Я в тысячный раз уж мараю бумагу грифелем. Я чернила не признаю почему-то. Быть может, Это привычка, вбитая сволочью Гитлером, Или меня мысль о их долговечности гложет?.. Карандаш – его так просто стереть. Мгновение, И все наши слова, обличавшие правды и лжи, Станут прошлым без права на возвращение… Память, жаль, не стереть: мы не в мире машин. И все же, пожалуй, я возьмусь за перо (условно) И чистый лист выберу из кипы ради приличия. Я пишу… Письмо? Признание? Нет. Безмолвные Лишь строки душевно-болезненного безразличия… Я не в черном. Веришь, у меня не хватило духу. Да, знаю, принято так, и ты одел бы… Прости. Просто… Траур носят скорее по близкому другу, А мы с тобой где-то между на «Вы» и на «ты». Точнее, мы были… когда-то… кажется. Боже… Нет, ты не думай, я не верю в него!.. О, черт… Мне просто… страшно… Страшно до дрожи, Что я завтра проснусь, а ты и правда – мертв… Я помню, ты циник (ну, ты говорил «профессор»), Не любишь кофе, измятые брюки и жаркие дни. Ты искал. Мутантов, ответы. Порою с прогрессом. И всегда, сколько помню тебя, оставался один… Я тоже. Знаешь, я убедить очень долго пытался Себя, что на Кубе развели нас ракеты и смерть. А на самом-то деле… Я просто тогда сорвался. Я никогда дружить не умел… И побоялся суметь. Шальная пуля – Страшного Суда предвестница, И болью подернутый взгляд синих глаз. Бред. Мы жили. Канули в Лету часы, недели и месяцы. Я тогда не жалел ничуть. А теперь тебя нет… Жалею ли нынче? Да брось, это не в моей привычке. Ты знаешь, я не возвращаюсь в прошлое никогда… Темнеет. Свет не хочу включать. Вот, ломаю спички. «Друг мой, жалеешь?» Ты знаешь, Чарльз… Да.
Я пишу...
5 июля 2013 г. в 17:38
В Уэстчестере студенты и друзья прощаются с Чарльзом Ксавьером. Но не только там и не только они.