Пионы

Пионы. Любимые цветы девушки, которую я люблю. Любил. Буду любить. «Правильное» использование этого глагола в нужном времени уже давно перестало быть важным. Хорошо хоть смысл слова остался прежним. Правда, одним словом невозможно описать то, что Она заставляет меня чувствовать. Нет, между нами никогда не летали болезненно обжигающие искры. Не было никакой бури, а вот безумие, если честно, имело место быть. И я сейчас не о темноте в ее душе, о которой я узнал во время нашей первой прогулки. Я придумывал тогда до жути романтичный вечер, а в итоге получил разговор по душам, который поставил весь мой мир с ног на голову. Нет, разумеется я не был недоволен подобным поворотом событий. Отнюдь, я даже радовался. Разумеется, я догадывался, что с ней происходит что-то не то, так как во многих наших диалогах она упоминала вскользь о таких вещах, которые заставляли переживать за неё. Несмотря на всю ее силу, которую не заметить мог разве что слепой, я считал, что она, как никто другой, нуждается в защите. Именно поэтому я и старался оберегать ее, как мог. Первое время даже не говорил о проблемах, которые беспокоили меня, лишь бы не только не волновать ее. Все время отговаривался тем, что объясню все при личной встрече, а в итоге делал это только после того, как она делилась со мной тем, что ее беспокоило. Я старался помочь ей, отвлечь ее от ужасных мыслей и навязчивых желаний, которые неизменно появлялись у нее время от времени. Я устраивал для нее всяческие сюрпризы, пытался наполнить ее жизнь яркими красками, добавить новых впечатлений, но самое главное, я хотел дать ей понять, что она нужна, желанна и любима. Знаете, первое время мне даже казалось, что мой план сработал, так как мне того и хотелось. Она на некоторое время даже перестала резаться… Только вот она нашла другой способ мучить себя. Голодовки. Искусные манипуляции с едой. За все время наших встреч я ни разу не видел, чтобы она ела. Когда я спрашивал ее об этом, она лишь отмахивалась, говоря, что не голодна. Да, иногда она притворялась, что ест. Я бы и не заметил этого действия, если бы не смотрел на нее очень и очень внимательно. Я и говорил с ней об этом, да вот только дальше возмущения и фразы, что она лучше знает, что ей делать со своей жизнью, у нас разговор не пошел. Я пытался понять, зачем все это, но до меня никак не могло дойти. Она ведь прекрасна. Что же заставляет ее идти дальше в своих стремлениях измучить себя? Я читал книги по психологии, старался разглядеть какой-нибудь скрытый смысл в ее фразах, и да, я его очень часто находил, и это меня пугало. Кажется, я становился параноиком.

***

И в один прекрасный день я сказал этому слишком обостренному чувству страха огромное «Спасибо». Тогда мы с Аней еще не встречались, но были на стадии очень хороших друзей. Точнее, я уже был влюблен в нее, но упорно продолжал скрывать свои чувства, считая, что уж лучше быть для нее другом, чем вообще никем. По какой-то неясной для меня причине я считал, что, как только она обо всем узнает, то я сразу же буду отшит. Так вот, история о том дне. Я не мог дозвониться до Ани в течение пары часов. Ну да, кто-нибудь сейчас скажет, что это нормально, может она просто выключила звук у телефона, или он у нее разрядился. Ну нет, тогда мне такое даже в голову не пришло. Вместо рациональных мыслей в моей голове были только ужасные картины того, что могло с ней произойти. Может быть, она упала с лестницы и свернула себе шею, ну или она полоснула лезвием по телу и сделала настолько глубокие порезы, что кровь из них все никак не могла остановиться. Именно поэтому я и пришёл к ней домой. Там не было никого. Просто мертвая тишина. Даже ее пес Яша не лаял, что было очень странно. Дверь была открыта, и я вошел, а потом сразу же пошёл к лестнице, чтобы пройти в ее комнату. Идти дальше мне не потребовалось. Девушка обнаружилась на ступеньках. Хорошо хоть она упала не так, чтобы сломать себе ногу или, что еще хуже, шею. Я осторожно, насколько это было возможно, поднимаю ее на руки, несу ее в комнату и кладу на кровать. На столе я вижу ее «секретную» аптечку, в которой полно бинтов, перекиси и обезболивающего. Ну и вата с нашатырем там тоже была, что было сейчас очень и очень кстати. Я смачиваю вату этой жутко противной жидкостью и подношу к носу девушки, чтобы привести ее в сознание. Ее веки затрепетали, и она медленно открыла глаза. На ней не было очков, так что она, скорее всего, видела только очертания без каких-либо четких деталей — Что? Как я? Как ты? Почему? — задает она несвязные вопросы, но я понимаю, что она хочет спросить, и отвечаю: — Ты упала в обморок. Я нашёл тебя на лестнице. Хорошо хоть ты не сломала себе шею.

***

Я провел с ней столько времени, сколько счел нужным. Я даже заставил ее поесть. Просто сказал, что если она не съест хотя бы пару ложек, то я ее поцелую. Воспользовался ее замешательством, так сказать. После этого я следил за ней еще тщательнее. Мы начали встречаться, впервые поцеловавшись в музыкальном магазинчике ее знакомой, пока она учила меня играть на ф-но. Разумеется, она не избавилась от своих демонов полностью, просыпалась по ночам от кошмаров, но это было куда реже, чем в начале пути. Нет, в этом нет никакой моей заслуги, мне не нужна благодарность, потому что помогал я ей, по сути, из эгоистичных соображений. Я ведь полюбил ее и хотел, чтобы она оставалась со мной как можно дольше. И сейчас, смотря на Аню, сидящую в кресле с пледом, книгой и горячей кружкой кофе в руках, я понимаю, что как никогда счастлив. Хотя нет, еще счастливее я стану через три месяца. Через три месяца нас уже станет трое. Да, мы до сих пор спорим из-за имени нашего будущего сына, но какое это имеет значение? Все, абсолютно все знают, что в этом я ей уступлю, а уж выбор имени для дочери будет за мной.