Делиться теплом

Ферид Батори крайне редко смотрел на часы. Вечность не имела никакой связи с человеческим времяисчислением, однако за последние полчаса он, кажется, насквозь просмотрел висящий на стене счётчик жизни. «Тик-так» – а вокруг, в радиусе пары километров, абсолютная тишина. Почему из всех его имений было выбрано именно это? Ни души вокруг! «Тик-так» – где-то на границе поместья с другим залаяла собака, разругавшаяся на приближающийся шум автомобильного двигателя. «Тик-так» – зрачки вампира сузились в улыбающихся глазах. Седьмой прародитель снова глянул на часы. Сейчас. Он подошёл к единственному открытому окну и принял картинную позу, приложился головой к раме, сложив руки на груди. Негромкий хлопок двери машины, звон ключей и какого-то бубенчика вместо брелока, щелчок открываемого замка. Долгожданный гость запер дверь изнутри и, молча сняв обувь, двинулся в сторону гостиной. Всё это походило на своего рода игру, детскую затею подкрасться сзади и тёплой ладонью накрыть глаза вампира, привалившись грудью к его спине: – Угадай, кто? – приятно бархатный шёпот в самое ухо, а вторая ладонь уже заскользила по стройному бедру блондина. – Не самый удачный пример защитника человечества, полагаю, который даже на свидания опаздывает почти на час, – процедил сквозь зубы Батори, убирая чужую руку с собственной ягодицы. – Что на этот раз, Гурен? Старушку через дорогу переводил или не мог выпроводить из своей койки очередную шлюшку? – Ох, ты не поверишь… – с тяжёлым вздохом начал подполковник. – Сначала я долго думал, а стоит ли вообще ехать. Потом, – он осторожно прошёлся кончиками пальцев по переносице вампира, – потом решил, что не стоит динамить который раз подряд, – еле слышно засмеявшись, брюнет аккуратно обвёл подушечкой большого пальца контур бледных губ. Вампир фыркнул. За всё время их сомнительной дружбы можно на пальцах одной руки сосчитать случаи, когда Ичиносе прибывал вовремя – будь то встреча стратегического или личного характера. Подполковник несомненно знал, что оправдываться или извиняться здесь ему уж точно нет необходимости, но раз за разом слагал всё более занятные истории, которые с годами выросли и окрепли от спасения застрявшего на дереве котёнка до едва ли не битв с драконами – врукопашную, разумеется! Таким образом Батори впервые за своё долгое существование на бренной земле и узнал, как пахнут драконы: тошнотворными сочетаниями парфюмерных композиций, не самой качественной губной помадой и почему-то человеческими женщинами. Цвет волос, которые оставались на мундире, указывал, вероятнее всего, на видовую принадлежность дракона. От одного из них, дракона с белоснежными волосами, людскими самками не пахло, но несло кошатиной. Обсуждать эти пикантные подробности драконьей физиологии у аристократа не было ни времени, ни тем более желания. – Ммм, а что это тут у нас такое? Неужели надулся? – Гурен со смешком цокнул языком и чуть крепче сжал пятерню на упругой ягодице. – Подумать только: я, второсортный армейский мусор, снова расстраиваю самого Седьмого прародителя! Требую памятник, – заявил Ичиносе и поспешно добавил: «При жизни». – Что-то мне подсказывает, товарищ подлокотник, что в твоём положении не очень-то здраво шутейками разбрасываться, – задумчиво пробормотал одними губами блондин, неотрывно глядя в окно. – Мне ничего не стоит оторвать твою пустую голову вместе с планами на светлое будущее, неуважаемый. – Ну хорош, хорош, – тёплое дыхание приятно коснулось шеи за ухом, – сегодня мне стыдно, правда… Так Батори не смеялся с тех, наверное, пор, когда… Когда? Он, право, уже и не помнит, когда смеялся настолько искренне и вовсе не с целью устрашения, а над чем-то действительно забавным. Насладиться давно забытым чувством помешали требовательные губы, грубо, порывом какой-то животной жадности смявшие в поцелуе его собственные. Что же, не самый дурной для обладателя скудного человеческого умишки способ заткнуть чей-то рот. Умелые руки солдата человечества скользят кончиками пальцев по груди, обводят бока, стройные бёдра и снова бредут вверх, одну за другой расстёгивая пуговицы белоснежной рубашки. Остановиться заставляют вопросительный взгляд малиновых глаз и крепко сжавшие ладонь холодные пальцы: – Да неужели? Ферид улыбнулся уголком губ и сделал полшага назад, выворачиваясь из объятий, но снова застыл с ошеломлённым видом и шумным выдохом, прижатый щекой вплотную к стене. При желании она осыпалась бы мелкой крошкой от одного лишь толчка локтем, но к чему этот шум, когда желания могут быть куда более разнообразны? Холодное тело не чувствует ни стыда, ни возбуждения, ни похоти. Остывшее сердце молчит, не выдавая бури мыслей, затмевающих тем не менее распалившееся сознание. Внимательные глаза следят за каждым движением, уши слышат гул бурлящей под кожей крови, губы расползаются в привычной улыбке, когда склонившийся над распластанным на постели вампиром мужчина перехватывает его руки и рывком заводит их наверх. Ферид не противится, увлечённо изучая напряжённое лицо, и когда запястья стягивает узкая лента – серебристая в алую продольную полоску. Задавать вопрос ему не приходится – подполковник фиксирует руки в изголовье кровати: – Я не каждый день делаю подарки, – процедил он пояснительным тоном, расстёгивая и снимая камзол, – так что советую быть сегодня паинькой. Люди, в отличие от вампиров, алчны и похотливы. Люди готовы истязать себя и ближнего, чтобы ощутить что-то новое. Люди готовы идти на многое, лишь бы испытать минуты блаженства от плотской близости. Гурен же не хуже самого Батори знает, что ласки того не заводят, а поцелуи не возбуждают и «человеческой» реакции он не получит, однако, вопреки ожиданиям, он поразительно нежен. Влажными губами мягко касается щеки и скулы, соскальзывает по шее к плечу, проходится по выступающим ключицам языком и слегка прижимает зубами кажущуюся прозрачной кожу, краем глаза наблюдая довольную улыбку: Ферид далеко не сразу доверился ему настолько, чтобы позволять это, ведь и капли его крови было бы достаточно, чтобы их веселье закончилось, да ещё и так трагично. Подготовка занимает куда больше времени, чем в обычных условиях, но Ичиносе не торопится – удовольствие, в конце концов, должны получать двое, а он прекрасно изучил маленькие слабости обманчиво хрупкого вампира, он отлично знает, чего хочет Батори. Гурен не спешит и тогда, когда Ферид изящно подмахивает ему навстречу узкими бёдрами, обхватывает ногами и крепче сжимает любовника в своеобразных объятиях. Не срывается из-за подхлёстывающей, точно плётка, страсти, овладевая податливым телом уверенно, постепенно проникая глубже, оглаживая напряжённые бока нежнее. Плотнее прижимает к себе ощутимо согревающееся от близости существо. Холодная, бездушная, кровожадная до мозга костей тварь ласково улыбается своему врагу, через раз успевая перехватывать поцелуи, с двукратной нежностью отвечая на них, покорно выгибаясь от чувственных прикосновений, и чуть морщится от еле слышного треска рвущейся ткани атласа где-то на запястьях – какое упущение, такой ленты в коллекции Батори не было. Высвобожденные руки мягко обвивают крепкую шею, и Ферид с трепетом в готовом вот-вот забиться от нежности сердце жмётся к чужой груди, понемногу самостоятельно увеличивая темп.

***

Любовь? Отнюдь. Война? Да к чёрту. Ни резкого слова, ни грубой фразы, ни колкого замечания – не здесь и не сейчас. Никто не узнает, никто и никогда не обсудит и не осудит их, предавших всех вокруг, кроме друг друга: предателя человечества, дарящего собственное тепло давно остывшему телу, и вампира, что давненько подарил теплу уголок в холодном, замершем навеки сердце.