consensu omnium — proprio motu

      Иногда Рейму кажется, что он любит Брейка ради Шерон. А иногда, что наоборот.       В такие моменты он смотрит на наследницу дома Рейнсворт и понимает, что любить её, юную и очаровательную почти-принцессу, вне всяких сомнений гораздо проще, чем почти-мертвеца Зарксиса. Зарксиса, стоящего одной ногой в могиле с его двумя проклятыми контрактами (один из которых стоил жизни ста шестнадцати ни в чём не повинным людям, а второй — Безумный Шляпник), с его вечно изломанно-кривой улыбкой, приторно-сладкими леденцами в карманах и солёным привкусом крови на губах.       Да. Гораздо проще. И безболезненней.       Потому что Шерон — это тёплые воспоминания детства, неумелые венки из полевых цветов, ароматный чай в чашках изящного фарфора; это мягкий шорох дорогой ткани, звонкий стук каблучков, искрящийся золотом смех и апрельское солнце.       Шерон — это первая детская влюблённость.       А Брейк — это долгие ночные разговоры в кабинете под монотонный скрип пера, краткие перебранки днём в коридорах штаба, сердце, сжимающееся каждый раз при звуках чужого кашля. Брейк — это пронзительный алый взгляд, блеск холодной стали, безжалостный ритм метронома, неумолимая мысль о том, что времени осталось совсем мало, да и осталось ли оно вообще.       Брейк — это любовь, которую Рейм прячет за стёклами очков, кипами отчётов и дежурным «мы же не хотим расстроить леди Шерон». Он давно научился различать горечь, прячущуюся в замысловатых узорах чужих слов. Почти так же давно он отучил себя задавать прямые вопросы, ответы на которые — только горсти звенящих колкостей.       Их обоих Рейм хочет защитить. Но лишь ради Брейка он способен взять в руки револьвер и застрелить человека. Рейм до сих пор не может простить себе Лили. Но он знает, что выстрелил бы ещё раз, если бы от этого зависела жизнь Брейка.       Ещё Лунетт знает: когда всё закончится (и Брейк умрёт, понимает Рейм, хотя сама мысль об этом невыносима), он предложит юной Рейнсворт свою руку и то, что останется от его несчастного, глупого сердца. Не с первого раза, конечно, но она согласится, и это, он надеется, немного залатает дыру в её собственном. Ведь, в конце концов, Зарксис был рыцарем не только (честно говоря, совсем не) для него.       Лунетт утешит себя мыслью, что всё это — его долг (и почти сам поверит в это), что он сделает Шерон счастливой ради них самих, а не ради Брейка, который будет сниться ему каждую ночь.       Это будет больно, но в какой-то мере правильно. Ведь любить Шерон Рейнсворт — это так легко. Рейм понимает это...       но не любить Зарксиса Брейка почему-то всё равно не получается.