Цветок и нож

Коронация прошла спустя месяц после пожара в замке, как только слуги расчистили и вымыли пострадавшее северное крыло. Александр, еще не отошедший от свалившейся на него власти, смерти отца и хорошего друга, с трудом разбирал, что говорит ему жрец, послушно опускался на колени, согласно кивал, отпивал дурманяще-сладкое вино и надкусывал безвкусный хлеб. В конце концов на него надели массивную, тяжелую корону, которую собственноручно выковал Рагнар Свирепый, пересекший северное море и приставший к зеленым, плодотворным берегам, первый правитель Айры, основавший Цинтру на месте поселения Первых людей. Больше тысячи лет предки Александра носили эту корону как символ власти, и никто из них не смел украсить ее драгоценными камнями или облегчить металл, чтобы не потерять благословление предков. Массивный железный обруч, с вырезанными старинными рунами, сжимал виски, отчего изнутри поднималась тянущая головная боль. Солнце резало глаза, когда Александр приветствовал народ, а все звуки вокруг заглушал звон колоколов и поздравительные крики. Люди любовались на молодого короля, восхваляя его светлые волосы, серые глаза и могучую стать. Казалось, никто не замечает, что Александр отказался снимать траур по отцу и почти не улыбается. После безумного короля, который омыл кровью своих подданных улицы Цинтры, молодой правитель казался богом, даровавшим мир и свободу. День был бесконечно долгим. После венчания на царство в храме Александра повезли по улицам, чтобы он поприветствовал народ, после этого процессия посетила старый могильник, где покоились прежние правители Айры. Проходя мимо каменных плит и покосившихся от времени диковинных статуй, молодой король с усмешкой отметил, что в их стране, только простолюдины и короли не имеют родового имени, потому что и те и другие всю жизнь принадлежат Айре, стране, что их породила. Александр успел ласково погладить свежую плиту на еще не примятой могиле, как его окликнули, и процессия отправилась во дворец. Там, в новом, наспех обустроенном тронном зале, он принимал послов из других стран, что хотели высказать свое почтение. После был выматывающе долгий пир, где Александру приходилось то и дело поднимать кубок с вином, чтобы поддержать тосты своих подданных, благо он заранее предупредил слугу, чтобы не смел наливать что-то крепче брусничного морса, видом похожего на вино, что пили остальные гости. К концу праздника Александр уже не чувствовал ни усталости, ни головной боли, потому что из-за выпитого мечтал выбежать из-за стола в отхожее место. К его облегчению, важные гости уже откланялись, и он с чувством выполненного долга попрощался с остальными и с достоинством вышел из залы. А после изо всех сил припустил по коридору, захлопнул дверь и наконец-то расслабился. По дороге к своим комнатам Александр думал лишь о том, что разденется, примет горячую ванную, которую заранее должны были приготовить слуги, уснет и не проснется до самого обеда. Он с облегчением скинул парадный камзол, на который были нашиты золоченые эполеты, и драгоценные камни, сменил рубашку, пропитанную потом, и с наслаждением закинул в угол осточертевшие за день сапоги. Из небольшой нищи, скрытой плотной ширмой, где стояла большая чугунная ванна, донесся плеск воды. Александр резко обернулся и выхватил меч из брошенных на кровать ножен, машинально отметив распахнутое окно, неплотно закрытые створки шкафа и небрежно лежащие на тумбочке украшения. За нишей раздалось шлепанье босых ног, затем шуршание льняной ткани, и расшитый чудо-птицами черный атласный халат, подарок султана из Охры, с тихим шелестом соскользнул с ширмы. Король выругался сквозь сжатые зубы, убрал меч и направился к шкафчику, где хранил запас крепкого ежевичного самогона, который настаивал один из дворцовых конюхов и продавал принцу с хорошей наценкой. К тому времени, как шебуршание за ширмой стихло, Александр выпил стопку мутно-белого алкоголя, налил бокал брусничного вина и с удобством устроился в кресле, чтобы ничего не пропустить. Лу вышел из-за ширмы, зажав в зубах пару длинных спиц, украшенных на концах изумрудами и серебряными нитями с бриллиантами. Он поднял руки, взмахнув широкими рукавами, и пытался скрутить пушистые после купания и сушильного артефакта волосы в аккуратный пучок на затылке. Пряди не поддавались, выскальзывали из тонких пальцев, путались, отчего жрец недовольно хмурился и кусал нижнюю губу. При этом каждый его шаг заставлял атлас переливаться и очерчивать точеную фигуру. – Что ты здесь делаешь, Лу? – спросил Александр, разрываясь между гневом и зарождающимся возбуждением от вида тонких лодыжек и запястий. Жрец поднял на него глаза и улыбнулся. Без привычной косметики и множества украшений Лукас выглядел совсем подростком и казался очень уязвимым, его хотелось обнять и защищать от всего мира. Но еще больше хотелось провести рукой по мягкой и влажной после ванной коже, сжать плечи до синяков, чтобы на белом теле остались темные метки, вдохнуть мягкий травяной запах, который легкими волнами плыл по комнате, и поцеловать тонкие губы, кривящиеся в ехидной улыбке. Так, чтобы даже пискнуть не сумел, истерзать до крови, чтобы понял, какую боль причинил, чтобы облегчить собственные муки и унять жар, терзающий тело и душу. А после поставить бы паршивца на колени, до синяков надавить пальцами на скулы, чтобы не мог закрыть рот или укусить, и ворваться в жаркую тесноту рта, растрахать так, чтобы губы покраснели, на глазах навернулись слезы, чтобы давился, но все равно принимал член до конца, вымаливая прощения. От соблазнительных картинок член налился и затвердел, и Александр закинул ногу на ногу, чтобы избежать насмешек и ехидных взглядов. Еще не хватало, чтобы шпион узнал о том, что он, как и семь лет назад, вспыхивает от одного на него взгляда. Лукас и без того знал слишком много его слабых мест и болевых точек. – Я думал, ты будешь рад знать, что я выбрался живым из той заварушки, которую вы устроили, – промурлыкал Лукас, справившись наконец с прической, и направился к кровати. – У меня даже мысли не промелькнуло, что пожар может тебе навредить, – протянул Александр, наблюдая, как Лу поставил одно колено на кровать, отчего полы халата распахнулись, обнажив бледное, сильное бедро. Молодой король сделал большой глоток вина. – Поэтому я повторю свой вопрос: что ты здесь делаешь? – О, Али-селим, у меня мурашки по телу, когда ты такой властный, – соблазнительно протянул Лукас и скользнул на кровать, тут же потянувшись к кинжалу, лежавшему среди украшений на тумбочке. – Меня попросил об услуге посол из Инду, многоуважаемый Рахфаил-эфенди. – И во сколько ему это обошлось? – поинтересовался Александр, покачивая бокал с вином и рассматривая красивого мужчину, развалившегося на его постели. Свистнул воздух, и в подлокотник вонзился кинжал, который Лу вертел в руках. Если бы Александр вовремя не отдернул левую руку, то лишился бы безымянного пальца, на котором тускло блестела массивная королевская печатка. – Али-селим, ты говоришь обо мне, как о дешевой трактирной девке, – обиженно нахмурился Лу. Он тут же подобрался и сел на кровати, подобрав под себя ноги и плотно запахнув халат. – Что ты, – притворно ужаснулся Александр. – Если бы я использовал такие сравнения, то назвал бы тебя очень дорогой куртизанкой, которая обошлась Айре в несколько государственных тайн. Лу зашипел, бросился было вперед, но остановился у самого края кровати, на несколько секунд закрыл глаза, успокаиваясь, и сел, подтянув к себе колени. – Должен признать, что это справедливо, – выдавил он из себя ухмылку и опустил пушистые ресницы, пряча кошачьи зеленые глаза. – Но я пришел не для выяснения отношений. Рахфаил-эфенди хотел передать тебе послание от Великого Императора Инду, но во время приема ты был не в настроении, и он по-родственному попросил помочь ему в этом. Александр вспомнил невысокого мужчину в теле, обритого наголо и разодетого в дорогие цветные ткани. Рахфаил-эфенди, младший брат Императора Инду, был весьма учтив, любезен и велеречив. Молодой король внимательно выслушал его поздравления и поспешил распрощаться, чтобы успеть поприветствовать других послов. Вероятно, мужчина принял это за неудовольствие, но оказался достаточно нагл, чтобы послать к молодому королю жреца О-мори. Александр протянул руку, и Лу кивнул на подоконник, на котором лежал серый конверт. Император Инду предлагал заключить мирный договор, который принес бы выгоду обеим странам в области экономики, политики и военной мощи. Король внимательно вчитывался в строчки письма Императора, наполненные чудными завитушками и изгибами, продирался сквозь длинные метафоры, сравнения и эпитеты, и тут в его голове что-то щелкнуло, незначительная деталь, но так много меняющая, дающая власть над самым опасным человеком в его окружении. Мужчина опустил письмо и внимательно посмотрел на Лу, который перевернулся на живот и беспечно болтал ногами. – По-родственному решил помочь? – уточнил Александр и, дождавшись подтверждающего кивка, продолжил. – Рахфаил-эфенди – брат вашего Императора, значит и ты его родственник. – Я его седьмой сын, – развеселился жрец. – Поэтому и был отдал в храм О-мори. Только сироты и седьмые сыновья могут стать ее жрецами. Отец гордился, когда я прошел посвящение. – Думаю, он будет гордиться еще больше, когда я предложу ему скрепить мирный договор союзом с его младшим сыном, – холодно улыбнулся Александр, опираясь бедрами о подоконник, и скрестив руки на груди. Лу вскинулся и побледнел, его глаза широко распахнулись, и он замер, не замечая, как халат соскользнул с одного плеча, открывая грудь и маленький бледно-розовый сосок, который хотелось сжать пальцами или еще лучше зубами, чтобы к нему прилила кровь, и он набух и покраснел. В отличие от Айры, в Инду не было понятие брака как такового, существовал тот, кто брал под свое покровительство, и тот, кто вверял свою жизнь. Мужчина ты или женщина было совершенно не важно, все зависело от договора глав семейств, достатка, титулов и земель. Если король Айры пожелал бы заключить союз с младшим сыном Императора, то Лу отлучили бы от храма, плетьми и каленым железом вбили бы покорность, а после в золотых цепях, что может снять лишь супруг, доставили бы в Цинтру, и он всю жизнь должен был провести у ног Александра. – Ты не посмеешь... – прошипел одновременно взбешенный и испуганный Лу. – Только посмей заикнуться об этом – я приготовлю для тебя самый изысканный яд без вкуса, цвета и запаха, и ты будешь умирать долго и мучительно, а я спляшу на твоей могиле! – Я бы рискнул ради того, чтобы увидеть, как тебя разоблачат на свадебном пиру, – вкрадчиво ответил Александр, медленно приближаясь к напряженному, словно ядовитая змея в засаде, жрецу. – Как ты останешься в одних золотых цепях, и все будут знать, как ты прекрасен, и никто не посмеет тронуть тебя, потому что ты будешь принадлежать мне одному... Таковы ведь ваши традиции? – Ты лжешь... – ошарашенно прошептал жрец, вглядываясь в лицо Александра. – Пытаешься напугать, чтобы отомстить... Александр, молча, поставил колено на кровать, протянул руку к тонкой беззащитной щиколотке и с силой дернул Лукаса на себя, одновременно падая вперед и подминая под себя извивающееся тело. Жрец тут же дернулся и, извернувшись, врезал кулаком Александру в бок, достал коленом по ребрам, а зубами вцепился в запястье мужчины, пытавшегося схватить его за руки. Король выругался, коленом раздвигая ноги брыкающегося Лу, и свободной рукой отвесил шпиону тяжелую оплеуху. Жрец тут же обмяк и разжал зубы, его глаза на секунду закатились, но в следующее мгновение, он с силой сжал острыми коленками бока Александра и перекатил их обоих по кровати. Оказавшись сверху, на бедрах короля, он вжал пальцы с заостренными ногтями, покрытыми серебряной пылью мужчине в сонную артерию. – Ты лжешь! Скажи, что лжешь!!! – в отчаянье просил Лу. Халат сбился с его плеч, собравшись на бедрах, прическа растрепалась, а вокруг кривившихся губ масляно блестели кровавые разводы. Александр тонко улыбнулся и шевельнул рукой, чтобы Лу почувствовал одну из тонких острых спиц из его прически, упирающуюся ему в бок. Мужчина замер, а после довольно рассмеялся, запрокинув голову и упираясь ладонями в грудь короля. – Ты стал совсем взрослым, Али-селим, настоящим мужчиной. Я говорил тебе? – вкрадчиво произнес Лу, слегка царапая мужчину и обводя ноготками шрам на груди короля. Жрец нарочито медленно облизнулся и потерся бедрами о пах Александра. – А еще хотел поставить на мне клеймо, – Александр с восторгом ощутил, что Лу тоже возбужден, поэтому подхватил его под бедра и вновь уронил спиной на постель. Черные локоны красиво разметались по простыням, и мужчина с рыком нетерпения отбросил в сторону атласный халат, как ненужную тряпку, чтобы насладиться видом бледной кожи. Было что-то возбуждающее, пробуждающее древние, животные инстинкты, в том, что Лу совершенно обнаженный лежал под Александром, который даже рубашку не удосужился снять. – О, я обязательно это сделаю, просто потерпи немного, мой король, – кротко улыбнулся Лу и впился острыми зубами прямо в основание шеи короля. Александр зашипел, с силой сжал бедро Лукаса и ловко закинул его себе на плечо, в очередной раз поразившись гибкости шпиона. Когда жрец оторвался от него, довольно облизываясь, мужчина уже успел расшнуровать штаны и одной рукой направил член в Лу. Войти с первого раза не получилось – Лукас был тугой, словно девственник. Александр зашипел. С одной стороны ему хотелось как можно быстрее войти в желанное тело, а с другой – он был рад, что у жреца давно никого не было. Мужчина обвел пальцами покрасневшие губы Лу, завороженно глядя, как тот послушно открывает рот, ловко шевелит языком и довольно причмокивает. Потом он обязательно как следует растрахает этот рот, но это будет позже, сейчас король хотел утолить другое желание. Лу, как и семь лет назад, был отзывчив и поддатлив, когда Александр слишком резко двигал пальцами внутри него или, увлекшись, прикусывал бледную кожу, жрец лишь болезненно вздыхал, но не пытался вырваться – лишь сильнее прижимался к мужчине. Лукас всегда любил силу, иногда Александру казалось, что жрец начал с ним спать, когда понял, что наследник легко может поднять его на руки, удерживать на весу, сжимать руки, чтобы не вырвался. Тогда это было не просто, но сейчас, он легко мог дать худощавому мужчине то, что он хотел. Когда Александр убрал руку, для надежности сжал тонкие запястья и вновь прижался членом к пульсирующему, все еще напряженному колечку мышц, Лу широко распахнул глаза и нервно облизал губы. Король мог бы вечно любоваться на беззащитное и неуверенное выражение, что появилось на лице жреца, но тело под ним было слишком соблазнительным, поэтому он отпустил себя и плавно, но сильно качнул бедрами вперед. Лукас выгнулся в пояснице, пытаясь уйти от неприятных ощущений, и с силой сжал коленями бедра Александра. С губ сорвался невольный стон, когда король, не давая передышки, начал двигаться, вбивая Лу в постель. Жрец обвил ногами короля, вцепился ногтями ему в плечи и двигался навстречу, не обращая внимания на болезненные ощущения, потому что внутри все вспыхивало от восторга, от желания и восхищения мужчиной, который был одним из немногих, кто не боялся Лу, не преклонялся перед воплощением богини в их мире, и принимал его таким каков он есть. Александр был властен, но, позволяя чувствовать свою силу, он был нежен и осторожен, чтобы не навредить. Когда король ускорился, а толчки стали особенно резкими, Лу не выдержал и излился, так и не прикоснувшись к себе. Впрочем, после он кончил еще несколько раз, в последний – когда отсасывал Александру, стоя перед ним на коленях и глядя на мужчину снизу вверх, потому что между ног уже все горело, а на бедрах подсыхали полупрозрачные струйки спермы, вытекавшие из него. Уже засыпая, измотанный, но довольный Лу почувствовал, как неприлично бодрый Александр обтер его влажной тканью, особенно осторожно касаясь промежности и покрасневшего и припухшего колечка мышц. Жрец довольно мурлыкнул и закрыл глаза, удобнее устраиваясь на мягком королевском ложе. Александр, довольно ухмыляясь, на скорую руку ополоснулся в давно остывшей ванной и написал краткое письмо для Императора Инду с согласием на переговоры по торговому соглашению и просьбой начать ухаживать за его младшим сыном. Так паршиво начавшийся день окончился совершенно невероятно. Впервые за долгое время Александр почувствовал вкус жизни и необъяснимый азарт, замешанный на желании сделать Лу своим. Он не собирался приводить в исполнение свои угрозы и ломать будущего супруга, потому что с самого первого взгляда полюбил его таким, каким он был: слегка легкомысленным, чувственным и полным тайн и загадок. Пусть королю было бы спокойнее и комфортнее, если бы Лу был менее смертоносным и более домашним, но тогда его душа не трепетала бы от одного взгляда на жреца. Шкатулка для получения писем тихо щелкнула, и Александр достал письмо от Великого Императора Инду. «Хвала Великой Матери, что в этом мире нашелся идиот, который хочет моего сына».