Немая пустота

      Душный день явно нехотя отдал свои владения в Дорадо холодному и такому желанному вечеру. Практически идеальную тишину нарушало лишь мелодичное шелестение листьев, а цикады, ночные проказники, словно подпевали ему, создавая природную неповторимую музыку. Дневная суета не сравнится с тишью великой ночи.       Снайперская винтовка, заряженная и полностью подготовленная к сегодняшней миссии, сейчас одиноко покоилась где-то на порядком измятой, не заправленной после сна кровати, а то и подушках, предназначенных явно не для хранения оружия — Амели бережно относилась к нему. Глубокий вдох, а затем размеренный, медленный выдох через секунду; женщина вышла на балкон и мельком осмотрелась. Пусто, тихо и свежо — ей нравилась ночь, но даже больше из-за собственного комфорта, а не из-за удобства выполнения миссий. Однако второе также немаловажно. Она застыла на месте, словно мертвая, хотя ее кожа, взгляд и этот легкий холодок оповещали о том, что с ней точно не все в порядке. Так оно и было. Медово-янтарные глаза метко стреляли из стороны в сторону по выработавшейся привычке, будто прицел винтовки; хоть мыслями Лакруа существовала где-то не в этой вселенной, витая в осколках когда-то целых воспоминаний, но реакция была отменной — появление Жнеца позади себя она учуяла еще тогда, когда тот находился в паре метрах от нее. Резкий разворот на каблуках заставил густые темные волосы женщины, собранные в высокий хвост, по инерции дернуться в сторону, после мягко падая на плечо. Она подняла спокойный взгляд на Габриэля — по нему без слов можно было понять, что тот просто не умеет подкрадываться так, как это делает Вдова. Оно и правильно, ведь она — снайпер, мастер своего дела.       — Я просила, кажется, не подкрадываться так больше.       Мужчина ожидаемо молчит на возмущение, которое даже им не являлось. Скорее, простое ненавязчивое напоминание, да и тон был более или менее спокойным, будто Лакруа на самом деле не волновало это. Просто она не хотела, чтобы кто-то заставал ее врасплох, задумчивой и уязвимой, даже пусть и напарник. Эмоции — слабость. Но несмотря на это, она все еще могла по-человечески грустить, невольно обрывками вспоминая о прошлом, только вот с каждым разом все меньше и реже, словно рассудок, как и тело Амели, постепенно больше превращался в холодную машину для убийств. Прискорбно, но судьба ее была предрешена еще с того момента, как она вышла замуж за Жерара. Сама того не подозревая, юная балерина, беззаботная на тот момент и живая, подписала собственный смертный приговор Сатане. Столь проворно любовью он шутит, завлекая таких, именно таких, как Амели и Жерар — они бы не были счастливы вместе, как в очередной мыльной опере или порядком надоедавших мелодрамах. «Коготь» этого точно не допустили бы. Так все и вышло. О чем же ты думала, Лакруа?       — Ты знаешь, что я здесь.       Амели промолчала и снова развернулась, укладывая ладони на перила и глядя теперь лишь в одну точку. Он сильный. Она ему не уступает. Внутри них — немая пустота. Она — безвольная кукла, он — высокоактивный психопат. Они похожи не только потому, что их объединяет «Коготь». Похожи даже больше, чем может показаться со стороны.       — Пора собираться.       Женщина произнесла это достаточно тихо, будто самой себе, пытаясь отойти от этого состояния прострации и, наконец, взять себя в руки. Цель не будет ждать, хотя на самом деле времени до прибытия на место еще предостаточно.       — Ты сегодня задумчивее, чем обычно. Потеряла сноровку?       После услышанного с уст Лакруа сорвалась театральная усмешка, и она качнула головой, снова разворачиваясь и теперь локти удобно укладывая на перила, дабы этим самым создать для себя опору. Привычная ненастоящая улыбка легла на синеватые губы женщины, а глаза цвета янтаря чуть сощурились, как-то по-лисьи. Она не сводила пристального взгляда с маски своего собеседника, что все еще стоял напротив.       — ¹Quelle folie. Тебе просто показалось.       На самом деле усмешка была отчасти нервной. Раздражало, как же ее раздражало, что напарник зачастую лез не в свое дело; радовало лишь то, что он не был слишком разговорчив, поэтому подобные темы среди двоих практически не поднимались. Сейчас — исключительный случай. Может, следовало и вовсе промолчать? Как жаль, что Амели не додумалась сделать этого сразу и ответила первое, что пришло в голову. Стоило действительно не открывать рот.       — Не обманывай ни себя, ни меня.       Всем своим существом Лакруа ненавидела, когда кто-то пытался так нагло залезть в душу, от которой остался лишь жалкий клочок, спрятанный где-то далеко, что он и незаметен вовсе. Но Рейес умело лез, куда его не просят, то ли чтобы лишний раз надавить побольнее, выдать какую-либо издевку, то ли… зачем? Причина еще не озвучивалась. Но он и сам такой же, ничего позитивного в этом человеке более не осталось.       — Хмпф. И чего ты только добиваешься?       — Ответа.       — Не получишь.       Женщина хотела было уже обойти несвойственно себе навязчивого Жнеца, что преграждал путь, и он даже позволил ей сделать это, но после достаточно резко сжал ее на вид хрупкое плечо своей когтистой рукой. Та лишь непроизвольно пожмурилась и остановилась, однако не проронила ни слова, словно ожидая некого оправдания своих действий от напарника. Но тот посчитал нужным оставить их без комментариев. Что ж, тогда пошел к черту. Вдова скинула ладонь с плеча легким махом, но и на этом мужчина не остановился; использовав телепорт не по назначению, он серой дымкой восстал словно из пепла перед Амели, заставляя ее отступить назад на полушаг — грудная клетка Габриэля находилась чуть ли не перед самым носом снайперши.       — Получу.       — ²Dieu. Что ты хочешь от меня услышать? Как беспризорный щенок увязался.       Щенок. Действительно. Вдова как нельзя точно подобрала слово — Жнец сейчас лишь пес, который преданно служит своему хозяину. Но его, кажется, это разозлило; мужчина с утробным рычанием достаточно грубо ухватил ту за руку и, впиваясь в неестественного цвета кожу, буквально ее вспарывая, отшвырнул в стену за собой. За спиной Амели образовались паутинки трещин, что медленно поползли в разные стороны — но после замерли. Как и все вокруг. Как и сама женщина, что на подобную ожидаемую грубость со стороны напарника лишь иронично усмехнулась, не отходя от стены. Но на этом Жнец не остановился: в когтистой руке из дымки материализовался один из Адских дробовиков, что был приставлен к обнаженной части грудной клетки Вдовы, и сам он подошел к ней на шаг ближе. Сквозь маску можно было расслышать змеиное шипение вперемешку с гортанным рычанием, и возникало ощущение, что перед женщиной находился не ее напарник, а самый настоящий сорвавшийся с цепи зверь.       — О-ля-ля, неужели ты убьешь меня?       Кап. Кап. Кап. По руке Амели медленно стекали тонкие струйки темно-алой крови из вспоротых участков кожи — по венам, ладони, пальцам, а после разбивались о пол, образуя небольшую лужицу. Но никто, кажется, не обращал внимания на этот момент — медово-янтарные глаза смотрели в чужие, словно фосфоресцирующие в темноте, рубиновые. И каждые ждали чего-то, пока не решаясь обрывать нерушимую тишину. Рейес задумался; убивать свою напарницу не представляло никакого интереса, однако сейчас — надавить побольнее — вот, что ему хотелось. Надавить так, чтобы непоколебимая Вдова показала свою слабость, себя такую, которой была когда-то до «Когтя». Замогильный тон, немного хрипловатый и привычно медленный развеял ночную тишь:       — Так, как ты прикончила своего покойного мужа, Вдова?       Женщина на секунду широко распахнула до этого абсолютно ничего не выражающие глаза, но сейчас, удивительно, в них появилась толика некого непонимания. Она приоткрыла губы, дабы что-то произнести, но словно онемела — слова застряли в горле, и та нервно сглотнула. Чертов Жнец, пропади он пропадом. Но… Габриэль единственный, кому она доверяла, то есть — могла доверять среди всего этого необъяснимого хаоса, ведь тот не раз прикрывал ей спину на миссиях, переключая внимание всех оппонентов на себя. Да, он достойный напарник и даже единственный, с кем Вдова могла спокойно работать. Жнец не считал иначе.       — ³Je ne comprends pas. Не понимаю, к чему ты клонишь.       Дробовик под напором чужой тяжелой руки теснее упирался в грудную клетку женщины, и она глубоко вдохнула, а после медленно спускала дыхание, вжимаясь в стену позади себя. Ее не пугала ни смерть, ни собственный напарник — что, впрочем, являлось одним и тем же. Сейчас она боялась лишь саму себя. Что-то давно позабытое, какое-то неизвестное, но в то же время уже знакомое чувство крутилось внутри, заставляя Амели теперь часто опускать взгляд и голову — но Рейес не позволял этого, небрежно и одновременно как-то по-хозяйски ухватывая ее подбородок и возвращая голову в исходное положение. Она не смотрела на него более, отчасти хмурым взглядом бегая от пустой маски, до одеяния Жнеца. Но рубиновые светящиеся глаза оставались без женского внимания все это время — тот почти добился своего.       — Помнишь ту ночь? Нет, не отвечай. Я знаю, что та ночь часто всплывает в твоей памяти. Ночь смерти Жерара Лакруа от руки своей горячо любимой жены… Амели Лакруа.       — Жнец! Не веди себя как ⁴bâtard. Больше эти воспоминания не тревожат меня. Амели… Амели умерла.       Мужчина немного хрипло, триумфально посмеялся, но затем дробовик из его руки исчез в сопровождении дымки и легкого запаха гари; он видел, что во взгляде напарницы уже нет былого бесстрастия вперемешку с пассивной агрессией, сейчас там читалась тоска, человеческая тоска, что до боли напоминала наемнику себя самого. Ведь он — такой же. Они похожи.       — Нет. Ты лжешь. Снова.       Вдова панически осознала, что не может вдохнуть — лихорадочно схватилась за горло обеими руками и, тщетно впиваясь в кожу тонкими пальцами, рывками пыталась ухватить воздух подобно рыбе, выброшенной приливом на сушу. Казалось, что дыхание перекрыли внезапно подступившие слезы: нос неприятно то ли щипало, то ли покалывало, янтарные глаза сфокусировались на одной единственной точке, не моргая уже некоторое время. Рейес неожиданно даже для себя бережно ухватил собеседницу за плечи и аккуратно спустил ее на пол, присев напротив, близко, все еще сжимая хрупкие изящные плечи когтистыми руками. Физической боли она уже совсем не ощущала, ведь ее затмевала совсем другая, та, которую Лакруа, думала, что уже и не ощутит в этой жизни. А жизни ли? Скорее, кошмаре наяву.       — Не трогай… меня. Жнец, оставь меня. ⁵Sortez de la!       — Нет, Вдова, я здесь. Я твой напарник и не оставлю тебя.       Дышать стало проще, когда до этого сдерживаемые несвойственные наемнице слезы хлынули из глаз, и женщина зажмурилась; она всячески пыталась скрыть лицо ладонями, но Габриэль, понимая, чего та сейчас желает, вдруг стянул со своего лица маску — он поднес ее к чужому, скрывая мимолетную слабость когда-то хрупкой женщины. И все-таки она умеет быть живой. Умеет что-то чувствовать, а не являться безвольной марионеткой под командованием «Когтя». И сам Жнец в этот момент осознал, что все еще дышит, все еще… ощущает что-то там, внутри, в том месте, где должно быть бьющееся горячее сердце. Что-то там секундно кольнуло.       Слегка подрагивающая женская ладонь придержала маску мужчины на своем лице, и она подалась вперед, молча ткнувшись ею в плечо напарника. Лакруа знала, он понимает ее. Знала, он — рядом, он — не такой, как та же Сомбра, что своим инфантильным поведением и неуместными шуточками могла лишь выводить из себя. Объятия Жерара были такими же теплыми, пусть и кардинально отличались от тех, что сейчас дарит ей Жнец, обхватывая Амели обеими руками и оглаживая легкий стан ладонью. Каждый из них сейчас думал о чем-то важном; несколько похожие для вещи, но такие разные для всех остальных.