***
Штирлиц никогда не торопил события. Выдержка, считал он, оборотная сторона стремительности. Все определяется пропорциями: искусство, разведка, любовь, политика. И в этот раз дружинник действовал осторожно. Словно шахматист, шаг за шагом приближался к объекту. Выбирал позицию, изучал местность, наблюдал. Истинный сибиряк. Характер нордический, выдержанный. Беспощаден к врагам общины. Отличный семьянин; связей, порочивших его, не имел. Идеальный агент. Он затаился в квартире на втором этаже через дорогу от «Зажигалки». Убрал цветы с окон, для лучшего обзора. Оставалось только ждать, пока появится Константин. Ожидание томило. На улице появлялись посетители, но объекта среди них не было. Когда закончились шоколадные батончики Ширлица потянуло в сон. Он спал глубоко и спокойно, но ровно через 20 минут он проснётся. Это тоже одна из привычек, выработанная годами. Во сне товарищ подумал, что самые счастливые люди на земле те, которые могут вольно обращаться со временем, ничуть не опасаясь за последствия. От интересности мысли он улыбнулся сам себе, но тут его с силой толкнули в плечо. Нужно было запереть входную дверь. За спиной стояли трое. Самый большой из них одним ударом заставил дружинника продолжить сон. Штирлиц никогда не был так близок к провалу.***
Когда я пришел в себя, то увидел гладкий натяжной потолок с интегрированными маленькими светильниками. Я лежал на широкой кровати с кованным изголовьем, а моя правая рука была прикована наручниками к прутьям. Судя по свечам на прикроватной тумбочке, аромопалочкам и упаковкам с презервативами, я находился внутри клуба «Зажигалка». Напротив меня, запрокинув ногу на ногу, сидел мужчина эктоморфного телосложения, одетый на манер стиляг из пятидесятых; сиреневый пиджак, желтый галстук, брюки в полоску. Из-за обилия пудры на лице, я не смог определить точный возраст, но мужчина был не старый. На его щеке тушью аккуратно был выведен знаменитый серп и молот. Еще один фрик, разодетый под клоуна. Количество колоритных персонажей в общине стремительно росло. И причин для этого несколько. Первое, что приходит на ум, обострение психических расстройств, которые нашли свое проявление в одежде в том числе. Второе, разрушение привычных рамок. Крах уклада жизни унес за собой такие понятия как «дрес-код» и «норма одежды». На передний план вышло желание людей одеваться так как они себя чувствуют, благо доступ к любой одежде свободный. Ну, спасибо, что голышом не ходят. За спиной стиляги, я увидел уложенных вдоль стены штабелем трех замедленных женщин. Подобно садовому инвентарю или иному другому инструменту, их складировали так, чтобы они не мешались. Одеты девушки оказались, как на подбор, в короткие юбки и белые сорочки расшитые красными звездами и подвязанные пионерскими галстуками. На их лицах читалось удивление и возбуждение. Уверен, они еще не до конца осознали что с ними происходит. Почему они одеты в пионерскую форму, почему лежат друг на друге лицом к стене и почему у них сильно все болит. В комнату вошел мордоворот. Я узнал его, это был один из тех, что вырубил меня пока я дремал в засаде. Чего я вообще сюда поперся? Что хотел доказать? Наверное, это была попытка бегства от ответственности. Последний глоток воздуха перед вступлением в так называемую «взрослую жизнь». Удивительно, как резко я отупел. Без прикрытия, никому ничего не сказав, оставив беременную Лену. Просто царь идиотов. Еще и попался как полудурок. Так и надо мне. Поделом. — Унеси и помой. Пахнуть начинают кисло-о! — протягивая окончания наречий заговорил стиляга, обращаясь к мордовороту. Тот по одной сгребал девушек и выносил их из комнаты, курсируя туда-сюда пока штабель не исчерпался. — Итак, — с предыханием обратился ко мне хозяин сего замечательного места, — Чудесно-о! Поговорим? Ну, вижу, что поговорим! Меня зовут Валентин, — он произнес свое имя, словно это был титул, — а кто ты такой я уже знаю. Я много чего знаю. Предо мной открыты многие двери, многие тайны. Я есть везде, где есть удовольствие. А кто контролирует удовольствие, контролирует и все остальное… Замечательная речуга. Я не удостоил её ответом, а лишь начал накалять морозом наручники на своем запястье. Они начали покрываться коркой и чуть дымить. Если стиляга Валентин в самом деле знает кто я, то должен понимать, что наручники меня не удержат. — А-а! — погрозил мне пальцем Валентин, — Грубо-о! Если бы я хотел тебе зла, то мог бы убить пока ты был в отключке. Но я хочу поговорить. — Хочешь поговорить, сними цепь, — пробухтел я. — Да, пожалуй ты прав, прости старая привычка, — он было потянулся ко мне, но остепенился. Опасливо замер, ковыряя меня взглядом. Движения Вали были манерными, прерывистыми. Такому в Советском Союзе быстро рассказали бы где раки зимуют. И работать он смог бы только парикмахером. Но он был прав, если бы меня хотели убить — сделали это раньше. Значит от меня что-то хотят. — Прежде чем ты захочешь драться, позволь сказать, что за этой стеной находится твой друг. Дима Никифоров. Номер Шестьдесят три. И если ты начнешь шуметь, мои мальчики сделают ему о-очень больно-о. — Что? Вы и его схватили? — а этот клоун и вправду знает с кем я общаюсь. — Схватили? Грубо-о! Он сам пришел. Все приходят сами. Даже ты. — Ты блефуешь, — парировал я. Валя прижал к моим губам тощий палец и прошептал: — Тс-с, прислушайся. Я прислушался, но долгое время не мог понять, что именно должен услышать. В соседней комнате раздавались размеренные удары кроватной спинки о стену. И тут до меня дошло. Пока мы с Валентином беседовали, наша речь проходила без задержек, как это обычно бывает. А это значит Малой действительно где-то рядом. За стеной. Пользуется услугами «Зажигалки» в шестнадцать лет. Ну, щегол, доберусь я до него еще! Валя отстегнул меня, и я сел на кровать, потирая запястье. — Чего ты хочешь? — Того же чего и ты. Справедливости. Негодяи, вроде Константина должны быть наказаны. Ты ведь поэтому пришел? Верно-о? Но его здесь уже нет. Ему, видите ли, претит находиться в «цитадели похоти и разврата». Он пригрозил, что сожжет мой клуб. А как мы оба знаем, такими вещами Константин не шутит. Увы, за ним стоят нужные мне люди. И ссориться с ними мне не с руки. — Нужные люди? Ты о лжепророках? — Ха! А ты совсем ничего не знаешь, мальчик. Лжепророков не существует. Их выдумала большая тройка, как повод для объединения людей вместе под своей властью. Дружить всегда проще против кого-то. Особенно против страшного врага. Беспощадного, фанатичного. Готового убивать снова и снова. Врага, который оправдывает силовые методы удержания власти. Врага, который существует только в головах у овец. Самый лучший враг, которого только можно представить. — Не знаю, о чем ты говоришь. Я только что прошелся по Заводскому району и его треть лежит в руинах. Все после столкновений Тиграна и фанатиков. Мои знакомые рассказывают, что были свидетелями жертвоприношений. «Счастье» — необходимая мера для сдерживания агрессивных настроений, защищающая общину от повторения той бойни. Лжепророки приносили в жертву людей, потому что так они могли вернуться в нормальный мир, пусть и на время. — Молодец. Садись, пять. Вот чему вас учат на занятиях? — он изобразил пальцами кавычки, — Историю пишут победители. Им выгодно, чтобы ты думал, что все вокруг призвано тебя защитить. Как считаешь, было ли у Ирака ядерное оружие? Летали ли Американцы на Луну? Россия поставляет в Донбасс только гуманитарную помощь? Нет! Но как-то же нужно продемонстрировать другим свои возможности. На самом деле, было пара случаев ритуальных убийств. Но это скорее единичные приступы психоза, чем дело рук каких-то сект. Однако, это не помешало большой тройке сравнять с землей целый квартал. Отличная демонстрация возможностей Тиграна. Устрашающая и убедительная. Разумеется, после такой фееричной победы в каждом пробудился дух патриотизма. Все объединились под знаменами общины. Несогласных ссылали в Заводский район, как врагов народа. Остальное доделали наркотики. Тотальное подчинение. Прекрасно-о! Прекрасно смотреть за этим со стороны. Во мне аж все переворачивается от восторга. — Не сходится что-то. Кто тогда нападал на Октябрьском мосту и на кого работает Константин? Валя заулыбался хитро. Правильнее сказать хитро-о. — Грядет переворот. И лучше, когда все начнется, не стоять в эпицентре. Для этого мне и нужен ты, товарищ. Я скажу тебе, где найти Константина. А ты сделаешь с ним, все, что посчитаешь нужным. Не упоминая моего имени. Нигде. Не сказать, что я был сильно удивлен. Вся эта легенда с лжепророками казалась странной с самого начала. Не отвечала простым вопросам, которые канули в бездне общественного мнения. Но знаете что? Мне до лампочки все эти игрища больших дядек. У меня Лена беременна, а такие люди как Константин представляют прямую угрозу мне и ей. Этот человек уже однажды покушался на нас на мосту, потом убил Антона. Он знает, где мы живем. Он обижен, зол и безумен. Он опасен. — Как вы узнали, что я за вами слежу? — Мы не знали, что это ты. Кто-то убрал с окон цветы, и ребята пошли проверить. А тут, такая удача. Чудесно-о, — Валентин потирал руки. Он заметно расслабился, когда понял, что я соглашусь на предложение. Перестал нервозно моргать, постоянно оглядываться на дверь. — Почему ты мне так легко все это рассказал? — А кто тебе поверит? — быстро отвечал стиляга, — все убеждены, что Большая тройка их поддержка и опора. За плохие слова о царе батюшке можно и на плаху угодить, а с Константином у тебя, насколько я знаю, личные счеты. Это прелестно-о! Я встал. Валентин резко спрыгнул со стула и, словно зашуганный зверь, попятился к двери. Он, в самом деле, меня боялся, хотя я и не пытался ничего сделать, а просто встал с кровати. Это меня повеселило. — А что за маскарад с пионерской формой? — уже, чувствуя себя главным в сложившимся положении, спросил я. Валентин нащупал пятой точкой дверную ручку, тараторя: — Нахожу очень саркастичным, что мои куколки одеты в униформу эпохи, когда секса не было, — стиляга скрылся за дверью. А когда я вышел из комнаты, то в коридоре его и след простыл. Несколько мордоворотов наградили меня скептическим взглядом и проводили на выход. Здесь же, приятного вида девушка в деловом костюме вручила мне визитку «Зажигалки», на обратной стороне которой был написан от руки адрес. Не адрес клуба. Я сунул визитку в карман и еще раз посмотрел на фасад клуба, ничем не примечательного здания в Заводской районе. Меня собирались использовать для грязной работы, и я это прекрасно понимал. Но есть ли другой способ? Способ защитить Лену и сделать общину чище. Валентин — подонок. Но часто нам приходится выбирать не между добром и злом, как в сказках. А между злом меньшим и большим. Именно череда таких решений в конце концов превращает нас в тех, кого мы ненавидели. Вот ты уже готов убивать, хотя еще год назад не смог бы прихлопнуть муху. Легка на помине. Черное насекомое, жужжа уселось мне на тыльную сторону ладони. Я не раздумывая замахнулся и раздавил аномальную тварь. Жидкое пятно вытер о рукав застывшего парня с большими наушниками на шее. Надеюсь, он не обиделся. Шучу. Мне плевать. Я просто пойду и сделаю то, что должен.***
Давно у тебя, мой пассажир, мог возникнуть вопрос. Почему в эпоху рационализма образованные люди так легко поверили в религиозные трактовки временной аномалии. Этим вопросом задавался и я. И смею тебя заверить, что по моим наблюдениям, даже самый здравомыслящий человек в глубине души оставляет место для чуда. Это чудо он может объяснять по-разному: причудой вероятностей, откликом вселенной, вмешательством третьей силы. Объединяет все эти объяснения одно — человек не был в силах ничего предпринять, дабы как-то повлиять на случившееся. И от этого бессилия человека перед «чудом» и пляшут все религии мира. Катаклизм, заставивший время остановиться, ничто иное, как чудо, которое люди смогли лицезреть воочию и ощутить на себе все его последствия. Рационального объяснения произошедшему нет, а значит на передний план выходит проверенная схема с религиями и свойственным ей угаром. Стоит оговориться, что сам я ничуть не против веры. В темные времена она помогала человеку встать на ноги. Но вера не должна становиться самоцелью для человека, как этого требуют многие церкви. Смысл её не в вечном служении, а в поддержке и мотивации. А тот церковный аппарат, что мы можем наблюдать сейчас, лишь выжимает валюту из прихожан. Не нужно быть трех пядей во лбу, чтобы это понять. В условиях застывшего времени деньги никому не нужны. Но слово Божье все еще пытаются пересказать простые смертные люди, и цели у них вполне земные. Например, получение власти над и без того слабыми умами. Слабые умы опасны. Как и от любви до ненависти один шаг, так и от слабости до силы рукой подать. Загнанный в угол зверь сражается неистово. Ему нечего терять и некого любить. Все, что у него осталось — это он сам и его убеждения. Его вера. Он скорее умрет, чем потеряет и её. Именно такой человек сейчас сидел в темном углу практически пустого склада стройматериалов. Пряча от света обезображенное лицо, он трясущимися руками пытался удержать сигарету. Под подушкой его лежака скучала икона богородицы, но как бы усердно человек не молился, казалось, что его перестали слышать. Ему сказали, что он все делает верно. Что все люди, которых он убил, заслуживали этого. Он и сам так думал. Считал, что ему дана уникальная возможность очистить огнем гниющий мир, отделить зерна от плевел. И сделай он это — начнется настоящая жизнь. Вот тогда-то воздастся за старания и страдания. Жизнь станет чище, лучше. Станет такой, какой хотел бы её видеть покойный отец. Но а пока страдания породили лишь страдания. Ненависть другую ненависть. А одна смерть потянула за собой новые. Ему сказали, что он просто недостаточно старается. Что нужно делать все то же самое, только лучше. И человек испугался. А если в самом деле его вера слаба? Если он не достоин быть тем, кто собирает камни? Что если он не жнец, а всего лишь росток, что должен быть пожат? В это он верить отказывался. Сила, которую он получил была для него лучшим доказательством того, что теперь он оружие Его. Гнев Его. Воля Его. Внезапно в тусклом свете, пропускаемом квадратными стеклоблоками склада, замерцали фиолетовые блики. Они были едва заметны, но изувеченный человек каждой клеточкой своего тела ощутил чужое присутствие. Он натужно встал и прошел вперед, принюхиваясь к воздуху, который стал пахнуть озоном, как после грозы. Его укрытие обнаружили. За ним пришли. На высоте четырех метров прямо над Константином пространство исказилось. Обожженное лицо предателя устремило взгляд на врата Урсулы. В его глазах уже загорелось пламя, и первый, кто явит себя через портал, будет обречен на быструю гибель. Но вместо человека в воздухе появилась статуя. Двухметровый Владимир Ильич Ленин, один из многочисленных памятников города Н, привычным жестом указывал путь вдаль и падал на Константина. Раздался взрыв. Николаич разнес его в щепки. Мельчайшие осколки скульптурного камня падали вниз, постепенно замедляясь до своей полной остановки во времени. Металлический скелет Ильича оплавлялся, беспорядочно изгибаясь от экстремальной температуры в центре взгляда Константина. Отвлекающий маневр удался. Мимо пронеслась черная тень. Обожженный уродец слишком поздно глянул в её сторону, успев взорвать лишь сваленные в кучу сосновые доски. Похожее на черное приведение, быстро двигающееся чудовище налетело сзади. От удара Константин полетел лицом вниз. Его угол обзора хотели сократить до минимума. Желали уткнуть глазами в пол. Константин прекрасно это понимал. А потому перекувыркнулся через голову, как учат на уроках физкультуры. Далее последовала серия взрывов и поджогов. Не сдерживая себя, Константин воспламенял все, на что падал его взор. Черная полоса прогоревшего пепла оставалась полукругом возле безумца, повторяя движение его головы. Была сожжена и шхонка, вместе с припрятанной под подушкой иконкой. Но никакого движения, Константин так и не увидел. Две руки, холодные, как сердца бывших, сжали виски Константина. Тот, кто появился сзади, давил на голову. Из-под его ладоней по лицу расползались ледяные коросты. Подобно щупальцам они обхватывали подбородок и лоб. Хватило нескольких мгновений, чтобы лед сошелся на глазах, полностью перекрывая обзор и причиняя боль и без того многострадальному лицу. Константин оказался закован в ледяной шлем. Еще одна пара рук начала заламывать его. Уже двое повалили его на пол, скручивая, как веревку. Но этого было не достаточно. Ледяное забрало треснуло под пламенным взглядом и живой огонь вырвалось наружу из лица Константина, заставляя нападавших отступить. На этот момент, нас на складе было уже пятеро. Я, Алексей Миронов, Урсула, Гоша 42 и сам Николаич. Пока Гоша безуспешно пытался уткнуть Константина в землю, пленник разбил созданный мною шлем и вновь стал опасен. — Костя, просто сдайся! — рявкнул Гоша, и через сжатие ударил ногой превратившегося в факел Константина. Это была ошибка. Николаичу, конечно, было больно. Он сжался, как ежик и отлетел к дальней стене склада. Теперь между нами было расстояние, а это играло на руку огненному физруку. Николаич соскоблил с лица остатки льда. От усов-щетки ни осталось даже воспоминания, прогорели и ресницы и брови. Константин Николаич был немногим красивее Фредди Крюгера. Будто бы лицо его сделано из воска, его поплавали, поскоблили и дали заново застыть. Но во взгляде его была все та же злоба и набирающий мощность новый залп. Я поднял ледяную стену. По ту сторону громыхнул взрыв. Конструкция выдержала. Миронов дементором пошел на второй круг, ныряя за созданный мною айсберг. Что там происходило, я не видел. Но несколько ярких вспышек проиграли бликами на ледяной стене. — Еще раз! — рядом из воздуха вышла Урсула. Положила руку мне на плечо и мир размыло в игре фотонов. Все скрутилось в тугую спираль, сжалось в одну небольшую точку, сосредотачивая в себе пространство, а потом резко развернулось. Я оказался над Николаичем очень высоко, под самым потолком склада. Николаич крутил башкой, наверное, пытаясь углядеть нашего быстро бегающего бородатого друга. А я, подобно ассасину, падал на него широко расставив руки и ноги. За время падения, на правой руке я успел наморозить ледяную иглу. На клинок похоже было мало, скорее на кривой тонкий шип, сросшийся с казанками пальцев, но уж простите, как успел. Николаич услышал мое падение. Но когда он задрал голову к потолку, я был уже на расстоянии удара. Опередив волну взрыва, я сунул руку ему в лицо. Ледяная игла вошла точно в глаз, как я и планировал. Огонь прогрохотал слева от меня, рядом с ухом, которое и так ничего не слышало. А я всем телом приземлился на врага. Было больно, но Константину больнее. Обломок сосульки торчал из глазницы противника, кровь заливала ему рот. Он орал, как резаный поросенок. Все остальное доделал Миронов. Он вышел из состояния черного дыма, схватил сосновую доску и избавил Константина от мучений ударом по голове. Я, лежа на Николаиче, показал Алексею большой палец. Но встать сам не смог. Миронову пришлось подымать меня с тела поверженного врага. — Он еще живой? — спросил я. — Да, вроде, — отвечал Миронов. — Какая мерзость, — раздался голос Урсулы, разглядывающей воткнутую в глаз Константина сосульку. — Зато вы теперь не одна такая, — опять нарывался на грубость Гоша, уже обошедший ледяную стену. Видать, прошлый раз, когда Урсула сломала ему руку, Гошу ничему не научил. Но Урсула в этот раз спустила все на тормозах, видимо, воодушевленная победой. Она с отвращением перехватила окровавленного Николаича под руки и дала команду: — Ждите здесь. И исчезла в фиолетовом мареве вместе с поверженным преступником.***
Дома меня ждала взбучка. Я ведь сразу после «Зажигалки» ломанулся в дружину с докладом о местоположении Константина. Лена устроила тихую истерику. Ругаться она не любила и не умела, а вот её холодное молчание могло пустить мурашки по коже куда сильнее, чем все мои таланты создавать лед. Пришлось на коленях вымаливать прощение. Но сперва догадываться о причине её недовольства. Я примерно понимал, в чем дело. Однако, с формулировкой пришлось повозиться. Если коротко сформулировать причину, то я эгоист, у которого играет в одном месте детство, который не понимает всей ответственности, совершенно не думает о ней и ребенке. Все мои аргументы разбивались о стену тишины. Да я и сам осознавал вину. Хорошо, что Лена не знает о случае в «Зажигалке» и сердится на меня только за безрассудную вылазку на физрука. Лена своим молчанием требовала также, чтобы я больше так не делал. Но я сделал вид, что не разгадал эту часть женского ребуса, а просто уселся рядом. Крепко и надолго обнял Лену, несмотря на периодические негодующие похлопывания по рукам. Она быстро устала от ленивой драки и сдалась, видя, что после тяжелого «трудового дня» я буквально уснул на её плече. Так мы и задремали вместе. Измотанные. Я — долгим днем, она — томительным ожиданием и обидой. В томной дреме, нежась в объятьях друг друга, мы растворялись. Было чувство, что именно этого я и хотел. Этого и искал. Все мои цели и все прочие желания меркли перед простой возможностью разделить себя с другим человеком, взамен получив его частицу. Было тепло. От волос Лены приятно пахло ванилью, и запах этот играючи становился смыслом моего существования. Вот так просто, он вытеснял из меня желание разобраться в причинах катаклизма, встретить профессора Литвинова и Кирилла. Воистину, человеку очень мало нужно для счастья. Всего лишь другой человек. Риторические вопросы задают люди несчастные, ищущие. Я же свои поиски был готов прекратить. Средь остановленного времени, средь разлагающего общества, пытающегося играть в цивилизацию, средь разнообразия насилия и смертей я встретил её. И эта встреча, безусловно, стоила всех лишений, выпавших на мою долю. И будет стоить еще в тысячи раз больше. Но я готов заплатить эту цену.