Он видит: попадали зубы из челюсти, И шамкают замки, поместия с пришептом, Все вышиблено, ни единого в целости, И постнику тошно от стука костей. От зубьев пилотов, от флотских трезубцев, От красных зазубрин карпатских зубцов.
Ровное дыхание резко срывается на учащённое, тишина комнаты наполняется беспорядочным бормотанием, отрывками слов и фраз, шуршанием простыней, сбивчивыми попытками сделать или сказать что-то, но… всё затихает вновь. Спок открывает глаза. Он лежит спокойно на смятой постели, а затем судорожно осматривает окружение, совсем не шевелясь. Медленно, будто с опаской спугнуть кого-то, он подносит ладонь к лицу и перебирает пальцами. - Компьютер, время. - Ну, уж я-то точно могу тебе сказать, что ты проспал, - звонкий голос взрывает все естество, и Спок слишком резко поворачивается на звук. Джим сидит на краю кровати, сложив руки на груди, и победоносно улыбается, сияя, как надраенный медный таз. Компьютер приятным женским голосом сообщает, что уже полдень. - Я-таки дожил до момента, когда его величество пунктуальность Спок проспал все будильники, включая свой биологический, - победоносно заключил Кирк. Ухмылка на лице блондина быстро сменилась на слабую улыбку, видя, что собеседник слегка дезориентирован. - Ладно, прости, не хотел будить тебя. Не поверишь, но твоё спящее лицо приносит мне умиротворение. Спок молчал. Он сел на кровати, подавшись ближе к Джиму и разглядывая его почти что по сантиметрам: неуместная растрёпанная копна светлых волос, лучистые глаза цвета городского неба (если верить реестру цветовых наборов в его библиотеке), редкая щетина, морщины от частых неподобающих кривляний, слегка ссутуленная осанка, тёртая и мятая одежда. Деталей было больше, о, их было куда больше, чем нужно подмечать для составления визуального образа в голове, но Джим, Джим - тот, кого хотелось запомнить во всех мелочах и крупицах. Иррациональность этого желания поначалу даже слегка смущала вулканца, но затем это чувство ушло на задний план, и Спок смирился, подмечая каждый день ещё больше нюансов в поведении и облике Джеймса. Кирк слегка прищурился и наклонился вперёд, чудом удерживая равновесие. - Спок, ты меня пугаешь. Что случилось? У меня что-то на лице? Когда все визуальные детали совпадают с отпечатанными в голове, вулканец снова смотрит на ладонь, считает пальцы. Реальность. Он не понимает шуток. - Свет, 50%, - говорит мужчина и поднимается с кровати. Почти год прошёл с мясорубки, которую заварил Хан. Разве можно оправиться от такого? Что ж, его планета и родная мать погибли в мгновение ока, что почти разорвало его на части душевно, однако Спок держался, и считал это необходимым для покоя - хотя бы внешнего. Нет ничего удивительно в потерях и гибели в глубоком космосе, когда не знаешь, чего ожидать, чем защищаться и кого спасать первым. В общем-то, он должен знать, но хочет ли? Да. В изливании душевных терзаний и описании эмоционального состояния уже нет и следа горя или, и того хуже, ненависти. Эти яркие вспышки делают его ничем не лучше самого Хана; жаль, он осознал это поздно, хоть и необходимо. Теперь же… теперь же, объясняясь “просто”, как вечно просил его доктор МакКой, внутри было пусто. Ничего не менялось, ничего не давало сбоя. Словно человеческая часть Спока, во многом иногда способствующая его повышенной эмоциональности, исчезла с концами. И это возвращение к истокам, к которым он некогда то ли стремился, то ли хотел стремиться, не приносило ни утешения, ни удовлетворения. Лишь тревога заставляла коммандера, как бы Джим назвал это, “метаться по углам”, “не находить себе места”, что само по себе глупо, ведь он дитя двух миров, вроде бы, Земля - это единственное оставшееся у него место. Однако. Вулканцы, несмотря на распространённое человеческое мнение об этой расе, много эмоциональнее людей, а эмоции зачастую слишком сильно влияют на решения и действия, что, как показала история, несёт за собой очень плачевные результаты. Разруху, войны, кровь. И смерть. Так почему же, будучи неотрёкшимся, правильным, верным, воспитанным и спокойным, он пережил столько смертей близких? Дорогие люди буквально ускользали из рук, превращая Спока в статую: ничего больше снаружи не волновало его. А потом… там был Джим. Сначала он видел в нём одно лишь ребячество, бунтарство, глупость и комок комплексов. Бесящегося по любому поводу человека, прыгающего выше головы, когда приказано стоять, рвущийся вперёд, когда перед ним пропасть. Он был антиподом всего, за что держался вулканец. И вот же снова реальность: противоположности притягиваются. Джим нёс жизнь, и Спок ожил. Он поддерживал его всем, чем мог, сначала невесомо, а затем даже не осознавая этого. - У тебя жёсткая кровать, Ухура говорила тебе об этом? - Кирк лежал на матрасе, делая звёздочку, и весело мычал себе под нос. Спок изобразил бы “лёгкое раздражение” на своём лице, если бы мог. - Кстати, если ты куда-то собирался, а ты собирался, то лучше начинай медитировать сейчас, иначе опоздаешь. Я не могу быть свидетелем двух невозможных событий в один день, Спок, это слишком большая нагрузка на моё жалкое существование. Медитации не помогали, кстати говоря. Как и благовония, травяные чаи, настойки, транс, гипноз. Когда собственные знания закончились, он обратился к Леонарду, который, казалось, переживал всё в разы хуже, но всё равно продолжал работать в клинике неподалёку от штаба. Тот ворчал, однако интересовался у коллег по поводу тех или иных методик психологического лечения посттравматического синдрома. Спок подозревал, что доктор и сам ими пользовался, ведь в ином случае он бы направил его к специалистам напрямую, отозвавшись своим коронным “я простой хирург, а не мозгоправ”. Вулканец провёл двумя пальцами по переносице. Кирк и Ухура были единственными, кто на корабле мог наблюдать подобное зрелище. Нийота трактовала его как “крайнюю концентрацию”, а Джим - как вулканское “боже, дай мне сил”. И это несмотря на многочисленные замечания Спока о том, что бессмысленно взывать к некоему божеству, даже с учётом того, что он в него мог бы верить, когда в этом нет никакой необходимости. Ох, его капитан был таким упрямым, почти что неприступным в своих решениях. Но Джим всегда слушал Спока. Спорил или контраргументировал, не важно, он слушал его в любом случае, даже если для этого нужно было остановить время. Именно это вулканцу хотелось сделать в тот момент, когда их разделяло стекло с надписью “Высокий уровень радиации”. Чтобы Джим мог сказать больше, как и сам Спок, во многом немногословный, когда речь заходит о личных взаимоотношениях. Чуть больше “Потому что ты мой друг”, чуть больше “Я хочу, чтобы ты знал”, чуть больше касаний и слов. Это нелогично, ведь они и так сказали достаточно, даже если кажется иначе; вместили в отрывки фраз все до единой точки: вопросительные и восклицательные знаки, молчание и взгляды, “Я тоже” и… Коммандер пытается игнорировать мающегося от безделья Джеймса, постоянно попадающегося на глаза в не такой уж и маленькой квартирке. Не замечать его было крайне трудно в любом состоянии. Идея медитации - как уже стало ясно - прошла мимо внутреннего расписания, и вулканец решил спрятаться от нежелательного визитёра в душе. Это из разряда “стратегического отступления”, хотя сбежать от самого себя невозможно. Стянув с затёкших во сне плеч ночную фуфайку, он развернулся и застыл. Кирк стоял прямо перед ним, внимательно вглядываясь в карие глаза. - Ты какой-то странный сегодня. В смысле, не больше обычного, - Джеймс фыркнул и завёл руки за спину, пародируя друга, - но всё-таки. Может, я вчера что-то не то сказал? У меня прямо под лопатками зудит от того, что ты не говоришь мне, чем ты недоволен. Это как-то нелогично. Ты, кстати, похудел. Странно, что я не замечал этого раньше… Блондин протянул к нему руку, пытаясь коснуться ключиц, но Спок сделал шаг назад, намеренно наткнувшись на тумбу ногой. Ловко обогнув капитана, он достигнул входа в душевой отсек. - Ой, да ладно тебе, я же не вшивый, в самом-то деле. Да что с тобой? Джим был зол и от негодования разводил руками в стороны, недоумевая, что не так. Спок хотел бы знать это сам, но, как и было сказано, ничего не давало ответа на данный вопрос. - Я бы попросил вас уйти, капитан, - заговорил вулканец, наконец, и скрылся внутри ванной, включив воду. - Раз ты так просишь, - бесцветно отозвался Джеймс. Минуты три ничто не нарушало его покоя; звук льющейся воды не прерывался беспорядочными репликами или шутками, четыре давящих стены не казались ещё теснее от внезапно ворвавшегося туда капитана, кричащего “Спок, это важно, клянусь!”. Люди не особо любили соблюдать личное пространство, а уж у Кирка и без того на всё было своё мнение. Пусть раздражающий поначалу, он вносил свою лепту в его жизнь, став неотъемлемой её частью за критически малое время. Не то чтобы вулканские ритуалы “дружбы” и “взаимоотношений”, сводящиеся к обыкновенному союзу и договорённостям, занимали хоть какое-то время для развития: Споку было важно время, проведённое на Энтерпрайзе. Проведённое с Джимом. С момента стычки с Ханом он не был на корабле ни разу, даже если тот готов к эксплуатации. Он всё боялся - да, бежал от примитивного чувства - что снова окажется в этой давящей тишине, смотря, как жизнь покидает Кирка. Воет тревога, экипаж молчит. И только нарастающий гнев боем барабанов поднимается всё выше к глотке, обжигая гортань и язык. Вырывается криком. Ненавистью! Злостью! Яростью! Агонией!.. Которая позже затухнет в мгновение и опустит с головой в чёрный омут печали. Спок резко выключает воду и прислушивается. Ничего. Ничего, ничего не слышно. Коммандер сначала осторожно выглядывает из ванной, а затем делает несколько быстрых шагов до середины комнаты, оглядывается. Пусто. Он сглатывает комок в горле, всё ещё сканируя комнату на предмет посторонних. Выдох - облегчение, вдох - сожаление. Его нет. - Кого-то потерял? Спок резко втягивает ноздрями воздух и поворачивает голову. Джим стоит рядом, засунув руки в карманы брюк. Кирк смотрит на своего друга без тени сарказма, юмора или чего-либо ещё. Он просто здесь. Выдох - беспокойство, вдох - осознание. Он есть. Вулканцы практикуют разные типы медитаций, но для всех них неотъемлемой частью являются дыхательные упражнения. В этот момент все они будто бы исчезли из головы коммандера, оставляя хаос в мыслях. Спок дышит редко и тяжело, смотря на Джима, такого уравновешенного и спокойного. Как он может жить после такого? После такой трагедии и травмы? Как он может стоять здесь, вот просто так. Стоять и смотреть на него. - Да-да, знаю, ты сказал… - Джим отвёл взгляд и издал нервный смешок, - слушай, я не против, но, может, ты накинешь что-нибудь? Вулканец вздёрнул брови, ещё раз осмотрел комнату. Снова наткнулся взглядом на Джима. Вперился в его глаза своими. - Это мой дом, капитан, и я в полной мере имею право находиться в его пределах в каком-либо удобном для меня обличии. А вот вы здесь - нежеланный гость, - говорит он чётко, прямо Кирку в глаза, словно они могут миновать его, если он повернётся хоть на секунду; говорит это всё зачем-то и удаляется, чтобы одеться. Из соседней комнаты он слышит, как капитан Энтерпрайза, словно маленький ребёнок, коим он, наверное, и являлся, сотрясает воздух радостным вскриком и, кажется, даже подпрыгивает в воздух. - Есть контакт! - кричит он и тут же затыкается, бесстыже улыбаясь и пряча руки за спиной. - Прошу вас, тише, ка-... - Спок осёкся. Раздаётся звук дверного звонка. Или, как бы описал это Джим, скривившийся в ту же минуту, “трель из загробного мира”, но вулканцу всё равно. Это просто сигнал, зачем он должен быть приятным или нет? Впрочем, по какой-то невероятной причине именно сейчас Спок солидарен с капитаном в мнении о раздражительности мелодии данного уведомления. На что сама мелодия отзывается неприятной повторной трелью. Стоит открыть дверь, пока у Джима не случилось истеричное закатывание глаз. Перед взором вулканца предстаёт зрелище из уставшего доктора МакКоя. В общем-то, он всегда уставший, такая у него работа, но их капитан определённо считал, что эта “черта” - “визитная карточка” Леонарда, и без неё тот не мог покинуть пределов своей кровати, если он до неё доходил после смены. Прошло много времени с момента крушения Энтерпрайз, но вид судового доктора стал только хуже, как и его речь, и поведение. Он заметно осунулся, побледнел, круги под его глазами достигли максимального радиуса и оттенка чёрного. Голос сел, да и его интонация… потеряла всякую жизненность, если сравнивать с предшествующим этому состоянию Леонардом. Едва ли Споку было лучше. Бесполезно сравнивать два одинаковых горя двух разных людей. - Ты что, спишь на ходу? - сразу с порога начал злиться МакКой. - Неужели Ухура не может отпустить тебя хотя бы на пять минут? - Лейтенанта здесь нет, доктор. Прошу прощения за ожидание, мне нужно было одеться. - Одеться? В такой час?.. - Леонард видимо напрягся, пытаясь заглянуть за спину Спока, где зияла пустота и все признаки синдрома обсессивно-компульсивного расстройства. Коммандер вздёрнул брови, подозревая нарастающее и без того беспокойство доктора. МакКой сощурился и перевёл взгляд на Спока. - Мне показалось… ах, не важно. Плохо спишь? Принимаешь лекарства, что я тебе выписал? Больше… не было ничего необычного? - забормотал он, доставая из внутреннего кармана куртки бумажный конверт. - Благодарю за беспокойство, но я в полном порядке, Леонард, и поддерживаю выписанную тобой медикаментозную терапию. МакКой тут же расслабился, закатив глаза на типичный Споковский говор, и протянул вулканцу конверт. - Ты хотел, чтобы я прочёл. Решил, что лучше занести лично. И… я там добавил кое-чего. Ты же помнишь, что это сегодня? - Леонард инстинктивно поморщился, сложив руки на груди. - Вы могли… - “отправить его в электронном виде” хотел сказать он, но вовремя себя одёрнул. Ах да, людские привычки, людские эмоции. Он пришёл, потому что ему это важно. Это личное. Спок ценит это так, как бы это сделал Джим. - Спасибо, доктор. - Увидимся. - До встречи. Спок вежливо ждёт, пока МакКой пройдёт по коридору чуть дальше, чем следует, прежде чем закрыть автоматические двери касанием пальцев о панель. - Хэй, слушай, ты же ведь уже два дня не принимал таблетки, - внезапно возник Кирк, выскочив из ванной, где тот предположительно и прятался. - Зачем ты соврал Боунсу? Решил пойти по стопам борцов с диктаторской медициной доктора Леонарда МакКоя? Вулканец осторожно разворачивает бумагу, вглядываясь в неаккуратные пометки поверх печатных букв. - Равняюсь на вас, капитан, - бесцветно отвечает он и, зацепившись за какую-то строку в тексте, резко отрывает взгляд от бумаги и смотрит на Джима, беззаботно подбрасывающего в руке флакон с таблетками. Он… печально улыбается и смотрит на Спока, будто видит в нём что-то ещё. Будто понимает нечто такое, не доходящее до самого вулканца никаким образом. Кирк отлепляется от стены, небрежно кидает баночку на тумбу, с которой та благополучно скатывается на пол, и медленно подходит к Споку. Кладёт руку на его запястье, сжимает пальцами, прощупывая пульс. Проходят секунды. Улыбка не сходит с его губ. Глаза у Джима светятся - это никак иначе не объяснишь - чем-то успокаивающим. Он просто смотрит на него, и в груди становится тепло, умиротворяюще. Капитан опускает с нажимом руку Спока с бумагой вниз, а второй своей ладонью осторожно, медленно прикасается к почти голой шее вулканца. Не сжимает, не проводит пальцами, просто кладёт ладонь на зеленоватую кожу, пытаясь придать своим словам нечто большее, чем просто звук, “ощущение реальности”. - Ты лучше меня, - говорит Джим. - Ты единственный, Спок, исключительный, но не один. Ты не одинок, понимаешь? Ты не одинок. Спок прикрывает глаза, оставаясь неподвижно в этой странной идиллии прикосновений. Побыть вот так ещё немного. Странно, безобоснованно, но нужно. - Да, капитан, - вторит он тихо.***
День выдался на удивление солнечный. Собравшиеся офицеры Звёздного Флота невольно щурились даже под козырьками фуражек и опускали взгляд как можно ниже, только бы не страдать от такого яркого света. Вот же ироничная погода: всегда настанет, когда не надо. Церемония была большой, не то чтобы огромной, но в придачу к вышестоящим чинам и студентам старших курсов из Академии здесь точно расположился весь выживший экипаж Энтерпрайза в полном составе. Среди них был и хмурый МакКой, побрившийся и выпивший литра так три кофе, но всем своим видом всё равно выдающий бессонницу и раздражение к жизни. Рядом с ним сидела Ухура, почему-то всё никак не находящая себе место. Она нервно переводила взгляд со Спока, стоявшего на платформе у кафедры, куда-то вправо, на пустое место. Чехов и вовсе не мог смотреть никуда, кроме своих коленок, даже при попытках Сулу приободрить его. Скотти затерялся в толпе, то ли не пожелав, то ли не успев присоединиться к товарищам в первых рядах. После нескольких вступительных слов некий генерал, какая разница, как его зовут, передал право говорить Споку. Тот медленно встал на место вещателя и окинул бесцветным взглядом скопление из людей и инопланетян, ожидающих его слов. Что же он скажет? Что-то важное? Приободряющее? Сколько времени прошло после трагедии, но они восстановились, воспрянули духом и живут дальше. Так… логично. Так правильно. Что толку говорить что-то ещё. Джеймс стоял позади Спока, выпрямившись и стараясь казаться как можно важнее. Хотя куда уж, он ведь и так капитан знаменитого Звездолёта Энтерпрайз, спасающего невинные души и сражающегося за самое важное в этом мире: честь и веру в будущее. - Мы собрались здесь сегодня в честь церемонии крещения Звездолёта Энтерпрайз, чтобы почтить память тех, кто пожертвовал своими жизнями почти год назад во время его крушения. Несмотря на пережитое потрясение, мы получили бесценный опыт и осознание того, что наука несёт в себе не только открытие новых горизонтов для нынешнего мира, но и опасность. Однако, я, от лица экипажа Звездолёта Энтерпрайз, заявляю, что это не помешает нашей миссии изучения неизведанного и защиты тех, кто сам защитить себя не в силах. Капитан Джеймс Т. Кирк, - он сделал паузу и слегка обернулся назад, где всё ещё стоял Джим, практически засветившийся от упоминании своего имени, - как никто другой доказал нам всем важность этого задания. Мне выпала честь знать его не только как капитана, но и как друга, верного товарища, готового на всё ради своих подчинённых и родных. Капитан Пайк, передавший ему корабль, видел в капитане Кирке больше, чем просто офицера Звёздного Флота, он видел в нём надежду, светоч, за которым последуют другие. Наряду со всеми погибшими простимся с погибшим капитаном Кристофером Пайком… Несколько офицеров перед платформой отточенными движениями складывают белый флаг, а первые ряды, несмотря на палящее солнце, гордо вскидывают головы. Спок делает паузу. И внезапно продолжает. - … и капитаном Джеймсом Т. Кирком, без которого бы всех нас здесь сейчас не было. Джим позади Спока улыбается, отдавая честь.Он двинуться хочет, не может проснуться, Не может, засунутый в сон на засов.