Моё маленькое сердце

      Из динамика старого радио звучала «Mein kleines Herz», Грета сидела на высоком стуле и курила с только ей доступным изяществом. Рядом стояла закрытая и слегка припылившаяся бутылка. Недалеко от неё расположились пять стаканов, которые Грета всё же протёрла. Она пододвинула к себе один в надежде, что остальные не понадобятся.       Она смотрела на дверь — и в то же время ни на что конкретное. А песня всё играла и играла, окуная в те времена, когда она была знаменита. Когда была Дель Торрес. Грета в очередной раз выпустила облачко дыма и откинула голову назад.       Потолок был весь в трещинах, удивительно, как здание устояло. Ей бы стоило испугаться, что оно обрушится и погребёт её под собой, но это было уже не важно. Важным оставалась лишь закрытая дверь. Грета молилась, чтобы она так и осталась закрытой.       Всё чаще всплывали мысли о Викторе. Что было бы, если бы он сейчас вошёл?       Грета закрыла глаза, представляя картину. Виктор бы медленно приоткрыл дверь, и его кучерявая голова просунулась бы в проём. Он бы заметил Грету в её светлом платье и улыбнулся, как делал это всегда. Он прошёл бы внутрь, Грета бы улыбнулась и бросила сигарету в один из стаканов. Она бы вскочила на ноги и обняла Виктора, а его сильные руки скользнули бы по её талии, прижимая как можно ближе.       Грета мотнула головой, прогоняя столь заманчивые мысли. Виктор не должен приходить. Ему нельзя. Дверь должна остаться закрытой…       Грета вздохнула. Быть может, пора открыть чёртову бутылку? Она провела пальцем по горлышку, оставляя след на пыли. Ей не хотелось её протирать. Виски с пылью. Должно быть, вкус выйдет отвратный. Плевать. Грета смотрела на облачко дыма, витавшее над догорающей сигаретой.       Она пыталась вспомнить последнюю встречу с Виктором, но всё было словно в тумане, словно за огромным облаком сигаретного дыма. Но вот платье, которое он сшил специально для неё, заботливо делая каждый стежок…       Она вспомнила сцену. Вспомнила то чувство, будто Виктор обнимал её на этой сцене. Вспомнила солдат, аплодисменты. И вспомнила, как такие же солдаты приставали к ней. Вспомнила, как на неё донесли за паникёрство. Она будто перед собой видела лицо Виктора, который растерянно спрашивал: «Грету? За паникёрство?». Она усмехнулась. Совсем недавно Грета бы сама в это не поверила. Как и в то, что усомнится в победе.       Усомнилась.       И теперь сидела с сигаретой в руках, смотрела на слой пыли вокруг и надеялась, что дверь не откроется.       А старое радио всё играло, перемежая её голос с лёгким потрескиванием.       За дверью раздались уверенные шаги. Походку Виктора она бы безошибочно определила. Грета выдохнула. Шёл не он. По щеке покатилась слеза, и Грета даже не отёрла её ладонью.       Дверь распахнулась. Фридхельм бегло осмотрелся и кивнул Грете.       А он изменился с их последней встречи…       Его глаза больше не казались отражением чистого весеннего неба. Они были словно лёд на озере, куда Грета когда-то ездила с родителями. В нём никто не купался, потому что дно было непредсказуемым, и каждое лето оттуда вылавливали тела смельчаков. Зато зимой его лёд расчищали, и множество людей съезжалось покататься на коньках. Маленькой Грете всегда казалось, что лезвия коньков ранят этот кристально чистый лёд.       Кто же ранил Фридхельма настолько, что его глаза стали словно лёд?       Грета быстро поправила себя: «Не кто, а что». Она медленно кивнула и сделала последнюю затяжку. Остатки тлеющей сигареты Грета бросила в один из дальних стаканов. Виктор не должен прийти. Не посмеет. Ему стакан не пригодится — Грета стиснула зубы.       — Даже не обнимешь друга? — с лёгкой улыбкой спросил Фридхельм.       — У нас на это будет целая вечность, — Грета горько усмехнулась. — Не знаешь, что с остальными? С Виктором…       — Когда я видел его в последний раз, он уж слишком хотел поговорить о тебе.       — Какой ценой? — взгляд Греты натолкнулся на ледяную стену.       — Ценой жизни, — Фридхельм слегка склонил голову, наблюдая за реакцией Греты. — Но не своей жизни, — помучив подругу, сообщил он.       Из глаз вновь покатились слёзы. Виктор жив. Жив… Грета рассмеялась, сама не понимая, почему.       Фридхельм молча открыл бутылку, которую Грета берегла для встречи. Он даже не колебался, словно знал, что все, кто должен, уже собрались.       Крепкий алкоголь наполнил два стакана. Грета следила за руками Фридхельма, покрытыми шрамами и ещё не зажившими ссадинами.       — За тех, кто не пришёл, — сказал Фридхельм и улыбнулся. В этой улыбке было что-то от прежнего Фридхельма, от того, кто дурачился в этом же кафе. Но это был уже не он. Улыбка быстро сошла с его губ, уступив место всё тому же холоду.       — За Виктора, Вильгельма и Чарли, — Грета подняла свой стакан. Помещение наполнилось звоном соприкоснувшихся стаканов.       Они оба осушили их залпом.       — Что же с нами стало, Фридхельм? — Грета слегка сощурилась и потянулась за бутылкой.       — Война, Грета. Война.