хотя бы ради того, чтобы поддерживать репутацию. Внезапно откуда-то сверху, со второго этажа, раздаётся тихий скрип и еле слышный шум. Нутро болезненно ёкает, и Мино срывается с места, бросаясь вверх по лестнице. Это запросто может оказаться кто-то из сестёр Кима, его мать и отец, вор-домушник, в конце концов, но все связные и логичные мысли испаряются из головы, остаётся лишь липкий страх и животное, какое-то инстинктивное предчувствие, что надо спешить изо всех сил. Сон буквально взлетает по ступенькам и останавливается, тяжело дыша. Он слышит скрип за одной из дверей, по-видимому, ведущей в ванную, и, рванувшись к ней, изо всех сил дёргает за ручку. И замирает на пороге, встречаясь взглядом с Джину. Тот стоит на небольшой табуретке из светлого дерева и смотрит на него, не мигая, пустыми, наполненными мрачной решимостью и плещущейся на самом дне чёрных зрачков болью. На Джину мешковатый пуловер и джинсовые шорты, потёртые и старые, совершенно не вяжущиеся с его привычным образом застёгнутого на все пуговицы аккуратиста. А через шею Кима перекинута петля от привязанной под потолком верёвки, которую он сжимает тонкими, слегка подрагивающими пальцами. Пары мгновений хватает Мино, чтобы выпасть из состояния прострации и буквально рвануть к Джину. Он хватает его за пояс и прижимает к себе одной рукой, второй пытаясь сорвать с шеи петлю. Получается с трудом, потому что Ким бьётся в его руках и кричит, изо всех сил пытаясь вырваться из хватки. — Блядь, отпусти, сука, отпусти! — Он наконец-то сдёргивает петлю и обхватывает Джину обеими руками, чувствуя, как гулко и неровно бьётся сердце в чужой груди. — Как ты вообще сюда попал? Какого хера ты сюда ворвался?! Отпусти, сука, отпусти… — его голос срывается на протяжный, полный отчаяния вой. — Я сдохнуть хочу, как ты этого не понимаешь? Сука… Хватит! Мино не слушает, а только лихорадочно повторяет про себя, что успел. Нутро заполняет чувство облегчения и эйфории вперемешку с ледяным страхом, и он пятится к ванной, продолжая прижимать к себе бьющегося в истерике Джину. Он включает холодную воду и бросает Кима в ванну. Тот орёт и пытается лягнуть его, но Сон хватается за душ и, дёрнув за выключатель, окатывает Кима струёй ледяной воды. Тот кричит ещё громче и закрывает голову руками, а Мино продолжает поливать его, с трудом соображая и контролируя свои действия. Почему-то ему кажется, что так Киму будет проще. И тот действительно успокаивается, захлебнувшись криком и принимаясь лихорадочно дрожать. Мино выключает воду и тянет его на себя, за промокший пуловер. Джину опускается на коврик у ванной, и Сон садится рядом, сдёргивая с крючков тёплые махровые полотенца. Одним он накрывает хёна, вторым — принимается молча растирать мокрую голову, ледяные руки, холодные ноги и почему-то плечи, скрытые влажной одеждой. Джину не сопротивляется и лишь прерывисто выдыхает, когда Мино отшвыривает полотенце в сторону и хватает его за плечи, заключая в крепкие объятия. Сона лихорадит от страха, Ким дрожит в его руках и хватается пальцами за ворот форменного пиджака, притягивая его ближе и заглядывая ему в глаза. — Я сдохнуть хотел, — одними губами шепчет он, — а ты помешал. Как всегда взял и помешал, уёбище. Он молча смотрит на него в упор, кусая синие от холода губы. Затем утыкается лицом в его плечо и начинает плакать, громко, надрывно и отчаянно. Мино ненавидит мужские слёзы, считая их признаками слабости и форменным слюнтяйством. Но почему-то сейчас едва сдерживается, чтобы не разрыдаться вместе с Кимом, судорожно прижимая его к себе подрагивающими от холода и страха руками.***
— Я знаю, что ты ни черта не хочешь мне говорить, — Джину прижимается к нему всем телом, так, что Мино чувствует его сбивчивое дыхание на своих ключицах, — но я не свалю отсюда до тех пор, пока ты не расскажешь мне всё. — Я представляю, как будут счастливы родители, когда обнаружат меня в кровати в компании парня с зелёными волосами, — хмыкает в ответ Ким, и Мино едва сдерживается, чтобы облегчённо не выдохнуть. Если Джину ёрничает и шутит, то значит, что всё не так плохо. Он посильнее укутывает их обоих в одеяло, хотя чувствует, что на лопатках выступает липкий пот. Главное, что Кима не колотит и что он сам тёплый, хотя буквально полчаса назад он был ледяным, будто январский снег. Он боится выпускать его из своей хватки, поэтому держит крепко-крепко и не сводит с него взгляда. Ни когда стаскивает верёвку с потолка и запихивает её в ванну, а затем — поджигает, пока от неё не остаётся горсть тёмного пепла, который он смывает водой. Ни когда затаскивает Джину в его комнату, чистую и аккуратную, вытряхивает оттуда первые попавшиеся вещи и заставляет Кима переодеться. Он и сам натягивает на себя толстовку и спортивные шорты Джину, которые малы ему и потому туго обтягивают тело как вторая кожа, а ещё от них пахнет Кимом так, что почему-то по коже пробегает дрожь, а лёгкие заполняются чужим терпким запахом. Ему просто холодно, думает Мино, залезая на чужую кровать и крепко прижимая к себе дрожащего Джину, накрывая их обоих одеялом. Кима продолжает колотить, и Сон вжимается в него всем телом, отчаянно пытаясь передать ему как можно больше собственного тепла. И отчаянно стараясь не замечать болезненный жар, который расползается по венам и сосудам с каждым мимолётным касанием к чужой мягкой коже. — Как ты вообще сюда попал? — спрашивает Ким, и Мино честно отвечает: — Взял отмычки и открыл дверь. Ты не отвечал на видеофон, и я, честно говоря, сразу подумал, что всё херово. — Это круто, — хмыкает Джину. — Какие у тебя ещё навыки? Случайно не подрабатывал серийным киллером? Можешь выстрелить и попасть со ста метров в цель? — Ты хотел повеситься. — Мино знает, что Ким нарочно тянет время и пытается перевести их разговор в другое русло, но у Сона нет никакого желания пытаться в очередной раз замять всё и спустить на тормозах. — Почему? Ким молчит и ничего не говорит. Только дышит прерывисто и часто, а ещё пытается отстраниться. Мино крепче прижимает его к себе и, наклонившись, смотрит на него в упор. — Даже не думай, — получается сбивчиво и как-то жалобно, совсем не уверенно и повелительно, но Сону глубоко наплевать. Главное, чтобы Джину наконец-то перестал прятаться за напускной улыбкой и заговорил. — Полгода назад я учился в другой школе, — наконец подаёт голос Ким. Мино затаивает дыхание, а Джину продолжает говорить, медленно, с расстановкой, будто выдавливая из себя каждое слово: — И, знаешь, всё было замечательно. У меня была отличная компания, хорошие отношения с преподавателями, симпатичная девушка, с которой мы так и не начали встречаться, но в то время у нас была взаимная симпатия, которая, как думали другие, в будущем перерастёт в нечто большее. Обычная нормальная жизнь, и, что было особенно прекрасно, я был по-настоящему счастлив. Я не был идеальной красивой куклой, у меня были свои недостатки и черты характера, которые делали меня отнюдь не похожим на типичного прекрасного принца. Я улыбался, когда мне того хотелось, а не когда было нужно, я ругался, я совершал глупости и всякие дурацкие поступки, я был другим. И я ничуть не страдал из-за того, что из-за моего поведения я не тяну на всеобщий канон хорошего сладкого мальчика, — он запинается и замолкает. Перед глазами Мино возникает образ Джину, воссозданный по рассказам Сухён, только сейчас он будто бы наполняется красками и приобретает реальную форму. Хён из прошлого становится настолько ярким и практически осязаемым, что Мино кажется, что стоит податься вперёд — и он сможет его коснуться. Но наваждение пропадает, когда он понимает, что настоящий Ким в его руках. Не такой солнечный и счастливый, сломленный и мечущийся, но реальный и настоящий. Сон машинально крепче сжимает его в своих объятиях и внезапно понимает, насколько всё происходящее по-своему откровенно и интимно. Сейчас не то время, чтобы думать о подобных приземлённых вещах, но иначе почему-то не получается. — У моих родителей есть близкие друзья, — неожиданно вновь начинает говорить Джину. Его голос звучит тихо и прерывисто, будто звук разбивающихся об асфальт дождевых капель. — Хорошая, замечательная семья. Знаешь, просто как персонажи из американской мыльной оперы, классическое идеальное семейство. Отец — известный хирург, заведующий крупной клиникой, мать — профессор в частном университете, автор нескольких учебников. И… сын, старше меня на несколько лет. Студент престижного института, только высшие баллы, отличные оценки, прекрасная внешность и изумительные манеры. Мои родители говорили мне, что я должен брать с него пример, потому что он обладает всеми качествами, которые должен иметь успешный и состоявшийся человек. Я никогда не спорил с ними, потому что внешне казалось, что так оно и есть. Но в душе я всегда его боялся. Ким вздрагивает и слегка отстраняется, поднимая голову. На бледных губах возникает кривая усмешка, и он сдавленно бормочет: — В нём всегда было что-то жуткое и тёмное. Что-то, что отталкивало меня и вызывало настоящее омерзение. Я всегда старался держаться от него как можно дальше, и долгое время мне это удавалось, потому что, казалось бы, ему было неинтересно и скучно общаться с такой малолеткой, как я. Но прошло время, и я вырос. И он начал смотреть на меня совсем по-другому. Сердце невольно ёкает, и Мино неуверенно спрашивает: — Он… — Он говорил мне, что я очень красивый, — будто не слыша Сона, продолжает говорить Джину. Он смотрит куда-то за плечо Мино, в стенку, и кажется роботом, который выполняет заложенную в него программу. Ким говорит монотонно и чётко, и Сон понимает, что тот попросту на грани. И потому хочет выговориться во что бы то ни стало. — Смотрел на меня с таким восхищением и похотью, что мне становилось не по себе. Однажды затащил меня к себе в комнату, усадил перед собой и долго разглагольствовал на тему того, что он хочет окружать себя только идеальными вещами, которые делают его жизнь прекрасной и беззаботной. Что он — высшая ступень эволюции, свободная от слабостей и ненужных сантиментов, а остальные люди лишь биомусор, которые существуют ради того, чтобы служить его прихотям. Минхён… — Ким произносит его имя с такой ненавистью и страхом, что по коже Мино невольно проходится крупная дрожь. — Он сказал мне, что я, дескать, чётко отвечаю его требованиям, потому что я прекрасен. И что было бы глупо, если человек с такими идеальными чертами и внешностью принадлежал кому-то другому. Ким хмыкает и неловко поводит плечами. — Я сначала подумал, что он прикалывается. Что это такая дурацкая шутка, потому что у меня попросту не вязалось, что душка-Минхён в реальности такой ублюдок. Он же, оказывается, вовсе не работал в инвестиционном фонде, а был настоящим докой криминального сообщества Сеула. Наркотики, проститутки, нелегальная торговля оружием, постоянные пьяные вечеринки в клубах, которые принадлежали членам его синдиката, — он говорил об этом с такой гордостью, будто бы пытаясь заслужить моё одобрение. Смотри, какой я успешный и классный! Весь мир у моих ног, шлюхи, бандиты и убийцы, и потому ты тоже должен быть со мной, чтобы пополнить мою коллекцию достижений! Мне казалось, что он самый настоящий психопат, достаточно было просто посмотреть ему в глаза. Знаешь, когда я был совсем маленьким, то ходил в зоопарк, чтобы посмотреть на всяких разных животных, и родители отвели меня в террариум. Там было множество змей, среди них ядовитые и страшные, казалось, стоит пошевелиться, как они моментально бросятся на меня сквозь стекло, чтобы впрыснуть под кожу свой смертоносный яд. Одна из них следила за каждым моим движением, смотрела на меня, не мигая, и в конце концов взяла и внезапно бросилась на витрину. Я видел её острые ядовитые зубы и жуткие чёрные глаза, которые прожигали меня взглядом, полными жажды хищника и какой-то пугающей, по-настоящему животной жестокостью. Вот такие у него были глаза. Как у той твари, которая в любой момент была готова броситься на меня и разорвать. Ким обхватывает себя за плечи и внезапно поднимает голову, пристально глядя Мино прямо в глаза. — И потом он начал за мной следить. Он никогда не говорил об этом открыто, никогда не пытался открыто предъявить права, но я знал, что он наблюдает за каждым моим шагом. В тот вечер я послал его к чёрту, а он, как ты можешь догадаться, был не из тех людей, которые способны смириться с подобным поведением. Я же его красивая игрушка, достойный экспонат коллекции, который должен был украсить его террариум, а я беру и убегаю, пытаюсь показать хищной змее свои острые зубы. Он звонил мне практически каждую неделю и продолжал говорить о том, что мы с ним должны быть вместе. Рассказывал, как успешно идёт его бизнес, что он наладил новые поставки дури и готовится открыть в Каннаме второй элитный бордель, куда собирается сплавить свою нынешнюю девушку, которая надоела ему до пелены перед глазами. Я, как помню, сорвался и наорал на него в последний раз. Сказал, что он полный уёбок и ёбаный пидорас, что нельзя относиться к людям, как к какой-то падали, что я ненавижу его и до безумия хочу, чтобы он наконец-то от меня отъебался. Он тогда мне ничего не ответил, просто повесил трубку и некоторое время вообще меня не беспокоил. Казалось бы, я должен был радоваться, но я чувствовал, что так просто всё не закончится. Змея затаилась за стеклом, чтобы одним броском разбить его на мелкие осколки и вцепиться зубами в расслабившуюся, безвольную жертву. И он… он… Глаза Джину расширяются, и Мино видит на дне его зрачков нарастающую темноту. Будто бы Ким заново с головой погружается в пучину прожитых дней, лицом к лицу встречаясь с кошмаром из прошлого. — Он подкараулил меня, когда я шёл с занятий, — сбивчиво шепчет он и принимается медленно раскачиваться из стороны в сторону. — Запихнул в машину и повёз на какую-то полупустую квартиру. Я, конечно, пытался сопротивляться, но он тыкнул мне в лицо какой-то мокрой тряпкой, и я тут же вырубился. Очнулся уже там, со связанными руками и ногами, а он сидел передо мной и улыбался. Скалился, как больной на голову, так, что было попросту жутко. «Наконец-то я поймал тебя», — сказал он и рассмеялся. А потом спросил, люблю ли я его. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки, и Мино теряется. До безумия хочется коснуться хёна и попытаться хоть как-то его успокоить, но Сон отчётливо понимает, что Джину сейчас находится слишком далеко, чтобы он мог до него достучаться. В глубоком и тёмном прошлом, которое так старательно пытался похоронить за напускной улыбкой. — Сначала я подумал, что он издевается, — Ким издаёт слабый смешок и качает головой. — «Как я могу тебя любить? Ты же чудовище, ты же помешанный на собственном превосходстве ненормальный ублюдок, моральный выродок, который подсаживает на наркоту своих друзей и делает влюблённых в тебя девочек шлюхами в своих притонах». Он и впрямь выглядел безумным, было такое чувство, что он вот-вот возьмёт и просто свернёт мне шею. Конечно, можно было бы попробовать ему подыграть и изобразить вечную любовь, но мне меньше всего на свете хотелось показать ему, что он победил. Что он добился того, чего так отчаянно желал. Играючи, просто немного поиграв в кошки-мышки, за красивые глаза и широкую улыбку. Он тут же принялся кричать, что я ничего не понимаю, что ни одна из его шлюх не сравнится со мной по красоте, а вот я достоин того, чтобы он меня хотел. Меня переклинило окончательно, и я послал его к чёрту. И тогда он попросту взял и… — голос Кима срывается, и он закрывает ладонями лицо. Что-то поднимается из недр души, что-то тёмное и безумное, заставляющее Сона крепче сжать руки в кулаки, что ногти больно впиваются в кожу, оставляя на ней красные отметины. Ким не договаривает, но Мино не идиот, чтобы не понять того, что скрывается за гнетущим тяжёлым молчанием. — Он трахал меня до тех пор, пока я попросту не потерял сознание, — доносится до него монотонное бормотание Джину. — После — явно тоже, потому что я был порван начисто. Кусал, царапал и не переставая повторял, что я — всего лишь тупая смазливая блядь, которой повезло родиться с красивым личиком и телом, иначе я давным-давно оказался никому не нужен. «Людям насрать на твой внутренний мир, на то, какой ты хороший и замечательный, все, буквально все видят лишь твою внешнюю привлекательность», — эти слова буквально отпечатались мне под кожу, намертво, с каждым болезненным вздохом, с каждым его движением во мне. А потом, когда я очнулся, он сидел напротив меня, гладил по волосам и шептал, что теперь всё по-настоящему хорошо. Затем взял в руки нож и оставил мне на память вот это. — Джину поднимает руку и показывает Мино знакомый красноватый шрам. — «Печать Каина на твоём теле как символ того, что ты принадлежишь мне. Ты украл моё сердце и должен за это поплатиться. Печать Каина на твоей коже как символ твоего греха». В сознании Сона вспыхивает смутный образ из далёкого прошлого и тут же пропадает, сменяясь яркими картинками из недавних воспоминаний. Джину в кладовке, потерянный, деморализованный, бледными губами повторяющий те самые слова. Нутро скручивает судорогой, а Ким тем временем глухо продолжает: — Печать Каина — это отметина вора, который совершил грех и забрал у другого его собственность. Символично, да? Он всегда любил такие вещи. Он замолкает и убирает ладони от лица, заглядывая Мино прямо в глаза. — И потом… — говорить совсем не хочется, но тишина настолько гнетущая и невыносимая, что Сон разлепляет пересохшие губы и спрашивает, глядя на Кима в ответ. — Снова тряпка, а очнулся я уже дома, — радужка глаз Джину темнеет, практически сливаясь по цвету со зрачком. — Родители сказали, что он привёз меня утром, а до этого предупредил их, что мы вместе будем заниматься математикой, чтобы я подтянул её к итоговому тесту. Почему я был весь избитый? Почему я спал практически сутки и после долгое время не мог нормально ходить? О, ответ прост, ко мне пристали школьные хулиганы, а замечательный и храбрый хён Минхён сделал всё, чтобы отбить нерадивого донсэна у его омерзительных обидчиков. Моя мать пришла в ужас и тут же бросилась в школу разбираться. Но позже было решено попросту перевести меня в другое учебное заведение, дабы я больше не смог столкнуться с подобными омерзительными отморозками. Кстати, знаешь, кто посоветовал моим родителям вашу школу? Естественно, наш замечательный, образцово-показательный Минхён, который был искренне озабочен судьбой своего нерадивого младшего товарища. Внезапно Джину запрокидывает голову и начинает смеяться. Громко, натужно, до тех пор, пока хохот не срывается на протяжный стон. Мино тянется и залепляет ему громкую пощёчину, отчего Ким давится воздухом и осекается, глядя на него широко распахнутыми, покрасневшими глазами. — Он после этого больше ни разу меня не трогал, даже не приезжал ни на какие общие сборища, ссылаясь на дела, — сдавленно бормочет он. — Школу я действительно поменял, шрамы, кроме той самой печати, практически зажили. Но что-то надломилось глубоко внутри. Я смотрел на своё лицо, а в сознании звучал его издевательский голос и те самые слова, про то, что я — всего лишь красивая кукла, которая интересна людям лишь из-за привлекательного лица. Я пытался вести себя как раньше, но в глубине души ощущал себя грязным и испорченным. Печать Каина оставалась на моём теле, напоминая мне о том, насколько я на самом деле жалок. — Он проводит кончиками пальцев по шраму и криво улыбается. — Так, почему бы не спрятаться за своим смазливым фасадом, ведь так никто никогда не сможет больше залезть ко мне в душу и сделать больно? Всем будет достаточно одной лишь красивой улыбки и пары выверенной до мелочей жестов, чтобы меня продолжали слепо обожать. Смазливая блядь, да? Именно она, от корней волос до кончиков пальцев на ногах! — Почему ты никому ничего не сказал? — Мино тянется и хватает его за плечи, с силой встряхивая. — Почему, мать твою, ты ни о чём не рассказал родителям?! Его надо было посадить в тюрьму за изнасилование и похищение, да, блядь, за всё?! Почему ты предпочёл закрыться в своей скорлупе и спустить всё на тормозах вместо того, чтобы бороться?! — Да потому, что это всё омерзительно! — внезапно кричит Джину и с силой толкает его ладонями в грудь. — Тебе так легко орать и разглагольствовать со стороны, потому что, блядь, ты сам никогда не проходил через нечто подобное! Знаешь, насколько это херово?! Как безумно ненавидишь себя за то, что с тобой сделали такие вещи, за то, что теперь ты испорченный и грязный, и даже никому об этом нельзя рассказать! Ты думаешь, так всё просто и классно, прямо, как в драматических сериалах про трудных подростков? — Джину хрипло смеётся и качает головой. — И что я, блядь, по-твоему, должен был сказать? «Меня поимели в задницу, избили и накачали какой-то херью, и это сделал сын друзей семьи, которого вы с детства ставите мне в пример для подражания!» Да даже если бы они мне поверили, как мне с этим жить? Как им с этим жить? И что, сука, можно сделать с ним, если у него связи буквально везде? Даже если на секунду поверить, что восторжествует справедливость, и полиция начала бы во всём этом разбираться, ты хоть понимаешь, что за этим последовало бы? Экспертизы, анализы, постоянные визиты к психологу, который раз за разом заставлял бы меня заново переживать всё это дерьмо, плюс, они наверняка пошли бы опрашивать моих учителей и директора школы, и, несмотря на всю внешнюю конфиденциальность, скоро каждая собака знала бы, что меня выебали в задницу и кинули, как последнюю шлюху, — он хватается за Мино и заглядывает ему прямо в глаза. — Тебе, блядь, так легко говорить, потому что ты — сторонний наблюдатель. Тебе никогда не казалось, что все знают и за глаза обсуждают, какое ты слабовольное смазливое ничтожество. Тебе никогда не хотелось попросту сдохнуть потому, что можно было сразу покончить с этим каждодневным кошмаром и наконец-то избавиться от этой пустоты и боли внутри, тебе попросту никогда не приходилось стоять с петлёй на шее и уже быть готовым взять и… — он осекается и судорожно шепчет. — Вот зачем ты сейчас пришёл? Зачем, Мино? Если бы меня не было, всё было намного проще. Тебе не пришлось больше из-за меня париться, мне больше не было больно, у директора Яна пропала лишняя головная боль. Почему ты вот так невовремя решил стать героем? Ты… Мино прижимает его к себе, судорожно сжимая в объятиях и притягивая к себе как можно ближе. Сердце Джину бьётся гулко и быстро, плечи слегка подрагивают, он дёргается в руках Сона и внезапно резко обмякает, рвано выдыхая. Холодные пальцы стискивают плечи Мино, а кожу вновь обжигает влажное дыхание. Сон поглаживает его острые лопатки и прерывисто бормочет, ощущая, как горло сжимает свинцовый кулак: — Потому что, если ты сдохнешь, то мне будет плохо. И не потому, что ты смазливый и привлекательный, а просто ты мне нравишься. Не прежний, не вниманиеблядью, а такой, какой есть, ты — это ты, кем бы ты ни хотел казаться. Ты не грязный, не испорченный, и есть множество людей, которые волнуются и переживают о тебе как раз потому, что знают и любят твою истинную натуру. Ты красивый, да, это факт, но… — Мино утыкается лицом в его влажные волосы и судорожно шепчет. — Но… Блядь, я не знаю, как это сказать! Сердцевина у тебя белая и мягкая. Так понятно? — Нет, — глухо отвечает Ким и внезапно глухо смеётся. Неуверенно, но искренне, так, что хватка на горле слегка ослабевает, и Мино может вздохнуть немного свободнее. Он улыбается и слегка толкает Джину кулаком в плечо: — И не надо. Это про яйца и прочие сложнообъясняемые вещи. Воцаряется молчание, прерываемое лишь тяжёлым дыханием Кима. Мино вдыхает запах его влажных волос и просит, жалобно и абсолютно по-детски: — Не делай так больше. Пожалуйста. — А что, если я просто больше не хочу жить? — спрашивает Джину, и Сон невольно замирает. Нутро болезненно ёкает, и он еле слышно отвечает, ощущая, как сознание наполняется нарастающей решимостью и щемящим, царапающим внутренности чувством: — Тогда я научу тебя жить заново. По-новому, согласен? Некоторое время Ким молчит. Затем Мино слышит его тихое хмыканье, и чужой кулак ощутимо бьёт его в предплечье. — Мне что-то как-то сразу стало страшно. Ты уверен, что это может хорошо закончиться? Без травм, повреждений и локальных катастроф? Сон знает, что Джину боится и прячет страх за напускной бравадой, но ощущает, как нутро наполнятся тёплым чувством облегчения. Он смеётся в ответ и закрывает глаза, вслушиваясь в звуки чужого голоса. Мино не способен стереть печать Каина с чужого тела, но зато может попробовать помочь Джину не бояться призраков из прошлого. Пусть даже страшных, живых и реальных, с ножом в руках и чернотой в бездушном сердце. Сон не видел его ни разу в жизни. Но ненавидит его всеми фибрами своей истерзанной души.***
— Куда ты меня тащишь? — спрашивает Джину и смотрит на него взглядом, наполненным нескрываемым скепсисом. — Только не говори, что это свидание и ты хочешь угостить меня тортиком с кремом и латте с кошечкой из пенки? — Кошечка из пенки — это как? — хмыкает Мино и скользит по Киму внимательным взглядом. Джину выглядит помятым и немного вымотанным, его каштановые волосы слегка растрёпанны, а вместо тщательно отглаженной школьной формы он одет в джинсы и футболку с ярким принтом. Футболка слишком большая и висит на худощавом парне, как мешок, но, вот парадокс, такой усталый, слегка раздражённый и неидеальный Ким Джину кажется Мино намного привлекательнее, чем его привычная ипостась. Даже когда тот ловит его взгляд и корчит дурацкую рожу, так, что правильные черты лица слегка искажаются, отчего Сон не выдерживает и прыскает со смеху. Они не говорят о том, что случилось тогда, буквально пару недель назад. Просто Джину перестаёт ёрничать каждый раз, когда Мино старается держаться ближе, и перестаёт улыбаться так часто, как прежде, просто потому, что не хочется. Сон знает, что среди его многочисленных фанаток ходят самые разные слухи, вплоть до того, как он, школьный хулиган, запугивает несчастного Кима, отчего тот ходит, будто в воду опущенный, на что они оба реагируют по-разному. Мино не обращает на них никакого внимания, потому что чужие домыслы и нелепые россказни стали уже привычными и не вызывают никакого раздражения. Джину советует ему как-нибудь вмазать ему на публике, чтобы сплетни стали более сочными и скандальными, но Сон понимает, что на самом деле ему стыдно и неприятно. Ким намного чувствительнее, чем кажется на первый взгляд, напоминая Мино настороженного маленького зверька. Он ничего не говорит напрямую, но начинает чаще обнимать его за плечи, не обращая внимания на чужие косые взгляды, и при любом удобном случае повторяет, что они с Соном — близкие друзья, у которых просто замечательные отношения. Он говорит так просто потому, что хочет его защитить, и почему-то Мино от этого немного обидно. Просто потому, что для подобных объятий нужны какие-то уважительные причины. Мино никогда не был мастером развлечений и креативных идей для проведения досуга, но каждый вечер пытается вытащить Джину в какое-нибудь интересное для себя место. Спектр его увлечений мало смахивает на типичный гламурный и увлекательный досуг, Сон больше не любитель шумных компаний и модных увеселительных заведений, и поначалу ему кажется, что Киму с ним может быть скучно. Он обещал ему сделать его жизнь интереснее и ярче, но вместо этого таскает его за собой по привычным примечательным местам. Но Джину всё действительно нравится. Он приходит к нему в студию, где Сон периодически записывает песни для будущего микстейпа, и ухитряется очаровать всех местных завсегдатаев, даже Большого Мина, который практически никогда не разговаривает и предпочитает начисто игнорировать всех незнакомцев. Он тащится с ним на другой конец города, в тесную маленькую закусочную, где повар Хан, хмурый здоровенный мужчина с огромным количеством татуировок, накладывает ему двойную порцию лапши и азартно спорит с ним о творчестве Бергмана и Тарантино. Его собака, огромный алабай Ван, не подпускающий к себе чужаков, сидит рядом с Джину весь вечер, подставляя ему для почёсывания пушистый живот и бока, и Мино с удивлением обнаруживает, что, несмотря на то, что Джину мало смахивает на аборигена подобных заведений, он вписывается в здешнюю обстановку будто влитой. Он ершистый, нагловатый и в то же время какой-то настолько трогательный, что Сон ловит себя на том, что ему до безумия хочется заставить Кима чаще улыбаться. Не потому, что надо защитить его репутацию или чтобы скрыть собственные израненные чувства, а просто потому, что искренняя улыбка Джину удивительно прекрасна, как бы шаблонно и тривиально это ни звучало. — Мы пришли, — говорит Сон и кивает в сторону заброшенного высотного здания. Ким скользит взглядом по стенам, изрисованным разнообразными разноцветными граффити и исписанными надписями сомнительной цензурности, и, округлив глаза, поворачивается к Мино. — Мы что, будем писать здесь какую-нибудь хрень из баллончиков? Типа «Я хочу трахнуть Мину», «Хёнсок — старый извращенский пидорас» или «Тэхён хочет подкатить к Лисе, но не знает, как лучше это сделать, и потому ведёт себя как придурок». — На последнюю фразу у нас даже места не хватит, — хмыкает Сон и озирается. Он достаёт из кармана мобильный телефон и принимается торопливо набирать сообщение. — Нет, не будет никаких граффити, у меня даже и краски нет с собой. И потом, откуда ты знаешь, что она ему нравится? — Потому что у меня есть элементарная логика и способность сложить два плюс два, — парирует Ким и слегка ёжится. — Так, зачем мы сюда пришли? У вас тут что, снова какая-то рэперская сходка? Ты заставишь меня читать фристайл вместе со своими приятелями? Учти, я пою, причём, как говорят знакомые, довольно неплохо, но в рэпе я хорош приблизительно так же, как Сынхун в вышивании гладью. — Откуда ты знаешь, что он не умеет вышивать гладью? — отбивает подачу Мино и напряжённо вглядывается в руины из древесины, бывшие когда-то внушительными дверями из цельного массива. Они обещали подойти буквально через пару минут, но, наверное, как обычно, опаздывают, с лёгкой досадой думает Сон и переводит взгляд на Джину. — Он даже не может вырезать нормальные грибочки, у него вечно получаются какие-то члены, а яблочки у него смахивали на вагины из картона, — хмыкает в ответ Ким и скрещивает руки на груди. Мино замечает мелькнувший у него на запястье браслет из разноцветных ниток, и что-то внутри невольно ёкает. Самодельное украшение ему подарил Большой Мин во время их последнего визита, и Ким обещал носить его не снимая и беречь как зеницу ока. Вещь грубоватая и смотрится на тонких запястья Джину немного нелепо и странно, и Мино невольно спрашивает, показывая пальцем на браслет: — Носишь подарок Мина? — Да, — немного помолчав, отзывается Ким. — А что ты… Он не договаривает и внезапно резко отшатывается назад. Мино ощущает, как кто-то закрывает ему ладонью глаза и резко дёргает за плечи, и сердце невольно пропускает удар. Кто-то решил на них напасть, а вдруг, это какие-то отморозки, которые любят околачиваться в подобных местах в поисках дозы, или, быть может, это тот самый ублюдок, преследующий Джину? Кровь приливает к вискам, а нутро наполняет нарастающая животная ярость. Сон резко и со всей силой бьёт наугад и, видимо, попадает в цель, потому что рука с лица исчезает, незнакомец отпускает его плечи и громко матерится до боли знакомым образом. Сон быстро разворачивается назад и видит согнувшегося в три погибели Чживона, который матерится в голос, почему-то по-английски, глядя на него с нескрываемым возмущением. Рядом с ним стоит Ханбин, который заботливо поддерживает своего старого приятеля. Почувствовав на себе взгляд Сона, он поворачивается к нему и дружелюбно улыбается: — Здорово, Большой Мальчик Майно! — Он кивает в сторону Чживона и ухмыляется. — Я говорил ему, что подкрадываться к тебе, учитывая некоторые особенности твоего недавнего прошлого, весьма опасно, но этот дебил, как всегда, решил выпендриться. — Я не дебил, я просто хотел поприветствовать старого приятеля самым что ни на есть запоминающимся образом, — пыхтит тот и выпрямляется. Он выглядывает из-за плеча Ханбина и с любопытством таращится на Джину, который стоит позади Мино и взирает на всё происходящее с нескрываемым изумлением. — А, это, видимо, и есть тот твой новый школьный друг, которому нужно перезагрузиться? — Он кивает Киму и широко улыбается, демонстрируя белоснежные зубы. — Джимин, так? Меня зовут Чживон, но ты можешь называть меня Бобби! Меня все так зовут, потому что это звучит круто и чётко. — Это звучит, как имя персонажа сериала про игрушечные тракторы, — отзывается Джину. — Паровозик Билли, Пароходик Барри, Трактор Бобби. Не хватает только Паропланчика Бинни! — Паропланчик Бинни — это уже, скорее, я, — громко хмыкнув, отзывается Ханбин. Он протягивает Джину ладонь для рукопожатия и толкает Мино в бок. — Ким Ханбин. Меня, кстати, называют БиАй, но я не против Паропланчика Бинни. Звучит действительно очень мило. — Джину, — отвечает Ким и бросает на Сона насторожённый взгляд. — Ну, раз с церемониями покончено, то двинулись наверх, — командным тоном говорит Бобби. — Остальные нас уже давно заждались. БиАй кивает, и они, беззвучно переругиваясь, идут в сторону входа в здание. — Наверх? — переспрашивает Ким и разворачивается к Сону, глядя на него широко распахнутыми, недоверчивыми глазами. «Какого чёрта мы тут делаем», — будто бы говорят тёмно-карие глаза Джину, и Мино подходит ближе, хватая его за влажную от пота ладонь. — Ты не волнуйся, — тихо говорит он и показывает взглядом в сторону дверей. — Пошли, всё будет нормально. — Только не говори, что у вас тут ритуальное изнасилование, и вы решили выбрать меня в качестве особо привлекательной жертвы, — бормочет Джину, но покорно идёт к многоэтажке. — Что значит «остальные»? Я был прав насчёт рэперской сходки? Сейчас вы свяжете меня и заставите читать фристайл про женские задницы? Ким ёрничает, но Мино понимает, что за шутками и напускной бравадой он скрывает нарастающую нервозность. Джину не любит замкнутые пространства, ненавидит оставаться наедине с незнакомцами, тем более, в подобном месте, где никто не услышит и не придёт на помощь. Как тогда, когда он остался один на один с больным на всю голову ублюдком. Они продолжают подниматься на крышу, следуя за без умолку болтающими Чживоном и Ханбином. Мино кожей чувствует исходящее от Джину липкое напряжение и, помедлив, берёт его за руку, крепко сжимая повлажневшие пальцы. — Они… знают? — полушёпотом спрашивает Ким, и Сон молча качает головой. — Никто не знает. Я никому ничего не сказал. — Джину передёргивает плечами, и Мино говорит: — Они учатся в другой школе, но всё равно были частью программы. Если честно, то я особо не знаю подробностей, вроде бы как дядя Ханбина — близкий друг директора Яна, а тётя Чживона училась с ним в одной группе в университете. — У Яна есть друзья, — цокает языком Ким. — В это так сложно поверить! Мино невольно хмыкает. Джину смотрит на него с немым вопросом, и Сон, поколебавшись, поясняет: — У Ханбина была затяжная депрессия и проблемы с управлением гневом, у Чживона — лёгкие наркотики и кражи в крупных супермаркетах. Бобби стал его куратором, потому что сумел справиться с собой раньше. Изначально БиАй его терпеть не мог, потому что Чживон порой ведёт себя как редкостный придурок, но затем они подружились. А потом… — Мино замолкает, подбирая нужные слова. — А потом? — вопросительно повторяет Джину, и Сон добавляет: — Они теперь встречаются. Уже около восьми месяцев как. Он украдкой вглядывается в лицо Кима, силясь увидеть его реакцию. Будет ли он шокирован, удивлён или, быть может, испытает отвращение? Почему-то узнать это становится жизненно важно. Глаза Джину на мгновение наполняются чем-то непонятным, но затем он встряхивает головой и спокойно отзывается: — Понятно. Мино ощущает внезапный резкий укол разочарования. Он крепче сжимает ладонь Джину в своей руке и чувствует, как слегка подрагивают чужие горячие пальцы. Что-то внутри ёкает, и Сон тихо спрашивает: — Всё ещё боишься рэперской оргии? — Я боюсь замкнутых пространств и вот таких заброшенных зданий, — губы Джину слегка кривятся, и сам он ссутливается, становясь ниже и намного беззащитнее обычного. — Тогда просто он… Он осекается и замолкает, поджимая губы. Тогда его тоже держали в подобных забытых Богом трущобах, понимает Мино, там, где можно было кричать и просить о помощи сколько угодно, но всё равно никто бы не услышал. А если бы и услышал, то вряд ли бы пришёл на помощь, опасаясь за собственную жизнь и боясь получить прицельную пулю в лоб. — Ты боишься? — его разрывают нахлынувшие безумные чувства. Хочется встряхнуть Джину, чтобы больше не выглядел таким несчастным и потерявшимся, хочется дать себе по лбу за то, что казавшаяся прежде классной и правильной идея на поверку оказалась глупой и непродуманной. Хочется вжаться руками в горло обидчика хёна и сломать его шею к чертям, чтобы демон Джину больше никогда не появился в его жизни, а его собственная внутренняя боль наконец-то нашла выход. Все эти ублюдки похожи как две капли воды: все жаждут лишь собственного блага, начисто наплевав на чувства других. Джину никто не спрашивал, хочет ли он чего-то подобного, а вот у Хаи был выбор. При мысли об этом ярость становится практически неконтролируемой, и Мино из последних сил сдерживается, чтобы со всей дури не шандарахнуть кулаком об облупившуюся стенку. — Нет, — слышит он тихий голос Кима и вздрагивает, когда чужой палец начинает мягко поглаживать его запястье. По всему телу проходится жаркая волна, а Джину тем временем смотрит на него в упор и серьёзно говорит: — Если ты рядом, то я не боюсь. Это звучит настолько искренне и откровенно, что Мино теряется. Чувства накрывают с новой силой, и гнев уходит, оставляя за собой лишь безумное желание оказаться как можно ближе, так, чтобы Киму больше никогда не было страшно. Так, чтобы Сон был рядом всегда и смог успеть вовремя, если случится нечто непоправимое. Так, чтобы защитить его от всего этого дерьма, закрыв собой, чтобы на месте старых шрамов не появились свежие болезненные отметины. — Эй, а у нас всё готово! — раздаётся сверху громкий голос Ханбина, и Мино невольно вздрагивает, выныривая из пучины раздумий. Наваждение спадает, и Сон тянет Джину за собой, всё ещё чувствуя жар на запястье, в тех местах, где касались кончики его пальцев. Они выходят на широкую крышу, засыпанную мелким строительным мусором. На улице уже стемнело, но у края стоит небольшая переносная лампа, почему-то кислотно-розового света, вокруг которой столпилось несколько человек. При виде Мино, Джину, Ханбина и Чживона вся компания заметно оживляется и принимается наперебой издавать приветственные крики. Сон толкает Джину в бок, и они подходят ближе, так, что в свете лампы чужие лица приобретают знакомые черты. Вот Чихун, держащий сумку с необходимым оборудованием, вот Чану, Чжунэ и Чжинхван, которые о чём-то негромко спорят, вот Чихо, громко зевающий и одёргивающий на себе слишком свободную мешковатую толстовку, вот Донхёк и Юнхён, уткнувшиеся взглядами в экраны мобильных телефонов. — Салют, Мино! — кричит Чихун и широко скалится, кивая Киму. — И тебе тоже привет. Это ты у нас сегодня потеряешь полётную девственность? — Что, блядь? — ошеломлённо переспрашивает Ким, и остальные дружно смеются. — Мино, ты что, не рассказал ему, чем вы сегодня тут будете заниматься? — спрашивает Ханбин, и Сон отрицательно качает головой. Джину крепче сжимает его руку, и Бобби, разведя руками в сторону, дурашливо восклицает: — Сюрприз! Парни, доставайте-ка снаряжение! Донхёк и Юнхён отрываются от телефонов и, синхронно кивнув, отходят к стенке, где свалены многочисленные рюкзаки и сумки. Спустя пару мгновений они разворачиваются к Джину, и Сон жестом фокусника показывает Киму сложенный парашют: — Та-дам! — Блядь, только не говори, что вы собираетесь скинуть меня с крыши! — орёт Джину и нервно смеётся. — Давайте уж лучше рэперскую оргию или жертвоприношение! — Он считает, что рэперы занимаются исключительно чёрной магией и групповым сексом? — спрашивает Чихун, округляя глаза. — Нет, иногда мы диссим родственников друг друга и дискриминируем женщин и детей, — хмыкнув, отзывается Чживон. Повернувшись к Киму, он спокойно говорит: — Не мы будем тебя скидывать. Ты сам спрыгнешь. — Расслабься, — подхватывает Чжинхван и лучезарно улыбается. — Я подрабатываю инструктором по бэйсджампингу и потому прекрасно знаю, что надо делать. У меня пока ещё не было ни одного несчастного случая, а все присутствующие здесь уже прыгали отсюда. Это что-то вроде отряда посвящения. — Да вы все ёбнутые, — выпаливает Джину, и Чжинхван невозмутимо пожимает плечами: — Это да. Но это не отменяет того факта, что сейчас я проведу тебе инструктаж, и ты ласточкой спрыгнешь отсюда вниз. — Это отличный способ полностью измениться, — внезапно подаёт голос молчавший Чжунэ. — Когда ты в полёте, все твои прошлые страхи и тревоги, всё то, что заставляло тебя чувствовать себя скованным и несвободным, испаряется с каждым пройденным метром. Прыжок — это как переломить себя, как шаг в новую жизнь. Знаю, я говорю как ванильный уёбок, но это чистая правда. Остальные молча кивают. Джину разворачивается к Сону и напряжённым голосом спрашивает: — Ты тоже прыгал? — Мы все прыгали, Чжинхван-хён же сказал, — отвечает за Сона Чану. — У каждого из нас есть своя история, которая не давала нам спокойно двигаться дальше. Я понятия не имею, что там у тебя случилось, Мино-хён отказался нам что-либо рассказывать, только сказал, что тебе это по-настоящему нужно. — Мы, кстати, не принимаем абы кого в клуб свободного полёта, — с фальшивым пафосом восклицает Чжинхван. — Так что, ты попал сюда по блату и должен радоваться. — Правда, парень, решайся, — Донхёк вновь поднимает взгляд от телефона и улыбается. — Или у тебя боязнь высоты? — А если у меня боязнь высоты, то вы от меня отстанете и купите мне вкусное мороженое в качестве утешения? — немедленно огрызается Ким. Остальные дружно смеются, и Юнхён спокойно парирует: — Нет, мы всё равно тебя скинем, только это будет быстро. Джину закатывает глаза и переводит взгляд на Мино. Тот смотрит на него в ответ и слегка морщится, когда чужие ногти с силой впиваются в кожу на ладони. — Ты ведь понимаешь, что это чистое ебланство и безумие? — тихо спрашивает он, глядя на него в упор. Он стоит практически вплотную, так, что Мино может чувствовать исходящий от него жар и сильную нервозность. Он кивает и хрипло отвечает: — Да. Но после этого ты действительно будто бы перерождаешься. Он помнит свой собственный прыжок. Помнит, как Ханбин потащил его, слабо упирающегося, к той самой двадцатишестиэтажной заброшенной высотке, в то время, когда ему было на всё абсолютно наплевать. Не было никакого желания пытаться что-то изменить в своей жизни, только множество ночных кошмаров и огромное чувство вины, которое грызло его изнутри будто дикое хищное животное. Помнит, как они все, шумные придурки, хором уговаривали его сделать это, начисто игнорируя его грубоватые выпады и попытки сбежать. Помнит, как в измученной голове появилась мысль, что проще согласиться, ведь терять ему нечего, и если он сейчас возьмёт и сдохнет, то никому от этого не станет хуже. Помнит Сынюна, Тэхёна, Сынхуна, которые в самый последний момент пришли его поддержать и хором кричали, что он классный и крутой. Помнит шаг в бездну, ощущение полёта и невероятное, ни с чем несравнимое ощущение, когда чувствуешь себя лёгким и ничтожным, абсолютно бессильным перед стихией и гравитацией. А потом равнодушие ушло, и появилось безумное желание жить. Измениться и помочь измениться другим, хоть как-то искупить всё то неправильное и глупое, что он сделал в прошлом, желание двигаться ввысь, вместо того, чтобы лежать на земле, придавленным тяжкой ношей сотворённых грехов. Именно тогда он стал частью «Разноцветного кольца» и перестал прятаться за маской равнодушия и отчаяния. Именно тогда Сон Мино будто бы родился заново. — Было страшно? — снова спрашивает Джину, и Сон качает головой. — В то время мне на всё было похер. Но зато потом чувства будто бы вернулись, и стало по-настоящему хорошо. — Как при оргазме? — хмыкает Джину и улыбается. Нагловато, бесстыже и совершенно очаровательно. Так, что Мино невольно бросает в жар, и он, усмехнувшись в ответ, хрипло отвечает: — Как при мультиоргазме. — Вы ещё потрахайтесь прямо тут, — раздаётся сбоку меланхоличный голос Чжунэ. Мино невольно вздрагивает, а Джину разжимает руку и, повернувшись к Чжинхвану, громко говорит: — А что, вы хотели бы полюбоваться на наш страстный антисанитарный секс, маленькие извращенцы? Остальные вновь смеются, и Чжинхван одобрительно кивает: — Понятия не имею, как ты трахаешься, но с чувством юмора у тебя всё в порядке. — Он показывает взглядом на парашют и скрещивает руки на груди. — Значит, ты решился? — Решился, — помедлив, отвечает Ким и внезапно толкает Мино в бок. — Если даже этот мудак не зассал и прыгнул, то чем я хуже? Давай, парень, рассказывай, что и как делать. — Иди сюда, я проведу тебе необходимый инструктаж, — улыбается Чжинхван и жестом подзывает к себе Донхёка и Юнхёна. Он поворачивается к Сону и спокойно добавляет: — А ты будешь страховать его внизу. Поймаешь свою саркастичную принцессу, как прекрасный принц, заключишь её в свои трепетные потные объятия. — Я? — глупо переспрашивает Мино, пытаясь не реагировать на дурацкое замечание о принце и принцессе. Чжинхван кивает и, протянув руки вперёд, дёргает на себя замершего Джину: — Ты-ты. Что ты смотришь на меня, как студент на строгого преподавателя? Опыт у тебя уже есть, ты страховал Донхёка и Чжунэ. Ты же помнишь мои инструкции, так? Сон машинально кивает. Он невольно бросает взгляд на Кима: тот тихо переговаривается с Юнхёном, но по его напрягшимся плечам Мино понимает, что Джину вслушивается в их разговор изо всех сил. — Тогда что ты тут стоишь как придурок? — кричит ему Юнхён. — Иди вниз, ты думаешь, мы будем тут три часа канителиться, пока ты наконец-то доберёшься до низа? Как бы это двадцать шесть этажей. Ну же, пиздуй вниз, а не то принцесса так и останется в логове мерзких огнедышащих драконов! — Ты забыл добавить, что мы принесём его в жертву или что-то в этом роде, — моментально отзывается Ханбин и толкает Мино в бок. — Иди уже. Будь уверен, мы о нём хорошо позаботимся. У Мино действительно есть опыт в страховке. Он не раз слушал инструкции Чжинхвана о правилах максимально безопасного прыжка и приземления, он страховал своих товарищей и даже один раз ассистировал хёну, когда с крыши решился прыгнуть один из его знакомых. В реальности здесь нет ничего страшного, если всё закреплено правильно и парашют раскрывается в нужный момент. Но почему-то именно сейчас сердце Мино колотится с такой силой, будто вот-вот вырвется наружу и упадёт прямо на грязноватую тёмную лестницу. Джину доверился ему. Он раскрыл ему душу, рассказал о самом сокровенном и отвратительном. И Мино ощущает, как сердце сжимается от болезненного спазма, когда он понимает, что сегодня он доверил ему и свою жизнь. Они все говорят, что это классно и безопасно, но в реальности это всё равно огромный риск. У Чжинхвана — огромный опыт и отличная статистика, но господин случай всегда готов подкинуть неприятный и порой страшный сюрприз. Что, если парашют не раскроется? Что, если Джину раскроет его в неподходящий момент? И в какой момент он стал настолько необходимым и важным? Мино прыгнул потому, что ему было нечего терять. Ким думает, что ему так же не за что больше держаться в этой жизни, и Сон невольно замирает посреди грязноватой лестничной площадки, сжимая руки в кулаки так, что ногти больно впиваются в влажную от пота кожу. Ты боишься его потерять. Ты боишься снова сделать ему больно. Ты хочешь помочь ему не потому, что ты такой праведный и добрый, а потому, что ты — чёртово низменное животное, которое желает обладать им без остатка. Не потому, что он красивый и привлекательный, даже для самого закоренелого натурала, у которого не стоит на мужские члены. Не потому, что быть рядом с Ким Джину почётно, престижно и круто. Ты и сам понимаешь, что это не просто дружба. Что это не влечение, замешанное на недотрахе и каком-то больном психологическом притяжении, когда два человека с явными ментальными проблемами и травмами хотят найти утешение друг в друге. Мино выходит на улицу и слегка ёжится, подставляя лицо прохладному ветру. Уже темно, но на крыше виднеется яркий огонёк кислотно-розовой лампы, в очертаниях которой явно видны чужие силуэты. Желудок сдавливает, и Мино думает, что он вот-вот наблюёт прямо здесь, от зашкаливающего нервного напряжения и обуревающих его сознание сумбурных мыслей. Внутренний голос продолжает настойчиво шептать где-то в глубинах гудящей головы, и Сон зажмуривается, силясь справится с наваждением. Он ощупывает карманы и жалеет, что в последнее время почти не берёт с собой сигареты, предпочитая им лимонные леденцы с кислой начинкой. Он нашаривает одну конфету и, развернув обёртку, засовывает её в рот, совершенно не чувствуя вкуса. Он не знает, сколько проходит времени прежде, чем он замечает на краю знакомый силуэт. Рядом с ним стоит фигура поменьше, в которой Мино узнаёт Чжинхвана, и он невольно делает шаг вперёд, ощущая, как кожа становится влажной от выступившего пота. Он не может увидеть Джину с такого расстояния, но почему-то перед глазами возникает чёткий и яркий образ: лицо Кима, сосредоточенное и напряжённое, его руки, крепко сжимающие лямки парашюта, и тёмные глаза, которые неотрывно смотрят вниз, туда, где стоит Мино. Чжинхван отходит слегка назад, и фигурка на краю начинает двигаться. Сердце стучит слишком быстро, Сон смотрит на неё, не отрываясь, затем вскидывает руки вверх и одними губами шепчет: — Иди ко мне. Он знает, что Джину его не услышит. Но почему-то именно в этот самый момент Чжихнван делает резкое движение руками, остальные начинают громко кричать, и Ким прыгает вниз. А потом что-то происходит, и привычные границы стираются. Мино стоит на земле и отстранёно наблюдает за тем, как Джину движется в воздухе. Вот раскрывается парашют, вот его подхватывает порыв ветра, и он летит прямо к Сону, стремительно и быстро, как падающая звезда на ночном небосводе. И в то же время он рядом. Он чувствует порывы сильного ветра, ощущает, как сковывающий нутро страх уходит, сменяясь восторгом и ощущением свободы и лёгкости от полёта. Он держит Джину за побелевшие от напряжения руки, крепко прижимаясь к его телу, и одними губами шепчет ему, что он молодец. И что он, кажется, наконец-то понимает, что чувствует. Пусть и не может пока озвучить это вслух. Джину плавно опускается рядом и падает на колени, тяжело дыша. Он неловко шарит по груди, пытаясь расстегнуть ремешки парашюта. Наконец ему это удаётся, и он стаскивает с себя снаряжение, пытаясь сложить его в максимально удобоваримом виде. Кто-то будто резко бьёт Мино под дых, возвращая его в привычную реальность. Ощущение лёгкости исчезает, и Сон, вздрогнув, бросается к Киму, который продолжает сидеть на земле, опустив голову. — Эй, с тобой всё в порядке? — Горло сухое, и Мино сглатывает, опуская руки на чужие плечи. — Джину-я, ты как? Ким не отвечает, и Сону становится совсем страшно. Наконец Джину поднимает голову и встречается с ним глазами. И нутро заполняется жарким чувством облегчения, потому что Ким смотрит на него сумасшедшим, абсолютно безумным и счастливым взглядом. Он неловко улыбается и протягивает подрагивающие руки. — Я… Сон не выдерживает и тянет его на себя. Джину резко подаётся вперёд на неслушающихся ногах и буквально падает в его объятия, прижимаясь к нему вплотную. Сверху раздаётся громкое дружное улюлюканье, но Мино не обращает на него никакого внимания. Он судорожно сжимает Джину в своих руках и замирает, когда слышит его громкий шёпот: — Я почувствовал это… То, про что ты говорил тогда. Он поднимает голову и снова улыбается, затем запрокидывает голову назад и начинает смеяться: — Блядь, блядь, блядь! Это было так классно! Сначала безумно страшно, так, что я испугался, что ничего не получится, и я ёбнусь, прямо на этот грёбаный асфальт, но потом всё это ушло, и стало так хорошо. Меня сейчас просто так колбасит, мне хочется орать в голос, чёрт, Мино, почему же это так охренительно? Он задыхается от смеха и внезапно подаётся вперёд, обхватывая его шею руками. Жаркое дыхание обжигает кожу, Ким дышит резко, прерывисто и часто, и Мино замирает, ощущая, как каждая клетка тела будто бы наполняется жидкой лавой. — Ты был внизу и смотрел на меня, — внезапно тихо говорит Джину. — И я почему-то знал, что ты смотришь мне прямо в глаза. Когда я летел вниз, мне казалось, что ты был рядом. Я будто бы чувствовал тебя, тепло твоего тела, вот прямо как сейчас, — он поднимает голову и снова смеётся. — Я ебанутый, да? Это может быть такой приход от полёта? Чжинхван вверху что-то орёт про лав-отель и презервативы, и ему вторят Ханбин и Чживон. Мино знает, что они сейчас начнут спускаться вниз и вот-вот окажутся рядом, и тогда начнётся обычная для таких моментов суматоха. Расспросы, поздравления, предложение обмыть такое событие и, возможно, шумная вечеринка, без крепкого алкоголя и прочих запретных атрибутов, но долгая, может, даже до самого утра. — У тебя приход потому, что ты сам по себе такой ебанутый, — его голос почему-то звучит слегка сдавленно, и Мино прижимает Джину к себе ещё крепче, зажмуриваясь и чувствуя, как нос щекочут чужие отросшие пряди. — А ещё я действительно смотрел. Джину слишком близко, слишком интимно и запретно, так, что на грани. Теплота его тела, ощущение его рук на своих плечах и его тихий смех, от которого по влажной коже проходит крупная дрожь, — всё это заставляет Мино отчаянно желать, чтобы ребята на лестнице по какой-то причине решили притормозить и этот удивительно интимный момент продлился как можно дольше. Джину удивительный. Джину вредный, непокорный и в то же время близкий и родной, доверяющий ему без остатка. Мино пропадает окончательно. В нём, будто в бушующей бездне, на самом деле пределе бесконечности. Привязываться к кому-то страшно. Но страх потерять Джину, оказывается, намного сильнее и острее.***
— Флэш-рояль! — радостно объявляет Джину, и Тэхён, громко выругавшись, бросает карты на парту. — Как у тебя это получается?! Скажи честно, ты жульничаешь? — Нет, просто, в отличие от тебя, я играю, а не украдкой пялюсь на хорошеньких девушек, — спокойно парирует Ким. Тэхён заливается краской, а Джину победно ухмыляется и изящным движением складывает карты обратно в колоду. — Я надеюсь, что ты помнишь, что изначально мы спорили на желания? — Конечно, помню, — сердито отзывается Нам и складывает руки на груди, становясь похожим на сердитого кота. — Если хочешь знать, то я планировал загадать тебе или Сынюну снять штаны и пробежаться без них по школьному коридору. — Как же здорово, что я проиграл ещё в первом раунде и ограничился пародией на Джессику Альбу от Сынхуна, — облегчённо выдыхает Кан, и Мино с ним полностью солидарен и украдкой пытается стереть намалёванные Намом усы. — Да, но ты продул и поэтому сейчас будешь расплачиваться, — с триумфом в голосе парирует Ким и слегка сощуривается. Он скользит взглядом по замершему Наму и, громко шмыгнув носом, внезапно говорит: — Подойди к Лалисе и попроси у неё айди в какаоток и номер телефона. В наступившей тишине раздаётся негромкий стук: это ошалевший Сынхун роняет на пол ручку. Сынюн хмыкает и скрещивает руки на груди, а Тэхён заливается краской и невнятно бормочет: — Что за идиотское желание? Ты что, серьёзно? Какой в этом вообще смысл? — В таком, что она тебе нравится с того самого момента, как напялила на тебя костюм снежинки и заставила в таком виде раздавать листовки в школьном коридоре, — хмыкает Джину и смотрит на Нама в упор. Тот, обычно нагловатый и не лезущий за словом в карман, моментально заливается краской и, опустив взгляд, бормочет: — Я не понимаю, что ты там себе надумал. Она, конечно, отличная девчонка, но я совсем не испытываю к ней ничего такого. Она просто симпатичная, умная и весёлая, да и общаться мне с ней приятно… — Раз она тебе «просто друг», то тогда у тебя не должно возникнуть никаких проблем с тем, чтобы подойти к ней и взять у неё номер телефона, — моментально отбивает подачу Джину. Тэхён растерянно моргает, и Мино понимает, что Ким побеждает в этой словесной перепалке с разгромным счётом. — Ты не переживай, — широко улыбаясь, воркующим голосом говорит Джину и встаёт со стула, — я пойду с тобой. Во-первых, чтобы ты не растерялся, во-вторых, чтобы ты не струсил и не слинял. — Да пошёл ты, засранец, — огрызается Тэхён и вновь пунцовеет, на что Джину лишь смеётся и хватает его под локоть. Мино молча наблюдает за тем, как хён тащит Нама к оживлённо переговаривающимся девушкам, и внезапно ощущает лёгкий укол в груди. — Он молодец, — раздаётся рядом тихий голос Сынюна. Мино невольно вздрагивает и поворачивается к Кану. Тот сидит, оперевшись локтем об парту, и молча наблюдает за тем, как Тэхён, неловко смеясь, разговаривает с Лалисой. Девушка улыбается ему в ответ, немного смущённо, но искренне, и Сон понимает, что чувства Нама явно не безответны. — Да, — кивает он. Взгляд невольно скользит в сторону Джину, который продолжает цепко сжимать Тэхёна за руку. — Надо было просто решиться и подойти, а то так бы и пялился на неё издалека. — Он не про Тэхёна, — подаёт голос Сынхун. — А про Джину-хёна. — Тэхён-а только ведёт себя нагло и нарочито грубовато, — задумчиво говорит Кан. — Но и ты сам прекрасно знаешь, какой он в душе чувствительный и сенситивный. Он намного мягче и ранимее, чем кажется на первый раз, тем более, если вспомнить, через что ему пришлось пройти для того, чтобы вернуться в колею. Мино знает историю Тэхёна. Тот говорит о ней без особой охоты, но не таясь. Трудный подростковый возраст, проблемы в семье, плохая компания, занимающаяся мелким грабежом, затем — группировка крупнее, организующая кражи квартир со взломом. Нам практически пересёк черту невозврата, но смог вовремя остановиться. С огромным трудом, балансируя на грани, с помощью своего куратора в «Разноцветном кольце», коим выступил Сынхун. Оба не любят говорить о самом процессе, ограничиваясь скупыми словами о том, что это было сложно. Сложно, подтверждает Сынюн и рассказывает ему как-то осторожно. Про потерю доверия к окружающим, про затяжную депрессию, а позже — несостоявшуюся попытку суицида. У Тэхёна на лице нахальная улыбка и глаза абсолютно уверенного в себе человека, а за плечами — множество ошибок и упущений, которые до сих пор давят на него тяжёлым грузом. — Тэхён не особо любит знакомиться с девушками, — подаёт голос Сынхун. Он морщится и потирает виски кончиками пальцев. — Его первая серьёзная любовь как раз и познакомила его с теми ребятами, с которыми он потом пошёл на своё первое дело. Она была сестрой одного из их главарей и редкостной оторвой. Не то чтобы Тэхён до сих пор её любил, но вспоминать о ней… Не знаю, это как ковырять старый болезненный шрам. Я никогда не говорил об этом никому из вас, ведь так? Мино и Сынюн синхронно качают головами. Со стороны раздаются громкие взрывы смеха: Джину, Тэхён, Лиса и Чеён смеются над какой-то остротой Нама. — И потому он не мог ничего из этого знать, — заканчивает Сынхун, и его глаза теплеют, а губы трогает лёгкая улыбка. — Но почему-то почувствовал и решил ему помочь. Не для того, чтобы поиздеваться над его чувствами, а просто потому, что Тэхён иначе бы долго ковырялся в себе и вряд ли бы что-то сделал. А теперь посмотрите на его счастливую рожу! Представляете, если они начнут встречаться, как он затрахает нас своими самодовольными рассказами об удачных свиданиях? Сынюн смеётся. Мино машинально улыбается в ответ, а сам невольно скользит взглядом по Джину, который что-то показывает Чеён на своём телефоне. Хён выглядит спокойным и расслабленным, каким-то на редкость тёплым и открытым, и сердце Мино невольно сдавливает от нахлынувшего чувства нежности и какой-то иррациональной ревности. Он прекрасно знает, что Чеён не нравится Джину. Она давным-давно заглядывается на другого их одноклассника, не настолько ослепительно привлекательного, но надёжного и доброго. Они просто хорошо смотрятся вместе — хрупкая смешливая Розэ и красивый, очаровательный Джину. Осознавать это почему-то неприятно. Как будто кто-то царапает внутренности ржавым холодным гвоздём. — Он тоже изменился, — вклинивается в его сознание голос Сынюна. Мино вздрагивает и переводит на него взгляд. Кан смотрит на него в упор и повторяет с какой-то странной настойчивостью: — Он стал намного более открытым и искренним. Мне кажется, что ваша с ним работа идёт самым что ни на есть наилучшим образом. Работа. Точно, всё это изначально же было некой волонтёрской миссией и обязательным заданием, направленным на то, чтобы выбить из головы Джину все крамольные мысли и изменить его к лучшему, вспыхивает в голове Мино мимолётная мысль. — Он тебе нравится, — внезапно добавляет Сынхун. Сердце пропускает удар, и Сон открывает было рот, но Сынюн его опережает: — Не как друг или приятель. Ты и сам знаешь, что он имеет в виду. Это настолько очевидно, хочет было спросить Мино, но вместо этого опускает взгляд, ощущая, как к лицу приливает краска. Думать об этом самому на редкость смущающе и непривычно, а когда кто-то говорит об этом в лоб, открыто и без всякого стеснения, то чувства становятся ещё более непонятными и запутанными. — Это плохо? — наконец спрашивает он и с замиранием сердца ждёт ответа. Кан отрицательно качает головой, а Сынхун говорит: — Если ты считаешь, что мы относимся к той славной категории людей, которые кидают своих друзей только потому, что вместо упругих женских прелестей они предпочитают мужские члены, то ты редкостный мудила, — он тянется и кладёт руку Мино на плечо. — И потом, первый свой шок я пережил, когда узнал о Ханбине и Чживоне. Я даже не знаю, что могло бы удивить меня ещё больше. Разве что, что директор Ян, коллекционирующий розовых фарфоровых пони? — Мы пережили столько дерьма и все по-своему ёбнутые, — подаёт голос Сынюн и улыбается. Ободряюще и спокойно, так, что напряжение уходит, и остаётся лишь чувство облегчения и благодарности. За то, что в очередной раз приняли его и поддержали. — Так что никто из нас не осуждает такие вещи. Тем более, что, не знаю, вы друг другу подходите? Между вами ещё тогда искрило так, что мне казалось, что вы подожжёте задницами стулья. — Какая тонкая и изящная метафора, — говорит Мино, и Сынхун громко смеётся. Затем внезапно становится серьёзным и показывает взглядом на Джину. — А он как? Нутро сжимается, и Мино качает головой: — Я не знаю, — говорить об этом больно, как будто кто-то тыкает по оголённым нервам острой иголкой. — Ему лучше быть как можно дальше от подобных отношений. Если он узнает, что я отношусь к нему по-другому… — он с трудом подбирает слова. — Если он поймёт, что я чувствую к нему нечто подобное, это может сделать ему только хуже. — Это потому, что вы оба мужского пола? — тихо спрашивает Сынюн, и Мино отрицательно качает головой: — Потому что даже бессознательно я могу сделать ему больно. Ты не сможешь сдержаться и захочешь большего. Интимной близости, возможности быть к нему как можно ближе. Вжиматься в его тело, брать без остатка, жадно, как будто путник, бродивший долгие месяцы по засушливой пустыне. Ты — животное, Мино. Ты — такой же озабоченный извращенец, которому недостаточно просто его доверия и теплоты. И потому ты должен молчать и делать всё для того, чтобы он был счастлив. Пусть даже не с тобой, но с тем человеком, кто не затронет старые раны и не заставит его вновь почувствовать себя слабым, использованным и ничтожным. — Ты нихера не знаешь о его истинных чувствах, — внезапно говорит Сынхун, и Мино дёргается, когда его ладонь ощутимо сжимается на плече. — Ты придумываешь их сам, выстраиваешь у себя в голове какие-то преграды и делаешь из себя какого-то монстра. Но факт в том, что ты можешь сделать ему больно тем, что продолжишь молчать и держать дистанцию между вами. Разве ты не видишь, как он тоже к тебе тянется? Как он тебе улыбается, когда вы смотрите друг на друга? — Он всем улыбается, — вяло парирует Мино, на что Ли качает головой и серьёзно отвечает: — Нам он улыбается так, что как будто мы ему нравимся. Всем своим фанаткам он улыбается так, как будто испытывает к ним нечто, похожее на участие. Тебе он улыбается так, как будто ты — самое прекрасное и замечательное, что есть в его жизни. И если ты такой идиот, чтобы этого не замечать, то Джину надо двинуть тебе по яйцам и хорошенько харкнуть в глупую морду. — Ты такой деликатный, Сынхун, — вздыхает Сынюн. — А ещё красноречивый и просто мастер изящных метафор. Знаешь, куда тебе надо с такими навыками? В жюри на какое-нибудь реалити-шоу. Будешь судить поющих студенток и ругать слишком яркие шмотки на не умеющих одеваться аджуммах. Сынхун огрызается в ответ, и они начинают громко пререкаться. Тэхён тем временем достаёт из кармана телефон и принимается старательно вбивать что-то под диктовку Лалисы. Джину заглядывает ему через плечо и, расплывшись в улыбке, поднимает глаза на Мино. Он украдкой показывает ему большие пальцы на руках, на что уголки губ Сона невольно дёргаются, и он с нарастающей тоской внутри думает, что Джину действительно замечательный. Настолько хороший и чудесный, что Сону нужно держаться от него как можно дальше. Пусть даже до боли в груди хочется вцепиться в него мёртвой хваткой, сжав пальцами чужую печать, и быть как можно ближе, на пределе, так, чтобы больше никому на свете не позволить причинить ему вред. И в очередной раз пожалеть, что так сильно проебался и не позволил себе мимолётно прижаться к чужим губам тогда, после прыжка Джину с заброшенной крыши. Тогда это можно было списать на влияние момента, но сейчас точка невозврата пройдена, и за всё придётся расплачиваться самому. Менять кого-то больно. Меняться вместе с ним — ещё больнее. Любить его и ненавидеть себя за это — агония, безумная и невыносимая.***
— И тогда для того, чтобы вписаться в бюджет, необходимо… Мерный, торжественный голос Дженни действует на Мино убаюкивающе. Он сонно моргает глазами и встряхивает головой, силясь справиться с подкатывающей дремотой. Сидящая напротив него Джису замечает его состояние и, слегка нахмурившись, показывает ему небольшой аккуратный кулачок. Сон моментально выпрямляется, косясь в сторону Джину, сидящего на соседнем месте, и невольно прыскает со смеху, потому что Ким мирно дремлет, закрыв голову открытой папкой с документами. Бдительная Джису, кажется, замечает неладное и обращает свой взгляд в сторону Джину. Мино толкает его локтем в бок, и Ким вздрагивает, открывая глаза и сонно щурясь. — Осторожно, а то сейчас сюда подойдёт госпожа президент и даст тебе хороших люлей, — шепчет Мино, и Джину выпрямляется, бросая быстрый взгляд на Джису. — Вот маленькая зануда, — беззлобно отзывается он. — Как будто я не вижу, что она сама спит и видит, чтобы оказаться как можно скорее дома и посмотреть любимую дораму. Ты же знаешь, что Джису — настоящий дорамный задрот? Смотрит свои сериалы запоем, а ещё ревёт над всеми грустными сценами. — Он громко зевает и трёт пальцами виски. — Чёрт возьми, как я хочу свалить отсюда куда подальше. И зачем мы вообще сюда пришли? — Потому что ты — член школьного совета, и у тебя есть обязанности, — сидящая с другой стороны от Кима Сухён отрывается от бумаг и смотрит на Джину в упор. Внимательно, изучающе, так, будто пытается понять, настоящий перед ней сидит человек или реальная иллюзия, настолько похожая на оригинал, что обмануться совсем несложно. — А я потому, что мне нужно за тобой присматривать. — А я думал, что тебе безумно интересно узнать, куда же девается школьный бюджет, — округляет глаза Ким и еле слышно отвечает. Джису моментально поворачивается в их сторону и, сдвинув брови к переносице, строго спрашивает: — Господин вице-президент, я могу спросить, что вызвало у вас столь бурную реакцию? Неужели сообщение Дженни о том, что в этом семестре мы планируем закупить красные салфетки вместо синих? — Нет, просто я вспомнил смешной анекдот про китайца, немца и корейца, — моментально отзывается Ким. — Мне рассказать его всем членам совета? — Да! — раздаются из разных углов громкие одобрительные возгласы. — Нет! — рявкает Джису и скрещивает руки на груди. — После собрания расскажете свои идиотские анекдоты! А пока — дослушаем доклад Дженни ведь он такой интересный, правда, Дженни? — Нет, — с готовностью отвечает та, но её подруга делает вид, будто не слышит ответа. — Вот и отлично! Давай, продолжай, осталось всего несколько параграфов про канцтовары, и можно будет с этим закончить. В помещении раздаётся дружный облегчённый вздох. Дженни закатывает глаза и продолжает зачитывать отчёт, накручивая на кончик пальца прядку длинных каштановых волос. Мино мысленно стонет и внезапно ощущает лёгкое прикосновение к плечу. — Давай после собрания сходим в кафе неподалёку и выпьем баббл-ти? — горячее дыхание опаляет кожу, и он поворачивается, оказываясь к Киму практически вплотную. Джину мягко улыбается и, скорчив рожицу, тихо говорит: — Я должен тебе за то, что ты тратишь этот вечер на то, чтобы слушать унылые рассказы о салфетках. И потом, я как-никак твой хён и должен тебя угощать чем-то вкусным. — Мы вчера ели лапшу, — пробует возразить Сон, на что Ким моментально парирует: — За которую платил ты. Ты вообще за всё всегда платишь, и это нечестно. «Это честно, потому что мне нравится о тебе заботиться», — хочет сказать Мино, но вовремя обрывает себя. Джину продолжает смотреть на него в упор, его пальцы настойчиво сжимают его плечо, и Сона буквально ведёт от того, насколько сильно ему хочется податься вперёд и коснуться его розовых тёплых губ. — Давай же, — голос Кима звучит настойчиво и в то же время как-то неуверенно. — Соглашайся. Я куплю тебе пару стаканов и мороженое с сиропом. Ты же любишь эту липкую пакость, как какая-нибудь гламурная девочка? Если бы всё не было настолько просто и понятно, то могло бы показаться, что он волнуется и немного заигрывает. Что это всё есть ничто иное, как приглашение на свидание, пусть даже вряд ли можно найти что-то романтическое в распивании баббл-ти в компании гомонящих подростков их возраста. Хватит создавать себе иллюзии, обрывает себя Мино и натянуто улыбается. Затем кивает и шёпотом отвечает: — Две порции. И раскошелься мне на вафли, с кремом и мороженым, а сироп можешь оставить себе. — Зачем мне сироп? — хмыкает Джину и толкает его в бок. — Я же не татуированный придурок с повадками каннамской школьницы. — Да пошёл ты, — начинает было Сон, но в этот момент в сознание врывается громкий голос Джису: — И на этом доклад о нашем бюджете на ближайший семестр закончен! Всем большое спасибо, собрание на этом можно считать закрытым. Среди собравшихся проходит радостный гул, и все принимаются хватать сумки, суетливо собирая многочисленные бумажки и стопки с документами. Мино невольно издаёт облегчённый вздох и поднимается со стула, чувствуя, как тело слегка занемело от долгого сидения на одном месте. Джину приветливо улыбается Чеён и Лисе, и, повернувшись к нему, нетерпеливо говорит: — Ну что, пошли? Я как раз хотел… — Джину-оппа! — раздаётся за его спиной голос Джису. Мино ощущает, как в голове ярко вспыхивает острое чувство разочарования и лёгкого раздражения, и Ким, поджав губы, разворачивается к ней и, слегка сощурившись, спрашивает: — Что такое? — Дженни тут нашла у себя несколько ошибок в дополнительных пунктах отчёта, — девушка виновато кивает, а Джису вздыхает. — И поэтому надо срочно пересчитать пару таблиц. Это ничего сложного и серьёзного, но займёт кое-какое время. Ты не мог бы этим заняться? А то у нас сегодня вечером премьерный показ нового эпизода дорамы. Ким Джину обладает имиджем настоящего принца, улыбчивого, воспитанного и услужливого. Он всегда улыбается, никогда не отказывается прийти на помощь и тем более не в состоянии сказать «нет» рассчитывающей на него слабой девушке. — Неа, — по-детски заявляет Ким и внезапно резко хватает Мино за руку. Сон ощущает странное покалывание в руках, как будто кто-то трогает кожу оголённым контактом, Джису невольно открывает рот, глядя на Кима расширившимися от удивления глазами, а Джину выхватывает у неё из рук стопку документов и шлёпает её ею по затылку. — Убийца — сантехник, а та переделанная актриса — переодетый мужик, — радостно заявляет он и ухмыляется. — А у нас с Мино есть планы, которые мы не собираемся нарушать. Сегодня сама разбирайся со своими бумажками, маленькая коза. Раздаётся громкий шелест: это медленно собирающая рядом вещи Сухён роняет из рук несколько тетрадей. Дженни издаёт сдавленное хихиканье и закрывает рот ладонями, Джису багровеет и делает шаг вперёд, а Джину проворно отскакивает назад, сжимая ладонь Сона в своей руке. — Валим отсюда, — громко шепчет он. — А то она терпеть не может, когда её называют «козой». — А ну, стой! — кричит Джису и бросается к Киму, но тот моментально разворачивается к двери и стремительно бежит прочь из комнаты. Мино следует за ним, слыша громкий топот разгневанной Джису и чувствуя, как в горлу подкатывает старательно сдерживаемый смех. Это всё абсолютно по-детски, глупая, дурацкая выходка, они все ведут себя как редкостные идиоты, но почему-то Сон ощущает зашкаливающий восторг нарастающее чувство азарта. Джину тащит его куда-то за угол, ловко сворачивая в сторону преподавательской раздевалки. — Где ты, я должна отплатить тебе за всё хорошее! — слышится громкий крик Джису, и Джину, быстро оглядевшись, указывает взглядом на шкаф для верхней одежды, стоящий в углу комнаты. Ты серьёзно, взглядом спрашивает Мино, но, заслышав шаги разгневанной девушки, моментально бросается в сторону гардероба. Ким залетает следом и, плотно прикрыв за собой дверь, прикладывает указательный палец ко рту. — Сиди тихо, а не то она схватит нас и заставит весь вечер сидеть над документами, — еле слышно шепчет он и замирает. Мино затаивает дыхание и прислушивается: шаги постепенно становятся громче, и Сон едва сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос, настолько это всё напоминает любимые забавы из далёкого детства. В шкафу тесно, настолько, что Ким прижимается к нему практически вплотную, так, что его колени, упираются в бок Мино. Тело моментально наполняется жаром, и Сон, прикрыв глаза, пытается думать о чём-нибудь на редкость скучном и отрезвляющем. Кратные интегралы, история средних веков, основные этапы мейоза… — Неужели побежали на крышу, засранцы? — раздаётся сердитый шёпот Джису и тихое хихиканье Дженни, которая, видимо, решила присоединиться к погоне. — Хватит ржать, лучше пойдём поднимемся наверх, я хочу оттаскать Кима за его оттопыренные уши! Раздаётся топот и негромкий скрип двери. Джину возмущённо округляет глаза и, слегка приоткрыв дверцу шкафа, заглядывает в щёлку. — Ушли, — шёпотом говорит он и переводит взгляд на Мино. — Вот же засранка. Разве уши у меня оттопыренные? — Нет, — старательно сдерживаемый смех вновь подкатывает к горлу, и Сон утыкается лицом в плечо Кима, судорожно всхлипывая. — Но ты всё-таки редкостный идиот. Сколько тебе лет, восемь, девять? — Около того, только спереди ещё единичка, — парирует Джину, и Мино поднимает голову, встречаясь с ним взглядом. Мгновение, и они смеются вместе, бесконтрольно, как будто безумные. Джину, всхлипнув, подаётся вперёд, оперевшись на его плечо, и Сон, не ожидавший чужого касания, инстинктивно подаётся назад. Ким не удерживает равновесие и буквально валится на него, упираясь коленями в его колени и уткнувшись носом в изгиб его ключиц. Смех моментально обрывается, сменяясь неловким молчанием. Мино ощущает, как сбивается дыхание, а всё тело наполняется жарким липким напряжением. Чужое дыхание щекочет кожу, мягкие волосы касаются подбородка, и он кладёт руки на плечи Кима, пытаясь отстранить, чувствуя, как пальцы подрагивают от переполняющих его сумбурных эмоций. — Прекрати, — шёпот Джину опаляет ключицы. — Пожалуйста. Мино замирает, а Ким поднимает голову. Тёмные, лихорадочно блестящие глаза смотрят на него в упор, пальцы сжимаются на его предплечьях, и Джину тихо спрашивает: — Не хочешь? Кровь стучит в висках, и Мино облизывает пересохшие губы, скользя ладонями ниже, по худой спине. Он медленно качает головой и хриплым шёпотом говорит: — Очень хочу. — Тогда почему? — Джину подаётся вперёд, так, что его губы практически касаются его собственных. В шкафу жарко, душно и очень тесно, Ким слишком близко, настолько, что самоконтроль летит к чертям, и Мино хрипит, царапая ногтями ткань форменного пиджака: — Потому что я могу сделать тебе больно. Потому что мы с тобой только-только нашли общий язык, ты совсем недавно перестал вести себя как зажатая кукла, сегодня ты был таким счастливым и искренним, а то, что я к тебе чувствую, выходит за грани просто дружеского участия и расположения. Я не хочу быть твоим наставником, просто приятелем или близким человеком. Я хочу тебя любить, я хочу тебя касаться, я хочу, чтобы… Он не успевает договорить и давится воздухом, когда губы Джину наконец-то касаются его губ. Ким целует его порывисто и отчаянно, неловко и как-то жадно, крепко стискивая руками его шею. Голова кружится, грудная клетка заполняется липким жаром, Мино сдавленно выдыхает и, послав самоконтроль к чертям, дёргает Джину на себя, так, что тот оказывается на его коленях, прижимаясь грудью к его груди. Дыхание вновь сбивается, Ким отстраняется от него и, тяжело дыша, шепчет: — Ты совсем идиот? Я ненавижу баббл-ти, терпеть не могу эту липкую херню, но ты её любишь, потому я и позвал тебя туда. Ты так отчаянно хочешь уберечь меня от всего на свете, ведёшь себя как придурок, стараясь держаться как можно дальше, и совсем не понимаешь, что мне это нахер не нужно. Ты думаешь, что если в моей жизни был уёбок, который выебал меня и сделал мне херово, то я никогда больше не смогу ни к кому привязаться? Что я буду бояться любой близости с мужиком? Ты считаешь меня слабой размазнёй, да? — Я тебя люблю. И баббл-ти мне тоже не нравится, — не к месту выпаливает Мино, потому что больше в голову почему-то ничего не лезет. Вся реальность сужается лишь только до нескольких слов, сказанных порывистым, искренним шёпотом, расширенных, каких-то сумасшедших глаз Джину и его припухших розовых губ, которые слишком близко для того, чтобы держать свои эмоции и чувства под контролем. Ким замирает. Хватка на его шее слегка ослабевает, и хён качает головой, расплываясь в слабой улыбке: — Хоть что-то в тебе есть рациональное. — Он опускает руки и пристально смотрит ему в глаза. — У тебя есть два пути. Ты можешь бояться сделать мне больно и разорвать наши отношения к херам, потому что будет сложно. Я боюсь прикосновений, меня крутит при мысли о том, что я могу с кем-то трахаться, и на то, чтобы залезть сюда, в этот чёртов шкаф, решился на чистом адреналине, и нам обоим будет намного проще, если всё это прекратится прямо сейчас. — А второй? — его голос звучит глухо, словно сквозь плотную толщу воды. Его руки давят на чужую поясницу, притягивая Джину ближе, и Ким облизывает губы, продолжая смотреть на него не мигая. — Или ты можешь понять, что меньше всего на свете я хочу тебя потерять, потому что я тоже люблю тебя. Что я безумно хочу, чтобы мы с тобой вместе справились со всем этим внутренним дерьмом и смогли существовать как нормальная пара. Я готов на многое, чтобы наконец-то избавиться от призраков прошлых кошмаров, только бы ты был рядом, глупый раздражающий сукин сын. Хотя, если можно назвать нормальными двух психически неуравновешенных геев… В шкафу пахнет нафталином и дешёвым мужским одеколоном. Мино кроет, сильно, до дрожи в руках, и потому слов на то, чтобы ответить, не хватает. Он молча подаётся вперёд, целуя Кима в горячие губы, и надеется, что Джину поймёт, что он целиком и полностью за второй вариант, пусть даже не в состоянии озвучить это вслух. И он понимает, потому что целует его в ответ, вжимаясь в него худыми бёдрами и судорожно выдыхая. Мино настолько счастлив, что абсолютно и окончательно распадается на элементарные частицы. Чтобы затем собраться из них заново, под чужими неловкими порывистыми касаниями. Два психически неуравновешенных гея с туманным прошлым. Воистину, пара, созданная друг для друга на небесах.***
— Джису отхерачила меня папкой по затылку за то, что я сказал ей не есть третий пончик, — говорит Джину и дурашливо надувает губы. — Почему она такая вредная, мне кажется, она меня недолюбливает. С этими словами он откусывает большой кусок от аппетитного пончика в шоколадной глазури и начинает быстро его пережёвывать. Мино берёт в руки стакан с кофе и, хмыкнув, отвечает: — Она до сих пор не может простить тебе тот случай с документами. — Джину придвигается ближе и кладёт голову ему на плечо, и Сон невольно задерживает дыхание, когда ощущает, как мягкие волосы щекочут кожу. — А ещё ты реально ведёшь себя как редкостная заноза в жопе. — Я стараюсь, — парирует Джину и показывает ему язык. — Она порой заслуживает хорошей встряски за то, что ведёт себя как генерал местного разлива. Что ты её защищаешь? Между прочим, это она заставила нас с тобой два часа сидеть над идиотскими документами и выискивать какие-то квитанции на оплату лампочек. Почему мы спускаем столько денег на лампочки? И это если учесть, что у нас постоянно что-то где-то не горит! — Ну, зато мы наконец-то узнали, сколько лампочек нужно для того, чтобы в сортирах не было темно, — пожимает плечами Мино и ощущает, как мягкое чувство расслабленности и умиротворения расползается по венам. От Джину пахнет кофе и сладкой глазурью, и Сон едва сдерживается, чтобы не потянуться к чужим губам. Останавливает только то, что они на улице, в небольшом сквере, хоть и абсолютно пустынном. Солнце заходит за горизонт, окрашивая небо в разноцветные всполохи, Мино допивает кофе и слышит, как Ким тяжело вздыхает: — Но зато из-за этого мы опоздали в кино и пропустили наш сеанс. И нам приходится сидеть здесь вместо того, чтобы есть попкорн и пялиться на бесталанных актёров. — Она сделала нам настоящий подарок, потому что я читал рецензии на фильм, и все посмотревшие его люди писали о том, что он полнейшее дерьмо, — отзывается Мино и косится на Джину. — И потом, чем тебе сейчас тут не нравится? Мы сидим, едим пончики, пьём вкусный кофе и наслаждаемся прекрасным обществом друг друга. — Ты говоришь точь-в-точь, как парень из сериалов, которые смотрят мои старшие сёстры, — кривится Ким и слегка толкает его кулаком в бок. — Моя любимая ванильная девочка. Их отношения отнюдь не лишены романтизма, хоть в них и нет привычных для многих пар конфетно-букетных дней, полных сюсюканья и зашкаливающего обожания. В жизни обоих и так было слишком много сложностей для того, чтобы создавать их в большем количестве, поэтому, наверное, всё настолько хорошо. Джину не любит немноголюдные заброшенные места, ненавидит, когда кто-то касается метки Каина на его руке, и потому Сон всегда старается держаться за него как можно аккуратнее и ходить на прогулки туда, где не возникает ощущения обособленности. Он говорит, что терпеть не может запах сигарет, задрав кофту, молча показывает на спине несколько шрамов, явно оставленных зажжённым фитилём. Внутри Мино что-то переворачивается, к горлу подкатывает тошнота, а нутро заполняется обжигающим чувством жалости и яростной ненависти к чёртовому садистскому ублюдку, который, несмотря на всю свою «любовь» к красивой «игрушке», с лёгкостью уродовал её во славу своим прихотям. Он достанет его позже, обязательно достанет, а пока Мино выбрасывает последнюю пачку в мусорный бак и не прикасается к сигаретам вот уже пару недель. Порой очень хочется, но перед глазами сразу возникают чужие застарелые отметины, и вновь до одури хочется блевать. Мино рассказывает ему о Хаи. Сухо, коротко, осторожно бередя старые раны. Джину не бросается к нему с утешениями и не принимается причитать о том, насколько ему жаль. Он просто молча обнимает Сона, и почему-то парадоксальным образом Мино становится намного легче и спокойнее. Будто с каждым касанием к коже Джину забирает немного темноты, что таится на самом дне его израненной души. Перед ним не надо притворяться, строить из себя нормального и пытаться скрыть собственные слабости. С ним можно отпустить себя и просто пытаться наслаждаться жизнью, так сильно, как это только возможно. Джину не любит хип-хоп, но зато действительно немного поёт, и потому они проторчали целую ночь в караоке, громко горланя лучшие хиты последних лет в один фонящий микрофон. Мино не фанат сладкого, разве что, пресловутых пончиков и мороженого, и Джину тащит его в лапшичные, где пытается кормить из рук, отчего Мино смущается, умиляется и немного злится одновременно. Всё хорошо, даже слишком. Настолько замечательно, что Мино невольно становится страшно, что это лишь временная иллюзия, краткое затишье перед бушующей бурей. Они притворяются, что призраки прошлого где-то далеко, там где они не смогут их достать, но в реальности они близко, практически вплотную. Сон чувствует собственной кожей и больше всего на свете желает, чтобы они наконец-то оставили их в покое. Он следит за вами, призрак Джину. Больной, помешанный, живой и потому опасный. Она всё ещё рядом, неприкаянная душа Хаи, не потому, что хочет сделать плохо, а потому, что пытается предупредить и защитить. Это всё бредни, чёртова паранойя и какие-то личные заморочки, успокаивает себя Мино и вместе с тем продолжает бояться. Что кто-то придёт и разрушит их выстраданное счастье. — Эй, — слышит он рядом тихий голос Джину и опускает взгляд. Ким смотрит на него в упор и решительно говорит: — Я хочу тебя поцеловать. И, не дождавшись ответа, прижимается к его губам пахнущими сладким губами. Внутри Мино всё будто бы переворачивается, чувство страха уходит, уступая место нарастающему напряжению, тёплой нежности и отчаянной решимости. Сон отстраняется и, хмыкнув, спрашивает: — А если мимо пройдёт какая-нибудь благообразная старушка и увидит нас? — По-твоему, благообразные старушки никогда ни с кем не сосались? — парирует Ким и, высунув язык, улыбается. Солнечные лучи путаются в его тёмных волосах, отчего вокруг них создаётся яркий сияющий ореол. Мино тянется к Джину и, притянув его к себе, молча прикрывает глаза. Призраки могут смотреть, могут желать добра и ненавидеть. Мино готов бороться до конца. За то, что по-настоящему дорого и бесценно.***
— Привет, — говорит она и улыбается. На ней тёплый свитер и длинная светлая юбка в мелкую складку, и сердце Мино невольно ёкает, когда он видит на её запястьях незажившие шрамы от медицинских игл. В остальном она выглядит живой и очень красивой, её тёмные глаза смотрят на него нежно и немного виновато. — Я не помню, когда я видел тебя последний раз… такой, — помедлив, хрипло говорит он. — До этого во снах ты всегда являлась мне, как в свой последний день. — Прости меня, — тихо отвечает она и делает шаг ему навстречу. — Но, если честно, я пыталась к тебе прийти. Долго-долго старалась хоть как-то прорваться, но ты сам меня не пускал. Почему ты не мог отпустить и просто попытаться запомнить меня иной? Почему ты не давал мне наконец-то сказать тебе, что ты ни в чём, совершенно ни в чём не виноват? — Но я виноват, — к горлу подкатывает горький комок, и Мино едва сдерживается, чтобы не подойти ближе и не уткнуться лицом в её хрупкое плечо. — Если бы я только мог… — Ты бы и не смог, — негромко, но решительно прерывает его Хаи. — Потому что механизм был уже запущен. Я, можно так сказать, сама нажала на последнюю кнопку, запуская механизм саморазрушения, и дошла до такой стадии, когда такой конец уже был неизбежным. Ты ничего не замечал, потому что я так хотела. Я делала всё это, потому что мне попросту хотелось исчезнуть. Потому что Он… — она запинается и морщится. — Он хотел, чтобы я наконец-то пропала из его жизни. Воцаряется тишина. Хаи теребит прядь длинных тёмных волос и тяжело вздыхает. — Ты любила его так сильно? — Мино знает, что да, но почему-то хочется услышать это из её уст. Она слегка морщится и кивает. — Да, — внезапно её глаза сужаются, а голос становится низким и тягучим. — Но вот он никогда меня не любил. Я была для него неравноценной заменой, скучной, унылой и несовершенной. Он и сам сказал мне так, когда я в очередной раз попыталась прояснить наши отношения. — Он ублюдок, — его голос дрожит, и Мино с силой прикусывает нижнюю губу, силясь справиться с нарастающей тяжестью в груди. — А ты просто дура. — Дура, — соглашается она и грустно улыбается. — Но я была влюблённой дурой. Одно мимолётное движение, и она оказывается рядом с ним. Тонкие руки касаются его плеч, и Мино вздрагивает, потому что они мягкие и горячие, как у живого человека. — Он не может любить, — низким голосом говорит она. — Попросту неспособен на это, нет у него в организме такой функции. Но у него всегда было безумное желание обладать человеком. Как малыш мечтает заполучить себе самую дорогую игрушку, так и он всегда хотел стать хозяином того, кто ему приглянулся. И был у него такой человек, который должен был стать жемчужиной его коллекции. На котором он буквально помешался. Знаешь, я никогда не видела его… таким. Не холодным и расчётливым, чётко контролирующим свои эмоции, а настоящим безумцем, сходящим с ума оттого, что игрушка не желает ему принадлежать. Оказывается, существуют те, кто не способны поддаться его чарам, представляешь? — Она слегка морщится. — Мне тогда это казалось диким, но сейчас я понимаю, что просто есть те, кто за ярким фасадом способен разглядеть отвратительную гнилую сущность. Звуки не идут из горла, и Мино молчит, глядя на неё не мигая. Видимо, в его глазах есть нечто такое, что заставляет Хаи прикусить нижнюю губу и, помедлив, тихо продолжить: — Я ненавидела этого человека. «Почему я не нужна ему так же, как ты? Я недостаточно красивая? Я не такая отвязная и яркая? Что же мне сделать для того, чтобы затмить тебя? Перекрасить волосы в рыжий цвет? Надеть на себе кричаще-сексуальную одежду? Согласиться на его предложение попробовать кокаин и наконец-то хоть на время избавиться от разрывающего нутро чувства ревности, зависти и бессильной злобы? Да, пожалуй, я так и сделаю, от одного укола героина привыкания точно не будет!» — Она опускает взгляд, прямо на свою испещрённую шрамами кожу и качает головой. — Не будет… Всегда можно вовремя соскочить… Пальцы сжимаются крепче, и она грустно заканчивает: — Вот только у меня вовремя ничего не вышло. И с самого начала я знала, что так и будет. Я презирала ту его драгоценную жертву, но понимала, что сама никогда не смогу занять его место, как бы я ни старалась. А он лишь подогревал мою уверенность в этом, филигранно играя на моих слабостях и комплексах. От наркотиков я стала нервной и истеричной, плакала по любому поводу, настроение скакало как бешеное, и, когда я в очередной раз принималась рыдать, он предлагал мне дозу, чтобы я «успокоилась», — её голос ломается, и она сдавленно шепчет. — Мне казалось, что он заботится обо мне… А в реальности он делал всё для того, чтобы поскорее от меня избавиться. Хаи не умела делать всё на полутонах, несмотря на внешнее спокойствие и рассудительность. Она горела, будто яркая свеча, растворялась в этом чувстве, пока от неё не осталось лишь жалкое восковое подобие. Мино хочется наорать на неё, встряхнуть за плечи и в то же время обнять как можно крепче. Пусть она даже иллюзия, персонаж из его странного ночного видения, но она кажется настолько реальной и настоящей, что у Сона щемит сердце. Он открывает было рот, но она качает головой и придвигается ближе. Её глаза, яркие и наполненные бушующим всполохом эмоций и чувств, смотрят на него в упор, и Мино невольно вспоминает её тогда, с холодной пустотой там, где когда-то теплилась жизнь. — Сейчас я осознаю, как всё это было глупо, — говорит она, настойчиво заглядывая ему в лицо. — И та моя ненависть и ревность тоже была глупой. Лучшее, что я могла сделать, так это попытаться предупредить его жертву, чтобы держалась от него как можно дальше, попытаться помочь, если я уже не в состоянии помочь себе. Мне до сих пор из-за этого стыдно, больше, чем за что-либо ещё. — Ты не должна себя винить. — Мино не выдерживает и, подавшись вперёд, обнимает её, крепко прижимая к себе. Хаи в его объятиях хрупкая и маленькая, будто пойманная в силки певчая птичка. — Ты же и сама понимаешь, что ни черта бы ни вышло. Ты была в таком состоянии, когда… — Когда не можешь контролировать себя, не то, что пытаться менять жизни других? — заканчивает она, и Сон ощущает, как её ладони касаются его спины. — Знаю. Но я могла хотя бы попытаться. Это странный момент, какой-то удивительно болезненный и в то же время исцеляющий. Мино утыкается лицом в плечо Хаи и думает, что плевать. Плевать, что лишь иллюзия, которая превратится в туман с первыми утренними лучами. Главное, что он смог снова увидеть её такой, какой она хотела бы, чтобы он её помнил. Несломленной, тёплой и прекрасной в своей естественной сущности. — И поэтому ты не должен вести себя и думать, что ты как-то к этому причастен, а просто жить, — внезапно говорит она и отстраняется. Тёмные глаза смотрят на него, глубокие, словно бездонные омуты, и почему-то по коже проходит липкая дрожь. — Отпустить меня, потому что я тоже этого хочу, понимаешь? Пока, к сожалению, не получится, но, пожалуйста, постарайся сделать это как можно скорее. — Почему ты так говоришь? — Это звучит странно и начисто отказывается укладываться в голове. Она отстраняется и, помедлив, отвечает: — Потому что сначала ты должен защитить его. Того человека, которого ты любишь, потому что опасность куда ближе, чем ты думаешь. Он ждёт, когда ты сделаешь ответный ход, и он не должен вам помешать. Ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливым больше, чем кто-либо ещё. Она снова улыбается. Затем отступает назад и трогает ладонями его лицо. — Истина буквально на поверхности, и у тебя есть все кусочки пазла, — её голос звучит глухо, будто сквозь незримую преграду, а пальцы нежно поглаживают его кожу. Затем Хаи убирает руки и отходит ещё дальше. — Просто надо сложить их воедино, чтобы увидеть целостную картинку. — Прекрати говорить загадками. Она сейчас исчезнет. Испарится, как происходит каждый раз, когда он видит её во сне, только на этот раз Мино не желает проснуться как можно скорее. — Кто он? Ты его знаешь? Он связан с Джину? Хаи, да ответь ты наконец! Она молча качает головой и слегка наклоняет голову. Затем одёргивает на себе свитер привычным, до боли знакомым жестом, и у Мино вновь ёкает сердце. В голове возникает множество воспоминаний, тёплых и душераздирающих, из того времени, когда казалось, что всё хорошо. Но на поверку было лишь иллюзией, созданной одним расчётливым, жестоким ублюдком. — Я никому из вас не хотела сделать больно, — неожиданно шепчет она, и на её глазах появляются слёзы. — Прости меня. Все, простите, прошу, пожалуйста. Не злись на меня больше, хорошо? — Не говори глупостей, твою мать! Почему ты такая идиотка? — кричит Мино и подаётся вперёд, протягивая к ней руки. — Конечно, я на тебя злюсь, конечно, я в бешенстве, но только потому, что мне тебя не хватает! Я никогда не обижался на тебя, дурочка, пойми же ты это наконец! Он пытается её коснуться, и она улыбается. Затем закрывает глаза и шепчет: «Спасибо». Яркая вспышка — и она исчезает. Перед глазами возникает сплошная темнота, а затем сознание разрывает резкая трель будильника. Мино с трудом открывает глаза и некоторое время молча смотрит в потолок, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Когда Хаи появлялась в его снах ранее, они обращались в кошмары. Такие, после которых было плохо и смутно, хотелось курить и хоть как-то скрыться от этого гнетущего состояния и липкого чувства страха. Сегодняшний сон был совсем иным. Как встреча со старым другом, который живёт слишком далеко, чтобы можно было с лёгкостью навещать его как можно чаще. В голове набатом звучит её негромкий низкий голос, и Мино садится на кровати, буравя отсутствующим взглядом стену напротив. Она говорила, что истина близко. Что он должен во что бы то ни стало покончить с опасностью, дабы она смогла спокойно уйти. Она просила его защитить Джину. Она была грустной и смотрела на него с надеждой, на ней была привычная одежда, а тёмные волосы не висели уродливой рыжей кудрявой паклей. Она была похожа на себя, несмотря на шрамы на коже и залёгшие тёмные тени под карими глазами. Он сделает это во что бы то ни стало. И в душе Сон отчаянно надеется, что она всё-таки навестит его напоследок.***
Сколько Мино себя помнил, его всегда привлекали девушки. Красивые, яркие, хорошо сложенные, с полной грудью и округлыми бёдрами, такими, чтобы можно было касаться без зазрения совести, наслаждаясь отзывчивым упругим телом. Мягкие губы, пахнущие очередной помадой с искусственной отдушкой, податливость и готовность отдаться где угодно и когда угодно — Сон никогда не питал ненужных иллюзий и не пытался найти кого-то для серьёзных отношений, вполне довольствуясь случайными связями на несколько ночей. Наверное, было бы хорошо, если ему нравились такие, как Хаи, искренние, открытые и интересные в общении, а не просто пустоголовые пустышки, с которыми хотелось исключительно трахаться. Всем было бы проще, но Хаи была для него слишком хороша. С ней хотелось дружить, её хотелось оберегать и заботиться о ней, но рядом с девушкой Сон не чувствовал ничего похожего на сексуальное влечение. Взгляд машинально отмечал её внешнюю привлекательность и характерные черты, но на этом чисто мужской интерес заканчивался. Джину другой. В его теле нет совершенно ничего женственного и мягкого, он не является счастливым обладателем большой груди и тугой вагины, он подтянутый и худощавый, будто бы состоящий из сплошных острых углов и выступов. У него сильные руки, жилистые худые ноги, широкая грудная клетка, а ещё он — мужчина со всеми вытекающими последствиями и характерными признаками. Мино хочет его сильнее, чем кого-либо в своей чёртовой жизни. Провести кончиком языка по изгибу светлой шеи, огладить поясницу и касаться губами тонкой тёплой кожи, трогать отзывчивое тело, заставляя его выгибаться себе навстречу. Довести его до исступления, заставив кричать в своих руках, касаться везде, где только может дотянуться, ближе, сильнее, интимнее. Хочется обладать, хочется отдаваться в ответ, и каждый раз, когда Ким его целует, Сон едва сдерживается, чтобы не пойти дальше, хотя бы попытаться, максимально осторожно и медленно. Но нельзя, как бы сильно он этого ни желал. Сон понимает, что ни черта из этого не получится. Максимум, что ему светит — это взаимная мастурбация, да и то при мысли о том, чтобы просто намекнуть Джину на нечто подобное, в голове возникает привычное нарастающее чувство возбуждения, смешанное с липким стыдом и кусачим презрением к себе, чёртовому озабоченному мудаку, который не в состоянии подавить голосом разума животные желания объятого гормонами организма. Ким говорил, что это больно и мерзко, особенно, когда настолько грубо и без подготовки, как было с ним. У Мино есть опыт анального секса, правда, с женщинами, и каждая из них говорила, что это упоительно хорошо, если перед этим подготовиться самым тщательным образом. Пальцами, языком, главное, чтобы внутри было максимально растянуто и влажно. Сам процесс никогда не приносил Сону не намёка на возбуждение, потому что воспринимался, как что-то обязательное и необходимое. Толкать пальцы, обмазанные чем-то липким, в чужую задницу — разве от этого можно словить кайф? Он думает об этом, когда в очередной раз дрочит себе после встречи с хёном. Представляет, как трахает его пальцами, и тело сразу же простреливает такая волна возбуждения, что Мино кончает, едва притронувшись к себе. Это омерзительно, говорит он себе, вытирая руки влажными салфетками и чувствуя себя подлинным ублюдком. Он боится подобных вещей, это понятно даже настоящему тупице, потому что его первый подобный опыт был больше похож на пытку, нежели на нормальный интимный контакт. Но ты можешь сделать ему хорошо, шепчет настойчивый внутренний голос. Ты же любишь его, и это не ради того, чтобы получить желаемую разрядку, а чтобы начисто стереть из его памяти воспоминания о том, что было в прошлом. В конце концов, можно и не доходить до самого конца. А можно и наступить на горло собственной маскулинной сущности и подставиться самому. Мино пытается представить, каково это, когда кто-то вколачивается в тебя сзади, и понимает, что странно и непривычно. Но если это будет Джину, то это будет правильно. А если он не согласится, то Сон всегда сможет подождать. — У тебя красивое тело, — говорит ему Джину и улыбается. Они лежат в комнате Мино и смотрят по телевизору какую-то идиотскую дораму про очередную чистую сердцем девушку и толпу её привлекательных ухажёров. Хён проводит кончиками пальцев по его плечу и прижимается крепче, закидывая на него ногу. Тело заполняется томительным жаром, и Мино делает глубокий вздох, потому что близость Джину заставляет член напрячься и болезненно ныть, давя на тугую ширинку джинсов. — Я особо не помню, чтобы я при тебе раздевался, — хрипло бормочет он и задерживает дыхание, когда ладонь Джину соскальзывает ниже, и пальцы случайно задевают сосок. Ким хмыкает и трогает губами мочку его уха. — Ты пару раз снимал футболку, когда репетировал в студии, не помнишь? Я видел твои татуировки, они у тебя только на верхней части тела? Ты никогда не делал себе ничего более интимного? Он же с тобой флиртует, шепчет больное подсознание. Хочет тебя соблазнить, это же ясно как божий день. Мино встряхивает головой и поспешно отстраняется от Кима, судорожно одёргивая на себе мешковатую футболку. — Надо переключить, эту поебень просто невозможно смотреть, — нарочито бодрым голосом говорит он и встаёт с кровати. — Так, где тут пульт? — Член продолжает давить на ширинку, и Мино старательно пытается думать о чём-то максимально отвратительном, чтобы справиться с неопадающей эрекцией. — Кстати, ты не хочешь есть? Родители и сестра свалили к бабушке, так что еды нет, но я могу разогреть попкорн. Он поворачивается к Джину и встречается с ним взглядом. Ким смотрит на него в упор, не мигая, затем садится на кровати, скрестив руки на груди, и громко спрашивает: — Блядь, ты что, совсем меня не хочешь? Это настолько внезапно, что Мино невольно пятится назад, врезаясь спиною в шкаф. Времени на размышления нет, поэтому он честно отвечает, чувствуя, как к лицу приливает краска: — Конечно, хочу! — Тогда что мне ещё нужно сделать, чтобы ты перестал от меня шарахаться? — повысив голос, вновь спрашивает Ким. Он выглядит так, будто вот-вот расплачется, и Мино делает несколько шагов к кровати, садясь на край и молча накрывая ладонью ладонь Джину. — Это потому, что я уже выебанный, да? — свистящим шёпотом спрашивает хён. — Тебе мерзко потому, что меня насилу отымели? Противно и гадко? Да, чёрт тебя дери, я понимаю, что это тошнотворно, но, сука, я ничего не могу с этим поделать! — Ты ебанутый? — нервы не выдерживают, и Мино кричит, придвигаясь ближе. Он хватает Джину за запястья и прижимает к спинке кровати, чувствуя, как от подобных несправедливых и откровенно идиотских обвинений старательно поддерживаемый самоконтроль летит к чертям. — О чём ты вообще говоришь?! Да я хочу тебя больше, чем кого-либо в своей ёбаной жизни! Я каждый день дрочу на тебя, как какой-то прыщавый ублюдок со спермотоксикозом, потому что я безумно хочу секса с тобой, даже не так, я хочу заняться с тобой любовью и делать это так долго и много, пока меня не вырубит к херам! — Тогда в чём проблема? — тихо спрашивает Джину, и Мино выпускает его запястья, пряча лицо в ладонях. — Потому что я боюсь, что это может херово закончиться, — глухо отвечает он. — У тебя даже от простых касаний может случиться срыв, а я не хочу, чтобы ты думал, что я какое-то похотливое животное, которое не может потерпеть. Даже если ты никогда на это не согласился бы, я всё равно был бы рядом. Я хочу тебя, но страх того, что из-за этого я могу тебя потерять, перекрывает все остальные желания к херам. Если ты хочешь, то я могу быть снизу, но только тогда, когда ты будешь к этому готов. Ты можешь даже меня не трогать, если тебе противно и… — Блядь, Мино, — вторгается в его сознание тихий голос Джину. — Какой же ты всё-таки редкостный идиот. Сон поднимает голову и вновь встречается с Кимом взглядом. Тот подползает к нему ближе и кладёт руки на плечи, пристально глядя прямо в глаза. — Я боюсь трахаться, — еле слышно говорит он, — но я хочу этого. Я хочу наконец-то пересилить себя и заняться любовью с тем человеком, с которым мне будет хорошо. А с тобой мне будет хорошо, потому что я тебя люблю. Меня клинит, у меня что-то будто переворачивается внутри, и именно поэтому нужно, чтобы ты взял меня. Он подаётся вперёд и прижимается губами к его губам. Затем валит его на кровать и вжимается горячим телом, крепко стискивая его плечи подрагивающими пальцами. — Я устал бояться касаний, Мино, — шепчет он. — Мне надоело каждое утро просыпаться от чёртовых ночных кошмаров и чувствовать себя дефектным и грязным. Мне надоело, что я не могу жить нормальной жизнью из-за того, что какой-то урод решил прогнуть меня под себя. И я хочу, чтобы ты перестал бояться своих грёбаных желаний и трахнул меня, потому что я знаю, что ты заставишь меня кричать потому, что это будет классно. И тогда, вместо того, чтобы вспоминать о самом отвратительном кошмаре, который когда-либо со мной случался, я буду думать о том, как же нам с тобой было хорошо. Джину не стоит геройствовать и думать, что всё будет так легко и просто. Мино не стоит поддаваться и прислушиваться к голосу разума, который отчаянно кричит где-то в недрах его подсознания. Мино делает глубокий вдох и переворачивает Джину на спину, прижимаясь губами к его губам, трогая кончиком языка нижнюю. Ким сдавленно стонет и отвечает ему, стискивая его руками и обхватывая ногами его поясницу. Кровь стучит в висках, а от запаха и тепла тела хёна Мино накрывает жаркой волной возбуждения, но он мысленно повторяет себе, что нужно быть максимально медленным и осторожным. Он отстраняется от Джину и начинает расстёгивать пуговицы его рубашки с коротким рукавом, сдавленно выдыхая, когда эрекция Кима вжимается в его вставший член. На груди хёна множество побелевших от времени шрамов, и сердце Мино ёкает, когда он думает, что глубоко внутри, под кожей и тканями, тех самых едва заживших отметин намного больше. Кожа Джину мягкая и пряная на вкус. Сон скользит губами по его шее, трогает кончиками пальцев ключицы и опускается ниже, целуя каждый тонкий шрам, отчего Ким судорожно выдыхает и прячет лицо в ладонях. — Блядь, это так… Так… — Неприятно? — тихо спрашивает Мино, и Джину качает головой. — Это хорошо, — он убирает ладони и смотрит на Сона потемневшими глазами. — Ты будто сжигаешь меня изнутри каждым своим касанием… Он тянется и проводит руками по бокам Мино, пытаясь стащить с него футболку. Мино приподнимается и, дёрнув за края, обнажается по пояс. Джину скользит по нему внимательным, горящим взглядом, затем прикусывает нижнюю губу и тихо шепчет: — Вау. Несмотря на то, что у тебя нет шикарного пресса, это самое возбуждающее, что я видел в своей грёбаной жизни. Его голос звучит нарочито звонко и спокойно, и Сон понимает, что он нервничает и боится, хотя отчаянно пытается скрыть это за напускной бравадой. Он наклоняется ниже и, найдя руку Джину, крепко переплетает их пальцы. — Я люблю тебя, — бормочет он и трогает кончиком языка напряжённый сосок. Джину выгибается на кровати и вскрикивает, стискивая его пальцы в ответ. Мино лижет, целует, ласкает пальцами, трогает другой сосок, сходя с ума от вседозволенности и опускаясь губами ниже, прямо на живот. У Джину нет тех самых вышеназванных кубиков, но он подтянутый и в меру худощавый, и у Сона сбивается дыхание, когда он целует выступающие тазовые косточки. Ким вновь стонет и раздвигает ноги шире, и Мино хватается за пояс спортивных шорт, резким движением стаскивая их вниз. — У тебя отвратительный вкус в одежде, ты знаешь? — шепчет он и проводит языком по внутренней стороне бедра Джину. — Кто надевает на себя гавайскую рубашку и спортивные шорты? — У меня ещё и трусы с принтом Баггза Банни, — хрипло смеётся Джину. — Разве ты не заметил, ведь именно сейчас ты как раз пытаешься их с меня снять? Он осторожно приподнимает ноги, позволяя Мино стащить с него семейные трусы, которые и впрямь украшены смешными маленькими мультяшными кроликами. Сон наклоняется и медленно ведёт руками по его напряжённым бёдрам. — Чёрт! — громко ругается Ким и откидывает голову назад, когда Сон осторожно обхватывает губами головку его возбуждённого члена. Мино обхватывает его эрекцию у основания, чувствуя, как плоть во рту пульсирует и набухает. Это странно и непривычно, смазка пряная и немного терпкая на вкус, и его собственный член вновь упирается в ширинку, когда Ким снова стонет, подкидывая бёдра навстречу его рту. У Мино нет никакого опыта в минете, но он старается принять как можно глубже и больше. Он насаживается губами на чужой ствол, скользя языком по выступающим венам, жадно вслушиваясь в звуки чужого тяжёлого дыхания и протяжные стоны. Джину хорошо, настолько хорошо, что он не зажимается и стискивает побелевшими пальцами простынь, раздвигая ноги шире, давая Мино больше простора для касаний. — Я сейчас кончу, — одними губами шепчет он. — Давай, отстранись, пока я… В ответ Сон лишь крепче сжимает губами его головку, и Джину выгибается, издавая гортанный вскрик. В рот ударяет горячая сперма, и Мино едва не давится, выпуская член изо рта. Он вытирает губы тыльной стороной ладони и, шлёпнув Джину по бедру, сипло бормочет: — А что, если бы я подавился и умер. Ким не отвечает, тяжело дыша и скользя по нему отсутствующим, наполненным возбуждением взглядом. Затем он слабо улыбается и шепчет, подаваясь вперёд и касаясь ладонью его щеки: — Какая нелепая смерть… Сдохнуть с чужим хером во рту, ты не находишь? — Ты слишком много болтаешь. До одури хочется кончить. Сон тянет вниз язычок молнии на джинсах и стаскивает с себя штаны вместе с бельём. Воздух холодит разгорячённую кожу, и Мино сдавленно выдыхает, отчаянно борясь с желанием обхватить ствол у основания и за пару быстрых движений довести себя до долгожданной разрядки. Но вместо этого он сползает ниже и, скользя пальцами по влажным бёдрам Джину, подхватывает его под ноги так, что его задница оказывается на уровне его лица. — Твою мать! — Джину пытается приподняться на локтях и смотрит на него расширившимися глазами. — Ты что, ты не… Он издаёт какой-то девичий визг и закрывает лицо ладонями, судорожно всхлипывая, когда Мино касается языком его входа. Сон никогда не был любителем слишком интимных касаний, ограничиваясь мастурбацией пальцами, но Джину хочется трогать везде, как можно интимнее и запретнее. Мышцы поддаются с трудом, и Сон толкается языком, пальцами оглаживая мягкую кожу ягодиц. Слюна течёт по уголкам рта, голова кружится от возбуждения и безумного, звериного желания, член неприятно елозит по простыне, и Мино вздрагивает, когда в его волосы вплетаются чужие пальцы и настойчиво тянут его назад. Он отстраняется и вопросительно смотрит на Кима, вытирая скопившуюся в уголках рта слюну. — Хватит, — шепчет Джину и, сев на кровати, касается ладонями его груди. — Я не хочу кончить ещё раз только от твоего языка. Пальцы очерчивают контуры татуировок, и Мино буквально плавится от чужих осторожных касаний. У него в тумбочке есть смазка, и путь от кровати и обратно кажется буквально бесконечным. Джину лежит на кровати, широко раздвинув ноги, и кажется обманчиво спокойным, но Мино прекрасно понимает, что тот старательно скрывает нарастающее чувство страха. — Если ты… — начинает было он, и Джину качает головой. — У меня на теле есть чужая печать, — шепчет он и прикусывает нижнюю губу, — символ принадлежности тому, кому я не должен принадлежать. Давно пора перекрыть её твоей меткой, — он кивает на небольшой тюбик в руках Сона. — И если ты надеешься, что я не трахну тебя в следующий раз, то ты глубоко ошибаешься. Мино ни черта не разбирается в психологии, не знает, чем всё может закончиться, но Джину смотрит на него так, что в голове возникает отчётливое осознание того, что так нужно. Он кивает и, открыв тюбик, выливает себе на пальцы липкую вязкую жидкость. Он осторожно касается ладонью бедра Джину, и тот вздрагивает, широко распахнув глаза. — Я люблю тебя, — вновь говорит Мино, потому что сказать об этом кажется жизненно важным. Мышцы входа слегка растянуты и поддаются легко, и Сон осторожно вводит первый палец, наклоняясь и трогая языком грудь Джину. Вытравить из его памяти чужие жестокие прикосновения и издевательский громкий голос. Сделать так, чтобы он кричал и стонал от его касаний, заставить его полностью погрузиться в эти ощущения, стать с ним единым целым, любить его долго и до белых звёзд перед глазами. Он растягивает его долго, сначала одним пальцем, затем двумя, тремя, слепо тычась губами везде, где он может дотянуться, лаская языком его набухающий член и впервые чувствуя себя настолько хорошо лишь потому, что он доставляет удовольствие другому человеку. Он не знает, сколько проходит времени прежде, чем мышцы начинают поддаваться намного проще, а дыхание Джину сбивается, переходя в громкий протяжный стон. Нашёл ту самую точку, вспыхивает в воспалённом возбуждением сознании мимолётная мысль, и Мино судорожно выдыхает, когда Джину тянет, выгибаясь на кровати: — Как ты… Ты… Чёрт, давай же! Я люблю тебя, мысленно повторяет Мино, когда отстраняется и наклоняется к Джину, вторгаясь в его рот языком и приставляя головку члена ко входу. Я заставлю тебя забыться и перекрыть все отвратительные воспоминания яркими и прекрасными, успевает подумать он прежде, чем Ким стонет ему в рот, и все связные мысли испаряются из сознания, уступая место абсолютному блаженству. Мышцы входа сжимают его член, Джину стискивает руками его плечи, целуя отчаянно и жарко, его тёмные глаза смотрят на него в упор с обожанием, неверением и нарастающим возбуждением, и Сон задыхается, потому что всё это слишком, и это настолько хорошо, что прямо-таки до болезненного спазма в груди. Член Джину пульсирует в его руке, его ногти больно царапают взмокшую от пота спину, темп становится сильнее и быстрее, Ким отстраняется от него, судорожно вдыхая и одними губами шепчет: — Мино-я… Как же… Он не договаривает и утыкается лицом в его плечо. Влажные припухшие губы прихватывают влажную кожу, и Мино рвано хрипит, потому что кричать нет никаких сил. Напряжение достигает критической точки, жар нарастает, Сон подаётся вперёд и, поддавшись зашкаливающим эмоциям, цепляется зубами за чужую кожу, с силой, до крови. Джину кричит и выгибается в его объятиях, и Мино выдыхает: — Моя печать на твоей коже… Как знак того, что я принадлежу тебе. Как знак того, что ты принадлежишь мне. И больше никто не встанет между нами. Джину смотрит на него в упор сумасшедшими, лихорадочно блестящими глазами. Затем резко подаётся вперёд и прижимается губами к его губам, судорожно стискивая его плечи. Член в его руке напрягается, и Ким кричит, пачкая его руку липкой спермой и с силой прикусывая его нижнюю губу. Рот заполняется металлическим привкусом крови, мышцы сжимаются вокруг его пульсирующего ствола, и Мино кончает, мучительно долго, чувствуя, как воздух в лёгких становится жарким и тяжёлым, а глаза застилает багровая пелена. Джину дрожит в его руках, и Сон, с трудом открыв глаза, вытирает липкие пальцы о простынь. Затем осторожно выходит из чужого напряжённого тела и садится на кровати. Он прижимает хёна к себе и слегка морщится от боли в губе. — Ты как? — тихо спрашивает он, и Ким, качнув головой, поднимает на него глаза. Сердце невольно пропускает удар, а нутро заполняется нарастающим, каким-то безумным чувством облегчения. Джину смотрит на него ошалевшими, абсолютно счастливыми глазами. Затем слабо улыбается и утыкается лицом в его плечо, судорожно всхлипывая. Мино трогает губами его затылок и медленно гладит по подрагивающей спине, чувствуя, как к горлу подкатывает горький комок. Ему тоже хочется разрыдаться, от радости, от осознания того, что Джину было хорошо, что всё не закончилось приступом, и что, кажется, чужая метка изнутри начинает постепенно заживать. Впереди им предстоит ещё долгий путь, но теперь Мино уверен, что всё будет хорошо. Джину поднимает голову и, сморгнув слёзы, мягко целует его припухшие губы. Метка на его ключицах обязательно заживёт, но Сон будет ставить новые, как можно больше, позволяя Джину оставлять на себе самые яркие отметины. — Мы друг друга покусали, — говорит Ким и тихо смеётся. — Как какие-то вампиры. Он тянет Мино на себя, и они валятся на кровать, на сбитые влажные простыни. Ким устраивает голову у него на плече, цепляясь руками и ногами, будто детёныш коалы, и нутро заполняется тёплым чувством нежности. Призраки прошлого кричат от бессильной злобы и задыхаются в агонии. Хаи наконец-то может быть… — Хаи? — внезапно спрашивает его Джину, и Мино выныривает из пучины раздумий. Он поворачивается и непонимающе смотрит на Кима. Тот слегка щурится и поясняет: — Ты назвал это имя… «Хаи может быть спокойна». Внезапно он прикусывает нижнюю губу и тихо говорит: — Наверное, неправильно, говорить об этом сейчас, но каждый раз, когда я слышу это имя, я вспоминаю Минхёна. По коже проходится липкая дрожь, а горло сжимает ледяная рука. Мино слегка отстраняется и хрипло спрашивает, ощущая, как бешено колотится в груди вспугнутое сердце: — Почему? Почему ты вспоминаешь этого Минхёна? — Так звали его девушку, — помедлив, отвечает Джину. — Я никогда в жизни её не видел, но он говорил о ней… тогда. Я пытался достучаться до него и твердил про то, что нельзя быть подобным ублюдком, на что он смеялся и говорил, что ему не нужна эта чёртова наркоманка, — его глаза слегка сужаются, и он мотает головой. — Чёрт, я даже не хочу об этом говорить. Он ведь даже по имени не разрешал ей себя называть, заставляя её обращаться к себе по этому дурацкому прозвищу. «Они все знают меня как Каин, и никто из них не должен звать меня по-другому». Его сдавленный голос звучит для Мино, будто через толщу воды. Он крепче прижимает к себе замолчавшего Джину и утыкается лицом в его ключицу, чувствуя, как нутро буквально разрывается на части. Истина действительно была рядом, буквально на поверхности, стоило лишь копнуть чуть поглубже. Печать Каина на теле Джину, Каин, смотрящий на Хаи цепким, собственническим взглядом без намёка на любовь, его насмешливые, жестокие глаза, похожие на бездонные тёмные омуты. Каин, который торгует наркотиками и держит несколько притонов. Каин, который жаждет Джину и выкинул Хаи прочь, будто ненужную игрушку. Каин, который заманил Сона иллюзией красивой жизни, заставив погрязнуть в пучине собственных грехов. У призрака немало обличий, но он один, страшный, порочный и бездушный. Мино накрывает ладонью ладонь Джину и переплетает их пальцы, чувствуя кожей его тепло. И мысленно говорит себе, что изгонит его из их жизни во что бы то ни стало. Каждый грешник должен поплатиться за свои деяния. Особенно тот, кто смеётся добродетелям в лицо, полностью уверенный в своей безнаказанности. Печать Каина алеет на теле Джину. Яркая, тошнотворная и омерзительная.***
— Значит, тот Каин, о котором ты рассказывал, и человек, который, как ты говоришь, поломал психику Джину, — это одна и та же личность? — спокойно спрашивает Сынюн. Одна из его черт, которая всегда импонировала Мино, это умение держать себя в руках и практически никак не выражать своё беспокойство. Сон берёт в руки стакан с кофе и делает глоток, совершенно не чувствуя вкуса. — Не говори про него, что он «личность», — выплёвывает он, ощущая, как при одном упоминании его имени в душе зарождается бесконтрольное чувство ярости. — Он — ничтожный низкий ублюдок, от которого так и тянет блевать. — Только не блюй на пол, а не то создашь много работы нашей школьной уборщице, — отзывается Сынюн и, помедлив, тянется и кладёт руку Мино на плечо. Он не спрашивает Сона, как именно Каин связан с Джину, и за это Мино ему искренне благодарен. Он вообще не задаёт никаких вопросов, когда Сон тащит его в пустующую комнату кулинарного клуба и сумбурно, на одном дыхании вываливает на него всё, что копилось на душе. Только глаза слегка сужаются, и Сон понимает, что Сынюн озадачен и наверняка обеспокоен, только старается сдерживаться, дабы не заставить его нервничать ещё больше. — Мой отец пытается поймать этого ублюдка Каина уже около года, но это практически бесполезно, — говорит он, и его пальцы крепче сжимаются на плече Сона. — Эта сука слишком ловко прячет все концы в воду. Все его счета записаны на подставное лицо, борделем тоже управляет какая-то китаянка, а сама система поставки наркотиков организована настолько филигранно и, главное, структурировано, что на верхушку выйти попросту невозможно. Этот Каин никак не палится, за исключением, конечно, вечеринок в клубе, но даже и тут нет никаких претензий, потому что сам он абсолютно чист. Престижная работа в инвестиционном фонде, богатая, интеллигентная семья, отличное образование и великолепные манеры. Даже по поводу Хаи всё пусто — её родители, дабы не порочить её имя, сунули хренову кучу денег кому надо, и поэтому в качестве официальной причины смерти было написано, что она умерла от сильной пневмонии. — При упоминании Хаи горло вновь сжимает стальная хватка, и Мино прикусывает нижнюю губу. — Так что, вменить ему совершенно нечего. Воцаряется тишина, прерываемая лишь доносящимися с улицы чужими голосами. Сон ставит стакан с кофе на стол и тихо говорит, глядя Кану прямо в глаза: — Он преследует его, понимаешь? Он помешан на нём больше, чем на ком-либо ещё. Он следит за нами, хоть у меня нет никаких доказательств, но я это точно знаю. Он даже с Хаи так поступил во многом потому, что одержим Джину. И он наверняка сделает нечто такое, чтобы навредить ему снова. — Сынюн молчит, и Мино срывается на крик: — Блядь, почему ты ничего не говоришь?! Что можно сделать для того, чтобы он наконец-то от всех нас отъебался?! Он же не оставит никого из нас в покое, этот ёбаный больной психопат! Сильный толчок в грудь приводит его в чувство, и Мино осекается. Сынюн скрещивает руки на груди и громко говорит, глядя на него в упор: — Твою мать, по-твоему, я не понимаю, насколько всё серьёзно?! Я знаю, что надо с ним решать, да что там, он замешан в таком количестве дерьма, что хватит на двадцать лет строгого режима точно! Но суть в том, что его хер поймаешь. Если бы он только сам признался, но это невозможно, потому что этот ублюдок — хитрая и расчётливая скотина, который наверняка продумал для себя множество лазеек и способов отступления. Он смеётся нам всем в лицо, и с этим практически ничего нельзя сделать! Кан замолкает и опускает взгляд, раздражённо постукивая кончиками пальцев по столу. Мино чувствует на языке мерзкий сладковатый привкус кофе и машинально вновь берёт в руки чашку. Этот чёртов Каин всегда просчитывает всё на несколько ходов вперёд. Талантливый кукловод, который практически всегда чётко угадывает действия одурманенной им жертвы. Он знал, что Джину ни за что на свете не пойдёт в полицию, знал, что Мино не найдёт никаких рычагов давления на него после смерти Хаи, знал, что влюблённая в него девушка рано или поздно дойдёт до черты, доведённая его изощрёнными издевательствами и психологическим давлением. Перед глазами возникает Хаи, худенькая, с тонкими, покрытыми шрамами руками, которая смотрит на него большими тёмными глазами, грустно улыбаясь. — Он не может любить. Попросту не способен на это, нет у него в организме такой функции. Но у него всегда было безумное желание обладать человеком. Как малыш мечтает заполучить себе самую дорогую игрушку, так и он всегда хотел стать хозяином того, кто ему приглянулся. И был у него такой человек, который должен был стать жемчужиной его коллекции. На котором он буквально помешался. Знаешь, я никогда не видела его… таким. Не холодным и расчётливым, чётко контролирующим свои эмоции, а настоящим безумцем, сходящим с ума оттого, что игрушка не желает ему принадлежать. Оказывается, существуют те, кто не способны поддаться его чарам, представляешь?.. Если бы он только сам признался, но это невозможно, потому что этот ублюдок — хитрая и расчётливая скотина, который наверняка продумал для себя множество лазеек и способов отступления. Чашка падает из рук, разбиваясь на множество уродливых осколков. Сынюн вздрагивает и поворачивается к нему, вопросительно округляя глаза. — Что ты… — начинает было он, но Мино его перебивает: — Я знаю, как сделать так, чтобы Каин признался во всём, и мы смогли его поймать. Знаю его слабое место и как задеть его за живое. Здесь нужна наживка, и я готов ею стать. Сынюн опять не задаёт никаких ненужных вопросов. Вместо этого он пристально смотрит на Мино, затем кивает и берёт в руки телефон. — Я позвоню отцу, и мы встретимся с ним сегодня вечером. Думаю, что нужно будет подключить ещё одного человека, который наверняка не откажется нам помочь. — У меня только одна просьба, — медленно говорит Сон. — Джину не должен ни про что знать. И… если Каин что-то скажет и про него тоже, это ни в коем случае не должно нигде всплыть. Даже, если это можно вменить ему в качестве преступления. Хорошо? — Это будет сложно, — спустя пару мгновение отвечает Сынюн. — Но да. Он подносит телефон к уху и, помолчав, говорит в динамик: — Алло, директор Ян? Вы сейчас у себя в кабинете? Мы с Мино сейчас подойдём к вам, потому что нам очень нужна ваша помощь. У Мино в голове крутится великое множество вопросов, но он молчит, наблюдая за тем, как Кан договаривается с директором на встречу. Ладони становятся влажными, а внутренности сжимаются от нарастающего чувства тревоги. Каин не показывает своего присутствия, но он рядом, он, как опасный хищник, выжидает возможности напасть максимально эффектно и неожиданно. Не на Джину, на человека, который посмел вдохнуть в сломанную игрушку новую жизнь, заставив её постепенно забыть жестокого кукловода. Его собственный телефон вибрирует, и Сон берёт телефон, скользя взглядом по экрану. «Я только что получил очередного тумака от Джису за то, что назвал её новый цвет волос „оттенком тухлого баклажана“. Как ты думаешь, я могу подать на эту наглую девицу в суд?» Сердце невольно ёкает, чувство страха уходит, остаётся лишь безумное желание защитить дорогого и любимого человека. Даже если за это придётся заплатить собственной жизнью.***
— Я никак не могу понять, какого чёрта им нужна моя помощь, чтобы купить подарок для Лалисы, если они прекрасно знают, что я — гейский засранец, который встречается с тобой, — говорит Джину и корчит дурацкую рожицу. Он выглядит настолько мило и забавно, что Мино с трудом подавляет желание броситься вперёд и крепко прижать его к себе, так близко, как это только возможно. — Потому что ты — смазливый гейский засранец, за которым продолжают бегать ничего не подозревающие девчонки, — отвечает он и щёлкает Кима по носу. — И потом, вы же с ней уже сколько времени состоите вместе с студенческом совете. — Лалиса, как и любой нормальный человек, любит вкусно и много поесть, — фыркает Джину и кивает в сторону двери, когда стоят тихо переговаривающиеся Сынхун и Тэхён. — Как жаль, что вы с Сынюном не можете пойти с нами. Ян просто настоящий зверь, раз заставляет именно вас копаться в административной документации. У него же есть помощница и огромное количество подневольных преподавательских рабов, так почему это вы должны отдуваться? — Потому что они все не имеют понятия о «Разноцветном кольце», и Ян считает, что знать об этом им необязательно, — отзывается Мино и, помедлив, тянется к Джину. Он старается вести себя максимально естественно, так, чтобы Ким ничего не заподозрил, но просто не в состоянии удержаться, чтобы не подержать его в своих объятиях чуточку подольше. Он прикрывает глаза и старается как можно крепче запечатать в памяти его образ, его запах, ощущение его тепла и ритм его сердца, которое стучит размеренно и громко. — Ты странный, — внезапно подаёт голос Ким. — Эй, хён, хватит там зажиматься! — кричит от двери Сынхун. — Торговый центр работает не вечно, а наш Ромео уже весь извёлся, потому что переживает, что его тайская Джульетта не ответит на трепетные чувства. — Иди ты на хер, придурок, — огрызается Нам и толкает его в бок. Ким отстраняется и смотрит на него в упор. — Почему странный? — спрашивает Мино, на что Джину, помедлив, отвечает: — Ты сейчас обнимаешь меня так, будто бы прощаешься. — Сердце невольно пропускает удар, а Ким тихо продолжает: — Ты уверен, что… — Он уверен в том, что мы будем копаться в этих бумажках до поздней ночи, потому что, кажется, их не разбирали с момента создания программы, — раздаётся сбоку весёлый голос Сынюна, и на плечо Мино ложится тёплая ладонь. Он кивает в сторону Тэхёна и Сынхуна и говорит: — Эй, я понимаю, что вы тут хотите помиловаться, но я не собираюсь делать всю работу за эту ленивую задницу. Идите уже в торговый центр, не мозольте нам глаза, праздные засранцы! — Хён, он сейчас сбежит! — кричит Сынхун, проворно хватая за локоть пунцового Тэхёна. Когда они с Сынюном попросили отвлечь Джину и занять его на максимально продолжительное время, никто из них не задал ни одного вопроса вроде «зачем это вообще нужно» и «что вы задумали». Нет, Ли молча кивнул и, ткнув Нама локтем в бок, предложил идею с торговым центром и подарком Лалисе. И Тэхён вместо того, чтобы в очередной раз начать отпираться и кричать, что они не более, чем просто друзья, моментально согласился и принялся деловито предлагать варианты наиболее длинного и загруженного маршрута. — Не сбежит, поймаем его и надаём ему по шее! — кричит в ответ Джину и разворачивается к двери. Уже практически подойдя к ожидающим его донсэнам, он внезапно резко поворачивается и пристально смотрит на Мино пронзительным взглядом. Таким, что по коже проходится липкая волна дрожи, и Сону требуются титанические усилия воли, дабы спокойно улыбнуться в ответ и молча помахать ему рукой. Джину продолжает на него смотреть до тех пор, пока дверь наконец-то не захлопывается, и Мино, моментально поменявшись в лице, сбрасывает с себя маску напускного спокойствия и беспечности. — Эй, ты как? — тихо спрашивает его Сынюн, и Сон честно отвечает: — Хуёво. — Знаешь, меня всегда поражали все эти идиотские вопросы в западных боевиках, когда, например, главный герой вываливается из поезда, в крови с пулей в боку, и к нему подбегает какой-нибудь полицейский и спрашивает: «Эй, парень, с тобой всё хорошо?» И тот кивает и на своих ногах бредёт к машине «Скорой помощи», хотя с такими ранениями и лежать херово и больно. Кан пытается его развеселить и отвлечь, и Мино выдавливает из себя кривую улыбку. Сынюн смотрит на него в упор, затем вздыхает и показывает взглядом на дверь. — Пойдём. Нас уже ждут на инструктаж. «Мне не страшно», — думает Мино, когда спустя пару часов медленно бредёт в до боли знакомом направлении. Всё происходящее кажется настолько правильным и необратимым, что все эмоции заглушаются мрачной решимостью и безумным желанием довести выбранную миссию до логического конца. Наверное, нечто подобное ощущают бравые солдаты, когда бросаются в кровопролитную и чрезвычайно важную, возможно, последнюю битву. Он не был в этих местах очень давно. Каждый раз, когда он оказывался неподалёку от чёртового клуба, в голове возникали образы из прошлого, настолько яркие и реальные, что ощущения возвращались, и становилось мучительно больно и тошно. Проливной холодный дождь, Хаи, бьющаяся в агонии на мокром асфальте, Сынюн, громко кричащий в трубку, и его собственные подрагивающие руки, из последних сил делающие ей непрямой массаж сердца. Мино невольно встряхивает головой и подавляет внезапно накатившее желание закурить. Перед глазами появляется Джину, который мягко улыбается ему, сложив руки на груди, и Сон прибавляет шагу, неотрывно вглядываясь в очертания серых домов на горизонте. Ему есть, ради чего стоит переступить через тёмное прошлое и попытаться жить заново. Сон продолжает идти по улице и с каждым шагом всё сильнее чувствует его присутствие. Воздух будто бы становится плотным и тяжёлым, небо темнеет, а здание клуба, помпезное и нарочито шикарное, больше смахивает на адские чертоги. Интересно, он выйдет один на один или всё-таки в окружении своих многочисленных головорезов, думает Мино и сжимает руки в кулаки, чувствуя, как ногти болезненно врезаются в кожу на ладонях. Каин считает его глупым и ни на что не годным. Слабым трусом, который предпочёл мучиться от чувства вины вместо того, чтобы попытаться наказать за все совершённые отвратительные деяния. Для него истинное удовольствие сожрать его самому, не оставив ни костей, ни единой капли алой крови. Человека, который посмел полюбить его непокорную, недоступную игрушку. — Надо же, — раздаётся сзади вкрадчивый низкий голос. — Какие внезапные у нас гости. Мне казалось, что тебе давным-давно опротивело общество твоих старых товарищей, Мино-я. Сердце ёкает, и Сон быстро оборачивается. Каин стоит позади него, засунув руки в карманы дорогих брюк, и смотрит обманчиво спокойными, наполненными радушием глазами. Он улыбается и делает шаг навстречу, и Мино видит на самой глубине антрацитовых зрачков старательно скрываемую ярость и ненависть, чёрную и глубокую. — Я просто так шёл мимо. — Сон тоже делает шаг в его сторону и ухмыляется. — Как же я давно не видел тебя, мой добрый друг. — С того самого дня, как твоя любимая подруга покинула этот бренный мир, — он качает головой и тяжело вздыхает. — Как же всё-таки жестока жизнь! Он намеренно пытается вывести Мино из себя. Заставить броситься, попытаться ударить, а дальше Каин с лёгкостью сможет вырубить его несколькими ловкими движениями. — Наверное, ты скучаешь по ней, Минхён, — Мино пристально смотрит ему в глаза и делает глубокий вдох. Надо просто не бояться, а постараться подпустить его как можно ближе. — По девушке, которую ты угробил ради того, кто никогда в жизни не посмотрит в твою сторону. Что-то меняется в лице Каина, и Сон понимает, что попал точно в цель. Мгновение — и он оказывается рядом с ним, его пальцы смыкаются на горле Мино, и он шепчет, захлёбываясь яростью: — Мелкий сучёныш, как ты вообще смеешь называть меня по имени?! Кто тебе дал право лезть туда, куда не следует? — Мино пытается вырваться из его хватки и краем глаза замечает, как Каин достаёт что-то из кармана пиджака. — Ты действительно думаешь, что победил? Что в состоянии со мной справиться?! Он с силой прижимает что-то к боку Мино, и по всему телу проходит нарастающая волна боли. Хитрая юркая мышка попалась в ловушку, успевает подумать Сон прежде, чем перед глазами возникает ослепительная вспышка, и он проваливается в холодную темноту. Остаётся лишь выяснить, кто окажется глупой жертвой, а кто — празднующим победу сильным хищником. Ведь из ловушки может выбраться только один.***
Ледяная жидкость опаляет кожу, и Мино морщится, пытаясь открыть глаза. Во рту поселяется плотный кисловатый привкус, он пытается пошевелить конечностями, и в кожу моментально врезаются плотные толстые верёвки. Связан и обездвижен, понимает Сон и, помедлив, открывает глаза. Помещение тесноватое и грязное. Стены, оклеенные убогими светло-синими обоями, пол, покрытый дешёвым паркетом, кровать из известного сетевого магазина, накрытая дорогим пледом из овечьей шерсти. Этот ублюдок слишком любит себя, чтобы лежать на дешёвом покрывале, вяло думает Мино и чувствует, как кожа покрывается мелкими мурашками. Он опускает взгляд и видит, что он сидит на стуле практически обнажённым, не считая нижнего белья. — Пришлось раздеть тебя, чтобы проверить на наличие прослушки и жучков, — раздаётся за спиной знакомый голос. Каин медленно проходит вперёд и садится в продавленное кресло перед ним, закинув ногу на ногу и благожелательно улыбаясь. — Я в курсе, что твой новый близкий приятель — отродье легавых, и, как ты понимаешь, попросту не мог не перебдеть. — Спасибо, что хоть надел трусы обратно, — отзывается Сон и сплёвывает на пол. — Это мои любимые. И Джину они тоже нравятся. Глаза Каина темнеют, но он сдерживается, продолжая криво улыбаться. Мино смотрит на него в ответ, не мигая, затем откидывает голову назад и хрипло спрашивает: — И зачем ты притащил меня сюда? Хочешь показать мне свою убогую нору? Что ты тут любишь делать? Хранить свои запасы наркоты, держать шлюх перед отправкой в бордель, насильно трахать людей, которые понимают, какое же ты дерьмо и не хотят иметь с тобой ничего общего. Губы Каина сжимаются в нитку, и он поднимается из кресла, подходя ближе. Он размахивается и с силой бьёт по лицу. На мгновение в глазах темнеет, и Мино сжимает зубы, а ублюдок наклоняется ниже, хватаясь цепкими пальцами за его обнажённые плечи. — Он рассказал тебе о нашем с ним маленьком секрете? Как же далеко зашли ваши дружеские отношения? Неужели крошка Джину нашёл себе нового друга? Что, вы с ним любите обниматься холодными вечерами и плакаться друг другу, как я вас обидел? Как жаль, что Хаи не может к вам присоединиться, потому что она сдохла от наркоты. Самой качественной, между прочим, — он издевательски ухмыляется и смотрит на него безумными, лихорадочно блестящими глазами. — Она была мне очень дорога, — голос Мино дрожит от переполняющих его эмоций, и он с ненавистью смотрит на его холодное смазливое лицо. — А его я люблю, так же сильно, как ненавижу тебя за то, что ты с ним сделал. Что, не нравится, Минхён, когда кто-то отказывается плясать под твою дудку? Тут не сработали твои типичные уловки, оставалось лишь опуститься до ёбаного насилия! Если ты твердил, что для тебя он настолько важен и драгоценен, то почему же ты дошёл до того, чтобы привезти его сюда и трахать до потери сознания? Или тебя просто бесит, что Джину послал тебя к чёрту, несмотря на всю твою им одержимость? Ещё один удар, на этот раз в челюсть, и Мино невольно жмурится. Каин бьёт его сильно и изощрённо, попадая по самым главным болевым точкам. Он прикусывает нижнюю губу, стараясь сдержать стон, и рот наполняется металлическим прикусом крови. Почему-то он отрезвляет, и Сон открывает глаза, стараясь сфокусировать взгляд на своём противнике. Каин отступает назад и делает глубокий вдох, видимо, пытаясь совладать с эмоциями. Видеть его таким, яростным и бессильным перед своими зашкаливающими чувствами, непривычно и дико, и Мино сплёвывает кровь на пол, слегка морщась от боли в разбитой челюсти. — Ты, сука, никогда не сможешь понять меня, потому что ты ничтожество, — спокойным тоном говорит он и вновь садится напротив. — Ты — глупый маленький человечишка, который верит во всякие чувства, привязанности и прочую поебень, дабы оправдать собственную никчёмность. Я с ранних лет понял, что не стоит размениваться на подобные глупости, потому что чувства — это слабость. Есть множество других прекрасных вещей, которые делают твою жизнь ярче и беззаботнее. Он откидывает голову назад и, пошарив в карманах, достаёт оттуда дорогую зажигалку и пачку сигарет. Воздух наполняется ароматным сизым дымом, и Каин продолжает, пристально глядя на молчавшего Сона: — Например, деньги. Власть, возможность управлять другими людьми и окружать себя самыми прекрасными вещами. Можно, конечно, как мои родители, горбатиться круглыми сутками, зарабатывая себе должную репутацию и вес в обществе, стараться придерживаться основных добродетелей и заниматься скучной, но зато высокооплачиваемой работой в рамках привычных для серых масс общественных норм. А можно закупить у колумбийцев отличной дури и наладить поставки в Сеул, а позже — наладить экспорт восточноевропейских шлюх сюда, в Корею, где всякие похотливые ничтожества готовы выложить за ночь с «белой лошадью» кругленькую сумму. Я же и Хаи хотел сделать шлюхой, тем более, что за дозу та уже была согласна на всё, что угодно, — он демонстративно кривится и стряхивает пепел на пол. — Жаль, что она начисто потеряла товарный вид. Я не мог предлагать своим дорогим клиентам подобное отребье. — То есть, хочешь сказать, что ты сам взял и организовал этот бизнес в таком юном возрасте, Каин? — Мино демонстративно смеётся и смотрит на Каина в упор. — Не смеши меня, смазливый хвастливый уебан. У тебя попросту не хватило бы яиц, чтобы встать во главе всего этого одному. Кто там тебя крышует? Китайцы, японцы, может, малазийцы? Он не идиот, но больше всего на свете его бесит, когда кто-то сомневается в его исключительности и превосходстве над окружающими. Мино отчаянно надеется, что он клюнет на его удочку, и Минхён, видимо, полностью уверенный в беззащитности своей жертвы, снисходительно улыбается и презрительно хмыкает, гася сигарету о грязную пепельницу. — Вот ещё одна причина, по которой ты, ничтожество, никогда не достигнешь успеха и не сможешь стать чем-то большим, чем простая глупая шестёрка. Ты даже не в состоянии осознать, чего может достигнуть один человек, если он попросту выше вас, тупого стада. Да, это я стою во главе всего бизнеса, а хочешь знать, как я этого добился? Мои дед и бабка оставили мне трастовый фонд в качестве наследства, и по условиям завещания я не мог им пользоваться до достижения двадцати шести лет. Но, удивительно, стоило мне прийти в банк и поплакаться хорошенькой сотруднице, что я хочу потратить эти деньги на благотворительный проект, ведь меня так волнует судьба окружающих меня созданий, — и вот, у меня уже расписка на руках и приличная сумма денег, которую я потратил на первые партии товара и обеспечение связей с мафиозной верхушкой, — он цокает языком, и его насмешливая улыбка становится шире. — Хочешь знать, что стало с банковской сотрудницей? Я трахнул её пару раз, а теперь она трудится у меня в борделе, одна из самых популярных девочек. Стареет, правда, скоро выйдет в тираж, поэтому, думаю, стоит и её потихоньку начинать подсаживать на наркоту. Он громко смеётся, и звуки его хохота больше напоминают мерзкий гогот гиены. — Я, только я стою у руля, понимаешь? Я отслеживаю все процессы, начиная от поставки шлюх и кончая поиском клиентов, с самого момента закупки наркотиков и до самой транспортировки до наших хранилищ. О, а у нас их много, очень много! Не только в Сеуле, в Пусане, Пекине, Токио, думаю, скоро удастся выйти и на мировой уровень. Я как раз веду переговоры с одним любопытным господином из Штатов. — И тебе никогда не бывает стыдно? — Главное, чтобы они всё слышали. Главное, чтобы всё это пошло на плёнку, а остальное лишь дело техники. Мино облизывает пересохшие губы и повторяет, хотя вопрос абсолютно идиотский и чисто риторический: — Неужели ты никогда не думал, что можно было бы достигнуть чего-то, не прибегая к криминалу и не калеча жизни других людей? У тебя же такие выдающиеся способности, разве нельзя было направить их на что-то хорошее? Каин запрокидывает голову и вновь смеётся, оглушительно громко, кажется, искренне веселясь над его патетичными речами. Затем качает головой и, зажигая очередную сигарету, спокойно говорит: — Глупый, глупый Мино… Твоя главная проблема заключается в том, что ты на самом деле просто отвратительно хороший. Так паришься из-за какой-то конченой наркоманки, пытаешься вразумить меня, говоря мне все эти глупости… — Он поднимается с кресла и вновь подходит к нему вплотную. Сон смотрит на его красивое, порочное лицо, а Каин облизывает губы и наклоняется ниже. — Знаешь, почему меня зовут именно «Каин»? Когда моя мать была беременна мною, то изначально она носила двоих детей, меня и моего брата. Но некоторое время спустя оказалось, что для того, чтобы выжить и родиться, я поглотил своего близнеца, и в итоге на свет появился только я, — его улыбка становится шире, и смазливое лицо становится похожим на гротескную маску. — Каин, что убил своего брата Авеля. Я, который ещё в утробе матери, оказался сильнее другого. Мне просто предначертано это судьбой, понимаешь? Пожирать других и идти по головам ради того, чтобы мне жилось хорошо. И люди счастливы стать моими ступенями к лучшему будущему, потому что все они, как один, всего лишь тупые, подверженные слабостям создания. Нет ни одного из них, к кому я бы мог относиться иначе. — И даже Джину? — Он не должен этого говорить, но слова буквально рвутся из пересушенного горла. — Твоя красивая игрушка. Кукла, которая оказалась слишком непокорной, чтобы поддаться твоим убогим угрозам. Он — твоё слабое место, твоё личное Ватерлоо. Имя Кима действует на Каина, будто алая тряпка на разъярённого быка. Он моментально меняется в лице и, подавшись вперёд, с силой стискивает шею Мино сильными пальцами. — Милый, маленький донсэн Джину внезапно вырос в настоящее совершенство, — яростно шепчет он, заглядывая ему в лицо безумными глазами. — У меня всегда должно было быть всё самое лучшее: лучшие шлюхи, лучшие машины, лучшие дорогие побрякушки и, конечно же, он — чистый и никем не тронутый. О, такую игрушку нельзя было отдавать в грязные лапы моих клиентов в какой-нибудь бордель, он должен был достаться мне целиком и без остатка. Я доверился ему, я рассказал ему о том, чем я живу, и любой, просто любой должен был почтить за честь то, что я предлагаю ему стать частью моей идеальной жизни. Но этот глупый ублюдок послал меня к чёрту! Меня, Каина, человека, ради которого люди совершали самые безумные поступки! — Пальцы сжимаются на горле Мино, и он мотает головой, пытаясь избавиться от чужой цепкой хватки. — Я должен был что-то с этим сделать, я должен был сломать его и заставить его стать моим! Он вновь истерически смеётся, только на этот раз его смех звучит по-настоящему жутко. — Я же почти добился, чего хотел, — тихо шепчет он. — Я же наблюдал за ним, видел, как он медленно, но верно ломается изнутри. Как начал ломаться тогда, когда я трахал его здесь, в этой самой комнате. Оставалось совсем немного — и от него бы остались лишь фарфоровые осколки, из которых я смог собрать себе идеального покорного спутника. Он сам бы пришёл ко мне, потому что был твёрдо уверен, что больше никому не нужен! Но тут появился ты, — его голос наполняется ненавистью, настолько чёрной и плотной, что она душит Сона сильнее его собственных пальцев. — Ты, ебаный добрый самаритянин, который решил пойти мне наперекор! Пальцы сжимаются всё сильнее, и в лёгких не хватает воздуха. Мино дёргается на стуле, а Каин смотрит на него своими змеиными глазами и внезапно громко кричит: — Что, добился своего?! Поиграл в любовь и нежность? Скажи, ты же трахался с ним? Осквернил мою собственность, да? Только вот он сам приползёт ко мне, в мои объятия, когда ты сдохнешь здесь, как и положено отребью, в грязи и убогости! А я в это время буду жить счастливо и… Он не успевает договорить, потому что дверь позади резко слетает с петель, и в комнату врывается несколько до зубов вооружённых людей с автоматами наперевес. Каин от неожиданности отпускает его горло и пятится назад. Следом за спецназом в комнату буквально влетают директор Ян, несколько мужчин в длинных плащах, среди которых Сон узнаёт отца Сынюна, и сам Кан, который выглядит взвинченным и по-настоящему испуганным. — Но… как? — растерянно бормочет Каин, и Сон впервые видит его настолько потерянным и деморализованным. Он делает глубокий вдох, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, и закашлявшись, с трудом говорит: — Жучок у меня в серьге. Весь наш разговор, включая твоё чистосердечное признание в преступной деятельности, поставке наркотиков и иже с ними зафиксирован и, естественно, будет использован в дальнейшем как основное вещественное доказательство. — Глаза Каина расширяются, и Мино с трудом улыбается одними губами. — Ты был настолько уверен в собственной неуловимости и глупости корейских оперативников, что даже не мог и подумать, что в распоряжении наших полицейских есть вполне современная техника. — Оу, здесь наверняка полно твоих отпечатков, — доверительно говорит Ян, скрещивая руки на груди. — И генетического материала твоих курьеров и несчастных девушек, которые, как ты сам признался, частенько тут обретались. Как думаешь, достаточно ли доказательств, чтобы упрятать тебя за решётку? Я думаю, вполне. — Хван Минхён, — отец Сынюна делает шаг вперёд и смотрит на Каина в упор. — На основе имеющихся улик, я, офицер полиции Кан Вонбин, предъявляю вам обвинение в торговле наркотиками, торговле людьми, а также ряде других статей, связанных с вашей незаконной деятельностью. Прошу проследовать с нами для дальнейшего допроса. — Да. Конечно, — кивает Каин и внезапно стремительно бросается к Мино. Прежде, чем Сон успевает осознать происходящее, к виску прижимается холодное дуло револьвера, и ублюдок кричит: — Шаг назад, а не то я прострелю ему башку! Ян моментально бледнеет, а Кан-старший отступает, не сводя с Каина напряжённого взгляда. — Я вынесу ему мозг, стоит только нажать на крючок, — дыхание Каина опаляет кожу, и он слышит его сдавленный шёпот: — Если я пойду ко дну, то я потяну тебя за собой. Как ты думаешь, крошка Джину будет рыдать, когда ему расскажут, что ты сдох от моих рук? Даже если он убьёт его, то умирать уже не так страшно. Против него есть множество улик, прямых и косвенных, а значит, этот ублюдок сядет в тюрьму надолго. Сон закрывает глаза и думает, что Ким будет в безопасности, а он теперь может вздохнуть спокойно. Пусть даже это и будет его последний вздох. — Нет, — внезапно слышит он хриплый, наполненный нескрываемым ужасом шёпот Каина. — Что ты здесь делаешь?! Дуло исчезает, и Мино, открыв глаза, пытается повернуться назад, чтобы увидеть его лицо. Каин стоит позади него, сжимая трясущимися пальцами пистолет, и побелевшими губами шепчет, глядя куда-то позади него с нарастающим страхом: — Ты же умерла! Ты же сдохла, чёртова сука, что ты здесь делаешь?! — Он издаёт гортанный вскрик и принимается пятиться назад, выставив пистолет вперёд. — Не смей ко мне приближаться, нет! Ты ничего мне не сделаешь, ничего, ничего! Остальные молча наблюдают за его истерикой, не в силах выйти из оцепенения. Мино вглядывается в зияющий пустотой дверной проём, но не видит в нём ровным счётом никого. — Хаи… — одними губами бормочет Каин и сбивается на крик. — Не, не трогай меня, нет, нет, нет! Не забирай меня за собой!!! «Хаи», — мелькает в голове Сона, и он вновь бросает взгляд в пустоту, но взгляду его предстаёт лишь разрушенный проём и множество людей, видимых потому, что они живые. Потому что призрак пришёл не к нему. Потому что призрак пришёл не за ними. Прежде, чем кто-то успевает хоть как-то сориентироваться, он резким движением приставляет к виску пистолет и истерически орёт: — Ты не забёрешь меня, ты не победишь! Ты поняла меня, сука?! Я уйду сам, и ты ни за что не сможешь меня поймать! — Блядь, да ловите вы его уже! — кричит отец Сынюна, и в этот самый момент раздаётся громкий звук выстрела. Стена окрашивается яркими алым подтёками, капли чужой тёплой крови попадают и на кожу Мино, а тело Каина, покачнувшись, кулём падает прямо на грязный пол. Словно в замедленной съёмке Мино наблюдает за тем, как под его головой расползается лужа липкой тёмной жидкости. Глаза Каина наполнены страхом и каким-то животным ужасом, и Сон невольно вздрагивает, когда воздух заполняется шумом и громкими людскими голосами. К нему подскакивает Сынюн и, вытащив из кармана складной перочинный ножик, принимается лихорадочно разрезать тугие верёвки. — Пиздец, — сдавленно бормочет он и смотрит на Сона расширившимися глазами. — Это просто ебаный пиздец. Ты вообще как? У тебя всё лицо в его чёртовой крови! — Я в норме, — бормочет Мино, и это абсолютная, чистая ложь. Его буквально колотит от пережитого, запястья и лодыжки саднят и кровоточат, а нутро заполняется нарастающим чувством истерического облегчения. Сынюн помогает ему подняться, и Сон невольно спотыкается, едва держась на дрожащих ногах. Кан обнимает его за плечи, и Мино краем глаза успевает заметить, что один из оперативников накрывает тело Каина тем самым дорогущим покрывалом. К горлу подкатывает тошнота, и Сон сглатывает, ощущая отвратительный кислый привкус во рту. — Тебе надо поскорее одеться, — говорит Кан и мягко толкает его к выходу. — Пойдём, в моей машине есть сменная одежда. Мино машинально кивает, и Сынюн начинает осторожно продвигаться к выходу, на ходу стаскивая с себя куртку и накидывая её Сону на плечи. — Эй, ребята, — перед ними возникает отец Кана и кивает в сторону оперативников. — Вам нужно пройти к ним, чтобы мы могли отвезти вас в участок. Вы должны дать показания, дабы как можно скорее попытаться разобраться со всем этим делом и… — Завтра, Вонбин, — директор Ян подходит к нему вплотную и кладёт ладонь ему на плечо. — Они приедут к тебе в участок завтра вместо занятий и расскажут тебе обо всём, что ты захочешь. А пока дети должны хотя бы немного прийти в себя, и это явно невозможно сделать среди толпы агрессивно настроенных полицейских. — Но… — начинает было Кан-старший, но Ян крепче сжимает его плечо и повторяет: — Завтра, — в его голосе звучит нечто такое, что даже у Мино по коже проходится холодок. — Пожалей хотя бы собственного ребёнка. И, да, надеюсь, ты помнишь, что всё, что касается Джину, никак не должно быть обнародовано и представлено в качестве одной из составляющих дела Хвана? — Лицо офицера мрачнеет, и он молча кивает. — Вот и хорошо. А теперь отпусти их и дай им передышку до завтра. — Ян переводит пристальный взгляд на Сона и тихо говорит. — Я уверен, что у них есть немало вещей, с которыми они хотели бы разобраться. В глазах Кана-старшего отчётливо отражается нескрываемое сомнение, но наконец он тяжело вздыхает и молча отходит в сторону. Мино машинально кланяется ему и директору и, покачнувшись, идёт к дверям, поддерживаемый руками Сынюна. — Только завтра с утра вы должны быть в участке! — доносится ему в спину громкий окрик. — Чёрт тебя дери, Ван, это что, наркота?! Прямо за подоконником? Они спускаются по пыльной лестнице и выходят прочь из полуразрушенного здания. Сынюн кивает в сторону его машины, старенькой помятой «Хонды», и Мино бредёт к машине, ощущая, как оцепенение медленно, но верно отступает. В машине Кан даёт ему чистую футболку и спортивные штаны, затем, когда Сон переодевается, пихает ему в руки банку кока-колы. Мино благодарно кивает и машинально отпивает сладкую газированную жидкость, а Сынюн заводит мотор, и машина трогается с места. — Твой отец уважает Яна, — нарушает молчание Мино, и Сынюн, помедлив, кивает. — Скажем так, прошлое директора заставляет других с ним считаться. — Мафия? — коротко спрашивает Сон, и Кан отрицательно качает головой. — Федеральная служба безопасности. Огромный опыт и большое количество успешно выполненных операций, а позже — попросту ушёл на пенсию и стал трудиться на ниве преподавательской деятельности. Говорят, что половина сотрудников школы — его бывшие агенты, но, если честно, я не могу за это ручаться. Одно могу сказать точно: если нужно, то он запросто поставит на уши всю полицию Сеула и заставит их плясать под свою дудку, — он слабо усмехается. — Отца он явно подбешивает, но он ничего не может с этим поделать. В салоне вновь воцаряется тишина. Мино допивает залпом банку и, помедлив, хрипло говорит, ощущая, как в горлу подкатывает тошнота: — Отвези меня, пожалуйста, домой. Мне нужно немного отлежаться. Этот ублюдок херакнул меня шокером, — перед глазами вновь возникает мёртвое тело Каина, и Сона передёргивает, — но я не думаю, что со мной… — Нет, — качает головой Кан и, крутанув руль, резко сворачивает вправо. — Мы не поедем к тебе домой. — Ты потащишь меня в участок? — На него накатывает чудовищная усталость, и Мино прислоняется лбом к стеклу, громко выдыхая. За окном возникают очертания до боли знакомого здания, и сердце невольно пропускает удар. — Тебя тут кое-кто ждёт, — говорит Сынюн и, остановив машину, разворачивается к Мино. — Тот, с кем вы наконец-то можете перестать бояться. У школьных ворот стоит растрёпанный Сынхун, раскрасневшийся Тэхён, прижимающий к себе какой-то непонятный розовый свёрток, украшенный красным бантиком, и Джину, бледный до синевы, который напряжённо вглядывается в окна машины Кана, сжав руки в кулаки. — Иди к нему, — Кан толкает его локтем в бок и устало прикрывает глаза. — Дай мне увидеть сегодня хоть что-то хорошее. Усталость отступает, и Сон кивает, нажимая на дверную ручку. Он, пошатываясь, выходит прочь из «Хонды», и Джину, завидев его, тут же бросается к Мино со всех ног. Подрагивающие пальцы цепляются за его плечи, Ким заглядывает ему в глаза и громко кричит: — Блядь, где вы были?! Почему ты не отвечал на звонки?! Почему твой ебанутый дружок тоже не брал трубку?! Я, блядь, понятия не имею, чем вы там занимались, но я нутром чуял, что творится какая-то херотень! Куда ты ездил, Мино, сука, не молчи! — Внезапно он резко осекается, и его тёмные глаза резко расширяются. Он протягивает пальцы к лицу Сона и сдавленно шепчет: — У тебя на лице кровь. Ты… — Не я, — качает головой Сон. — Он. Джину вздрагивает и смотрит на него неверящим взглядом. Мино молча наблюдает, как радужка заполняется целым вихрем самых разных эмоций и, чувствует, как что-то внутри разжимается, отчего становится проще дышать. — Это не я, — тихо говорит он. — Он сам. Хотя он пытался покончить и со мной. — Ты… — голос Джину дрожит, и Мино притягивает его к себе, чувствуя, как бешено колотится сердце в чужой груди. — Его больше нет, Джину, — шепчет он и наклоняется ниже, трогая губами его лоб. — Каина больше нет. Ким вздрагивает в его объятиях, и его глаза наполняются чем-то таким, отчего Мино обнимает его ещё крепче, изо всех сил, так, что грудную клетку сдавливает болезненный спазм. Наконец Джину судорожно выдыхает и, издав сдавленный всхлип, прячет лицо у него на груди. Майка становится влажной от чужих слёз, Сон гладит Джину по подрагивающей спине и отчётливо понимает, что теперь всё точно будет хорошо. Призраков больше нет. Они там, где им самое место.***
— Привет, — говорит он и мягко улыбается. На этот раз она одета в лёгкое светлое платье, и Мино искренне говорит, скользя взглядом по её силуэту: — Тебе идёт такой фасон. Почему ты никогда его не носила? — Мне больше нравились другие модели, — отзывается Хаи и снова улыбается. Так, что Сон понимает, что на этот раз точно видит её в последний раз. — Ты уходишь? — тихо спрашивает он, и улыбка с лица Хаи исчезает. — Да, — отвечает она и кивает. — Больше мне здесь нечего делать. Она протягивает к нему тонкие руки и молча обнимает за шею, слегка привстав на цыпочки. Нутро ёкает от накатившей нежности, и Мино сдавленно шепчет, касаясь пальцами её длинных волос: — Ты ведь пришла к нему тогда, когда он наставил на меня пистолет, ведь так? Это ты заставила его пустить себе пулю в висок. — Пулю в висок он пустил себе сам, — помолчав, отзывается Хаи. — Я ничего ему не говорила и не пыталась им управлять. Просто такие трусливые и низкие люди никогда не задумываются о последствиях своих деяний, но, встретившись с ними лицом к лицу, начисто теряют разум и начинают бояться. Бояться возмездия, бояться того, что кто-то ответит им тем же, за все их мерзкие грехи. Каин никогда не говорил об этом открыто, но на самом деле он всегда страшился того, что однажды кто-то из его жертв придёт за ним, дабы забрать его за собой. — Хаи слегка отстраняется и пристально смотрит на Сона. — Я просто не могла допустить, чтобы он сделал тебе больно. Чтобы он сделал больно Джину, ведь твоя смерть стала бы для него началом конца. Можно сказать, что таким образом я искупила свои собственные грехи. И теперь я наконец-то могу обрести покой, зная, что у вас двоих всё будет хорошо. — Я тебя больше никогда не увижу? — Сердце ёкает, и Хаи, хмыкнув, мягко проводит ладонями по его волосам. — Когда-нибудь обязательно увидишь. Но будь уверен, это будет ещё очень нескоро. Она кивает в сторону и тихо говорит: — Мне пора, — она тянется и мягко касается губами его щеки. Затем целует его во вторую и отступает назад. — Я буду по тебе скучать, — его голос дрожит, но Мино улыбается, чувствуя, как к горлу подкатывает горький комок. Хаи поджимает губы и, смаргивая слёзы, берёт его лицо в ладони. — Ты замечательный, Мино, — она закрывает глаза. — Ты добрый и искренний, и ты больше всех на свете заслуживаешь счастья. Мы с тобой совершили немало ошибок в прошлом, но главное то, что ты смог вовремя остановиться и переломить свою судьбу. Она убирает ладони и отступает назад. — Живи как можно дольше и ярче. Не пасуй перед своими мечтами, плюй на тех, кто будет вас осуждать, потому что-то, что есть между вами с Джину, это настоящее. Это выстраданное и сильное, то, ради чего стоило бороться. То, чего мне так и не удалось испытать… — она стирает слёзы с глаз и, зажмурившись, улыбается. — Но как же я рада, что могу уйти и знать, что ты больше не будешь один. Она исчезает стремительно и быстро, как будто падающая звезда, растворяющаяся в ночном месте. Мино смотрит на расплывающиеся очертания и старается запомнить её такой, со спокойной улыбкой на лице, наполненной нескрываемой любовью и умиротворением. Она не похожа на призрака. Она похожа на прекрасного ангела, который наконец-то обрёл покой. Старые шрамы пропадают с её кожи, обращаясь в свет. Мино шепчет «Прощай» и отпускает её в самые глубины вечности.***
— Если честно, то я ставлю на то, что Лалиса ещё на первом свидании поймёт, что ты — полный придурок, и кинет тебя к херам, — изрекает Сынхун и лучезарно улыбается. Сынюн даёт ему подзатыльник и качает головой. — Тебе когда-нибудь говорили, какой ты отвратительный друг? Как ты можешь так говорить о нашем дорогом Тэхённи? — Спасибо, хён, — сердито отзывается Нам. — Этот придурок совсем потерял всякий страх! — Я лично ставлю на шестое свидание, — как ни в чём не бывало продолжает Кан, и Тэхён моментально осекается, смешно тараща глаза. Сынхун и Сынюн разражаются громким смехом и дают друг другу пять, а Мино фыркает и сочувственно смотрит на Нама. — Я могу понять, почему Сон тут околачивается, он ждёт, пока у Джину-хёна закончится собрание, и они смогут пойти трахаться, — моментально заведясь, громко заявляет Тэхён. — Но вы-то нахера припёрлись? Или вы внезапно решили приобщиться к верхушке власти? — Нет, просто нам интересно понаблюдать, как ты попытаешься пригласить Лису в кино, особенно, как ты при этом будешь заикаться и выглядеть полнейшим придурком, — флегматично отзывается Ли и ойкает, когда Нам отвешивает ему смачный подзатыльник и, зардевшись, шипит: — Ты… В этот момент дверь помещения студенческого совета распахивается, и оттуда, галдя, выходят всклокоченные, заметно уставшие студенты. Джину выбегает из комнаты, закинув на плечи сумку, и, заметив Сона, лучезарно улыбается. — Дай угадаю, вы специально пришли сюда, чтобы полюбоваться на то, как Тэхён будет пытаться подкатить к Лисе? — заговорческим шёпотом спрашивает он. Сынюн прыскает и кивает, Нам багровеет, а Ким закатывает глаза. — Давай, Ромео, иди уже. Или мне подойти к ней вместе с тобой? — Иди на хуй, — огрызается Нам и, сделав глубокий вдох, идёт в сторону дверей, где стоит Лалиса в окружении своих подруг. Ким провожает его радостным взглядом и, смахнув воображаемые слёзы, умилённо вздыхает: — Мне кажется, они поладят. Как же будет прекрасно, когда они начнут вместе доставать Джису! — Простите, — раздаётся сбоку тонкий девичий голос. Сон машинально поворачивается на звук и видит стоящую позади Кима хорошенькую миниатюрную девушку. Она смотрит на него влюблёнными глазами и, кокетливо накручивая длинную прядь волос на палец, робко говорит: — Джину-оппа, мы тут собираемся в караоке с подругами, — она показывает взглядом в сторону хихикающих девочек. — Ты не хотел бы к нам присоединиться? Ты такой красивый и так хорошо поёшь… Мне кажется, что нам будет очень весело вместе. На мгновение Мино чувствует лёгкий укол ревности в сердце. Который сменяется нарастающим весельем, потому что Ким ласково улыбается и спокойно отвечает: — Прости, пожалуйста, но я не думаю, что моей паре это понравится. Глаза девушки вспыхивают удивлением, и она разочарованно спрашивает: — Так, у тебя есть девушка? И какая она, красивая? — Сынхун тихо хихикает, а Сынюн отворачивается, пряча широкую улыбку. — Она учится в нашей школе? — Она красивая, хоть меня порой и раздражает её отросшая щетина, — серьёзно отвечает Ким. — А ещё у неё слишком большой хер, отчего я, хотя природа меня не обделила, даже как-то комплексую. Сынхун громко всхлипывает, девушка открывает рот и таращится на него во все глаза. Ким открывает рот, видимо, что добавить ещё какую-нибудь славную ремарку, но внезапно воздух прорезает громкий гневный женский вопль: — Ким Джину! Это ты засунул в ведомости по бюджету грядущего конкурса красоты брошюры «Лучшие клиники пластической хирургии в Каннаме»?! — Мне пора, — быстро говорит Джину и резко поворачивается к Сону. — Через час у тебя, хорошо? Мино кивает, и Ким срывается с места, прижимая к себе сумку. Из комнаты вылетает злая, как стая диких ос, Джису и, потрясая толстой папкой, бросается следом за ним с криком: — Я покажу тебе! Я покажу тебе, как так по-дурацки шутить! — Сынюн-оппа, Сынхун-оппа, подойдите сюда! — Дженни машет им руками и показывает в сторону кабинета. — Там надо кое-что передвинуть, поможете? — Как не помочь красивым девушкам! — кричит Сынхун, и они с Каном идут в сторону комнаты, на ходу похлопав застывшую девушку по плечам. Ту окликают подруги, и она, встрепенувшись, бросается прочь, напоследок бросив на Мино ошеломлённый взгляд. Сон невольно усмехается и косится в сторону Тэхёна, который выглядит до одури счастливым, о чём-то болтая с Лисой. Кажется, у этих двоих всё развивается на редкость неплохо. — Он выглядит счастливым, — раздаётся сбоку знакомый женский голос. Мино вздрагивает и, развернувшись, видит Сухён, которая прижимает к себе толстую красную папку с какими-то бумагами и пристально смотрит на него. — Да, — помедлив, отвечает он, и девушка кивает ему в ответ. Внезапно она наклоняется и кладёт её на пол. Затем встаёт на цыпочки и шепчет ему на ухо: — Спасибо тебе. Её тёплые пальцы сжимают его ладонь, и Сухён тихо говорит: — Он не такой, какой был раньше, но и не тот прежний, искусственный и какой-то фальшивый. Улыбается он теперь тоже по-другому, но так, что у меня сердце больше не болит от того, что это всё лишь для показухи. Я понятия не имею, что ты сделал, но я благодарна тебе от всей души. Он больше не смотрит на меня так, будто я — какой-то призрак из прошлого, которого он пытается забыть. И я так счастлива, что могу занять в его жизни новое место, — она слегка отстраняется, и Мино видит, что её глаза наполнены такой искренней радостью и расположением, что он чувствует себя немного неловко и в то же время она нравится ему ещё больше. За то, что была неравнодушна. За то, что беспокоилась за Джину от всего сердца. — Сухён, иди сюда, — раздаётся громкий крик из коридора, и девушка, вздрогнув, кричит в ответ: — Чанхёк, идиотина ты стоеросовая, иду я, иду! Она напоследок сжимает пальцы Мино и, улыбнувшись, молча кивает. Затем выпускает его руку и убегает, что-то сердито твердя ждущему её брату. Мино провожает её взглядом и чувствует, как губы трогает улыбка. Джину действительно другой, не такой, как раньше. За его спиной немало испытаний, множество прожитых ночных кошмаров, медленно заживающие шрамы на светлой коже, и всё это делает его сильнее и взрослее, но отнюдь не прежней сломанной куклой с медленно угасающей душой. На следующей неделе у него будет первое задание в качестве нового куратора «Разноцветного кольца», и директор Ян говорит, что уверен, что тот справится. Если, конечно, подопечный не вырубит «эту наглую рожу» ещё на стадии первичного общения. У Мино больше нет никотиновой зависимости, иногда у него бывают не самые приятные и светлые сны, но они всегда разные, и каждый раз он точно знает, что с первым лучом солнца ночной кошмар обратится в пустоту. У них общие призраки из прошлого, которые больше не вернутся, и парные татуировки, и та, что на руке Джину, надёжно перекрывает чужую метку, что с каждым днём становится всё тусклее и меньше, чтобы чуть позже исчезнуть раз и навсегда. Всё отнюдь не идеально, и впереди им предстоит долгая дорога, но Сон знает, что они обязательно справятся, потому что слишком хотят быть счастливыми. — Я тебе обязательно наподдаю, Ким Джину! — слышится из коридора крик Джису, и Мино, хмыкнув, поворачивается на звук, закидывая себе на плечи форменную сумку и замечая хёна, который машет ему руками и зовёт к себе, бросаясь ему навстречу. Сон широко улыбается ему в ответ. И, оттолкнувшись от пола, срывается на бег, чувствуя, как воздух холодит разгорячённую кожу, и слушая гул чужих голосов.The End