***
Время близилось к полудню, когда отряд Векслера во всеоружии появился на вокзальном перроне. Командир построил своих людей в шеренгу: двенадцать человек, все опытные, проверенные бойцы, не раз бывавшие в рейдах. Каждый облачен в спецкостюм, затягивающий человека с ног до головы: кевлар с кольчужной подбойкой, неподдающейся зубам и когтям гнилушек. У каждого огнестрельное оружие и ПЭВ-4, с чьей-то легкой руки названный парализатором. ПЭВ-4 генерировал сильнейший разряд, на несколько минут дестабилизирующий двигательную систему гнила. Подобное оружие было необходимо, чтобы оставить жертву «в живых», не прерывая того посмертного состояния, в котором она находилась. Захватить гнила живьем требовалось, когда было совершенно очевидно, что тот являлся носителем «адаманта» — твердого светящегося образования в области головы. «Адаманты» работали как батарейки. Они бесконечно производили энергию, но только пока гнил функционировал. Что интересно, стоило вынуть адамант из тела, как он становился бесполезной, хоть и красивой безделушкой. И говорить не надо, что адамантовые гнилы надолго становились желанными гостями в Центре. Они непрестанно вырабатывали энергию, а самый крупный из них, «Глаз Уэллса», заменял собой небольшой ядерный реактор. Каждый охотник мечтал добыть свой живой адамант. Кроме Векслера. Не нравилась ему идея тащить того, кто когда-то был человеком, а нынче извращением судьбы превращен в ходячий труп, в тесные клетки под Центром. Чтобы проводники впивались ему в органы и сосали энергию, подавая ее наверх. Векслер предпочитал думать о том, что ни разу он не потерял бойца, всегда полностью зачищал территории — так, что те в итоге выглядели совсем как до эпидемии. Отряд ожидал в молчании, хотя говорить не запрещалось. Каждый настраивался на охоту. Перрон пустовал, теплый ветерок ранней весны гнал по нему обрывки мусора. Над вокзалом разливалась тишина. В городе гнилов почти не осталось. С периферии они забрести не могли, разве что какой-то бедолага съел зараженки и обратился. Послышались звуки приближающегося поезда. Это был «Чистильщик-3» — модифицированный тепловоз, работающий на движке из двух адамантовых гнилов, после того, как с ним повозились ученые из Центра. «Чистильщик-3», тяжело громыхая, подтащил к перрону черный с белесым, словно покрытый окалиной, вагон. Еще он не остановился, а из дверей начали выпрыгивать радостные, разгоряченные спиртным люди. Отряд Мэддисона. Никакой дисциплины, сплошная бравада. Горячие головы. Систематические потери, но и результаты налицо. Мэддисон пер напролом, частенько оставляя за спиной недобитки, никогда не заботился о безопасности, но проходил в несколько раз больший путь, чем Векслер. Мэддисон спрыгнул на перрон последним. Атлетически сложенный, с красивым лицом, черными, очень коротко стрижеными волосами и серыми, постоянно смеющимися глазами. Воплощение духа своего отряда. — От наших вашим! — помахал он рукой. — Салют! — Принимаем, — откликнулся Векслер. — Как прошло? — Четыре с камушками! — не скромничая, похвалился Мэддисон. — Братва праздновала. «Ну, раз уж праздновала, значит, никто не погиб», — подумал Векслер и сказал: — Ладно, удачи. Мэддисон задержался, взглянул на Векслера. — Вам придется подождать, — он нервно хохотнул. — Сейчас умники выгрузят наши трофеи, тогда поедете. Удачи там, может, добудете свои камни сегодня. И осторожнее там, у нас один надышался зараженки и обратился. Прибили на месте. — Ладно, — повторил Векслер, поморщившись. — Спасибо за совет. Отряд! — повернулся он к своим парням. — В вагон. — Восточным я вас не повезу, там путь разворотило, — сказал из своей клетки машинист, седой старик с шикарными усами. — Поедем через юг и юго-восток. Это немного дольше. Векслер пожал плечами. Они уже потеряли полчаса, пока ученые выгрузили клетку с адамантовыми гнилами. Но ничего не поделаешь, и он сказал: — Ты только довези нас, отец, не рассыпь по дороге.***
Они кричали, кричали человеческими голосами, и сквозь этот безумный крик боли можно было различить слова. «Помогите... спасите нас... нам больно». Векслер проснулся от нехватки воздуха. Смирил участившееся дыхание, успокоил сердце. Ему на миг показалось, что там, в темноте комнаты, кто-то есть. Пустяки, просто паническая атака. В его возрасте это бывает. Это просто шумит кондиционер, это просто гудит сервер, просчитывая задачи, которые он же сам задал компьютеру вечером. Векслер поднялся, прошел в ванную комнату. Поглядел на себя в зеркало: усталое смуглое лицо с настороженными темными, почти черными, глазами. Плотно сжатые губы. Словно и не со сна, будто не спал вовсе, а был снова там. Только видел гораздо больше. Конечно, его отряд не достиг счета Мэддисона. Сто восемьдесят четыре, включая детей. И они не нашли адамантов. Хотя как не нашли... Он сам встретил, камушек был крупным, Векслер и другие заметили гнила метров за двадцать, охотники уже начали доставать парализаторы, как Векслер выстрелил. Ему тогда никто ничего не сказал, только смотрели с удивлением, а потом отводили взгляды. Один из бойцов подошел, спросил: «Зачем?». А ответа не было, даже для себя Векслер его не нашел. Настроение в отряде сразу спало, по приказу держали дистанцию, стреляли, отсчитывая интервалы; не лезли в самую толпу с пилами, огнеметами и ножами. На обратном пути Мартинес сказал, что уйдет к Мэддисону, мол, у того свобода и веселье. И добыча. И обратившиеся, хотел сказать Векслер, но промолчал. Каждый имеет право сам выбирать свою судьбу. Веселье. Теперь они употребляют это слово для вылазок. Они позабыли, да и он сам тоже едва помнил времена смертельно опасных чисток: гнилых в двадцать раз больше, а оборудование и в подметки нынешнему не годится. Жертвы случаются чаще, и никто не знает точно, вернется ли домой после очередной чистки. Все мечтают, чтобы когда-нибудь это закончилось. Когда-нибудь, когда гнилов станет не миллионы, а тысячи или даже сотни. Мечта сбылась, и теперь его ребята мечтали о другом. О том, чтобы твари подольше не кончались. Ведь это так весело — выстрелить в гнила в упор и посмотреть, как оторвет ему руку. Потом кто-то придумал использовать циркулярные пилы. Вот когда началась забава. Они начали ловить адамантовых и получать за это бонусы у ученых: кому лишняя порция свежих овощей, кому электричество и вода не по норме, а как понадобится, самым везучим — новый прототип оружия первому. Когда наступила эпидемия, им повезло. Им, сотрудникам Центра, который тогда назывался Научно-исследовательским Центром имени Смита. Да, кажется, Смита. Или Уайта. Или Блэка. Какая теперь разница? Тут, по счастью, оказалась замкнутая система очистки воды и свои продукты питания. Как только был зафиксирован первый случай заражения, наступил карантин. Ни входить, ни выходить было нельзя. Таким образом в Центре и сохранилась жизнь. В остальном же мире болезнь распространялась мгновенно, через пищу и воду. Стоило инфецированному прикоснуться хоть к кусочку, как тот становился «зараженкой». Бедолага, съевший, потрогавший ее, даже понюхавший, обращался в течение нескольких часов. Сначала кашель, слабость, сильная сонливость, сон, настолько глубокий, что похож на смерть. Потом... и сама она? Этого исследователям выяснить не удалось, потому что процессы обычной жизнедеятельности менялись, плавно переходя в процессы иные. Повышение температуры до пятидесяти градусов, частичная денатурация белка, затем — резкий спад температуры. Разложение головного мозга в вещество, по составу напоминающее белковую кашу. Какие процессы шли в ней, что управляло дальнейшими действиями новорожденной гнилушки — в этом наука тоже пока не разобралась. Единственное было ясно — гнил уже не человек, и его следует уничтожить, чтобы не плодить зараженку. А лучше использовать, как делали с адамантовыми. Векслеру раньше приходилось держать в руках оружие. Он умел стрелять. А потом оказалось, что он умеет командовать. И его сделали одним из первых командиров отряда зачистки и поимки. Только вот с поимкой дело не шло. — Милый, все в порядке? — жена проснулась и, не обнаружив рядом мужа, позвала его. — Ты где? — Я здесь, дорогая, — откликнулся он. — Сейчас вернусь. — Не спится? — Нет, просто вспомнил кое-что важное. — Важное? Среди ночи? — удивилась жена. — Да, но теперь все в порядке, — сказал он, возвращаясь к кровати. — Спи. Векслер лег рядом с женой, обнял ее. Она замурлыкала в полудреме. Его же глаза были широко раскрыты. Он ведь никогда не прислушивался, действительно ли крики гнилов похожи на человеческую речь?***
— Что? — Векслер не поверил своим ушам. — Что слышал, — ехидно ухмыляясь, сказал Мэддисон. — Твой отряд расформировывают. В комнате отдыха стало тихо. До того все занимались своими делами, а теперь смотрели только на этих двоих. — Но как? Почему? — Векслер отложил книгу. — За ненадобностью, — ответил Мэддисон. — Центру нужны адаманты куда больше, чем избавление города от заразы. И мое личное мнение совпало с мнением руководства. Твой отряд не справляется со своей задачей. По вине командира. Векслер мог ожидать от руководства чего угодно, но это был удар ниже пояса. Его отряд, его детище. Четко сработавшиеся вместе бойцы, как смазанные шестеренки в безупречно работающем механизме. Зачем понадобилось все уничтожать? Разве не хотели ученые вернуть старый мир, без этой чудовищной болезни? Что такого давал им этот адамант? Мэддисон следил за реакцией Векслера с ухмылкой. С гадкой ухмылкой. — Послушай, друг, — сказал он. — Не расстраивайся ты так. Тебя же не отстраняют совсем. Я подсуетился и подал прошение. Ты можешь продолжать делать свою работу... — Спасибо! — горячо воскликнул Векслер, поднимаясь. На миг он решил, что Мэддисон заступился за него. — Да, — продолжал тот. — Делать свою работу под моим непосредственным началом. Векслер онемел. Непонимание и ощущение неправильности происходящего швырнуло его обратно на стул. Мысли путались. Плевать ему было на такой подлый и неблагодарный поступок, он просто пытался представить себе то, что произойдет с миром, в котором он родился и жил, в будущем. Потребность ученых в адаманте, новом источнике энергии, уже привела к указаниям снизить темпы уничтожения гнилов. Напротив, основной задачей становился поиск и доставка тех, что были полезны. А что, если?.. Что если ученые будут заинтересованы в распространении заражения, ведь так адамантов будет больше?***
— Итак, братва, начальство поручает нам захватить здание аэропорта, на все про все у нас чуть меньше суток. Мэддисон вещал, сидя на том, что осталось от скамьи в зале ожидания. Его бойцы стояли вокруг, внимали, а Векслер остался чуть поодаль, но отлично все слышал. — Когда началась эта байда с вирусняком, все повалили из города. Аэропорт был переполнен. Район пока не подвергался зачистке, так что гнилов должно быть много, — продолжал Мэддисон инструктаж. — Повеселиться будет где. Векслер уже ознакомился с ситуацией, и сделал он это раньше своего нового начальника. Западный аэропорт города обещал быть рассадником заражения. Туда их люди еще не совались. — Командир, — приподнял он руку, — разрешите обратиться. Люди обернулись и расступились, так что между ним и Мэддисоном образовалось свободное пространство. — Дай поясню, Векс, — сказал Мэддисон, улыбаясь. — «Командир», «разрешите обратиться» — все это было в твоем отряде. Здесь у нас проще. Если есть вопросы, задавай, не стесняйся. — Хорошо. Хотелось бы узнать детали плана. Как ты собираешься брать аэропорт? Какая тактика? У кого какие роли? Люди зашумели смешками, на лицах появились снисходительные улыбки. — Тактика самая простая, Векс. Заходим и убиваем всех пустых гнилов. Хватаем адамантовых. И все. Бойцы одобрительно зашумели. — А что, если их будет слишком много? — спросил Векслер. — Как мы будем проверять их на наличие адаманта? Не лучше ли выработать план? — У нас не так много времени, чтобы тратить его на ерунду, — ответил Мэддисон. — Ерунду? — удивился Векслер. Он опустил руки, до этого сложенные на груди, распрямился. — Ты называешь тактику ерундой? Я пять лет вожу отряды на зачистки и ни разу не потерял ни одного бойца. — Ты осторожничаешь, Векс, и от этого результатом ты похвастаться не можешь. Ни одной потери? Ни одного адаманта. Так правильнее, — Мэддисон ухмыльнулся. — Если боишься, можешь остаться дома. Отряд грохнул хохотом. В вагоне Векслер молчал. Да, ему не приходилось раньше захватывать гнилов. Только убивать. А вот отряд Мэддисона всегда находит адамантовых. И как в этом случае он, Векслер, поведет себя? Что на прошлой вылазке заставило его уничтожить свою возможность отличиться, принести пользу Центру? Уж точно не трусость. Он просто на мгновение представил, как заковывает в силки парализованного гнила, как везет его с собой, чтобы передать ученым. И... было в этом что-то неправильное. Лучше сегодня он не полезет в первые ряды, займется зачисткой наименее оживленных участков. Зайти, выстрелить — несложно. И если вдруг на него снова найдет, то хотя бы обойдется без свидетелей. В зале ожидания, однако, все пошло не так, как он представлял. Ребята Мэддисона работали совершенно иначе. Они не держались на расстоянии, не намечали каждый себе цель, а затем прицельно, в голову, уничтожали гнилов. Нет, охотники врезались в группы зараженных, сбивали их с ног, пинали, переворачивали, придавливая хрупкие шеи тяжелыми сапогами, искали следы камней. Кто-то палил по ногам, пробивал коленные суставы, отстреливал ступни, а проверенных гнилов бросали недобитыми. Те хрипели, тянули руки, как Векслеру показалось, прямо к нему, их губы шевелились. Со всех сторон в Векслера летел хохот, одобрительные вскрики, подсчет добычи, а сквозь этот гомон он слышал голоса из своего сна. «Помоги». «Спаси». «Нам больно». Он стоял, растерянный, сбитый с толку, словно находясь в самом центре игры в войну, которую затеяли дети. Только война эта была неправильной. Векслер навел свое оружие на одного из гнилов, перебирающих обрубками ног в тщетной попытке встать, но тут заметил, что зараженные сбиваются в толпу и толпа эта отходит к стеклянным дверям в конце зала. Присмотревшись к табличке над ними, Векслер различил надпись «Буфет» и представил витрины с истлевшей зараженной едой, готовой обернуться смертельной пылью от прикосновения. Зараженные стекались внутрь буфета. Мэддисон давал знак своим бойцам идти следом. — Нет! — заорал Векслер. — Отступайте! — Ты чего? — повернул к нему свое удивленное и сердитое лицо Мэддисон. — Решил себе всю добычу оставить? — Какую добычу? Ты разве не видишь? В помещении десятки килограмм зараженки! И сотня прущих, как стадо, гнилов. — Чушь, — ответил Мэддисон, но голос его был уже неуверенным. — Ребята не идиоты, они... Последние его слова потонули в звоне, беспорядочных выстрелах и криках. И сложно было сказать, кто кричит: зараженные или охотники. Мэддисон шарахнулся от стеклянных дверей, они с Векслером и оставшимися в зале бойцами отбежали к центру. Из помещения буфета торопливо, толкая друг друга, выбирались охотники. На одежде их расползались прорехи, очевидно, от осколков стекла, и пыль. Пищевая. Кольчужная подбойка тут помочь не могла, они были обречены. Зараженные показываться не хотели. — Крис, Сэм, ведите раненых обратно, — приказал Векслер стоящим рядом, забыв, что отряд не под его командованием. Охотники, видимо, забыли тоже, потому что дружно закивали, осторожно, стараясь не вдыхать пыль, подхватили кашляющих товарищей и направились к выходу из аэропорта. И тут Векслер заметил, что командира нигде не видно. — Где Мэддисон? — спросил он оставшегося с ним бойца. — Пошел к лестнице, — ответили ему. Чего он там забыл? Не сбежать же решил. Векслер поднялся на этаж, оглянулся. Офисный этаж, из комнат медленно выбредали одиночные гнилы. Он сменил винтовку на пистолет с глушителем, несколькими меткими выстрелами в голову убил их. В почти полной тишине тренированное ухо уловило слабый звук. Как будто скрежет. Или скрип на пределе слышимости. Векслер пока не мог определить откуда. Он двинулся вдоль стенки, но не прошел и нескольких шагов, как его схватили за плечи чьи-то руки. Только серьезная выдержка позволила Векслеру не среагировать. — Тише, идиот, ты спугнешь ее, — прошептал ему на ухо Мэддисон. — Кого? — так же шепотом спросил Векслер. — Слушай, я знаю, как ты горазд все портить. Но ладно. Если уж ты тут, пойдем. Я тебе кое-что покажу, от чего ты обалдеешь. Только учти — добыча моя. — К-какая добыча? — не понял Векслер. — Пойдем-пойдем. Они двинулись к лестнице, Мэддисон впереди, Векслер следом. Хлама тут валялось как будто меньше, и пройти не составило труда. Они прошли дальше, к залу для конференций. Звук, который услышал до этого Векслер, стал громче, это был скрип, словно кто-то качал из стороны в сторону дверь на несмазанных петлях. К скрипу прибавился еще и другой звук, ворчание. Очень похожее на мелодию, от которой по спине бежал холодок. Векслер почувствовал страх, пожалуй, впервые за всю свою карьеру очистки. Они медленно приоткрыли дверь. — Вон там, смотри, — шепотом произнес Меддисон, указывая в дальний конец комнаты. Векслер посмотрел: там, возле отодвинутого к окну длинного стола, стояла детская коляска. Рядом сидела женщина. По всей видимости, гнил, обратившийся недавно, так как одежда и кожа только начинали расползаться. Она качала коляску, и та издавала зловещий скрип. Ему вторил шуршащий, лишь отдаленно похожий на человеческий голос. Гнилица пела колыбельную на своем гнильем языке, и какие-то ноты казались Векслеру знакомыми, словно пришедшими из его собственного детства. Ужас сковал ему руки, прилепил к полу ноги и, прокатившись волной по телу, застучал в груди, пробуждая совершенно другое, неуместное тут и сейчас чувство. Тоску. — Господи, — прошептал он. — Ага, — согласился Мэддисон. — Он больше «Глаза Уэллса» в два раза. Векслер только тут заметил: голова гнилицы буквально светилась. Верхняя часть черепа отсутствовала, и оттуда торчал здоровенный адамант, каких еще никому не приходилось видеть. — Этот мой, — сказал Мэддисон. — Я первый нашел. Даже не смей спорить. Адамант действительно был огромным. Такой мог бы с легкостью обеспечивать энергией весь Центр несколько лет. В зависимости от того, сколько еще протянет эта гнилица. Мэддисон отстегнул от пояса парализатор. В это время гнилица запустила руки в коляску и что-то там искала. — Погоди, — внезапно для себя сказал Векслер. — Что? — Так нельзя. — Почему? — Посмотри. У нее осталась человеческая память! Она качала коляску и пела колыбельную. Мэддисон фыркнул. — Гнилушка схватилась за рухлядь и что-то бормотала? Неубедительно, Векс. Давай заканчивать. — Стой. — Ну что еще? — Что, если я прав и они все еще помнят, как были людьми? Что, если они чувствуют боль и страх? — Ну и что? Они просто гнилье, твари, как насекомые. И страха в них не больше, чем в комарах. Гнилица в это время вытащила из коляски кулек какого-то тряпья, прижала его к груди. Кожа с ее рук отвалилась и упала на пол. Еще одно неловкое движение, и нога зацепила коляску и сломалась. Легко, словно сухая соломинка, отвалилась. Гнилица не удержала равновесия и упала, выронив кулек. Кулек откатился в сторону. Мэддисон расхохотался. — Погляди на этого, с дозволения сказать, «бывшего человека». Она разваливается прямо на глазах. Еще чуть-чуть, и мне нечего будет доставлять в Центр. Гнилица, хрипя и булькая, ползла к кульку, из последних сил стараясь, ломая пальцы. От этой картины у Векслера сжалось сердце. Что-то ему напомнило это несчастное, жалкое существо, или точнее, то, что осталось от существа. А потом его поразил ужас, когда он увидел, как из кулька высунулась и шевелится, подобно червяку, маленькая синяя ручонка. Такого ему еще видеть не приходилось: от взгляда на младненца-гнила мысли в голове закрутились хаотическим вихрем — не разобрать ни одной. Векслер взвел курок и выстрелил в сверток, пока Мэддисон не заметил шевеление. — Покойся с миром, малыш... — Ты что, совсем с ума сошел? — крикнул Мэддисон. — Пострелять захотелось? — Захотелось... — похрипел Векслер, не отрывая взгляда от затихшего кулька. Мэддисон тоже поглядел на кулек, расплылся в улыбке. — Ты сдал, Векс. У тебя галлюцинации. По возвращении в Центр я напишу рапорт о снятии тебя с заданий. Тебя отстранят. А сейчас не мешай мне. Он направил парализатор и выстрелил. Разряд поразил гнилицу, и та издала то ли стон, то ли плач. Она уже не пыталась ползти к своему кульку. Просто лежала на полу и стонала. — Черт, — пробормотал Мэддисон, перезаряжая парализатор. — Ну, хватит, хватит ныть. Ты сильная, если тебя не вырубил первый разряд. Ты у меня проработаешь еще много-много лет. Он снова выпустил разряд в гнилицу, и та разразилась бульканьем, хрипами и уже совершенно животными звуками. Векслер представил, как эта несчастная гнилушка навеки засядет в тесной клетке Центра, стеная и плача годами, не имея возможности закончить это подобие жизни и воссоединиться в посмертии со своим малышом, а Центр будет безжалостно тянуть энергию из ее адаманта. — Мы должны добить ее, — сказал он твердо. — Ага, и лишиться невероятного источника энергии? — Нет, но посмотри на нее! Она же была человеком! Это мы забыли, что все эти гнилы были людьми. Мы привыкли к тому, что зомби — это развлечение. Фильмы, книги, компьютерные игры... но посуди, Мэд, кому пожелаешь такой смерти? Никому! Мэддисон долго смотрел на Векслера, потом сказал: — Знаешь, Векс, я раскусил тебя. Ты не хочешь, чтобы мне досталась слава. Может, ты хочешь забрать себе премию? Ладно, я согласен. Забирай. Тебе премия, мне слава. Видишь, я готов делиться. — Да разве в премии дело?! — возмутился Векслер. — Вспомни, зачем нужна была очистка. Мы избавляли обратившихся от ужасной участи, а вовсе не хотели создавать из них батарейки. Мы поступились совестью, забыли, что это наши несчастные собратья, сделали из очистки развлечение, из бедных жертв эпидемии — живые источники энергии. Гнилица между тем затихла, словно прислушивалась к разговору. Мэддисон сплюнул. — Все, ты мне надоел, Векс. Возвращайся к группе. Это приказ. Вернемся в Центр, и ты уволен. Он вынул раздвижной шест с сетью на конце. Именно такими ловили гнилов, чтобы потом привезти в Центр. Векслер понял, что еще чуть-чуть — и случится что-то непоправимое. Не для мира, а для него самого. Он снова взвел курок, прицелился... Выстрел. Адамант, размером в два раза превышающий «Глаз Уэллса», разлетелся вдребезги. Точнее, он распался пылью. То ли такие большие экземпляры не обладали большой плотностью, то ли... — Ты все же решился, а я думал, у тебя кишка тонка, — прорычал Мэддисон, повернувшись к Векслеру. — Ну ладно, ты выбрал. Теперь ты за это ответишь. Пристрелить тебя меня тоже устроит. Полевой трибунал приговаривает тебя за невыполнение приказа к смерти. Он поднял пистолет, целясь Векслеру в голову. Тот свое оружие даже не тронул. На душе у него вдруг стало легко, словно он завершил дело жизни. Жаль только умирать, но на человека он убивать не станет. Выстрел. — Черт! — захрипел Мэддисон. — Боже, что это?.. У него вдруг подкосились ноги, он выстрелил, но попал в пол у ног Векслера, а после и вовсе выронил пистолет. Упал и задергался, словно огонь терзал его изнутри. — Что... что это?.. — выкашливал он, выплевывая кровь. Векслер подошел. — Ты вдохнул адамантовую пыль и обращаешься, — сказал он. — Почему-то невероятно быстро. Видимо, реактив в адаманте на порядок сильнее, чем в теле гнила. Ты обращаешься прямо сейчас. Мэддисон завозился еще сильнее. — Помоги!.. Помоги мне! — Чем? — Векслер пожал плечами. — Ты хотел этот адамант, ты его получил. Чем я могу тут помочь? — До... бей... Векслер достал пистолет, прицелился, потом вдруг опустил его. — Нет, — сказал он. — Я не буду. Я мог бы добить гнила, который был человеком, но ты-то человеком никогда не был. Я не стану тебя добивать. С этими словами Векслер повернулся и пошел прочь. Мэддисон за его спиной забулькал, застонал, почти как та несчастная гнилица. Но Векслер не почувствовал ничего, кроме отвращения. Он вернется к группе и скажет, что здание пустует. Скажет, что Мэддисон решил убить его из зависти, и тогда Векслеру пришлось убить самого Мэддисона. По закону полевого трибунала. А потом, через много времени, он вернется сюда. Уверен, к тому времени Мэддисон отрастит себе чудесный адамант, в два раза, а то и в три больше «Глаза Уэллса». И вот тогда... может, Векслер подарит ему свободу. А пока что пора вернуть очистке ее истинное назначение. Избавление от посмертной участи — святая миссия, которую он когда-то начал, и он намерен ее завершить. Несмотря ни на что.