Зеркала

Впервые в жизни мне было страшно. Хотя нет -страх я испытывала дважды, но первый был почти забыт за давностью лет, хотя отчаянное «Мама!» еще заставляло меня просыпаться по ночам, обливаясь холодным потом. Одно радовало -чем старше я становилась, тем это случалось реже. Кажется, в медицине это называется ремиссией -когда симптомы болезни если и не исчезают, то отступают, пусть и на время, но давая надежду на выздоровление. Если это так, то сегодня мне грозил полный и окончательный рецидив -пусть и прошло пятнадцать лет. Не все болезни имеют свойство исчезать с течением времени -некоторые только и ждут, когда можно будет вернуться и причинить как можно больше боли. Она появилась, когда я уже начала сомневаться в том, что интервью состоится -в конце концов, этого стоило ожидать. Самая популярная актриса страны и я, едва известная в узких кругах журналистка, которой необыкновенно повезло и удалось схватить удачу за хвост. Поначалу я увидела глянцево -черный «Мерседес», хищный и неприятный, пусть и имеющий такую цену, которую большинство жителей нашего города затруднялись себе представить. У меня мгновенно вспотели ладони, отчего пришлось торопливо вытереть их о джинсы -не смотря на все дыхательные тренинги, с которыми я была знакома, сейчас я не могла заставить себя быть спокойной -страх ледяной рукой прошелся вдоль позвоночника, спазмом сжимая горло и скручивая внутренности в узел. Она появилась в окружении трех телохранителей -массивных, затянутых в костюмы, на фоне которых ее стройная фигура казалась не особенно заметной. Я торопливо сдернула с лица солнцезащитные очки, удивляясь тому факту, что вижу перед собой не яркую и ослепляюще красивую женщину, самую популярную актрису страны, а кого -то другого. Рыжие волосы, обычно вьющиеся дерзкими локонами, сегодня кажутся не особенно яркими и небрежно стянуты в пучок. Одета в темно -синий кашемировый джемпер и, кажется, такие же потертые джинсы как у меня. Может, я ошиблась, и та, которую я жду, еще не приехала? Но нет, вся компания направилась ко мне -один из телохранителей приблизился первым, молча осмотрел меня с головы до ног и жестом попросил клатч для досмотра. Возмущаться я не стала и позволила увидеть содержимое -косметичку с тушью, помадой и влажными салфетками, айфон, блокнот для записей, мини -диктофон и несколько кредитных карточек. -Извините, -убедившись, что я не представляю какой -либо угрозы или чего -то аналогичного, буркнул телохранитель, хотя я совершенно не обиделась -понимаю, с кем имею дело, поэтому не возмущаюсь и отношусь ко всему терпеливо. Правила здесь устанавливаю не я, а эта рыжеволосая женщина, которая раздраженно отсылает свою охрану на несколько шагов назад и протягивает мне руку с обычным французским маникюром, начисто лишенную каких -либо колец и браслетов. -Здравствуйте, Таня. Извините, что опоздала, -она даже улыбнулась, отчего у меня перехватило дыхание. -Все в порядке, -ответно растянуть губы в улыбке я смогла, хотя и с трудом, и осторожно пожала тонкие пальцы. -Вы не против прогуляться? -я кивнула в сторону пустынной парковой аллеи, ведущей к пруду с утками и лебедями. -Да, конечно. Я закурю, вы не против? -Без проблем, -я проследила, как она достает из кармана пачку тонких сигарет и совершенно обычную зажигалку, прикуривает и втягивает в легкие отвратительный ментоловый дым. Боже мой, почему она выглядит так, словно… словно у нее не осталось сил? Под глазами круги, пусть пудра это и скрывает, взгляд отсутствующий, а запах дорогих духов смешивается с запахом вина. Почему я вижу перед собой женщину, которая от чего -то сильно устала? Где та Софья, к ногам которой штабелями ложатся мужчины, а лицо не сходит с экранов телевизора? Еще вчера она блистала на Каннском фестивале, поражая окружающих своим смелым темно -синим платьем и пила шампанское прямо на ковровой дорожке, а сейчас неторопливо идет рядом со мной и выглядит как совершенно другой человек. Что это? Актерский талант, за который она получает одну премию за другой и лучшие роли, или… Или что? -Что же вы молчите, Таня? -вопрос заставляет меня вздрогнуть, как и собственное имя, произнесенное этим голосом, почти забытым за давностью лет. -Вы же меня не на прогулку пригласили. Спрашивайте. -Да, конечно, -я растерянно верчу в пальцах диктофон, не решаясь нажать на кнопку и начать интервью, к которому, быть может, готовилась всю жизнь. -Дайте мне минутку. Просто вы так выглядите… Извините, если лезу не в свое дело, но… У вас все хорошо? Собеседница стряхивает длинный столбик пепла в сторону и обхватывает сигарету губами, начисто лишенными ее привычной яркой помады. Делает затяжку, выбрасывает недокуренную сигарету и выдыхает дым, который пахнет ментолом и почему -то дождем. -Не в порядке. Сегодня годовщина смерти моей дочери. Сами понимаете, эта информация не для интервью. -Да, разумеется, -у меня перехватывает дыхание. Не верится, что у такой женщины, как Софья, которая пробивала себе путь к славе не самыми красивыми методами, могут быть.. слабости? Причины для слез? Как вообще расценивать ее слова? Годовщина смерти… -Соболезную. -Не стоит. Это было слишком давно, словно в другой жизни, -собеседница встряхивается, берет себя в руки и наконец расправляет плечи. -Если вы хотите поговорить, то советую начать. -Я… -нервно сглатываю. -Не могу. Это неправильно -задавать вам вопросы о карьере и любимой собачке в такой день. -Вот как? Впервые встречаю у журналиста такую точку зрения, -ее брови слегка приподнимаются. -А как же интервью любой ценой? -Я в журналистике недавно, и… -горло сжимается. -Давайте просто погуляем. Без интервью, -в качестве демонстрации я выбрасываю недавно купленный диктофон в ближайшие кусты. Кажется, она удивлена -по крайней мере, в глазах появляется оттенок этого выражения. -Такого я еще не помню, -в ее голосе задумчивость. -Обычно ваше племя спешит порвать меня на части. -Я не хочу вас рвать, -я скрещиваю на груди руки. -Да, главред меня убьет, но я не хочу интервью такой ценой. Оно того не стоит. -С таким подходом в журналистике вам делать нечего, -констатирует Софья, пряча руки в рукава джемпера, хотя погода вполне нейтральная, не смотря на середину сентября. -Можно на ты, я не против, если хотите, -торопливо говорю я. -Ваша дочь… Что с ней случилось? На меня смотрят испытующе, заставляя занервничать и отвести взгляд, пряча лицо за распущенными темно -каштановыми волосами. Я сомневаюсь, что получу ответ -вероятно, она сейчас просто развернется и уйдет, но ничего такого не происходит -по крайней мере, Софья медлит, словно размышляя, а потом, удивив до крайности, дотрагивается до моей руки, заставляя вздрогнуть в уже который раз. -Она… погибла, -слова даются ей с трудом. -Несчастный случай. Я взмахиваю ресницами. Несчастный случай? -Соболезную, -вряд ли эта женщина нуждается в моих утешениях, но я не могу просто кивнуть и промолчать. -Ее звали так же, как тебя. Знаешь, ты даже чем -то на нее похожа, -я застываю, смотря на нее расширенными словно у наркомана зрачками, а Софья усмехается. -Прости. Просто я принимаю желаемое за действительное. Что у вас может быть общего, кроме имени? Я выдыхаю, отчего легкие отзываются болезненным спазмом. Кажется, я задержала дыхание непозволительно надолго, и сердце теперь колотится в груди, как обезумевшее. Под ногами шуршит листва, сорванная с рано пожелтевшего клена, и я опускаю взгляд на свои ботильоны. Впереди расположен пруд, по глади которого скользит белый лебедь -сломанное в прошлом году крыло срослось неправильно и птица находится на попечении какого -то специализированного центра, поэтому с мая по октябрь его можно лицезреть именно в этом пруду. Выискиваю взглядом свою любимую скамейку, которая обычно служит для меня местом уединения, и машинально иду к ней. Софья присоединяется, хотя, казалось бы, рядом со мной ей делать нечего -но, кажется, ей нужно общество человека, хоть какого -нибудь, и я оказываюсь подходящим вариантом. Охрана недовольно рассредотачивается по близлежащей территории, но на своих секьюрити Софья внимания не обращает. Молча усаживается на еще влажные после недавнего дождя доски и смотрит на пруд, в котором отражается пустое осеннее небо. К берегу прибиты желтые и красные листья, служащие яркими пятнами в окружающей серой действительности, которая окутывает нас зыбким маревом. -Тихо здесь. -Да, -с трудом отзываюсь я, -тут мало кто гуляет. Только я часто прихожу. Она кивает, наблюдая за лебедем. Я смотрю на них обоих и понимаю, что у них имеется некоторое сходство -оба красивые и словно вырванные из жизни. Лебедь из -за крыла вынужден жить в этом пруду, лишенный неба, а Софья, не смотря на всю свою популярность, в душе уже давно лишена того, что давало ей крылья -дочери. И жалость захлестывает меня. Хочется прижаться к ее плечу, забрать эту боль, которая сквозит в ее глазах, сказать, что все будет хорошо… Но я молчу, понимая, что рецидив не нужен нам обеим. Начавшийся дождь прерывает наше уединение. Рядом с Софьей тут же возникает охранник с зонтом и я инстинктивно жмусь поближе к ней. Вероятно, это было каким -то порывом, и я уже собиралась отдернуться, увеличивая между нами расстояние, но ее пальцы сжали мою ладонь, заставляя остаться. Пруд скрылся под туманным дождливым маревом, ветер погнал к берегу мокрые листья, а лебедь тяжело вспорхнул и, потеряв силу в крыльях окончательно, неуклюже плюхнулся обратно в воду. -Таня, -голос Софьи звучит устало, почти дрожит, но вот холодные пальцы сжимают мою ладонь с удивительной решимостью. Я понимаю, что она в данный момент думает о дочери, не обо мне, и с трудом сглатываю слово, которое так и рвется с языка. «Мама!» -как в моем самом страшном кошмаре. Быть может, умереть стоит до конца? Какой смысл жить лебедем со сломанным крылом? И я молчу, зная, что только что, в эту самую минуту, мое сердце окончательно разбилось.