Облачный город уже давно перестал быть центром роскоши и красоты, но до сих пор считается превосходным местом для игры в прятки с внешним миром. Никто так и не понял, зачем Империя продолжает держать колонию «на плаву». Для добычи газа можно было построить что-нибудь намного внушительнее теперь уже груды мусора, парящей в воздухе. Однако тех, кто возмущался бы столь надежному месту для бегства от проблем и нынешней власти пока не нашлось. Вот уже несколько лет станция является пристанищем для контрабандистов и охотников за головами, желающих переночевать пару дней в одном из старых отелей (вернее, в том, что от них осталось), для беглых преступников, разыскиваемых Империей и для тех, кто хочет навсегда — или пусть даже совсем ненадолго — исчезнуть.
Бэкхён подходит под все пункты. Разве что под первый не особо, всё-таки контрабандой
лично он не занимался. Хотя по статье «соучастие» пройти можно. А вот беглый преступник, которому суждено прятаться от Империи целую вечность, это точно про него.
Он прибыл на станцию около пары недель назад. Ещё не освоился как следует, но уже понял, что лайтсейбером лучше не светить. Во-первых, союзников Альянса среди контрабандистов, наемников и шпионов, явно не так много, как хотелось бы, а во-вторых, голова джедая нынче стоит недёшево, что для этих самых контрабандистов, наемников и так далее отличная мотивация. Но оставлять световой меч под кроватью в захламлённой комнатушке, которую Бэкхёну довелось снять на первое время у одной милой лоррдианки, совесть не позволяет. Поэтому каждый вечер набор на выход из «отеля» стандартный: лайтсейбер в левом заднем кармане джинсов, бластер в кобуре справа, сверху длинная чёрная накидка — и вперёд в ближайший бар напиваться до беспамятства (внедряться в обстановку), а утром придумывать план спасения Вселенной. Сон в столь плотный график, конечно же, входит, но каждый раз откладывается на потом.
По ночам станция выглядит намного симпатичнее, особенно в Нижнем городе. Отсюда хорошо видны некоторые оставшиеся в сохранности небоскребы. В них обычно останавливаются имперские солдаты, посылаемые Верховным лидером «на осмотр». В то время как все остальные поселенцы вынуждены прятаться в самом низу, среди старых серых квартирных блоков и заброшенных улиц. Иногда по вечерам в самом низу заброшенного города местами загораются неоновые вывески баров и прилавков, где можно дёшево, но не совсем легально купить оружие, дроидов, детали для корабля и прочее барахло, которое вряд ли продержится дольше недели, если вообще будет работать. Что тут ловят торговцы, Бэкхен так и не понял. А вот владельцам баров даже очень повезло, потому что в местных заведениях ночью собираются все «беглецы».
Они пьют, играют в бильярд, хвастаются друг перед другом деньгами, кораблями, статусом розыска; спорят, кто опаснее и у кого пушка больше. Но самое главное — через всех этих наёмников и охотников проходит огромный поток информации. Самые свежие слухи со всех уголков галактики собираются в приглушённом свете баров нижних этажей. Это центр шпионажа, полный убийц и воров. От привычного Облачного города не осталось и следа. С каждым днём станция становится все больше похожа на давно забытый всеми космопорт Мос-Эйсли.
При мысли о Татуине что-то больно щёлкает в груди, но Бэкхён быстро отгоняет неприятные мысли: ему нужно сосредоточиться на поиске решения своих проблем, ведь за этим он сюда и прибыл. Так, чтобы на чувство тревоги, терзающее изнутри с самого конца войны, не оставалось ни времени, ни сил. Погружение в работу — лучшее лекарство от мучительных мыслей.
Правда, «погружение» это в одиночку удается ну совсем из рук вон плохо, но Бэкхён старается думать об этом как можно меньше. Убеждает себя в правильности собственных действий и в безвыходности положения. Ну, а кто, если не он, последний, мать его, джедай, должен пожертвовать собой ради всех. Под
всеми Бэкхён, конечно же, всегда подразумевает конкретных пятерых идиотов, застрявших где-то в Юндленской пустоши. И черт его знает, сколько они еще продержаться. По крайней мере, Бэкхён уверен, что чем дальше он находится от песчаной планеты, тем больше вероятность, что базу
его Сопротивления никто из Первого ордена обнаружить не сможет. Конечно, весь остальной мир спасти тоже было бы неплохо, только вот для Бэкхёна весь мир — понятие относительное.
Бэкхён останавливается у одного из работающих баров, неоновая вывеска над входом которого гласит простенькое «Cantina». Поднимается по ступеням, отворяет железную дверь, кивает охраннику в знак приветствия. И краем глаза, прямо у самого входа, замечает табличку, на которой изображён перечёркнутый в красном кружке меч джедая. «С лайтсейберами вход воспрещён. Убедительная просьба сдать оружие при входе». Пережитки прошлого. Такие таблички до сих пор висят почти в каждом баре по всей галактике. То ли потому что владельцам просто лень посмотреть, что представляют из себя их заведения дальше барной стойки, то ли как напоминание о победе над джедаями. Бэкхён на автомате аккуратно проверяет наличие меча в кармане.
Бар оказывается практически пустым. Три посетителя: двое хаттов, играющие в карты, и один молодой парень за барной стойкой у самой стены. Бэкхён заказывает какое-то очередное отвратительное на вкус космическое пойло и садится за самый наименее освещённый столик. Через силу вливает в себя напиток, пытаясь не подавать виду, что его внутренности сейчас лопнут от такой гадости и принимается за своё любимое занятие: начинает осматриваться вокруг.
По всей планете бары выглядят примерно одинаково: плохое освещение, бетонные серые стены, дешёвая обстановка в виде нескольких деревянных столов и неудобных стульев. Владельцам обычно не до интерьера. Для представителей преступного мира обстановка баров не имеет никакого значения, а для кого ещё стараться, как не для них? Ведь другого рода посетителей тут не бывает. Да и тратить средства на реконструкцию всего этого тусклого безобразия совсем не хочется. Выпивка есть — и хватит.
Первым делом Бэкхён осматривает охранника. Грозного вида мужчина, рост приблизительно метр девяносто, хорошее телосложения. Но уложить на лопатки можно, было бы желание. Хатты за столиком играют в какую-то настольную игру на деньги. Один из них не очень умело жульничает, но другой, кажется, уже не обращает внимания.
Закончив рассматривать двух хаттов, он переводит взгляд на молодого человека за барной стойкой у самой стены. И вздрагивает от неожиданности, потому что тот смотрит Бэкхёну прямо в глаза. Очень пристально и, кажется, не моргая. А затем медленно отворачивается в другую сторону, к стене, и смотрит на висящий в приглушённом свете рядом с ним приличных размеров розыскной плакат. По правде говоря, плакат настолько большой, что только такой дурак как Бэкхён мог его не заметить. Если учитывать, что на плакате его собственная рожа.
РОЗЫСКИВАЕТСЯ
Живым или мертвым. Государственный изменник. Предатель. Повстанец. Мятежник.
Награда: 100 000 000 кредитов
Как же Бэкхён ненавидит эти плакаты. Хотя бы потому что на всех из них он выглядит по-разному и абсолютно не похожим на себя настоящего
и довольно симпатичного. В этот раз ему решили сделать уши как у Чанёля и просто нереальных размеров нос. Бэкхен каждый раз сильно обижается, потому что на плакатах вроде бы не он, но все всё равно узнают.
Вот и в этот раз торчащие уши и нос его не спасли. Парень за стойкой продолжал чуть ли не с открытым ртом переводить взгляд с плаката на Бэкхёна, смешно поднимая брови. Бэкхён вжимается в стул, думая, как бы так незаметно сбежать, без лишней шумихи. Он уже тянется за бластером, как вдруг парень медленно встает со своего места, с невозмутимым видом сдергивает плакат со стены и так же неторопливо направляется в сторону Бэкхёна.
— Надо сказать, в жизни ты намного симпатичнее, — начинает незнакомец, и тут Бэкхен совсем теряется в происходящем.
— Что, даже не заорёшь на весь бар, какой ты внимательный и как круто теперь заживешь на деньги Империи? — сквозь зубы цедит Бэкхён, оглядываясь по сторонам и проверяя, не заметил ли никто из присутствующих эту абсурдную до невозможности картину.
К счастью, хозяин был занят натиранием стаканов до блеска, охранник почти уснул, а двое хаттов напились настолько, что вряд ли могут ясно видеть друг друга.
Парень с самоуверенной ухмылкой плюхается на стул рядом с Бэкхёном, закидывает ногу на ногу и кладет на стол завёрнутый в трубочку плакат.
— Ким Чондэ.
Бэкхену это имя, конечно же, ничего не говорит. Ну, Ким. Ну, Чондэ. Ну, не сдал сразу, решил помучать. Сдаст потом. Все сдают. Потом, правда, без конечностей остаются, а Бэкхен в бега ударяется, ну, ничего, планет еще много. А у этого Чондэ вид такой дерзкий и самоуверенный, сразу видно, что он точно переживёт потерю руки и, может быть, ноги (Бэкхён еще думает).
— Чхве Минхо, — представляется Бэкхен, уже планируя в голове план побега на другой конец Вселенной. Не смог защитить лицо, попробует хотя бы провернуть это с именем. Ещё не хватало, чтобы этот Чондэ рассказывал всем про Того Самого Придурка В Розыске Бён Бэкхёна Который Не Заметил Огромный Плакат Со Своей Рожей. Не на того напали.
Чондэ заговорщицки осматривается, а затем наклоняется к самому уху Бэкхена и говорит так тихо, что Бэкхёну кажется, будто ему правда послышалось:
— Солнце Новой Республики догорает. Пришло время вспыхнуть огню Сопротивления.
У Бэкхёна сердце почти пробивает грудную клетку. Кёнсу говорил, что никого из Сопротивления точно не осталось. Сигналы поймать не удаётся, внутренние каналы Империи ничего подобного не засекают. Бэкхён ведь почти поверил. Три месяца скитаний по галактике дали свои плоды. Вот он — первый повстанец, встретившийся ему на пути.
Опьянённый призрачным чувством победы, Бэкхён хватает ничего не понимающего Чондэ за руку и тянет за собой к выходу из бара. Но резко останавливается прямо у двери, услышав звук выпавшего из кармана лайтсейбера.
