***
Под лучами полуденного солнца цветные полосы сплетались сложным узором. В начале сражения все они — бурые, голубые, алые, зеленые — были ровными и широкими и прочно держались каждая на своем месте. Их обрамляли плотные, быстро двигавшиеся сгустки, серые и черные. Художники, рисовавшие этот узор, ничуть не сомневались в своем мастерстве и уверенной рукой разворачивали полотно. Сколько раз они творили его прежде. И вот полосы начали сталкиваться, смешивать цвета и кровоточить. Пока длился день, цвета постепенно утрачивали четкость и определенность, а узор заволакивали облака пыли. К исходу сражения, когда уцелевшие возвратятся к своим укреплениям, на холсте равнины останется лишь серый, густо попятнанный кровью. Поле битвы было плоским и настолько широким, что в тылах возвели большие деревянные башни, дабы творцы сражения могли видеть происходившее. Полководцы сидели на верхней площадке в окружении помощников и слуг. Некоторые ели и пили; еду и питье с немалым трудом поднимали на лебедках. Другие все-таки воздерживались от излишеств, покуда внизу умирали их люди. Эти военачальники развлекались болтовней, временами слышался смех. Туда, где лилась кровь, смотрели изредка и неохотно. Очень немногие молча и внимательно наблюдали за всеми перипетиями боя, отмечая каждый доблестный прорыв, каждую горестную потерю. Среди этих последних стояла Лекса, и сердце ее надрывалось от бессильной ярости. Тысяча девяносто два дня она в броне и с оружием в руках вставала среди своих людей, в переднем ряду, и вместе с ними переживала каждый успех и каждую неудачу. А вот нынче Ная Айдерк, главный полководец Имперской Армии, велела ей остаться в тылу и наблюдать с башни. — Город не может тебя потерять, — заявляла ей она, когда на рассвете обходили строй. — Я всегда сама веду своих людей в бой, — сквозь зубы ответила Лекса, — Ничем более полезным заниматься я не умею. — Хороших людей нужно беречь, — Военачальник лишь покачала головой, — Однажды, моя дорогая, нам понадобятся новые полководцы. Александрия Дельбрук обвела глазами престарелых идиотов, пересказывавших друг другу военные байки за чаркой утреннего вина. Она в отчаянии огляделась, надеясь увидеть Индру Маршалл, единственного командира, которого Лекса искренне уважала. Индра лично сражалась — и покидала поле брани едва ли не последней. Бок о бок с ней Александрии драться не приходилось, но она хотела бы однажды оказаться плечом к плечу с Маршалл. Но, к сожалений, наверху башни она ее не увидела. Если та здесь и была, то, уж верно, дралась внизу. Или била врага где-нибудь на отдаленной позиции. Дельбрук со своего насеста заметила, как там, далеко, голубая линия выгнулась вперед и стала теснить зеленую, которая неохотно попятилась. Она видела, как справа пробивалось черное пятнышко. Это была конница горцев, которая пыталась воссоединиться с пехотной и отрезать крыло изумрудного войска. У Лексы перехватило дыхание. Она знала со всей определенностью, что наибольшей опасности сейчас подвергается ее собственный отряд. Двое у нее за спиной обсуждали ставки на собачьих бегах. Не в силах совладать с охватившим ее бешенством, Дельбрук испытала немалое искушение сграбастать обоих бездельников и сбросить с башни. Удержалась с трудом — вместо этого кинулась к лестнице и помчалась вниз по деревянным ступенькам. Во дворе выхватила у перепуганного конюха поводья, вскочила на чью-то лошадь, выслала ее вперед и запоздало спохватилась, что рванулась в бой не только без лат, но и без оружия, если не считать тонкого поясного ножа. Ладно, щит и меч на поле сражения уж как-нибудь раздобудет. Лошадь оказалась крепкой и быстроногой. Это был отличный вороной жеребец; грех такому возить какого-нибудь полководца из двора на пир, на выпивку и обратно домой. Лекса пригнулась в седле и пустила коня во весь опор. Она объезжала битву тылами, кровь уже закипала от стремительной скачки и предчувствия настоящего дела. Глаз мельком выхватывал то убитых, то раненных, которых тащили с поля отважные измученные ребята с носилками. На пути попадались подстреленные и охромевшие лошади. Могучий жеребец пронесся мимо них будто даже с презрением. Здесь, внизу, трудновато было сообразить, где находится девушка по отношению к месту схватки, замеченной с башни. Это был самый первый раз, когда Александрия Дельбрук вступала в битву со стороны тыла. Наконец она заметила в отдалении всадников в черном. Там, за пеленой вьющейся пыли, сверкали мечи и вздымались гривы коней. Оставалось только надеяться, что перед ней был именно тот отряд, что напал на ее подчиненных. Сколько прошло времени? Что, если она опоздала и все погибли? Особого опыта конных боев у нее не было. Тем не менее натянув повод, нагнувшись с седла, подхватила чей-то меч, выдернув его из мертвого тела. Вновь пустила вперед рвущегося жеребца и на всем скаку налетела сразу на троих конников. Вот уж чего те не ждали, так это нападения сзади. Первый умер мгновенно — меч Александрии рассек ему шею. Оставшиеся обернулись. Один вскинул щит, заслоняясь от выпада девушки. Второй рубанул горожанку по голове. Та увернулась, подавшись вперед, схватила щит зарубленного — и как раз вовремя, чтобы укрыться от нового удара. Меч, нацеленный ей в голову, лязгнул о щит; Лекса же, воспользовавшись своей выгодной позицией, всадила клинок врагу в живот. Последний уцелевший хотел тоже нанести удар в голову, но землянка оказалась быстрей, и человек в голубом умер, приняв ее меч прямо в глазницу. — Трикру! — закричала она в клубящуюся пыль, — Есть кто живой? Все сюда! Она понятия не имела, слышал ли ее кто-нибудь из своих. А вот враги один за другим поворачивали в ее сторону коней, отвечая на такую неожиданную атаку, и их становилось все больше. В это время сквозь пыльную завесу наконец-то замаячило бесформенное зеленое пятно. Сквозь строй наседающих всадников прорубались пехотинцы в изумрудных доспехах. — Трикру! — Снова проревела Дельбрук. Тут ее окружили свои, знакомые лица, и уже вместе они насели на оставшихся врагов. У кого-то из солдат оказался при себе запасной нагрудник, который он тотчас же и нацепил на любимого командира. Лекса и не помнила, как его застегнула, — руки все делали сами. Теперь конники отступали. Воины Полиса бежали следом, добивая оставшихся. Только теперь неприятельский сигнальщик поспел за происходившим и протрубил отступать. Девушка молча ждала, тяжело дыша и опираясь на иззубренный меч, пока трубачи Полиса не передали приказ: «Стоять на месте. Защищать отвоеванную позицию». Тогда она позволила себе оглядеться на свой отряд, примерно подсчитывая количество солдат, оставшихся в живых. И заметив среди них выбивающиеся золотистые пряди из-под съезжающего шлема и глаза цвета лазурного неба, позволила себе выдохнуть с облегчением.Пролог.
8 августа 2017 г. в 15:37
Примечания:
Поехали.
Приятного прочтения.
Когда-то Полис был святым местом.
Давным-давно, во времена иных солнц, когда на свете все было иначе, в песчаной бухте западного побережья вновь открытой земли высадились мореходы. Они посоветовались со своими богами и возвели поселение на вершине холма. Довольно скоро бухта превратилась в оживленный торговый порт. Прошла тысяча лет, поселение разрослось. Спустя еще время Полис пал, доставшись кровожадным завоевателям, и был разрушен, а потом отстроен заново. Новые улицы и дома скрыли пропитанную кровью древнюю землю.
В этом возрожденном Полисе мостовые и дома были из белого камня, башни увенчаны золотом, а храмы украшены изваяниями богов, животных и героев. Мужчины и женщины носили богатые одеяния, расшитые жемчугами и драгоценными металлами. Они вплетали в волосы бусы и перья, а со временем повадились раскрашивать себе лица, чтобы быть похожими на своих богов. Боги посмеялись над их самонадеянностью и в мгновение ока стерли Полис с лица земли. Землетрясение разрушило дворцы, повалило величественные башни, а люди снова напитали землю своей кровью.
Город оставался в запустении еще тысячу лет, и останки мертвых поросли травой, а по коридором зданий бегали крысы. Потом пришли новые завоеватели, и солнце играло на их мечах и щитах. Эти люди любили песни о героях былых времен. Когда они взялись строить, то первым долгом возвели храмы во имя своих богов, но и прежние боги Полиса не оказались ими забыты, поскольку это был благочестивый народ. При них город узнал самую долгую в истории эпоху мира и процветания. Появились библиотеки, театры, больницы и школы. В сердце Полиса раскинулись зеленые арки с фонтанами на просторных лужайках. Но затем докатились вести о войнах в дальних пределах, и жители начали оставлять город. Сперва ушли войска со всем сопровождением и обозом, потом — семьи солдат. Между тем новости, приходившие отовсюду, становились все хуже. Тогда Полис покинули правители и вскоре за ними купцы. Остались только старики да беднота. Этим просто некуда было деваться, им не предлагалось выбора. Они совсем утратили связь с остальным миром и, лишенные возможности торговать, едва сводили концы с концами. Поколение за поколением прозябло в нищете. Парки заросли и одичали, каменные здания разрушались, люди ловили расплодившихся крыс. Но крепкая человеческая природа: рождались дети, население увеличивалось, и Полис потихоньку стал оживать. Народ взялся распахивать землю, бросать в нее семена и молить богов о дожде. По окраинам стали пастись овцы, козы и свиньи. Даже простенькое торговое сообщество опять зародилось.
И в свой черед эти люди тоже начали строить. И вот так, поверх наслоений руин, обрушенных землетрясением, захватчиками, небрежением и просто временем, на земле, политой кровью несчетных тысяч людей, стал расти нынешний Полис.
Постепенно он обрел размеры, никогда ранее неведомые. Он поглотил облезлые выселки за своей прежней чертой, шагнул через реки и холмы, одев их сперва в доски и бревна, а потом в камень. Золотых башен больше не возводили и не украшали драгоценное дерево искусной резьбой. Просто громоздили один булыжник на другой, захватывая все новые земли к северу, востоку и югу. Кузницы и мастерские испускали клубы дыма, изгонявшие прочь птицу и зверя. Одним крысам по-прежнему было раздолье. Потом город окружил себя громадными стенами. Но едва строители положили последний камень и закрыли тяжелые бронзовые ворота, как поодаль пришлось воздвигать еще одно кольцо стен, выше прежних. Все эти крепостные круги время от времени раскрывались, выпуская наружу войска, и те шли умиротворять и грабить окружающие земли.
С некоторых пор Полисом стал править один из известнейших людей в этой округе — Титус Арон Ленц, пришедший с севера. Рослый и статный мужчина с лысиной на голове, покрытой разными татуировками. Его серые рыбьи глаза казались стеклянными, за которыми невозможно рассмотреть ни капли эмоций или чувств. Его взгляд тяжелый и устрашающий. Его плавные движения быстро сменяются резкими и отточенными годами, если не веками. Проходит несколько лет, а он не меняется. Ходили слухи по городу, что время ему неподвластно. Что это один из семи Богов, оставшихся с былых времен. За это его и прозвали Бессмертным.
Ленц говорил, что пришел в Полис, чтобы дать ему мир, знания и справедливость. Только в итоге жители не получили ни того, ни другого, ни третьего. Великий Император и его приближенные сами погрязли в стяжательстве и прочих грехах. Они копили неисчислимые богатства, порождая подкуп и тлен. Титус настолько потонул в своей славе, что не желал делить свой город с кем-то другим. Он хотел больше территорий и больше власти. Поэтому и отправлял войска в соседние поселения, где они разрушали дома, грабили и забирали людей для работы прислуги в башне Бессмертного.
Никто не мог смириться c таким безобразием, но ни одна деревня не могла дать настоящий отпор, чтобы остановить солдат. Кроме горцев. Эти люди долгие годы создавали свой мир среди скалистой местности, собирали свою армию, чтобы, наконец, разделить земли Полиса поровну. И с недавних пор горные люди спустились, обрушивая свою силу и мощь на город. Несколько лет уже идет эта война. Несколько лет длятся ежедневные кровопролитные битвы на выделенной нейтральной территории.
Но Император землян, как называли их жители горы Везер, говорил и заверял, что Полис сражается с врагом, который захватывает в плен родных и близких, изводя их пытками, чтобы узнать их секреты и проходы в город с целью поработить и подчинить весь народ. Арон Ленц клялся и заверял, что они борются за свободу. За чистое небо над головой для своих потомков. И горожане верили ему. Верили и шли добровольцами в армии.