Созвездие льна

      Детство — это то, что в юности забывается, превращается в белесую пелену из обрывков воспоминаний, смутных образов и еле различимых голосов.       Детство — это то, что первым формирует в тебе личность, накладывает начальные штрихи, создавая незамысловатый черно-белый эскиз, который потом наполняет красками юность и совершенствует взрослость.       Детство — это то, что забывается только если оно было радостным, наполненным счастливыми моментами и голосами родителей, только если оно было твоим детством.       Но бывает так, что есть тот, кто затмевает тебя, забирает у тебя из-под носа твоё собственное детство, делая его своим счастливым детством, оставляя тебя ни с чем. Оставляя тебя гнить в гнетущих обидах, отчаянии и недомолвках, в тени его яркого свечения, и, может быть, совершенно ненамеренно, но дыра в груди от этого факта не срастается. И все, что ты можешь сделать — ждать, ждать, пока не станешь достаточно взрослым, чтобы понять, почему же ты не светишься так же, как он, почему он забрал твоё собственное детство, делая его счастливым, а тебя — жалкой тенью своего величия. Может быть, непреднамеренно, но очень, очень больно в груди.       И ты все пытаешься найти ответы на свои многочисленные вопросы, например: «Почему же так страшно засыпать по ночам, ведь кровать покрывается инеем, и холодно-холодно становится в ней лежать; почему так страшно закрыть глаза, ведь голоса в голове шепчут, что ты не тот, кем себя считаешь?». И тебе жутко-жутко делается, но некому согреть замерзшее тело, некому рассказать правду, ведь все мертвы.       Но юность, по надеждам твоим детским, не становится приятным периодом взросления, не наполняет красками черно-белый эскиз детства, нет. Юность, она берет в руки кисть, толстую, уродливо скрюченную, и наносит густой слой чёрной гуаши, перечёркивая и без того невзрачный эскиз. Юность перечеркивает твоё счастье, твою счастливую жизнь и все ценности, что ты когда-либо имел.       И юность — твой собственный старший брат.       Можно было бы догадаться, в чем дело. Почему что-то было не так. Почему именно с ним все было не так, как нужно, не так, как правильно, как должно быть. И горьким тайным слезам, утекающим в мягкую детскую подушку, покрытую тонким слоем иссиня белого инея, больше не место на красивом лице. Там место теперь для ухмылки, такой ядовитой, что блевать хочется, потому что чёрная густая полоса на эскизе детства уже высыхает, превращаясь в корку. А, может быть, можно ее оторвать, словно очерствевшую кожу, а под ней образуется новая, чистая, детская?       А под ней лишь чернота, не затягивающаяся рана мрачного, безличного детства, рана, принадлежащая тени. Потому что в один момент ты вдруг понимаешь, в чем было дело. Ты — тень, лишь чернота, чтобы свет казался наиболее ярким. Ты — приёмный ребёнок, грязнокровный урод, живой только лишь из-за секундой жалости твоего отца. Нет, его отца, ведь он никогда не был твоим.       И тебе хочется отомстить за все пролитые горькие слёзы, за перечёркнутое детство и мрачную юность, выстроенную как раз на нем, тебе хочется сделать так, чтобы они тоже почувствовали, каково это — быть жалкой тенью.       Все убитые люди, все они попадают в особенную копилочку, питая твою злость, питая ту чёрную дыру в груди, чёрную полосу юности, небрежно выведенную на эскизе детства. Они заслуживают всего этого, ведь они врали тебе всю несознательную и сознательную жизнь, они сделали тебя тем, кто ты есть, они — монстры, а ты лишь получаешь то, что по праву всегда принадлежало тебе.       Теперь-то ты понимаешь, каково это, когда люди стоят подле твоих ног, когда у кого-то в груди рождается страх, дикий, жуткий, первобытный страх при виде тебя. А весь холод, что сопровождал тебя на протяжении всей жизни, — теперь ты знаешь его природу, знаешь, откуда на предплечьях появляются чёрные борозды узоров, а глаза наливаются красным — кровью убитых тобою людей.       Линия юности черствеет на эскизе детства, и тогда взрослость берет в руки ту же кисть, перепачканную в чёрной засохшей краске, макает ее в красную, мешая с фиолетовой, и оставляет на уродливой картине заключительный штрих, проходящий поперёк юношеской линии. Теперь ты закончен, картина доделана и пора ставить ее в рамочку.       Но ведь что-то все равно не так. Даже после правды, после всех убийств и громких выкриков о захвате мира что-то не так. Всё, если быть точнее. Длинный зелёный плащ отяжелел, превращаясь в непосильную ношу. Почему тебе трудно тянуть его на своих плечах? Почему он впитал столько свежей крови?       Но ведь они этого заслуживали. Они — твоя поддельная семья — нарисовали собственными руками ту картину, к которой должны были еле прикоснуться карандашом. Тогда почему в груди вновь болит, как в детстве?       Детство. Начало пути. Ты шёл не один. Ты шёл за руку с ним. А сейчас его рука холодна, как твоё сердце. Что же это, конец?       И только теперь ты возвращаешься к началу. Только теперь ты видишь, что не был тенью. Ты — не тень. Ты тот, чей яркий, ослепляющий свет всего лишь иного цвета. Ваши лучи всегда были тесно переплетены, поэтому его рука вновь касается твоей. И почему ты молишься, чтобы она вдруг стала тёплой вместо твоей?       Теперь-то они получили по заслугам. Это ведь то, чего ты хотел. Отомстить. Что ж, так наслаждайся проделанной работой, любуйся их лицами, навсегда застывшими в ужасе и отчаянии, любуйся изувеченными телами, любуйся бьющей фонтаном кровью, ибо теперь ты подошёл к пику своего жизненного пути.       И только теперь ты замечаешь, сколько раз улыбался за все свое детство, сколько раз смеялся, потому что твой старший брат делал все, чтобы увидеть хоть крохотную улыбку на твоём лице. Давай, вспомни тёплые, нежные руки не_родной матери, вспомни строгие, но любящие глаза не_родного отца, вспомни все это и умри рядом с ними. Давай, ложись прямо в лужи крови, в то море алого полотна, что ты сам создал, ведь твой плащ больше не может впитывать в себя всю эту кровь.       Локи помнит это лишь однажды: когда они были подростками, мидгардских шестнадцать лет отроду, Тор сидел на широком ковре посредине зала и что-то увлечённо рисовал, и Локи тогда ещё подумал, что Тор и рисование — вещи ну никак не совместимые, поэтому, хмыкнув себе под нос, решил подойти поближе и проверить, действительно ли это и правда он. Его ладони и светлый ковёр вокруг были в какой-то краске, капельки на ворсе оказались наиболее заметны.       — Тор, — воскликнул маг, присаживаясь на колени рядом с братом и поднимая один из странных рисунков, чтобы рассмотреть, — почему ты не делаешь это на столе, как положено?       Локи ожидал услышать внятный ответ на свой вопрос, но вместо этого из-за большого листа с рисунком, который он рассматривал, незаметно вылезла ладонь и, оттопырив указательный палец, мазнула его краской по щеке. Локи тут же опустил лист вниз, откидывая его на пол и смотря на брата возмущённым взглядом. Зал заполнил весёлый смех, и тогда в сознании Локи что-то переклинило. Он нервно схватил одну из баночек, зачерпывая пальцами чёрную краску и, рывком оказываясь рядом с Тором, растер все это по его лицу. Надежда на тишину угасла вместе с новой волной смеха от громовержца и раздражения от Локи.       — Тебе смешно? — С вызовом произнёс он, захватывая несколько баночек между пальцами и вскользь кидая взгляд на Тора. — Ну держись у меня!       Разноцветные краски летали почти по всему залу, окрашивая пол и стены, кое-где попадая на мебель и колонны. Тишину, царившую в зале до этого, нарушали крики Локи об убийстве брата в случае, если он догонит его, и Тора со словами «Не догонишь, малявка!». Он и сам не знает, как, но в один момент губы Тора оказались на губах Локи, мягкие и с противным привкусом красок, это был мимолетный поцелуй, но маг замер, расширенными глазами смотря на старшего брата, а затем, бросив все баночки на запачканный ковёр, убежал.       Ты дома, запомни это. Ты всегда был там, где тебя ждали, где тебя любили и верили в то, что ты сможешь вернуться. Ты дома, в бесконечных глубинах крови и мертвенно бледных тел вокруг. Только теперь ты понимаешь, что просто не умел принимать любовь. Но разве можно что-то исправить? Нет, не ползай на коленях, встань с пола, ты же принц, король теперь, ты лучше, чем все они, лучше, чем кто бы то ни было.       Прекрати это, ведь твои щёки вновь влажные от горьких детских слез. Перестань трясти их за плечи, все настолько сюрреалистично, что ты сам до конца не можешь поверить в происходящее. Но детство прошло, да и юность, как видишь, тоже, пора браться за голову и думать ею логически. Закрой глаза, вдыхай полной грудью. Очень-очень больно. Почему эта дыра именно в твоей груди и почему она все никак не может просто закрыться? Твои руки в крови, твоя совесть нечиста, ты их убил, всех их, до единого, и теперь даже не думай пускать слюни, как маленький мальчик.       Встань с колен, твои брюки пропитались их кровью. Возьми не_родного отца за холодную, безжизненную ладонь и оттащи к окну, перекинь его через поручни балкона. Пусть сломает себе хоть все кости, когда долетит до земли, все равно уже ничего не почувствует. Не_родную мать оттащи в чулан, в старую широкую ванну и залей ледяной водой, пусть ее тело веками раскладывается на маленькие кусочки. Возьми нож, самый острый, какой есть в этом доме, твоём доме с толстыми колоннами и огромными залами, возьми его и сядь в море крови рядом с братом. Пусть его кровь пропитывает твои брюки и зелёный плащ, пока ты полосуешь его лицо самым острым ножом, пока протыкаешь его грудь вновь и вновь, слыша хруст костей под собственными руками. Они в крови по плечи.       Дыхание спирает из-за разрастающейся дыры в груди, и боль все продолжает стучать набатом в висках, а адреналин от убийств покидает твоё тело. Оттащи его за мертвую руку к балкону и сбрось к останкам его отца, не_родного тебе, но не забудь запечатлеть посмертный поцелуй на его бледных губах, ведь ты так жаждал сделать это ещё в детстве. Нож пусть летит следом. Ляг в море крови, их крови, той, что никогда не текла в тебе, ляг и перестань уже пускать слюни, словно маленький мальчик. Вытри горькие детские слёзы окровавленным ладонями и вспомни ещё раз все моменты своего детства, юности, только наступившей взрослости. Ведь они живы теперь лишь в твоих воспоминаниях, навсегда там и останутся.       Они ведь заслуживали этого. Они испортили твою жизнь, перечеркнули картину твоей личности чёрными красками, сделали тебя безвольной уродливой тенью.       Ведь заслуживали, да?