По нотам

Восхищение. Его везде и кругом окружало жгучее, фальшивое восхищение. Ему хотелось сбежать, закрывая уши ладонями, закрыться где-нибудь, лишь бы не слышать уже давно остервеневших слов.  Талант. Талант. Талант.  Слова, пропитанные ядом; слова, сказанные больше в насмешку и оправданием себя перед другими.  Канда прикрыл глаза, все еще еле касаясь кончиками пальцев клавиш черного фортепьяно. Внутри него бурлил гнев — снаружи было холодное спокойствие. Его уже давно приучили к тому, что эмоции — это лишнее. Лучше всего их держать в себе и только иногда давать волю.  Он поклонился и вышел за кулисы, в скором времени заняв место в зрительном зале, куда пускали только единиц.  Гнев все ещё бурлил ядом в крови. Последующие выступления пришли куда менее феерично, чем его, Юу, выступление. Он думал, что больше ничего сверхинтересного так и не произойдет, пока на сцене не появился мальчик, немного младше самого Канды. Его белоснежные волосы ярко контрастировали с полумраком сцены, на лице был странный шрам, разглядеть который не получалось. В его руках сиротливо лежали скрипка и смычок.  Конечно, это был уже не первый скрипач, но этот сразу притягивал взгляд. Он был… Необычным.  Что-то странное и притягательное было в этих робких движениях руками, поклоне; что-то необъяснимо обаятельное скользнуло в его улыбке: как будто он репетировал эту улыбку множество раз; что-то кристально чистое отражалось в глазах. Душа? Душа. И это Юу понял по его игре. Она была чистой, в высшем значении этого слова. Такой нежной, даже в моменты, полные напряжения и жестокости.  Перед глазами замелькали картинки — самые разные, и Канда впервые осознал, что такое — истинное восхищение. *** Позже выяснилось, что этот мальчик попал в ту самую категорию избранных, к которой принадлежал сам Юу. Выяснить его имя не составило труда, потому что столпившиеся люди из школы искусств, только и говорили о двух самых выделяющихся выступлениях. Его Канды, и того мальчика. Аллена Уолкера. Мальчик несколько раз повторил это имя, пробуя его на вкус и цвет; растягивал каждую гласную, согласную, слог; попробовал даже говорить скороговоркой. Продолжалось это до тех пор, пока за спиной не послышалось копошение, и тонкий слегка писклявый голос робко не поинтересовался: — Ты что-то хотел? Канда вздрогнул, на мгновение даже показалось, что его волосы встали дыбом. Он медленно повернулся и посмотрел на смущенно улыбающегося парнишку, на вид лет одиннадцати, если не меньше. Его светлые, кажется седые, — уж точно не крашенные, — волосы были собраны в маленький хвостик, Юу успел отметить, что концы были неровно сострижены. У самого брюнета, хвост доставал до самых лопаток. Серые глаза смотрели с плохо скрываемым любопытством, а через левый проходил длинный шрам. — Эм, да нет. — Канда сжал край своей одежды, и оглянулся в поисках того, куда можно было уйти. Но видно, не судьба. — Тогда зачем ты повторял моё имя? — Уолкер немного наклонил голову влево, от чего длинная челка закрывала левый глаз и шрам. Юу почувствовал, как кровь прилипла к щекам, и пробубнил: — Было интересно, кто это. — Понятно, — протянул Аллен, выпрямляясь и протягивая руку японцу. — Я — Аллен Уолкер, приятно познакомиться! А как тебя зовут? — он улыбнулся так по-детски, что брюнету захотелось упрятать его от этого злобного мира; пианист смутился ещё больше, протягивая руку в ответ. — Канда Юу. — Так это о тебе говорили те взрослые! — восторженно пропищал мальчик, едва ли не подпрыгивая на месте. — Твое выступление было просто изумительным! Канда как-то отстранёно подумал, что у этого ребенка явно нет проблемы с тем, чтобы завести друга. (Его улыбка была ослепительной.) Сам брюнет такой способностью не обладал, да и друзей заводить в том гадюшнике не было смысла — все равно он бы попал в эту школу; неважно когда, но попал бы. — Мне твое тоже понравилось, — хмыкнул в ответ пианист. Он видел, как скрипач хотел что-то сказать, но на их плечи опустились руки какого-то мужчины.Юу почувствовал новый прилив злости и то, что сердце колотится как бешеное. Странное чувство. — О, так вы оба здесь. И не пришлось вас искать в этой суете. Вы уже подружились? — он мягко улыбнулся, поправляя очки на носу. — Так или иначе, — он продолжил, не дожидаясь ответа. — Юу-кун попадает на отделение фортепьяно, а ты, Аллен-кун попадаешь в отделение по игре на скрипке. Вы рады? — Конечно! Канда скромно отмолчался, лишь тчкнув по поводу того, чтобы его не называли по имени. Таким заявлением и закончился этот очень длинный вечер. На тот момент Канде Юу было двенадцать. *** Канде Юу уже шестнадцать, но он до сих пор помнит тот вечер, того мальчика, и то странное чувство. Канде Юу шестнадцать и он является одним из лучших из своей возрастной группы. Канде Юу шестнадцать, и совсем недавно было его первое сольное выступление. Канде Юу шестнадцать и сегодня он переезжает в отдельную комнату. Пианист уже давно не ощущал себя настолько радостным: никаких посторонних ушей; никаких задушевных разговоров, превращающихся в обмен колкостями; н и ч е г о. Его комната была немного меньше, чем та, в которой жил он до этого, она была выполнена в светлых тонах, на что парень только поморщился, но выбирать не приходилось. Само общежитие было больше и тоже делилось на несколько блоков: вокал, струнные, духовые, клавишные, ударные. У каждого блока была своя кухня, и распорядок кто, когда готовит; общие душевые и туалеты. В блоке Канды было правило, в которое его сразу посвятили: никакой игры на инструменте, после десяти вечера. Обычно в это время большая масса ложилась спать. Проблемы никак не вписывались в планы Юу, поэтому он кивнул и закрыл дверь. Первый раз Канда увидел его по пути в общежитие: Аллен шел, весело болтая с какой-то девчонкой. За спиной у Уолкера было два чехла, кажется, он помогал ей нести ее инструмент. Юу фыркнул на такое, почувствовав внезапную злость.  Сердце пропустило удар и сжалось в комок. Скрипач изменился: насколько можно было видеть его со стороны, его миловидную внешность теперь можно было назвать красивой; шрам, который, казалось бы, уродовал лицо, не привлекал особого внимания; Канда залип на губах, которые были растянуты в милую улыбку; слишком милую. Блондин вырос, его плечи стали шире. Челка была взлохмачена, волосы выглядели ухоженными.  Юу сел в тени дерева, чувствуя себя каким-то сталкером, и стал неотрывно смотреть на парочку. На языке образовалась горечь, руки сжали край кофты. Брюнет чувствовал смущение вместе с, непонятно откуда взявшейся злостью. Коктейль эмоций пугал и завораживал.  Прикрыв глаза, японец досчитал до десяти, зарывшись рукой в челку. Кинув взгляд из-под полуприкрытых век на то место, где стояли эти двое, Канда увидел, что место уже пустует. Посидев еще немного, парень поднялся и двинулся в свою комнату — еще следовало отрепетировать новую мелодию.  Последующие недели проходили подобным образом: утро — школа — Аллен вечно с кем-то идущий домой — общежитие — игра на фортепьяно — вокал — сон.  Совсем скоро ученикам предстояло разбиться на пары для концерта в честь юбилея школы. Юу на такое заявление лишь фыркнул в своей привычной манере. Действительно не хотелось уделять дополнительное время на репетиции с кем. Помимо всего прочего, предстояло дать пару уроков младшей сестренке заместителя директора, потому что та не понимает объяснений учителя. (Не хочет понимать) Вновь идя по той же самой дороге, которую парень уже знал вдоль и поперек, Юу заметил впереди идущего Уолкера, но сегодня он был один, что было в новинку. Японец даже не знал, испытал радость или облегчение. И Канда уже вознамерился подойти и заговорить спустя долгое время, но малявка Ли, появилась так некстати, повиснув на Уолкере. На его лице расцвела улыбка, хотя скованные движения говорили о том, что лучше бы от него сейчас остали. Но маленькая эгоистка решила не обращать на это внимания, весело щебеча что-то.  Юу решил быстро пройти мимо — авось и не заметят — оставаться на жаре, да еще и в компании балаболки Линали никак не входило в его планы. Её нескончаемая болтовня ни о чем, только раздражала. — Канда! — Судьба была не благосклонна к бедному японцу.  Брюнет сделал вид, что не услышал и, что вообще в наушниках и ему все побоку. Но девушка явно не потерпела игнора в свою сторону, поэтому позвав его еще несколько раз, подошла лично.  — Канда! — она положила руку на плечо, парень сразу же сбросил ее, злобно смотря на брюнетку. — А когда ты сможешь…?  — Когда надо, тогда и смогу, — прошипел подросток, разворачиваясь чтобы уйти.  — Но я хочу быстрее сдать экзамен!  — Зачем тебе вообще его сдавать?! — намного громче поинтересовался Юу, смотря на нее из-за плеча.  — Я… Я хочу… Хочу играть вместе с тобой! Все с твоей возрастной группы хотят! — Ну и?! Кто вообще сказал, что я буду играть с кем-то? — он насмешливо поднял брови, замечая, как Аллен двинулся с места.  — Все равно! Когда ты сможешь?  — Зайду во время занятий. — Отчеканил Юу, недовольно цокая. — А теперь съебись с глаз долой.  — Хей, Канда, нельзя так с девушками разговаривать, — подошедший Мояши лукаво улыбнулся. Канде захотелось разбить ему челюсть.  — Тебя забыл спросить, — выплюнул брюнет, кидая на Уолкера взгляд и едко добавляя, — Мояши.  — Аллен я! Да и вообще, ходишь тут, ходишь, а все не здороваешься. Нельзя же так. — он как-то понимающе улыбнулся, у Юу дернулась бровь. — Людей не люблю.  После этого, Канда развернулся и скрылся в общежитие. *** Парню не спалось. Мысли текли медленно-медленно, будто в насмешку. Он повернулся с одного бока на другой, взбил подушку, поправил одеяло, положил подушку поверх головы: ничего не помогло. Перед глазами мелькали образы: Мояши держится за руку с той девчонкой, Мояши улыбается ей, Мояши обнимает её. Настолько живые, настолько яркие, кажется, протяни руку, и ты сможешь вдарить по голове этому недомерку. За что? Да просто так. В последнее время мысли о нем пожирают изнутри; сводят легкие в судороге, сердце в конвульсиях и горло в спазмах: ни слова не выговорить; выгорают на краю сознания наравне с другими мыслями. Картинки с ним мелькают слишком часто: во сне, наяву; его черты видятся в практически каждом человеке; Канда сходит с ума. Канда погружается в эту бездну, но не сопротивляется: Юу нравится думать о нем, размышлять, мысленно касаться; Канда с каждым разом все больше зависает с его улыбки, голоса, смеха; Канда давно уже забросил попытки что-то изменить, но изменить уже было бы невозможно. Почему? Да потому что любовь; да потому что привязанность; да потому что не хочется вот и все. Но сон все равно не идет. *** — Так-с, следующий! — Комуи поправил очки и Юу, показавшийся на небольшой сцене, только тчкнул. — Назови… А, Канда-кун. Итак, кто хочет работать с Кандой-куном в паре?  Почти все девушки подняли руки. Ли взлохматил волосы на затылке, осматривая всех. Неожиданно щелкнув пальцами, он произнёс:  — Отделение вокала может опустить руки, Канда-кун у нас посещал дополнительные занятия по вокалу! — послышался групповой разочарованный вздох. — Тч, Комуи, можно я просто сам выберу и все? В конечном итоге могу и один играть — не впервой.  — Хорошо-хорошо-хорошо. Только вот один ты играть не сможешь. Есть тут один человек, который может подойти тебе. — небрежно бросил Комуи, поправляя очки.   Юу фыркнул и без разрешения сел за фортепьяно, открывая его крышку и проводя пальцами по клавишам. Немного оглядев инструмент, парень чертыхнулся. — Угадаете мелодию, подумаю над тем, чтобы взять в напарники. Брюнет ухмыльнулся и стал играть «Крейцеровую Сонату» Людвига Ван Бетховена, в то время как никто не знал точного названия этой песни. Японец дошел где-то до середины, в то время как на сцену буквально выкатился, на подставке, парень. Канда даже не отвлекаясь от игры, сразу узнал исполнителя столь чистой мелодии, каждую ноту которой, он читал как книгу.   После окончания игры, кто-то первый стал аплодировать, и это волной прокатилось по всему залу. Говард Линк прокашлялся, призывая всех к порядку и, слегка взвинчено, произнёс:  — Как мы поняли, вашим партнером вознамерился быть мистер Уолкер, — он строго посмотрел на ярко улыбающегося парня. — Вот только, стоит обратить внимание, что мистер Уолкер младше вас на год… — В таком случае Мояши, сдаст экзамены экстерном, если потребуется, — Юу нахмурился, понимая, что даже если кто-то и угадал сонату, то это по большому объёму знаний, а Аллен даже подыграть смог. Он точно знал, что с самого начала хотел, чтобы получилось именно так. — Он единственный кто смог подыграть мне.  — Я Аллен, БаКанда, — фыркнул Уолкер, слегка ударяя того смычком по голове, продолжая улыбаться. В игре Юу скользило много раздражения, но стоило ему неожиданно появиться, как все стало как нужно: игра — спокойной, Канда — довольным. — Линк-сан, может мне прямо сейчас сдать?  — Не стоит, — прервал их Комуи, хлопая в ладоши и улыбаясь не менее ярко. — Раз другого выхода нет, то почему бы не сделать небольшое исключение из правил, Говард? Хуже от этого не станет.  — Ну, хорошо. — Вяло согласился преподаватель, прикрывая от недовольства глаза. В словах заместителя было слишком много напора. *** Все заслушивались мелодией, создаваемой этими двумя: такой загадочной, но идеально сочетающейся; сами парни выглядели умиротворёнными, но это только с виду. Внезапно, Уолкер перестал играть, круто повернувшись на каблуках туфель, и пнул по стулу Канды, от чего тот пошатнулся и тоже перестал играть.  — Да что ты тво… — начал возмущаться Юу, сведя темные брови к переносице. Он осознавал, что, вероятно, Мояши все понял. — ПРЕКРАЩАЙ ТАК ИГРАТЬ!  Все замерли, с интересом разглядывая взбешенного блондина, который от злости, разве что огнем не дышал. — Я НОРМАЛЬНО ИГРАЮ! — возразил японец, подскакивая со стула. — ДА ЧТО ТЫ МНЕ ГОВОРИШЬ?! ОТ ТВОЕЙ МУЗЫКИ ПОВЕСИТЬСЯ ХОЧЕТСЯ! — выпалил блондин, подходя ближе и корчась при последнем предложении. — ОТ ТВОЕЙ УШИ ВЯНУТ! — огрызнулся брюнет, хватая того за рубашку и слегка встряхивая. — ВКЛАДЫВАТЬ В МУЗЫКУ ДУШУ И ЭМОЦИИ ЭТО ПРЕКРАСНО И НЕ ВСЕ ТАК МОГУТ, НО! ТАКОЕ ЧУВСТВО, БУДТО ТЫ ХОЧЕШЬ ПРЯМО СЕЙЧАС В ОКНО ВЫПРЫГНУТЬ!  Канда замер, ведь именно такое желание он испытывал в данный момент. Желание жгучее, навязчивое, но отвратительное. Он отпустил Уолкера, который уже не злился и лишь с беспокойством смотрел на японца: по его взгляду было видно, что ему действительно не нравится, то, что скользит между строк нот. У Юу такие мысли возникли только после того, как он признался себе, что действительно влюблен. Но здравый смысл уже столько дней твердит: нельзя. нельзя. нельзя. — Прошу тебя! Вспомни самое светлое, что было в твоей жизни. И играй так, как ты умеешь. Пожалуйста, Канда.  Сердце дрогнуло и пропустило удар. А может и два. А может и три.  Стало ощутимо жарко, а при мысли о чем-то светлом, всегда возникало воспоминание четырехлетней давности. — Тогда ты играй менее весело, мы не в цирке. — огрызнулся напоследок Юу, просто-напросто понимая, что прочитать эмоции по мелодии может… Разве что такой же, помешанный на музыке, больной ублюдок.  ***  Юу бродил по правому крылу школы. Ему нужно было отыскать Мояши и уже наконец-таки поговорить по-настоящему. Без ссор и драк. Тихо, высказаться и затеряться среди теней, шума и вечных прощальных улыбок. Канда услышал мелодию, она должна была быть веселой, но Юу чувствовал лишь тоску и отчаянье. Так ярко эти чувства на его памяти, играть мог только один человек. И этот человек уже неделю ходил какой-то потерянный, но играющий все также великолепно. Эмоции уже не проскальзывали в музыке, а натянутая улыбка, засевшая на краешке сознания, говорила о том, что блондину не легко.   Идя по незнакомым коридорам, которые сливались в одну единую массу, японец узнал дверь, за которой обычно проводились их совместные, с Алленом, репетиции. Приоткрыв створку, парень уловил силуэт посередине. Уолкер вновь и вновь наигрывал мелодию, вновь и вновь раздраженно цыкал и начинал заново.  Подросток стоял спиной к Юу, но его дрожащие плечи можно было различить даже среди полумрака; его распущенные волосы, как всегда были слишком яркими в лунном свете. Канда скользнул внутрь, помедлив у входа, все же подошел к Аллену и положил руку на плечо, шепча тихо-тихо, на грани слышимости: — Мояши…  — Канда?! — блондин резко обернулся, и Юу вздрогнул, отводя взгляд от лица мелкого, по которому текли слезы, на его руки. — Зачем ты здесь?  — Аналогичный вопрос, Шпендель. — хмыкнул Юу, не поднимая взгляда. Почему-то ему было чертовски стыдно, будто бы это он сейчас стоял и плакал перед кем-то; как будто его душу обнажили перед тысячами людей, выставили на показ гноящиеся шрамы. — К-Кандаа…  Брюнет осторожно коснулся рук англичанина, принуждая их разжать скрипку и смычок. Аккуратно положив инструмент на фортепьяно, которое было так же дорого, как и ценные обрывки прошлого, Канда поднес ладонь к щеке Аллена.  — Почему ты плачешь, Мояши? — он бережно стер большим пальцем мокрую дорожку, смотря только на шрам, губы, шею — но никак не в глаза.   — К-К-Кандаа… Ты ведь. Ты ведь такой же, как и я! — слезы потекли еще сильнее, Аллен плакал как ребенок, будто долго сдерживался: неделями, месяцами, годами? Его вечно солнечный образ тух так, как потухают в небе звезды, заменяясь настоящим, не наигранным — таким грустным. — И ты… Именно ты. Сказал, что от моей музыки в-вянут уши… О-она правда т-так отвратительна?!   До Юу дошло, что он действительно сморозил глупость, что он довел Шпенделя, его, черт тебя дери, Шпенделя до слез и тихой истерики. Ему было стыдно настолько, что Канда готов был провалиться сквозь землю; исчезнуть прочь, лишь бы никогда не видеть того, что происходит сейчас; лишь бы он никогда не причинил этому маленькому ребенку боль. Сейчас поговорка о том, что слова ранят больнее всего — была настолько правдива, что хоть вешайся. — Прости, — он оставил легкий поцелуй на устах парня, тот замер. Его серые глаза раскрылись в неверии, руки потянулись к губам. — Прости, прости, прости, прошу тебя, не плачь, прости, прости… Он извинялся и сцелолывал каждую слезинку мальчика с седыми волосами; он просил прощение за все, он готов был вымаливать его; он сел на любимое фортепьяно, утаскивая Аллена себе на колени и обнимая крепко-крепко, повторяя лишь одно «Прости».  Когда они оба успокоились, а Уолкер уснул, было уже за полночь. Канда осторожно подхватил легкое тело на руки и понес в сторону комнаты Недомерка; он прекрасно знал, где она, что в ней, потому знал. Потому что влюбленный придурок.   Уже кладя мальчишку на кровать, Юу хотел было уйти, но крепкая рука, схватившая его и рваный шепот, заставили его поступить иначе.  — Ты будешь жалеть об этом утром, — предупредил брюнет, залезая под тонкое одеяло и обнимая хрупкое тело.  — Главное, что я не жалею сейчас, — промямлил парень, утыкаясь в плечо сокурсника, любимое плечо.