***
Бладу неоткуда было знать, что в этот же миг за многие мили от Порт-Ройяла, в Сантьяго-де-Куба, дон Мигель де Эспиноса, бывший адмирал, ныне узник крепости дель Морро, вскинулся на своей убогой постели, пробудившись от необычайно яркого сна. …Он победитель! И наконец-то ненавистный враг в его руках! С того самого дня, когда его настигла весть о гибели Диего, де Эспиноса представлял, как поступит с «доном Педро Сангре». Выстрел из пушки, разрывающий тело проклятого пирата на куски — только так могла свершиться месть. Однако теперь ему эта смерть кажется слишком быстрой, и он меняет решение, приказав привязать пленника к носовому свесу «Милагросы», затем велит идти в бейдевинде, хотя этот курс уводит их от Эспаньолы. Галеон борется с ветром, а де Эспиноса стоит на баке, забыв об отдыхе и не обращая внимания на окатывающие его брызги. Через несколько часов Блад все еще жив, вызывая у него странную смесь чувств своем упрямством. Раздражение, удивление и… нечто еще, трудноуловимое, но беспокоящее его. В какой-то момент он даже ловит себя на том, что задерживает дыхание, когда на «Милагросу» накатывает волна, и недовольно сводит брови. Впрочем, небо затягивают облака, и надвигающийся шторм непременно прикончит пленника. Нос галеона вновь вздымается, и де Эспиноса видит, что Блад больше не двигается. — Все кончено, сеньор адмирал. Какие будут распоряжения? — в голосе подошедшего к нему старшего офицера «Милагросы» сквозит нетерпение. Дон Мигель медлит. Он хорошо понимает, что теньента тревожит курс, ведущий чуть ли не на Ямайку, что команда измотана боем и многочасовым лавированием. Но, не отрывая взгляда от Блада, он ждет, что тот шевельнется, и даже мысленно требует: «Ты! Подними голову, дьявол тебя разрази!» И опутанное канатами тело дергается, выгибается в мучительной судороге… …Бладу неоткуда знать еще и то, что сон дона Мигеля длится чуть дольше. На один вздох. На один удар сердца. На миг, чтобы отдать приказ: — Поворот фордевинд. Отвязать его. Де Эспиноса встряхнул головой. Должно быть видение послано самим Дьяволом — чтобы терзать его, ведь пробуждаясь, он действительно верил, что победил. И вновь воспоминания об унизительном поражении нахлынули на него… …Они подобрали с десяток человек из команды «Гидальго», цеплявшихся за обломки галеона. Переполненные шлюпки отошли уже на несколько кабельтовых, когда воздух сотряс орудийный залп. Дон Мигель, отрешенно сидевший на корме, вскинул голову: корабль с алым корпусом, некогда носивший имя «Синко Льягас», только что разрядил по «Милагросе» свои пушки, и теперь разворачивался, беря курс к югу. И, глядя, как его «Милагроса», все сильнее кренясь на левый борт, погружается в воду, адмирал де Эспиноса будто умер. Вечером их заметили с «Сан-Хосе» — галеона, шедшего в Сантьяго-де-Куба. Оказавшись на его борту, спасенные благодарили Небеса и давали обеты, а де Эспиносе было все равно — идет ли корабль на Кубу или в Преисподнюю. Вскоре после прибытия в Сантьяго-де-Куба его арестовали и препроводили в крепость дель Морро. Де Эспиноса с удивляющим его самого безразличием отнесся к тому, что судить его будут за государственную измену. Суд тянулся до февраля следующего, 1689 года, и с каждым заседанием дону Мигелю становилось все очевиднее, что приговор был вынесен еще до начала процесса. Он молча и не пытаясь оправдаться, выслушивал обвинения — как справедливые, так и нелепые. И только когда ему поставили в вину пиратские действия против Англии, «страны, с которой Испания заключила Пиренейский мир», усмехнулся уголком рта. С тем же безразличием он выслушал и свой приговор: «… дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, за многократные и тяжкие преступления против Короны… приговаривается к отсечению головы…» Приговор должны были привести в исполнение во внутреннем дворе крепости. Накануне казни дона Мигеля навестил священник-доминиканец. Неизвестно, каких откровений ожидал святой отец — о черных ли мессах и поклонении Нечистому или о зарытых где-то сокровищах, но он был весьма раздосадован краткой исповедью узника, и усомнился в том, что тот полностью очистил свою душу перед встречей со Всевышним. И дон Мигель вновь усмехнулся: в его душе была страшная, выжженная пустота… На следующее утро дона Мигеля в сопровождении конвоя вывели во двор. На грубо сколоченном эшафоте его ждали давешний доминиканец, комендант и глашатай со свитком в руках. Там же находился и палач, с закрытым капюшоном лицом, который ногтем пробовал лезвие топора. Возле эшафота собралась небольшая толпа — в основном солдаты и офицеры крепости и несколько богато одетых горожан, вероятно, заплативших коменданту за возможность взглянуть на казнь знатного сеньора. Свет встающего солнца ударил по глазам, и дон Мигель на мгновение зажмурился, а затем твердым шагом взошел на эшафот. «Диего, осталось совсем недолго». Он поискал взглядом в толпе Эстебана, не нашел и слегка пожал плечами. — Постарайся сделать все с первого раза, дружище. Я спешу, — сказал он, обернувшись к палачу. Он и в самом деле хотел как можно быстрее очутиться в милосердном небытии. — Не извольте беспокоиться, сеньор, — прогудел тот, — будет исполнено в лучшем виде. Дон Мигель кивнул. Он не позволил солдатам конвоя прикоснуться к себе и сам опустился перед плахой на колени. И еще раз обвел взглядом людей, пришедших взглянуть на его последний миг. В их лицах нетерпеливое ожидание мешалось с каким-то гнусным вожделением. Поморщившись, он глубоко вдохнул прохладный воздух раннего утра и положил голову в углубление плахи, необыкновенно остро ощущая щекой шероховатость темного от времени и въевшейся крови дерева. Священник неразборчиво забормотал слова молитвы, и дон Мигель, усилием воли подавив взвившийся в нем ужас — ужас тела, не желающего умирать, попытался представить Диего — таким, каким тот запомнился ему в их последнюю встречу. «Я иду к тебе, брат…» И тут что-то произошло. Толпа ахнула, а дон Мигель, не веря своим ушам, услышал гнусавый голос глашатая, объявлявшего, что по велению всемилостивейшего короля Карлоса, казнь заменяется бессрочным заключением в крепости дель Морро. Зачем человеку, который уже шагнул за грань, жизнь?! Впрочем, недоумение быстро уступило место бешеному гневу. Какого черта! Кому-то из его недругов понадобился этот фарс с казнью, чтобы еще больше унизить его, ведь королевский указ подписан не сегодня! Поднимаясь на ноги, он с такой яростью глянул на коменданта, что тот съежился и склонился в подобострастном поклоне: — Прошу вас, дон Мигель, — выпрямившись, комендант показал рукой в сторону ворот башни, из которых де Эспиносу вывели всего лишь полчаса назад.***
Дон Мигель встал с узкой кровати и прошелся по камере. Со дня несостоявшейся казни прошло почти три месяца, показавшихся ему вечностью. Он тяжко прогневил Творца: что может быть хуже заточения в тюрьме, в ожидании, когда же придет избавительница-смерть? Адмирал, проигравший свое самое важное сражение, мужчина, который оказался не в состоянии отомстить за брата. Да еще этот сон… И даже во сне он не смог убить Питера Блада! Почему? Неужто он настолько свыкся с наличием у него заклятого врага, что не пожелал расстаться с ним? Или внезапно преисполнился добродетелью всепрощения? «Возлюби врага своего…» Он саркастически хмыкнул: должно быть, заключение уже пагубно действует на его рассудок. «…ибо враг твой и ты есть одно…» — возникли в голове неожиданные слова. Что за бессмыслица? Он не помнил такого в тексте Писания! И в конце концов, это же был только сон, пусть и поразительно связный. Дьявольские козни. А наяву разве он колебался бы хоть миг, прежде чем прикончить Блада? Однако в глубине души де Эспиноса вновь ощутил тень непонятной неуверенности, что встревожила его и во сне. К дьяволу! Если он начнет размышлять еще и об этом… Де Эспиноса взглянул на узкое зарешеченное оконце. Из него не видно море, он лишь слышал неумолчный шум волн. И ему вдруг страстно, до клокочущего в горле рыка, захотелось вырваться на свободу. Снова ощущать палубу под ногами, и чтобы ветер бил в лицо. Снова… жить! Затем он горько усмехнулся: что проку в пустых мечтах. Единственное что у него осталось — время. Ему предстоит провести в этой камере много времени, вероятно, — долгие годы, так что как раз возможности поразмышлять у него будет предостаточно. В том числе — и о природе странных сновидений…***
Мадрид, полгода спустя — Вы уверены в целесообразности освобождения для дона Мигеля де Эспиносы, ваше величество? — дон Хуан де ла Серда, герцог Мединасели**, пристально смотрел на короля. В руках дон Хуан держал бордовый сафьяновый портфель с важными документами, подготовленными к подписи. Но всесильному валидо было сейчас не до них. Он едва сдерживал раздражение: его усилия, направленные на то, чтобы свалить адмирала де Эспиносу, грозили пойти прахом. Немногим более года назад к нему обратился маркиз де Риконете*** с просьбой помочь в одном щекотливом вопросе: маркиза крайне удручало, что флотом его величества в Карибском море командует адмирал де Эспиноса. Казалось, что за дело королевскому фавориту до адмирала, находящегося за многие лиги от Мадрида? Однако финансовое положение де ла Серды оставляло желать лучшего, и когда маркиз намекнул, что ему есть, чем отблагодарить дона Хуана за содействие, тот согласился использовать свое влияние на слабого умом и волей монарха. У де Риконете были личные мотивы ненавидеть дона Мигеля, а интерес дона Хуана подогревался уязвленным самолюбием: уж слишком Карлос Второй благоволил к роду де Эспиноса. И задуманное почти удалось. Неожиданно король заупрямился, противясь казни бывшего адмирала, а сегодня и вовсе — вызвал фаворита, чтобы сообщить о своем намерении освободить де Эспиносу. Обескураживающая новость! Карлос будто не слышал его, и дон Хуан проявил нетерпение: — Ваше величество? — По…вее-ливаааю… — промямлил король и замолк; из уголка его рта потянулась ниточка слюны. Дон Хуан подавил рвотный позыв и принялся разглядывать фрески, в изобилии украшающие стены полутемных королевских покоев. Повисла пауза. Казалось, король тоже разглядывал нечто, впрочем — недоступное для зрения де ла Серды. — Достаточно того, что ему сохранили жизнь, — вновь вкрадчиво заговорил дон Хуан. — Можно смягчить условия его заключения, но освобождение… Позволю себе заметить, что это было бы недальновидно. Его прошлые победы не могут искупить череду катастрофичных промахов последних лет. Сколько он потерял кораблей… В маленьких глазках Карлоса зажегся тусклый упрямый огонек. Он властным жестом остановил фаворита. Дон Хуан с досадой закусил губу: неужели все хуже, чем он предполагал? Однако лицо короля вновь приобрело отсутствующее выражение, а рука упала на подлокотник кресла, как будто его силы были полностью исчерпаны этим проявлением воли. И дон Хуан счел возможным продолжить борьбу: — Я лишь прошу ваше величество не подписывать указ немедленно, а вернуться к данному вопросу… завтра. Или на днях. Король не отвечал, и доном Хуаном овладело смутное беспокойство. Уж не совершил ли он ошибку, впутавшись в интригу маркиза де Риконете? — Как будет угодно вашему величеству, — помолчав, нарочито равнодушно проговорил он и попятился к дверям. Аккуратно притворив за собой двери, он дал наконец волю ярости, швырнув портфель под ноги какому-то расфуфыренному юнцу. Юнец отпрянул и поспешил убраться прочь, страшась гнева королевского валидо. А дон Хуан долго стоял посреди галереи, мысленно проклиная честолюбие де Риконете и королевские капризы. Затем, немного успокоившись, он пришел к выводу, что шансы все еще есть. Он не будет торопиться с подготовкой указа. Вполне вероятно, назавтра Карлос позабудет про свой странный порыв. В последнее время такое случалось все чаще, и это давало де ла Серде определенную надежду. Дон Мигель де Эспиноса может и не дожить до дня освобождения. В своем последнем письме комендант крепости дель Морро сообщал, что здоровье узника пошатнулось. Жернова королевского правосудия мелют медленно, и дон Хуан пообещал себе сделать все, от него зависящее, чтобы еще более замедлить их ход… ____________________________________________________________________ *Santa Virgen de los Milagros. Автор предполагает, что на носу галеона вполне могла быть установлена скульптура, изображающая Деву Марию **Хуан Франсиско де ла Серда с 1680 г. возглавлял правительство короля Карла II в качестве его избранного фаворита (вали́до). После провала своих политических начинаний ушёл в отставку. Авторским произволом срок его правления продлен до 1689 года. ***маркиз де Риконете — персонаж «Удач капитана Блада», командующий испанским флотом в Карибском море, вероятно — вследствие опалы дона Мигеля.