Из камней и хаоса

А вы только подумайте, что было бы, если бы Пейдж Маршалл первой нашла бабушка. Та самая милая бабушка с вязальными спицами и розовыми щечками. Просим заметить, что розовые щечки не были нанизаны на вязальные спицы. — Ах, сколько долларов утекло сквозь трубы! — пробурчала бабушка и перекрыла вентиль. Завернула внучку в купальную простыню, как в детстве. И уселась за телефон, вооружившись своей верной записной книжкой, обряженной в накрахмаленную белоснежную обложку. Никаких служб спасения, никаких психиатров, только идеально выметенная и вымытая с щелоком пригородная преисподняя. Девочка всегда оправдывает ожидания мамы и папы. И бабушки. Через месяц Пейдж выдали замуж. Все эти голубки, торты и букеты. И — «Пока смерть не разлучит нас». Вот что девке надо, а остальное — все баловство и от лукавого. Пейдж двадцать четыре стукнуло, когда ее выдали замуж, но ни одного мужчины у нее до того не было. Муж приходил к ней только в полной темноте, задирал сорочку до пояса, и трахал в неизбывном молчании. Каждый раз, как ему казалось, что Пейдж не просто закатила глаза и удалилась в мир получше, чтобы не обращать внимания, что происходит, а удовольствие получает, он лупцевал ее армейским ремнем. Да, по груди и животу, и между расставленных ног тоже. Пейдж некуда было пойти. Некому позвонить — по всем номерам этого мира ей просто ответили бы: «Терпи, а ты на что надеялась?» И она терпела. Потом Пейдж надоела мужу, и он запихнул ее в лечебницу. Якобы Пейдж слишком долго торчала в душе — а все потому, что завалила экзамен в университете. А счета-то потом какие придут — закачаешься! Ох, кого-то когда-то звали Пейдж. Этого «когда-то» она с таким трудом помнит. А тут в психушке появляется этот человек. Его зовут Виктор Манчини. У него что-то не то с происхождением. То ли он был рожден спасти этот мир, то ли погубить его, то ли вообще ничего не изменилось бы от самого факта его существования. Мошенник, мессия или пустое место? Три варианта — вовсе не два, когда так легко все перепутать. Но когда на карту поставлено действительно все, теория вероятностей, кряхтя, приподнимается в своем гамаке и мажет поясницу разогревающим гелем, который обязательно надо не забыть смыть, когда полезешь чесать глаза или дрочить, — и потому может случиться все, что угодно. Виктор Манчини — украденный из коляски сумасшедшей теткой ребенок. Пейдж Маршалл — замершая в своем начале пути. Без шансов. Без вопросов. Без боковых съездов. Пляшите, кому весело. Кому смешно — смейтесь. С вами была Пейдж Маршалл, переводчица самого важного на свете дневника. Сын Иисуса среди нас. Бродит по улицам без всякой цели, ведет переписку со всеми, кто однажды его спас — заметьте, не он спас — его спасли, совсем не тот случай, что у папаши. Виктор Манчини — чудо и вместе с тем ничтожество. Никто никого не спасет. Его ДНК вовсе не уникальна — миллионы таких же по улицам бродят, становясь пищей для войны и рекламы (что, в принципе, почти одно и то же). Не спаситель, обычный человек, нашедший способ привязать к себе тысячи незнакомых людей, умирая и воскресая в их руках. Почему никто до сих пор не додумался запатентовать этот способ? Когда ее придут разоблачить, Пейдж уже наберётся ума смыться из этого мира подальше. Этому миру просто не нужен спаситель. Ни настоящий. Ни из пробирки. Вообще никакой. Именно поэтому Пейдж решает оставить свой идеальный рай, стены которого увешаны прилипшими микрокусочками старичьих ужинов, и бежать — бежать куда угодно. Стать кем-то другим, кем угодно, она же не привереда и никогда такой не была. Перфекционизм забыт как страшный сон. Этой ночью Виктор смывается из участка. Они вместе строят — в темноте, из бесформенных камней, без надежды — все что угодно. Девушка обвела на стене тень своего возлюбленного. Спустя столетия кто-то придумал фотообои. Но есть кое-что получше — запомнить того, кого любишь, как он есть — в обосранных штанах, в больничной робе, растрепанного и вспотевшего. Только тогда уже и стоит обводить его тень на стене.