Тогда может..?

      Гермиона Грейнджер шла по людной улице, не уделяя ни единой капли внимания на окружающие ее дома, яркие вывески магазинов, шумные автомобили — она все знала наизусть и могла с точностью сказать, через сколько шагов от ее квартирки она трансгрессирует и через сколько окажется в министерском лифте, пройдя через волшебника на посту охраны. Ещё Гермиона совершенно точно знала, со сколькими коллегами она успеет поздороваться до лифта и со сколькими после и когда и где нужно замедлить шаг, чтобы не пересечься с теми, кому желать доброго утра все равно, что предать родину и изменить себе, ведь хочется, чтобы у них утро никогда добрым не было.       Если не брать в расчет рабочие дни, ситуация лучше не становится — все у Гермионы отлажено, схвачено. У нее даже самый обычный парень, который встречает ее с работы по вторникам и пятницам (стоит у самого входа, жутко раздражая своей глупой улыбкой, будто он не ожидал ее увидеть в это чёртово время!), проводит с ней и друзьями выходные и просто любит ее. Иногда ее обычный парень устраивает праздник, достает покрытую пылью туалетку, отчаянно ею брызгается, надевает одежду поярче и выводит ее в люди. Обычно, это каждая последняя суббота месяца. Просто так сложилось. Ещё он совсем перестал заморачиваться над подарками — теперь это даже не книги, это всегда подарочный сертификат на книги, подаренный со словами: «Я все равно ничего не понимаю в этом, давай сама». Она достаточно зарабатывает, чтобы покупать себе книги САМОЙ, а не ждать этой возможности в подарок ЕЖЕГОДНО.       Вообще, Гермиону все устраивает. Все стабильно.       Оказавшись в столь же изученном до царапинки лифте министерства магии, она привычно заняла место в углу, потому что обычно у самого входа толпятся еле поспевшие до закрытия дверей лифта — и от того часто потные — волшебники, которые шумно дышат, переводя дыхание. Было ещё, как минимум, две причины, почему это место имело честь быть ее любимым: здесь ее никто не тревожит до самого ее выхода, и где-то рядом всегда стоит человек, скорее всего мужчина, с приятным парфюмом, который прочно въелся в память и был обязательной составляющей утра подобно чашке кофе.       Вот и сейчас Гермиона встала на своё место, устремив взгляд куда-то вниз, переводя его то на пол, то на чьи-то молодые мужские руки с длинными изящными пальцами, сцепленными в замок. Эти руки она тоже видела каждый рабочий день, и их обладатель всегда заходил в лифт сразу после нее и вставал напротив, выходя на этаж раньше, чем она. Вообще, бывшая гриффиндорка обращала слишком много внимания на руки людей и сокрушалась, что пальцы Рона далеки от идеала — короткие, полные и неухоженные, которые так и кричали: «Наш хозяин — неотёсанный мужлан». Думая о нем, Гермиона отнюдь не старалась скрыть улыбку на лице, потому что таковой не было и в помине — только тоскливая обречённость. Прошло пять лет после битвы за Хогвартс и придуманная ее девичьим мозгом влюбленность в друга испарилась, безжалостно запустив в сердце чувство вины, не позволяющее думать о расставании с Роном, который, похоже, глядя на свою сестру и Гарри, решил думать о свадьбе. Джинни Уизли стала миссис Поттер каких-то два года назад, а Рон спешит получить от Гермионы заветное «Да», как будто скоро состарится и опоздает. Снова полный симпатии взгляд на руки соседа — мужчина вдруг изменил их положение и ее взору предстал явно дорогой перстень. Знакомый перстень. В голове всплыл образ однокурсника со Слизерина, который, не без участия Золотой троицы, избежал Азкабана и зажил типично малфоевской жизнью. Наверное, ей показалось, ведь не может же он работать здесь.       Любопытство взяло верх и Гермиона Грейнджер изменила традициям, подняв взгляд от кистей рук вверх: рукава деловой мантии из дорогой ткани, ворот рубашки и одна растегнутая пуговица, манящая своим совершенством шея, которой хотелось коснуться губами, до боли знакомая ухмылка и серые глаза, к ужасу девушки, смотрящие прямо на нее. И долго он смотрит? Дыхание сперло и ее любимое место стало чертовски неудачным, неудобным, отвратительным. Лицо горело.       — Доброе утро, Грейнджер, — услышала она негромкий голос, который не слышала уже целую жизнь.       — Доброе, Малфой, — не растерялась девушка, позволив, однако, голосу дрогнуть, — ты проехал свой этаж, — заметила Гермиона, прикусив язык. Вот ведь дура.       — Ты тоже, — удивил ее ответом блондин, все также ухмыляясь. Вот так просто он признал, что также все это время знал, когда выходит стоящая напротив него девушка. Но знал ли он, что эта девушка — Гермиона Грейнджер? Наверное, знал. Как все сложно.       — Эм, тогда я… — замялась всегда уверенная в себе Гермиона, пряча взгляд.       — Тогда может мы выпьем кофе? — быстро сказал аристократ, снова посмотрев в ее глаза. Его взгляд был невыносим, девушка никак не могла его выдержать, хотелось отвести глаза, присесть, чтобы унять нарастающую дрожь.       — Тогда выпьем, — повторила бывшая гриффиндорка его предложение, — кофе, — и прерывисто выдохнула, мельком окинув взглядом лифт — он стоял открытым на самом последнем этаже, и кроме них и привычного приятного аромата — видимо, малфоевского — никого уже не было.

***

      На улице было достаточно прохладно, из-за чего многие уже достали свои шарфы, кутаясь в них, ощущая уют и защищённость, но щеки Гермионы были румяные отнюдь не от холода — ей было жарко, хотелось распахнуть осеннее пальто, позволить колючему ветру ласкать ее тело, чтобы привести себя в чувство. Девушка, напоминая себе школьницу, стояла, прячась от лишних глаз, где-то за углом здания в компании такого наглого Малфоя, который безпардонно выдернул ее из потока людей, чтобы просто пожелать доброго утра.       — Я чувствую, что ты жаждала меня видеть, что скучала все выходные, — горячо шептал он ей на ухо, зарываясь носом в ее волосы. Как давно она перестала сопротивляться? Наверное, почти сразу, почти моментально отдалась потоку событий два месяца назад в лифте на последнем этаже.       — Малфой, — жалобно пискнула бывшая гриффиндорка, пряча лицо от прохожих в его груди, вдыхая до одури приятный аромат Малфоя, аромат дорогого парфюма и мужчины, от которого сносит крышу, от которого кружится голова. Начав общение с ним, Гермиона впервые почувствовала беззаботное желание прогулять рабочий день или вовсе уволиться, чтобы проводить время только с ним.       — Мм? — промурчал блондин, отстранившись, чтобы заглянуть в ее глаза.       — Нас могут увидеть, — шептала она, еле выдерживая взгляд своего искусителя. — Мы не должны, это неправильно…       — Я устал считать, в который раз слышу эту фразу, Грейнджер, ты произносишь эти слова, но твоё нутро им противится, — протянул он, возведя глаза к небу, — это слышно по твоему очаровательному голосу, по твоим глазам, — и вдруг хитро прищурился, улыбнувшись. — Гер-ми-о-на, — чувственно, будто пробуя на вкус каждый звук ее имени, произнес Малфой, уткнувшись носом куда-то в ее висок. Он узнал, что девушка неравнодушна к подобному, пару недель назад и в особых случаях не упускал возможность заставить ее чувствовать дрожь в теле.       — Ненавижу, — вздохнула Гермиона и прикоснулась к его губам, ещё больше краснея, задыхаясь от нахлынувшего волнения, от его напора, от касаний их языков и губ.       Она так любит его поцелуи, так хорошо помнит вкус его губ, вспомнив который, хочется видеть засранца немедленно. Первый раз он поцеловал ее на вечеринке по случаю дня рождения их общего приятеля с работы, когда они остались одни в какой-то темной комнате и почему-то нежно обнимались. В тот момент Гермиона отчётливо понимала, что скоро вечеринка кончится и они больше не подойдут друг к другу, что ей больше не ощутить его объятий. Как она была удивлена, когда он поцеловал ее. Кареглазая и думать забыла, как оказывается приятно целоваться, как быстро внутри нее может разгораться желание, как невыносимо приятно слышать его шепот: «Так хорошо», как грустно, что им пришлось остановиться.       — Так-то лучше, Грейнджер, — прошептал он между поцелуями и довольно улыбнулся, поправляя ее волосы. — Знаешь, ты вся моя. От подушечек пальцев до макушки… Ты моя. Просто не хочешь в это поверить.       — Ты невыносим, — переводя дух, сказала Гермиона и зажмурилась, предчувствуя, что пробудит в Малфое раздражение следующей фразой. — Я не могу так больше поступать с Роном…       — Тогда может ты уже бросишь рыжего и признаешь, что твой молодой человек — самый завидный жених волшебного мира на данном этапе времени?       Стоит ли говорить, что жизнь Гермионы Грейнджер больше не была под полным ее контролем и преподносила день за днём такие приятные и желанные сюрпризы?