Один день из жизни волшебника

Единственное, что не дает мне покоя — это сказка. Она преследует меня везде, начиная с ложки утренней каши и заканчивая моим ночным колпаком! Везде она подстерегает меня своим звоном, сиянием, жужжанием… Буквально все таит в себе опасность. Я уже смирился с домовыми, скрипящими по ночам половицами и звенящими на кухне моим сервизом, я закрываю глаза на гномов, бренчащих своими топориками и шуршащих моими книгами в библиотеке. Мне уже наплевать на снующих, то и дело, туда-сюда кроликов во фраках, котов, улыбающихся своими клыкастыми улыбками, дракончиков, таскающих мои монетки в свои тайники. Я уже устал подстригать свои домашние растения, которые, усилиями цветочных фей, более напоминают джунгли. Но это всё, безусловно, утомляет. И, наконец, я принял волевое решение. Уверенным шагом я направился в свою комнату, от меня в стороны испуганно разлетелись цветастые колибри. Я поправил очки на носу и чуть не врезался в стеклянного человечка. Выругавшись, я обошел его по дуге, настолько большой, насколько хватало холла, и бросился вверх, перепрыгивая ступени, по винтовой лестнице, ведущей в мою комнату. «Все, все!.. Кончилось мое терпение» прокричал я, закидывая беспорядочно вещи в чемодан. Стряхнув со стола золотистую пыльцу, я расталкивал нужные мелочи, которые вполне могли пригодиться в дороге по карманам своего пальто, одновременно выкидывая оттуда лягушек. Я подтянул свой неподъемный чемоданище к лестнице. Но тут над моей головой с уханьем пролетела огромная полярная сова, от неожиданности я отпустил руки, и моя сумка с грохотом полетела вниз по ступеням, я, было, бросился за ней, но споткнулся о не завязанный шнурок и кубарем покатился следом. Я услышал хруст стекла: видимо пузырек чернил разбился. «К черту все…» простонал я, пытаясь одновременно подняться и распихать по карманам выпавшую мелочь. Но она уже благополучно пропала, а под шкафом торопливо исчезла маленькая ручка лепрекона. Я нервно запахнул пальто и постарался поспешить к двери, но с ужасом осознал, что на мою сумку, побалтывая ногами и довольно урча, беспардонно уселся пушистый белый Йети. Зарычав на него, я попытался тянуть за ручку чемодана, но тот никак не хотел сдвигаться с места и далее последовал треск, рвущейся ткани, а за ним мой полет со скоростью пушечного ядра в стену, удачно пристроившуюся за моей спиной. Мне не повезло врезаться в вальяжно прислонившееся к этой стене помело, и оно, мелко задрожав, взмыло к потолку моего старинного дома, увлекая меня за собой. Оно металось из стороны в сторону, пытаясь сбросить горе-седока. Не помню, как я оказался верхом, но в последствие этот факт меня несказанно удивил. Метла бесновалась, то поднимаясь выше, то заходя в отвесном пике. Я еле ухитрялся держаться на ней, вцепившись в древко побелевшими пальцами. Все вокруг смешалось, превратившись в нестерпимый хоровод. Летательный аппарат носился вокруг люстры, не гнушаясь периодически врезаться в нее, собственно, мной. Это меня ни сколько не радовало, и я всячески пытался увернуться и утихомирить непослушную метелку. Но тут она предприняла подлый и коварный ход: развернувшись на полной скорости, она пролетела через всю комнату, резко затормозив перед наполовину открытым витражным окном. Я, не ожидавший такой хитрости от помела, пусть даже и магического, перекувыркнулся через голову и, ругаясь на всех известных мне языках, полетел аккурат в куст цветущего под окнами шиповника… *** Вечером этого же дня почтеннейший гном Грум, аккуратно разливал по чашкам фарфорового китайского сервиза свежезаваренный крепкий чай, терпко пахнущий мятой и еще какими-то непонятными травами. «Что же Вы так, Сергей Степанович», говорил он, с укором глядя на меня, «Эвона, как весь дом переполошили, все разволновались прям!..» Словно в подтверждения его словам — из-за шкафа с посудой выглянул ушастый домовой. «Нервы, они ведь как, они же не железные, их беречь надо!» мой глаз задергался, а гном невозмутимо пододвинул ко мне тарелку домашнего печенья и продолжил, «Не в том Вы возрасте, чтобы на помелах всяких летать!..» он подал мне чашку чая, я принял ее из рук гнома, вежливо кивнув. «Эх, годы, годы… Да, не стесняйтесь, угощайтесь печеньем! Объеденье просто!» он придвинул блюдце ближе ко мне, а сам направился к камину, и, расшевелив огненных ящериц, подошел к носатой ведьме, развешивающей на протянутой через весь холл веревке мои рубашки, начисто отстиранные от чернил. Я лакомился земляничным печеньем, потягивал чаек, и глядел то на лучи заходящего солнца, живописно пробивающиеся через стекло разбитого витража и листья здоровенных пальм, то на саламандр, копошащихся в уютном огне камина. Заботливо завернутый в плед, я слушал, как позвякивают феи, деловито носясь по дому на своих прозрачных крылышках, слушал стрекот кузнечиков, доносившийся из окна, заунывное пение русалок и шелест-смех дриад. Ко мне на колени без приглашения запрыгнул огромный Баюн. «Муррр» пробасил он ласково, я погладил его за ухом. Гном о чем-то шепнул ведьме, после чего скрылся в библиотеке. Я проводил его взглядом и поудобнее устроившись на подушках, подложенных мне гномом под спину задремал, убаюканный мурчанием кота. Да куда же я уйду-то от них?