Никто не ожидал

Никто не ожидал от нее такого. Никто даже не мог подумать, что она, самая умная ведьма за последнее столетие, может совершить такую глупую, но самоотверженную вещь. Но Гермиона не могла поступить иначе… Это произошло на шестом их курсе. Тогда он впервые осознал, что действительно нарушает его покой. Тем летом во время кубка мира по квиддичу Фредерик Уизли впервые заметил, как похорошела подруга его младшего брата. Тогда они сидели в палатке, и Гермиона не как всегда уткнулась в какой-нибудь увесистый фолиант, а просто сидела вместе с Джинни и смеялась над шутками близнецов. А когда они начали подшучивать над Ронни, она даже подключилась к ним, на что братец ужасно обиделся. Тогда Фред впервые почувствовал к ней некую толику уважения и симпатии. Тогда Фред впервые остался с ней наедине. И это было чем-то удивительным. С девушкой можно было разговаривать часами. Она была умна и начитана, поэтому могла поддержать любой диалог, любой спор. В ту ночь они проговорили почти до рассвета. В ту ночь им не хотелось расходиться по комнатам, потому что было грустно прерывать столь приятное общение. Потом в течение всего лета Грейнджер и Уизли часто сидели так вместе, когда Нору накрывала ночь. Не было темы, которую ребята не успели обсудить, за исключением разве что личной жизни. Фреду этого касаться не хотелось, а Гермионе просто нечего было обсуждать, ведь весь ее опыт начинался и заканчивался соседским мальчиком-магглом, с которым она однажды сходила в кино. …Все происходило словно в замедленной съемке, отовсюду доносились крики, слышались обрывки заклинаний, то и дело мелькали разноцветные вспышки. Девушка с легкостью различала в общем гвалте голоса друзей… А потом пришел учебный год. Он подкрался так незаметно, что ни он, ни она не успели понять, куда вдруг подевались эти бесконечные ночные разговоры. Обоим их не хватало, но занятия, шутихи, турнир, а также ребята из Дурмстранга и девушки из Шармбатона отнимали все время и силы. Тогда же появился Виктор Крам. Тогда же впервые за всю свою жизнь Фред почувствовал, что такое ревность. Было невыносимо видеть, как он пожирает ее глазами, невыносимо видеть, как она смущается, когда он на нее смотрит. Хотелось врезать Краму, даже не посмотрев, что он — всемирно известный игрок в квиддич, да и шире самого Фреда раза в два. Ситуация лишь усугубилась, когда он увидел ее на балу. Такую удивительную, такую красивую… и в чужих руках. Крам кружил ее в вальсе, а Фред в обществе Анжелины провожал ее влюбленным взглядом. Тогда он ушел и остался в гостиной. До конца бала сидел и ждал ее. А потом она вернулась и села рядом с ним. Без слов, без вопросов, просто опустилась рядом. — Зачем, Гермиона? Почему ты с ним? — Никогда не было нас с ним. Он попросил помочь. Чтобы не доставали бесконечные поклонницы. А я согласилась. По-дружески. И мило улыбнулась, переведя взгляд на огонь. А у Фреда словно огромная гора свалилась с души. Она не с Крамом, и никогда с ним не была. Он разглядывал ее черты лица, освещенные ярким пламенем камина, и радовался, что она здесь сейчас сидит рядом с ним и улыбается. Как и раньше, этим летом. И, как и раньше, они снова сидели и разговаривали до самого рассвета. …Она отчаянно пыталась вспомнить все заклинания, что учила в школе и все, о чем рассказывал Люпин, Грюм и другие профессора на уроках ЗОТИ. Всеми возможными способами она прорывалась к нему, к тому за кого хотелось здесь сражаться в первую очередь… Потом были каникулы и почти месяц разлуки. Гермиона не приехала отмечать праздники в Нору и написала лишь одно письмо с извинением, что ей пришлось уехать и поздравлением с Рождеством. А чем дольше все это шло, тем больше с каждым днем Фред недоумевал, как так вышло, что эта девушка одним лишь общением смогла его завлечь и пробудить в нем такие чувства. И тогда он попытался забыть ее. Не искал встречи, не ходил в библиотеку, старался меньше пакостничать, чтобы она не ругалась. И у него это получилось. Он успешно избегал ее до начала каникул. А Гермиона обижалась. Она не понимала, чем вызвано такое его отношение. А спустя полгода обида превратилась в настоящую злость. Ну, а Фред своим трюком добился совершенно противоположного эффекта. За это время он не смог забыть девушку, а наоборот, продолжал думать о ней все больше и больше. А от недостатка общения с Гермионой его воображение начало рисовать ему девушку в каждом сне. Сначала их разговоры, потом поцелуи, а потом появились сны, от которых парень просыпался утром чуть позже некоторой части своего тела… Каково же было остаться с ней наедине на площади Гриммо. Миссис Уизли распределила их по парам и отправила убираться в разные комнаты. Неизвестно как так получилось, но Гермиону она отправила вместе с Фредом. В комнате повисло напряженное молчание, которое Фред все же решил нарушить. — Что нового? — Ты серьезно? Ты не замечал меня полгода! А сейчас говоришь так невозмутимо, будто уезжал в путешествие и только что вернулся! — Гермиона была зла. Ей его не хватало, а он так просто наплевал на их общение. Фред замялся. Он не знал, что ей ответить… — Я… прости. — Прости? Это все, что ты можешь мне сказать? Тогда не говори уж ничего. — она отвернулась, и принялась за уборку. Фред подошел к ней ближе и, встав прямо у нее за спиной, положил руки ей на плечи. Она легонько вздрогнула от этого движения, а по спине у нее побежали мурашки. Фред тихо заговорил: — Я пытался, как мог, старался держаться от тебя подальше, только потому что боялся… Впервые в жизни я так сильно чего-то боялся. В первую очередь, того, что чувствую к тебе. Потом — что ты ко мне не чувствуешь того же. Боялся того что подумают остальные… Но у меня ничего не вышло. Я не могу понять, как так получилось, что ты снишься мне каждую ночь. Я сотню раз за эти полгода садился за пергамент, чтобы написать тебе о своих чувствах. Тысячу раз пытался поймать тебя в Хогвартсе, чтобы во всем признаться. Но не находил в себе сил… А сейчас ты стоишь передо мной такая очаровательная, такая красивая и я ненавижу себя за этот страх, ненавижу себя за то, что был таким трусом, чтобы признаться тебе… Гермиона развернулась к нему. Ее глаза были полны слез. — Мне было больно, — она посмотрела прямо ему в глаза. — Мне тоже, родная… — он прижал ее к себе, и почувствовал, как она всхлипывает, крепко прижавшись к его груди, — но больше я такого не позволю, больше я никуда тебя от себя не отпущу… — он отстранил ее от себя и приподняв ее лицо прикоснулся целомудренным поцелуем к ее губам. В нем не было ни страсти, ни желания, только бесконечная потребность быть рядом. Гермиона улыбнулась сквозь поцелуй: — Может, все-таки уберемся, мне не нужны проблемы с миссис Уизли… … Она заметила его на другом краю Большого зала, сражающегося с маской. Ей нужно было найти его, нужно было сказать нечто очень важное… Потом все возобновилось. Они вернулись в Хогвартс, тщательно скрывая от всех свои отношения, Гермиона стала старостой, и очень хорошо играла свою роль, чуть ли не каждый день отчитывая Уизли за проделки. Но каждую ночь после отбоя они оставались в гостиной, разговаривали и целовались. Гермиона менялась, что неимоверно нравилось Фреду. Она становилась открытой, уверенной в себе, больше смеялась, но самым забавным было то, что она стала нарушать правила. Такая, казалось бы, правильная Гермиона, которая всю жизнь жила по правилам, стала инициатором создания Отряда Дамблдора, незаконно проводила собрания и даже помогала им с братом создавать проделки, с условием, что применять они их будут только на Амбридж. Эти перемены очень много значили для Фреда. Когда отряд раскрыли, и они с братом решили уйти из школы, он знал, что Гермиона поймет. Но также он понимал и то, что она не из тех, кто уйдет вместе с ними. Она не из тех, кто может оставить друзей в трудную минуту. В последнюю свою ночь в Хогвартсе он как обычно сидел в гостиной с Гермионой. — Герми… мне нужно тебе кое-что сказать, — девушка вопросительно на него взглянула, — я ухожу. Из Хогвартса. — Что? Почему? — Амбридж. Стало невозможно здесь оставаться, и мы с Джорджем поняли, что куда больше пользы принесем в другом месте… — О каком месте ты говоришь? - она недоумевала. — Мы открываем магазин. В Косом переулке. Сейчас всем слишком нужно веселье и смех. Куда больше, чем раньше. Поэтому наша торговля шутихами выходит на новый уровень. В прошлые выходные мы встречались с арендодателем и смотрели помещение. На подготовку уйдет еще пара месяцев, но мы надеемся открыться к середине лета. — Мерлин, Фред! Почему я слышу об этом в первый раз? И вообще, как же экзамены, выпускной? — Герми, учеба всегда была пыткой, а теперь стала просто невыносимой… не представляю, как бы пережил этот год без тебя. К тому же, мы с Джорджем никогда не ставили целью стать великими учеными. Придумывать волшебные приколы — вот наша судьба. А не рассказал я ничего по просьбе Джорджа. Он хотел произвести фурор. На всех, и тебя в том числе. Поэтому учти, что ты все еще ничего не знаешь! Я... просто не мог уехать не попрощавшись… Девушка лишь плотнее прижалась к нему, и тихонько сказала: — Просто береги себя, Уизли… — а потом, уже грустно улыбнувшись, добавила, — можно я помогу обустраивать магазин, когда закончатся экзамены? — Я думал ты и не спросишь, — рассмеялся в ответ Фред. … Путь ей то и дело преграждали пожиратели. Неизвестно, откуда Волан-де-Морт смог набрать такую армию, такое количество приспешников. Должно быть, большинство из них были поражены империусом. Сражаться с ними не хотелось, а уж тем более убивать, поэтому Гермиона на автопилоте использовала давно заученные наизусть защитные и обезоруживающие заклятья… Шестой курс для них обоих тянулся невероятно долго. Для Гермионы — за новыми занятиями и изучением всех возможных книг и заклинаний по защите от темных искусств. Для Фреда — за работой в магазине и придумыванием все новых и новых изобретений для их магазина. Но оба жили письмами, которые писали друг другу чуть ли не каждый день. А еще редкими встречами в Хогсмиде, когда Фреду в выходной удавалось вырваться с работы. После шестого курса впервые они увиделись летом, когда Гермиона за несколько дней до переправки Гарри в Нору появилась на пороге их дома. Никто не ожидал столь раннего прибытия. Девушка была вся в слезах, а плакала она очень редко. Дверь ей открыл именно Фред, по нелепой случайности оказавшийся в Норе на день раньше. Как оказалось, она стерла память своим родителям. Стерла из их жизни и магический мир, и себя саму. Именно тогда Фред влюбился в нее еще больше, хотя уже не понимал, как можно любить эту маленькую сильную девочку еще сильнее. …Молнией она неслась через весь зал, чтобы сказать, что она его любит, чтобы сказать то, чего она еще ни разу ему не говорила, а сейчас боялась, что уже не успеет сказать. Она неслась через весь зал, чтобы сражаться с ним бок о бок. Чтобы в бою ей помогало то, что он рядом с ней, как всё их безумное путешествие ей помогали мысли о нем… А потом она ушла. Просто растворилась в воздухе вместе с Гарри и Роном. Это убило его. Без возможности прикасаться к ней, видеть ее, слышать ее голос… банально, без возможности отправить письмо и получить в ответ, что все хорошо. Тогда он начал вести эфир. Поддерживать дух оппозиционеров в тяжелые времена — такова была официальная причина. На самом же деле Фред просто надеялся, что она его слышит, что она слушает каждую его программу. Для него было вполне достаточно этой связи, этой тонкой ниточки между ними. А в мае поступило сообщение, что оппозиция и Орден Феникса собираются в Хогвартсе. Он понимал, что грядет нечто ужасное, что война достигла своего апогея. Но волновало его лишь одно. Сегодня он узнает, жива она или нет. Сегодня он может вновь увидеть ее, прикоснуться и услышать, как ласково она произносит его имя. В несколько секунд он оказался у Аберфорта и уже через минуту несся по тоннелю в Хогвартс. А там стояла она. Неумолимо прекрасная, смертельно обворожительная. За год разлуки она стала еще красивее, чем была раньше. Их взгляды встретились и то, что каждый из них хранил глубоко в себе во время разлуки, вспыхнуло с новой силой. Было плевать, что на них смотрят. Важно было просто почувствовать такие родные губы на своих губах. Всех повергло в шок их столь радушное приветствие, но уже в следующий миг было решено начать собрание. А дальше все завертелось и закружилось, стало гораздо важнее закончить миссию, но не тогда, когда началась битва... …И вот она рядом с ним. Но словно в замедленной съемке, пожиратель, с которым сражается Фред, произносит непростительное заклятье и посылает в соперника луч зеленого света. И словно в замедленной съемке Гермиона окрикивает Фреда и встает между ним и смертельным лучом. — Я люблю тебя… — успевает выдохнуть она перед тем, как в ее глазах навеки застывает его отражение. Никто не ожидал от нее такого. Никто даже не мог подумать, что она, самая умная ведьма за последнее столетие, может совершить такую глупую, но самоотверженную вещь. Но Гермиона не могла поступить иначе. Не могла, потому что не смогла бы жить без него.