***
Джейме молча сидел за столом и наблюдал за сестрой, вспоминая то время, когда им надо было заботиться только о том, чтобы никто не заметил их связь, которая давно перешла все грани отношений обычных братьев и сестёр. Теперь же он мог засыпать в её постели, не сторонясь служанок и не ожидая, когда пробьет час Волка, чтобы по залитым зловонной жижей мостовым прийти в объятья любимой женщины. Но он бы с радостью вернул то время, а заодно своих детей, брата и отца. Ему до ужаса хотелось поговорить с Тирионом, но его голос теперь всё чаще звучал в апартаментах Дейенерис, этой девчонки с драконами. Серсея больше любила называть её шлюхой табунщика, но ему это не по душе, ему многое стало не по душе. Видимо, участь королей — это перенимать дурные привычки друг у друга, иначе как объяснить любовь Серсеи к жестоким расправам, чужим постелям, дорнийскому вину и к этой фразе «шлюха табунщика», которая больше подошла бы Роберту, но не его сестре. — Ты слышал, о чём я говорю, или мне лучше обсудить это с теми, кто действительно будет слушать, а затем выполнять мои поручения. Мне жаль, братец, но у некоторых это получается лучше тебя. Мужчина скривил губы в лёгкой усмешке и потянулся здоровой рукой за персиком — последним изыском уходящего лета. — Например, Эурон? Видимо, трахает он тебя тоже лучше, чем я. Знаешь, как-то он спросил меня, как больше тебе нравится: жёстко или нежно, а может как-нибудь ещё, но я промолчал, не желая тешить его самолюбие. Я готов был всадить ему меч между ребер, выпотрошить его внутренности, залить кровью тронный зал и этот поганый трон, однако не сказал ни слова, но, как оказалось, я не единственный, кто мог дать ему нужный совет. Серсея поставила кубок с недопитым вином на резной поднос и подошла к брату. Лёгкая женская рука мягко взяла с его грубой ладони плод. — Ты готов был терпеть Роберта в моей постели, потому что наш отец отдал меня ему, как скотину, но не смог вытерпеть одну ночь с тем, кто помогал нам на войне. Джейме с силой сжал её руку, не давая поднести фрукт к губам, сладкий сок и кусочки персика оказались на полу, мужчина разжал руку и встал, не давая сестре приблизиться к себе. Как только они окажутся слишком близко, ему будет снова наплевать на всё, он будет хотеть её, проклинать своих врагов и мечтать, чтобы ночь длилась дольше, а лучше не кончалась никогда. Он любил её, любил до безумия, любил безнадёжно, любил с её грехами, пороками и недостатками, но сейчас, он должен был поговорить с ней, оставив чувства в стороне, скрепя сердце. Позже, вечером, он будет долго целовать её, ласкать, любить, но сейчас на это нет времени. — Я готов был мириться с Робертом, потому что у меня не было выбора, я дорожил твоею жизнью, тогда о нас лишь шептались, теперь же о нас знает весь Вестерос, а я должен терпеть, как ты ложишься под этого грязного ублюдка, пропахшего дешевым элем и блевотиной. Он не глуп, ты бы никогда не вышла за него, но ты решила все-таки отплатить этому кретину ночью с собой. — Я не буду оправдываться перед тобой: ты сам знаешь, что этого больше не повторится, но нам нужна его помощь, его и твоя, как никогда прежде. — О какой помощи идёт речь, Серсея? Опомнись, ты сама всё видела, из-за этой битвы за спаянные куски металла мы можем не увидеть главной угрозы, и тогда может случиться так, что сидеть на этом чертовом троне будет просто некому. Серсея направилась к нему. Вместо привычных тёмных нарядов с металлическими вставками, которые своим холодным блеском оттеняли тёплый цвет её волос и лица, халат нежно-сливового цвета, сквозь неплотную ткань виден каждый изгиб тела, которое не утратило своей красоты, а наоборот: линии от груди до бедер стали более плавными, манящими, сами же груди все также хранили свою упругость, став более полными, после нескольких лет кормления. — Джейме, я не преклоню перед ней колено, а даже если и сделаю это, то после победы она вздернет меня на ближайшей башне, как и тебя. Если Белые Ходоки, о которых говорил этот ублюдок Джон, правда, то они не одолеют их даже с нашей армией, от нескольких сотен людей исход не меняется, а Золотым Мечам нужны деньги, которые нельзя получить, сражаясь с теми, у кого их нет. Мужчина устало прислонился к стене. В голове гудело, хотелось тишины и покоя, но он отметил про себя, что слова Серсеи не лишены истины, а значит, не всё ещё потеряно — они смогут найти выход, смогут спасти себя, даже если не спасут всех этих людей. Да и к черту их, к черту женщин, детей, к черту этих нищих, валяющихся под ногами коней его гвардии, к черту Королевскую Гавань, Простор, Кастерли Рок, Железные Острова и этот проклятый Винтерфелл, пусть горят в Аду или замерзают насмерть. Он готов был сесть на корабль прямо сейчас и отправится вместе с сестрой на Юг, может быть, они так и сделают. — Знаешь, я всегда думал, что тебя называют Свет Запада за твою красоту, именно за этот свет, но только сейчас я стал осознавать, что это свет адского пламени, способного поглотить всё живое на своём пути. И самое ужасное в этом во всём, то что я рад сгореть, у меня никого не осталось кроме тебя, Серсея, поэтому я прошу тебя, поступи… Его лицо помрачнело. Белки глаз на мгновение исчезли, застланные тьмой, а затем он снова обратил к сестре взгляд, но уже чужой, незнакомый Серсее, полный испепеляющей ненависти и злобы. Так смотрел на нее народ, когда она обнаженная, со сбитыми в кровь ногами, проходила по улицам Королевской Гавани, но Джейме никогда не смотрел на неё так. Даже когда был сильно зол, он старался уйти, забыться, проспаться, а затем вновь появлялся рядом с ней. Её Джейме мог с улыбкой вынести очередную пощёчину, зная, что за ней последует поцелуй, который она не дарила никому кроме него. Её брат мог грубо взять её в Септе, наплевав на Богов и мёртвых, но другим он никогда не позволил бы так обращаться с ней, с её телом. Серсея судорожно сглотнула и отступила назад, надеясь, что это лишь последствия бессонных дней и ночей, непрекращающихся сражений и войн, вечных споров и обсуждений. Женщина верила, что в этот самый миг Джейме встряхнет головой, а затем притянет её к себе, чтобы поцеловать. Королева многое бы отдала за один только его поцелуй сейчас. И словно по её одному желанию брат небрежно качнул головой в сторону, как бы сбрасывая навязчивую мысль, Серсея поддалась вперёд, представляя их поцелуй, их долгую ночь, тёплое вино и фрукты, которыми бы брат кормил её лёжа в постели. Грезы рухнули вместе с холодным кольцом рук, намертво вцепившемся в её горло. Серсея впилась ногтями в предплечья брата, стараясь оттолкнуть его, но хватка Джейме стала только усиливаться. Серсея попыталась отдернуть здоровую руку брата от своей шеи, но та словно приросла к ней. — Джейме прошу, ты же знаешь…я люблю тебя…люблю… Дышать становилось тяжело, Серсея в панике старалась отодвинутся подальше от Джейме, чтобы жадно наглотаться пьянящего лёгкие воздуха, но попытки её были тщетны. Перед глазами стали расплываться круги розово с золотым, слёзы застилали глаза, из-за вырывающихся рыданий её била судорога, на лице исказилась гримаса тупой, всепоглощающей боли. Он бы никогда так не поступил: мальчик, прыгающий с утёса в ледяную воду; парень, прокравшийся к ней в спальню в день их свадьбы с Робертом; мужчина, вытолкнувший ребёнка из окна, только чтобы спасти её от криков безумной, осуждающей толпы. Чтобы ни случилось сейчас, она должна любить его как прежде, потому что тот, кто стоял перед ней, был кем угодно, но не её братом, не её любимым. Сознание покидало её тело, на шее проступили красные пятна, которые с каждым нажимом рук Джейме становились все темнее. Кислорода не хватало, да она и не старалась уже вырваться или вдохнуть побольше, чтобы перетерпеть очередной приступ гнева, отражающийся в глазах брата. Она берегла слова для чего-то важного, что хотела сказать, но мысли путались, Серсея пыталась ещё немного побыть рядом с ним, не закрывать глаза в тщетной попытке представить другое лицо, чтобы успеть насмотреться на то родное, что у неё осталось. Чувствуя, как по горлу прошла острая боль, Серсея отпустила руки брата, на что тот лишь сильнее сдавил её шею, с губ женщины сорвался вздох, а за ним одними лишь губами:«Прости меня». Руки ещё несколько минут с разной силой сдавливали шею женщины, в её остекленевших глазах плясали языки пламени, лицо стало бледным, обескровленным, словно выточенным из камня, на шее темнели иссиня-черные пятна, ужасный след оставленный тем единственным человеком, чьи руки она готова была целовать. Но вот хватка ослабла, а в глазах Джейме пропал безумный блеск, он тупо переводил взгляд от своих рук, на сестру, лежащую подле него, а затем снова на свои руки. Ему казалось, что она просто спит или притворяется, что специально злит его, но тёмные пятна, небрежно расплывшиеся по шее Серсеи, говорили об обратном. Осознание всего, что случилось, нахлынуло на него ядовитой, тяжёлой волной. Осознание, но не принятие. Джейме тут же обхватил сестру за талию, прижимая к себе, он встряхивал её, бил по щекам, кричал, проклинал, молил. Он целовал её тёплые губы, на которых ещё остался сладкий привкус вина и фруктов, и был не в силах подавить рыдания. Истерика была сродни тому приступу, что был пару минут назад, только теперь он был самим собой, а Серсеи больше не было. Джейме прижался лбом к её груди, всем сердцем моля её не оставлять его, хотя умом понимая, что сестру не вернёт уже никто. «Прости меня». Он душил её, а она просила у него прощения. Не говорила, что любит, потому что верила: он и так об этом знает, и любит её так же горячо и безумно, как и она его. Она была для него всем, но он проклинал её, вместо того, чтобы благословлять, не сказал как любит её, пока она была жива, а теперь молит Богов, которых презирал, чтобы вернули его сестру. Его любимую. Мать его детей. Единственную женщину, с которой он был готов делить свою постель, свою жизнь и свою судьбу. Джейме встал, бережно уложил Серсею на кровать, мягко коснулся её губ своими, а затем закрыл ей глаза. Уверенным шагом направился к столу, за которым они совсем недавно спорили друг с другом, вместо того, чтобы дарить свою любовь. На краю подноса ещё стоял недопитый кубок с вином, Джейме отстегнул золотую руку и на стол упал крошечный свёрток, когда-то, в самом начале войны с Дейнерис, они договорились, что уйдут только так, вместе, без мучений и боли, и не от руки врагов. Серсея старалась предугадать любой исход, Джейме улыбнулся, вспоминая, как тёплая ладонь сёстры вложила яд ему в руку, как он тогда сказал ей не дурить, но свёрток всё-таки взял. Мужчина осушил кубок до дна и опустился на стоящий рядом стул. Улица была залита светом заходящего солнца и полна тишины, только где-то вдалеке, на возвышенности, звучала песня, которую Джейме слышал ещё юнцом: «Золотые руки всегда холодны, А женские горячи. Вместе с жизнью угаснет чувство внутри, Словно пламя погасшей свечи. Но ещё не окончен его тяжкий путь — Жизнь ему сохранит обман. Ему б только в глаза ей хоть раз взглянуть, И уйти навсегда в туман. Вот тогда наконец-то Замкнётся круг. Он запомнит сквозь забытьё, Как вопьётся холодное золото рук В беззащитное горло её.» Последний луч заходящего солнца на мгновение осветил покои королевы, полные мёртвой тишины, и мужчину, из навеки застывших глаз которого ещё текли слёзы.Часть 1
10 августа 2017 г. в 08:29
Мелисандра Асшайская зябко передёрнула плечами, сбрасывая на пол плащ, щедро подбитый мехом на воротнике и полах. Р’Глор давно перестал согревать её от зимних ветров, которые всё чаще дули с Севера, и теперь платья из шёлка, так привлекательно сбегающего по её точеной фигуре, стали скрываться под грузом накидок и плащей.
Единственное, что Р’Глор ещё дарил ей — это свою силу, точнее лишь крохотные её части. Красная жрица давно поняла, что не только не переживёт надвигающуюся долгую зиму, но даже не доживёт до неё, а единственной целью женщины стало возрождение Азор Ахая — того, кто был обещан разогнать Тьму.
Она часто переводила взгляд с Дейенерис на Джона, и каждый раз её терзали сомнения, сможет ли хоть кто-то из них зажечь Светозарный. Может быть, она сделала неверный выбор в самом начале, помогая Станнису в его войне и сжигая людей заживо, а теперь просто платится за свои поступки.
Порой Мелисандре казалось, что они никогда не смогут прийти к общему решению, найти путь, по которому смогут идти вместе, ведь теперь их связывал не только общий враг, но и их кровь. Женщина сразу же обрывала свои мысли, вспоминая, что льдом, как и пламенем, можно обжечься, если стоять слишком близко.
И лишь стоило ей уйти, как старый знакомый, ещё недавно готовый насадить её голову на пику, сам вызвался привезти её к Дейенерис, чтобы вместе одолеть единственного врага, чьей смерти та желала уже очень давно. Серсея Ланнистер. Ланнистерша с утёса Кастерли. Одно упоминание её имени могло разжечь гнев в них обоих, но убить её надо было так, чтобы простолюдины, вдоволь настрадавшиеся за все эти годы, снова не оказались в огне, голоде и без крыши над головой.
Мелисандра уже знала, зачем её позвали. Луковый Рыцарь никогда уже не забудет ту ночь, когда Дитя Теней обхватило её лодыжки, выбираясь наружу, как не забудет и Бриенна Тарт, истекающего кровью Ренли Баратеона у неё на руках.
Дейенерис было мало простой смерти для Серсеи. Она хотела, чтобы та испытала все муки, всю боль, которую приносит смерть, ей хотелось, чтобы Ланнистерша вспомнила все свои грехи, все ошибки и издевательства, чтобы в последние минуты жизни Серсея осознала: перед лицом смерти отвечать ей придётся одной, рядом не будет никого, даже брата, который так часто грел ей постель.
Миг, поверх плаща опустилось складками платье, вышивка на котором напоминала змей, вьющихся вдоль талии и рукавов; драгоценные камни, словно капли дождя в траве, бросали разноцветные блики на пол и потолок, а в близком свете огня все это придавало покоям отталкивающий вид, хотелось поскорее выйти оттуда, но выбора не было.
Джон вжался спиной в дубовую спинку стула, он был похож на заключенного, ожидающего своей очереди на виселице. Губы плотно сжаты, в глазах ненависть, которая то и дело чередовалась с проблесками страха и сомнения, руки лежат на коленях, крепкие пальцы сложились в кулаки. Он не мог вынести присутствия Мелисандры не только морально, но и физически.
Нет, он не боялся её в прямом понимании этого слова, это даже нельзя было назвать страхом как таковым, скорее нежеланием марать себя, сковывать, связывать чем-то большим с тем, кто тебе ненавистен, кто повинен в смерти многих людей, которые не заслуживали такой кончины.
Да, он был благодарен ей за своё спасение, но иногда, когда все тяготы предстоящей войны ложились на него тяжким грузом, Джон проклинал её, проклинал своих товарищей, которые молили Красную жрицу о его возвращении к жизни. Не такой жизни он хотел, не о таких сражениях он мечтал в раннем детстве.
— Не по желанию, но по долгу, Джон, ты все-таки оказался моим любовником.
Голос жрицы вырвал мужчину из мглы воспоминаний, которые обычно приносили с собой только боль и сожаления о минувших днях и людях, навсегда ушедших из его жизни.
— Делай, что должна, и я не дам Давосу выпустить тебе кишки, пока Серсея не захлебнется собственной кровью, а тогда я не ручаюсь даже за себя.
— И что же тогда, Джон, убьешь меня? Ты знаешь, я всё равно не переживу эту зиму, но и погибать от рук человека, чью жизнь я спасала ценой своей силы, не собираюсь.
Джон невольно бросил взгляд на обнажённое тело Мелисандры: блеск огня придал коже тёплый, сливочный цвет, упругие, полные груди с розоватыми ореолами сосков, стройные ноги с сильными икрами — всё тело пышет жизнью, от него буквально повеяло теплом, запахом южных трав и солёным морским бризом, который приятно щекочет в носу.
— Делай, что велела тебе королева, и убирайся. Я дам тебе золото, дам лучшего из коней, даже охранника, если тебе он будет нужен, но я не стану терпеть твоё присутствие рядом с собой.
— А ты стал мягче с нашей последней встречи, тогда ты просто выгнал меня из замка. Видимо, южный климат пошёл тебе на пользу, Джон.
Мужчина лишь отмахнулся от жрицы и отвел взгляд к огню.
— Тебе он тоже пойдёт, и чем раньше ты выполнишь поручение королевы, тем меньше будет шансов у меня пустить твои кишки проветриться.