Детские сладости

      Быть маленькой девочкой в такой жестокой организации, которой была Портовая Мафия — невероятно трудно. Каждый час надевать новое платье и бегать в нём так, чтобы пышная юбочка задиралась до самого зада, терпеть грубые руки подчинённых, которые недостаточно ласково носят на руках твоё избалованное тельце, делать голос достаточно капризным и так растягивать гласные, чтобы привести в бешенство всех, кто его слышит, всякий раз жутко пялиться на людей и угрожать им убийством... Да, трудной жизни Элис Огай точно не позавидуешь. Бедная малышка, устав после очередного трудового дня, доведя до белого каления вернувшихся после кровавой встречи с вражеской группировкой людей, шла, понуро склонив голову. Туфли были такими удобными, что она злилась на то, что не могла из-за них раскапризничаться, платье было достаточно коротким, волосы вычесаны слишком идеально. Иными словами — мука, а не жизнь! Мука — быть заточённой в золотую клетку и не найти себе страдания в качестве развлечения!       Впрочем, так ли всё в жизни малютки Элис прескверно? О, вовсе нет. Своим хрупким маленьким сердечком девочка предвкушала, что устроит маленькую пакость своему слишком зрелому для такой крохи возлюбленному Мори Огаю. За что же Элис собралась обрушить на голову босса мафии своё зло? Разве вы ещё не догадались, мои возлюбленные читатели? Элис злилась на него за то, что он не давал ей повода злиться.       Но как же ему отомстить? С хмурым видом, надув губки, девочка шла по коридору, пока в один прекрасный момент не наткнулась на мелкого, ничтожного, ничего для неё не значащего подчинённого, везущего на сервировочном столике на колёсах великолепный бисквитный торт. Торт был таким пышным, казался воздушным и лёгким, точно невестино платье. Розы из нежно-розовой помадки украшали лакомство, от которого по всему коридору разносились запахи клубники и ванили.       — Это кому? — спросила Элис, пальчиком указывая на торт.       — Боссу.       — Я сама доставлю.       На том и решили. Быть в кабинете Огая Мори не хотелось никому, особенно крохе Элис, которую это чудовище, с явным сексуальным расстройством, заставило бы засовывать в свой чудный ротик слишком большой для девочки второй ужин, стонать от боли в ягодицах после долгого сидения на жёстком стуле и дрочить невинной детской ручкой не совсем невинный, огромный, волосатый хвост на голове Накахары Чуи. Частично это раскрывало причину, по которой Чуя носит шляпу, ибо большая часть его кудрявых, рыжих волос так и оставалась в хрупкой ладошке Элис. У каждого свои фетиши, знаете ли, мои возлюбленные читатели: кто-то возбуждается от ретивых ласк, кто-то — от прекрасного дамского тела, а кого-то заводят и чуины волосы, растущие, словно флаг на пике покорённой вершины, над кислой рожей Накахары. Но продолжим.       Элис обмакнула пальчик в нежную, воздушную бисквитную мякоть. О, торт был воистину великолепен! Одни запахи ванили и клубники наполняли рот слюной, а нежный вкус вызывал тёплые, полные алого закатного солнца воспоминания о ласковом весеннем вечере. Элис закрыла глаза, улыбаясь, чувствуя, как по телу, вместе с вредным для здоровья и фигуры сахаром, распространяется приятное тепло. Девочка напряглась, оперлась на стол, чувствуя непривычный жар внизу живота. Своим вкусом торт вызывал слишком яркие, слишком порочные воспоминания. Каждый весенний вечер перетекал в страстную ночь, которая прятала в своём бесконечном мраке два влюблённых тела — юное и зрелое, слившиеся в порыве неправильной любви.       Элис смотрела на торт с плотоядной страстью. Она была… не совсем обычной девочкой. Проще описать её, как материализовавшуюся фантазию, как мечту, воплотившуюся в теле из плоти и крови. Поэтому, вряд ли дорогие читатели сильно удивятся, узнав, что у маленькой Элис, у этой миниатюрной, прекрасной куколки под юбкой был в три раза больше, чем у Мори, член. От воспоминаний, от одного вкуса потрясающего лакомства её мужское (мужское?) естество напряглось так болезненно, что готово было порвать тонкие трусики с зайчиком и узенькое платьице.       — А-а-ах, — болезненно простонала Элис, чувствуя зуд в своих покрытых лёгким пушком яичках. Инстинкты приказывали девочке совершать возвратно-поступательные движения, но, выражаясь совсем уж похабным языком, её дикий зверёк не находил нигде подходящей для себя норки. Элис открыла ящик столика на колёсах, и, стоило ей только погрузить свой половой орган в спасительную, прохладную темноту узкого металлического отверстия, как ящик после первого же толчка закрылся с такой силой, прищемив член девочки, что от боли она протяжно взвыла. Слёзы бессилия, боли и собственной беспомощности перед беспощадным эросом потекли из глаз юной особы, пока та, стиснув зубы, сжала руками область паха, катаясь по полу после полученной травмы. На секунду ей показалось, что её гордость, её всемогущий детородный орган был отрезан противным, хамоватым грубияном-столом. К счастью, всё обошлось и её, как она выражалась "писюнчик" был на месте. Не трахать же Ринтаро женский пол! Он, конечно, извращенец, но это перебор!       Поднявшись на трясущихся ногах, девочка сжала пальцами розочку на торте и со злобы проглотила её, не жуя. Приторная помадка подала ей идею, как отомстить Ринтаро и за свою слишком спокойную жизнь, и за этот торт, из-за которого пострадала важная часть тела девочки. Важная ли?.. Но, не будем вдаваться в такие детали.       Она слышала, как мужчины из Портовой Мафии порой унижают своих конкурентов. В преступных кругах вращаются далеко не самые порядочные люди, и враги мафиози могут считать себя счастливчиками, если их всего лишь избили. Они могли быть изнасилованы, лишены части тела, на них могли мочиться, а могли и отправить плавать по реке в шести чёрных мешках. Элис хитро заулыбалась, слизывая бисквит с пальчиков. Она решила украсить торт Ринтаро, так сказать, сливками собственного производства.       От сладкого, вкусного бисквита в её памяти мгновенно ожили ночи, проведённые с Ринтаро, который мастерски выводил из себя Элис, попросту слишком громко моргая. Неважно, какого пола была эта кроха, главное, что логика всегда обходила её стороной. Прикусив губу, девочка ласкала свой внушительных размеров половой орган, руками осторожно и неумело трогая пушистые яички. Раньше она никогда этого не делала. Во всяком случае, сама. Будучи мужчиной, Мори прекрасно знал, как доставить удовольствие себе подобному… себе подобной… письконосцу! Автор дичайшее извиняется за такое гнусное словцо перед своим нежным и трепетным читателем.       Так вот. Элис, зажмурившись, краснея от стыда до кончиков ушей, воскрешала в разуме воспоминания о Ринтаро. О том, как он, томно вздыхая, ласкал Элис до исступления, присасываясь жаркими губами то к правому яичку, то к левому, то к "писюнчику", то прикусывал ягодицу, заставляя капризную Элис вскрикивать от боли. Вообще, Огай Мори очень любил работать ртом, и, если он не разговаривал и не вылизывал второе отверстие в маленьком теле Элис, из-за чего той казалось, что его длинный язык у неё глубоко в кишках, то ласкал внушительных размеров половой орган девочки. Элис вспоминала, как его губы сдавливали её головку, как её член проникал глубоко в жаркий рот Мори, вызывая у того слёзы, как она часто дышала, чувствуя нарастающие экстаз и напряжение каждой клеточкой тела. О да. Все в мафии думали, что она была, простите за грубость, сучкой Ринтаро, но на самом деле её шлюхой был он!       А потом, когда Элис уже не могла терпеть, когда напряжение становилось болезненным, а жар, казалось, кипятил кровь, Ринтаро садился на неё (а он был нелёгким) и заставлял девочку проникать в глубокие, неведомые и непроглядные дебри, таящиеся у него чуть пониже спины. Элис было туго, но, жмурясь, надувая губки, она всё же выполняла желание своего похотливого любовника и переставала быть в постели послушной куклой (бревном). Жар тела Ринтаро был невыносим, и Элис, придавленная к кровати, чувствовала, что ещё секунда, и она умрёт от удовольствия. Но приходило спасение, и внутренний, неизведанный нами мир Огая Мори наполнялся липкой светлой жидкостью, а девочка чувствовала неимоверное облегчение. Мори был милосерден и ласков, и, позволяя своей неопытной любовнице отдохнуть от себя, обнимал её, ласкал, покрывал тело поцелуями, и в знак своей бесконечной заботы, кончал исключительно в одеяло, предварительно как следует завернув в него сами знаете какую часть тела.       Элис открыла глаза, зажав рот ладошкой, часто дыша, стараясь не шуметь. Ручкой сжимая своё тяжёлое мужское достоинство, она возбуждённо смотрела, как нежные розочки из помадки и бисквит орошаются бледными каплями росы, с небывалым трудом добытыми из тела девочки. Опомнившись, она нахмурилась, злясь на свой "писюнчик" за то, что он брызгается во все стороны, а не только на торт.       — Ну, Ринтаро, — она надула губки. — Теперь ты у меня поплатишься за… за… за всё!       Итак, несчастный, униженный малолеткой торт, был доставлен заказчику. Мори лучезарно улыбнулся, встречая свою маленькую бестию с большим секретом под юбкой. Он по-отечески невинно поцеловал Элис в лоб, и, пока она не успела вымолвить ни слова, предложил ей чашечку чая.       — Элис, — проворковал он, расчленяя кухонным ножом обесчещенный, беспомощный, беззащитный перед злым роком торт. — Сегодня я получил радостную весть! Вернее… радостную посылку. Накахара наконец-то согласился побриться налысо и отдать нам свои волосы!       Девочка скривилась, мгновенно представив Чую стариком, буддистским монахом и Фёдором Бондарчуком одновременно.       — Разве ты не рада, моя милая? — продолжал Мори. — Я решил отметить это событие и заказать нам торт. То, что этот бездельник Чуя наконец-то облысел — целиком твоя заслуга, и этот торт ты съешь полностью! А теперь открой пошире ротик…       По крайней мере, теперь у несчастной Элис появился повод злиться и развлекаться новообретённым, отвратительным страданием. Увы, но дальнейшие события сокрыты завесой тайны, дабы нежный читатель не словил то же психическое расстройство, от которого появляются на свет такие фанфики.