Мой доктор

— Стивен, вам скучно? — Джек Обри уже минут пять наблюдал за тем, как его друг бездумно теребит струны виолончели, явно устремлённый мыслями куда-то не туда. — Но вы обещали мне, Джек, — начал он снова, — обещали, что мы высадимся на этих чёртовых островах и я смогу заняться своими делами! — Вы и сами прекрасно понимаете, что наши планы изменились! — голос у Обри всегда был властным и спокойным, но сейчас он начал приобретать грозные ноты. — Лучше бы вы просто оставили меня там. — Оставить на необитаемом острове своего друга и, ко всему прочему, военного доктора? Ну уж нет, Стивен, вы о себе и своей роли на борту слишком скромного мнения. И снова доктор Мэтьюрин завёл старую печальную тему на бедной истерзанной виолончели. Джек хотел подхватить её и заиграть дуэтом вместе со Стивеном, как и всегда, но вместо этого вышел из каюты. Вечер выдался достаточно прохладным и ветреным, по палубе гулял сквозняк, отчего у Джека в скором времени пошла дрожь. Но возвращаться он не намеревался, нет. Пусть Стивен сперва успокоится и придёт в себя, а до этого им лучше не видеться. Они ведь не хотят усугубить ситуацию? Обычно чуткий и внимательный капитан настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил появления Киллика. — Сэр? — стюард приложил согнутый палец ко лбу. — Не ожидал вас тут встретить. Но Джек лишь взглянул на него, не удостоив ответом, и поэтому Киллик продолжил: — Что-то стряслось? — Ничего особенного, не волнуйтесь. — Мэтьюрин. Фамилия друга словно обожгла Джека. И изменения в выражении его лица не остались для Сэмюэля незамеченными. — Вижу, что угадал. — Д-да… — голос сэра Обри дрогнул, как у мальчугана, признающегося подружке в любви, но после капитан мотнул головой, отвёл взгляд от пустоты, взял себя в руки и уже более чётко сказал: — Да, Киллик, вы угадали. Это из-за Стивена. Ему, видите ли, не нравится, что мы не высадились на Галапагосских островах, и, похоже, обиженному абсолютно наплевать на обстоятельства. — А вам не нравится то, как он относится к этому? — Разумеется. — Ну что вы, ей-богу, как дети? Поговорите с ним. — Вы меня за дурака держите? Я пытался, но мне кажется, что на данный момент мистер Мэтьюрин не особо сговорчив. — Но не нем. — Чего вы от меня ждёте? — Решимости. — Ладно, — похоже было, что Джек не устоял под напором, — ладно. Хорошо. Я пойду и поговорю с ним. Решимость, значит, да? — на этом он развернулся и ушёл. «Да-да, конечно, буду я слушать стюарда. И сам разберусь. Пусть господин ботаник сперва успокоится», — думал Обри, направляясь, куда глаза глядят. А глаза его глядели в направлении каюты Тома Пуллингса. Джек шёл туда не по своей воле, ему просто некуда было больше податься. В свою каюту он решил не идти и до конца придерживаться своего плана, а на палубе оставаться не приходилось возможным из-за нежелательной встречи с Килликом. Подойдя к двери мистера Пуллингса, Джек колебался: а на кой он вообще это делает? На секунду он даже подумал вернуться в свою каюту и извиниться перед Стивеном, но в итоге он сразу же откинул свои мысли и уже более решительно постучал в дверь. — Входите! — послышалось из-за неё. Когда сэр Обри вошёл, то увидел Тома за самым его любимым занятием — изучением карт и созданием стратегий. Треугольником на столе лейтенанта стояли свечи, а между ними — небольшая карта Галапагосских островов, на которой Том смело делал разнообразные пометки и чертежи. — Здравствуйте, сэр! — сказал он, приложив палец ко лбу и едва ли сдвинув глаз с карты. — Оставьте любезности, Том. Я пришёл к вам как к другу. Мне нужен ваш совет. — Спрашивайте, сэр, помогу, чем смогу. — Вы лучше, чем кто-либо, знаете о моей привязанности к Стивену… Том Пуллингс и его капитан ещё очень долго беседовали, а на следующий вечер, собрав в кулак всю свою решимость, Джек направился к Стивену. В каюту лучшего друга он вошёл, как и всегда, без стука. Стивен испуганно дёрнулся в кресле и с облегчением вздохнул, когда увидел у входа Джека Обри. — А, Джек, это вы… — кажется, он даже разочаровался, словно ждал кого-то, но только не его. — Проходите. Хотите чего-нибудь? — Да. Серьёзно поговорить. — Не люблю такое начало, — доктор явно насторожился. — А я люблю. Вас, — кажется, Джек настолько быстро выкидывал фразочки, что и сам не понимал, что говорит и отчего лицо Стивена приобрело такое непонятное выражение. — Что, простите? — Стивен, не прикидывайтесь дураком, вы и сами всё прекрасно поняли. У этой фразы нет никакого второго смысла, — Джека прорвало на речь, а это ничего хорошего никогда не сулило, — никакого! Всё предельно просто и понятно. Всё то время, что мы с вами знакомы, я тайно мечтал о вас, смея поделиться чувствами только с Пуллингсом. О, Стивен, я столько времени потерял зря! Каждый день был для меня мукой, от каждой вашей улыбки в мой адрес мне становилось тепло, тепло и невыносимо больно, а если она назначалась другому, то на меня наплывал гнев и желание рвать и метать, но я всегда держался. С трудом, Стивен, но держался. Я пытался отвлечься на других — помните? Если бы не мои чувства к вам, не было бы сейчас в моей жизни Софи — девушки, которой я всегда лгу. Лгу, что люблю, думая в моменты нашего с ней единения о вас! Как мучительны всегда были наши разлуки и как одновременно радостны и тяжелы встречи! Я готов был сдерживать своё пламя столько, сколько требовалось бы для того, чтобы не раскрыться и держать вас при себе, но не смог. Эта наша ссора… я не могу выдержать её, Стивен. Не могу прожить и часа без вашей улыбки, вашего голоса, вашего запаха. О Боже, единственная причина, по которой я могу благодарить тебя за боевые ранения — это руки Стивена. Мой доктор, твои прикосновения для меня не сравнимы ни с чем. Когда ты протягиваешь руку в знак приветствия, я хочу расцеловать её, и — ещё лучше! — её хозяина. Я готов отдать что угодно, лишь бы оставить тебя рядом с собой на подольше. Знай, доктор, я не хочу больше никому лгать: ни тебе, ни себе, ни Софи. Всё то время, что Джек изливал свои эмоции на него бурным потоком, Мэтьюрин сидел, словно отупевший, не способный вставить и слово в пламенную речь. Впрочем, не смог он этого сделать и после её окончания, и пару минут они сидели в полной тишине: капитан на краю стола, смотря на Стивена, и Стивен в кресле, смотря в пустоту. Никто из них не понимал, как долго они так уже сидели, но в определённый момент Джек сказал: — Я понимаю, что ты сейчас , наверное, хочешь сделать, но, молю, не надо. Не прогоняй меня. Хотя бы ради нашей былой дружбы. — Джек, я не собираюсь прогонять вас, правда, но и что ответить, я не знаю. Я мог ожидать от вас чего угодно, кроме этого. От внимания Стивена не ушло, как плавно капитан перешёл в обращениях на «ты», но сам он держался с достоинством против почти обезумевшего Джека. Ну, или же старался. — Скажи, ты хотел бы быть со мной? — Но Софи… — Ни слова о ней! Ты что, не слушал меня? Я не люблю Софи. — Она любит тебя, — Стивен не отступался. — А ты нет? — этот резкий вопрос поверг доктора. Взгляд его опустел. — Не знаю… я никогда не думал о вероятности подобного разворота событий. Мне нужно время, Джек. И в этот промежуток постарайся унять своё пламя и не трогать меня. — Хорошо, — Обри стал темнее ночи, — ну, я пойду? — судя по всему, вопрос этот был риторическим, ибо Джек, не услышав ответа, встал и направился к двери. Но вдруг рука Мэтьюрина схватила его за локоть и остановила. — Джек, можно мне… проверить кое-что? — взгляд Стивена стал загадочным, и если обычно капитан мог понять, о чём думает его друг, то сейчас эта раскрытая книга словно захлопнулась. — Да, конечно. То, чего сделал дальше Стивен, не ожидал даже он сам. Доктор медленно наклонился к Джеку и коснулся его губ своими, легко, словно это сделал за него весенний ветер. Он уже начал потихоньку отстраняться, боясь разрушить момент, как Джек взял его за затылок и вовлёк его в новый поцелуй — глубокий и долгий. После этого их отношения больше не стали прежними.