4111

Ойкава выныривает из воды и выдыхает оставшийся в лёгких воздух. На улице конец марта и всё ещё не так тепло, чтобы купаться в местном пруду, но его с моста столкнули — развлечение новое. Ойкава выныривает из воды, смотрит обиженно наверх и пытается вдохнуть, но не получается. Рядом раздаётся всплеск, кто-то смеётся и говорит что-то. Но на ребра давит, и Ойкаве кажется, что он вот-вот задохнётся. Погружаясь под воду он чувствует руки, которые его сзади придерживают и поднимают над поверхностью; пока он пытается хотя бы кашлять, гладят. Это помогает, хоть и не надолго. Голос такой почти родной, но незнакомый спрашивает сдавленно что-то о солнечном сплетении, Ойкава не знает и не отвечает, беспомощно открывая и закрывая рот. В голове только мерзкий писк и картинка рисуется: тонкие нитки золотистого света; в груди что-то на подобие шарика, клубка этих ниток. * У Ойкавы в ямочке между ключицами тонет полоской отражение радуги. Он спит, как всегда, до последнего. У него квартира прямо над зоомагазином, выходящим на нешумную улицу и пруд через дорогу, в который когда-то его столкнули. У него рабочий день начинается в девять, а заканчивается в пять. Ойкава кормит карпов в пруду ровно через двадцать минут после того, как повесит на дверь табличку с надписью «закрыто», потому что их разводит зоомагазин. А потом возвращается домой. Он режет огурцы в салат и варит привычный рис. Садится за стол один и живёт тоже. Мобильник в складках одеяла вибрирует и тренькает системной мелодией, снова Макки пишет: «пойдёшь волейбол у кохаев смотреть? они сегодня оторвались в первом матче» Ойкаве идти никуда не хочется, но на игру посмотреть тянет, поэтому он пишет: «да. где встречаемся?» И тут же видит ответ. «мы около твоего дома, дурак. спускайся» Мы — это значит Макки и Матсун, других мы Ойкава не знает, но чувствует что что-то не так. И действительно, рядом с друзьями стоит какой-то незнакомый парень и, кажется, им он совсем не незнаком. — О, привет, Ойкава! — Ханамаки всё такой же; они не виделись с месяц или полтора. — Это Иваизуми, с потока, у него там свои кохаи. Ойкава долго не врубается, где это «там», потому что усиленно вспоминает, где же видел это лицо. Но его прерывают: — Ну что, пошли? * Ойкава удивляется, когда видит Иваизуми во второй раз в своём магазине. В конце октября. Он с огромным лохматым (хорошо хоть чистым) псом по кличке Пончик. Пёс этот хромает, а Ойкава вздыхает — пришли они не совсем по адресу. Ветеринарная клиника в другом квартале, а тут только перебинтовать там или… что и оказывается: — Лёгкими ушибами там не занимаются, сказали, — говорит Иваизуми (почти обиженно), а Ойкава столбенеет. Лёгкие ушибы, говорите? — Пройдёмте за мной, — говорит он скорее псу, чем Иваизуми, но тот тоже проходит. А пока Ойкава занимается собакой, рассматривает. Нет, не всё вокруг, а именно его, но ничего не говорит. И этот взгляд Ойкаву напрягает: — Что? — Ничего, — Иваизуми отводит взгляд и, Ойкаве, наверное, кажется, потому что он не спал всю ночь, потому что у него дома все полки заставлены сёдзё и не очень мангой, потому что (он может придумать ещё сотню потому что, но Иваизуми), смущается. Незаметно так, кончики ушей только краснеют. В другой раз он встречает Иваизуми в самом начале зимы, но уже холодно так, что хочется закутаться в тёплое пальто посильнее и замотать шарф по самые глаза. Ойкава с моста кормит карпов в пруду и думает вызвать людей, чтобы они пересадили их на зиму в аквариумы магазина, пока вода льдом не покроется. — Ойкава?.. — голос Иваизуми удивлённый, как будто на другом конце мира встретились. — Тоору, — представляется Ойкава — непонятно зачем, вместе с тем оборачиваясь. — Я неподалёку живу. Иваизуми хмыкает, стирая с лица удивление. — Магазин уже закрыт, да? Ойкава кивает и поворачивается, чтобы докормить карпов: — А что? — Да так, — запинается, натыкаясь взглядом на хлеб. — Корм купить хотел. — А что, к дому поближе зоомагазинов нет? — у Ойкавы дёргаются вверх уголки губ, но Иваизуми, видимо, не понимает: — Я тоже здесь живу. Разговаривают они недолго, Иваизуми надо на поезд в Токио — он к родителям приезжал, а у Ойкавы хлеб кончился, и вообще он замёрз. * В толпе Ойкаве ничего не стоит спутать вздох со смертью. Он бледен и проклинает свою снова проснувшуюся болезнь — неизвестный вирус, не давший ему умереть ещё в детстве и засевший где-то под лёгкими. И золотистые нитки клубком в его груди уже давно мучительно медленно окрашиваются в угольно-черный, не давая дышать свободно. Ойкава с трудом орудуя локтями пробирается к стене какого-то магазина и думает, что выйти на улицу в свой выходной было не очень хорошей идеей. Прошло чуть больше половины года с их прошлой встречи, и Ойкава прекрасно осведомлён, что друзья приехали из Токио на Рождество. Поэтому открывает диалог с Ханамаки без промедления: только они могут его сейчас спасти. «отследи мой Gps и забери меня отсюда. здесь слишком много народу и душно» «оставайся, где стоишь. там иваизуми неподалеку» Эта затея Ойкаве тоже не нравится. С Иваизуми они знакомы от силы дня три, и он (точно) наверняка не знает, что делать с его болезнью. Ойкава снова задыхается. Он ненавидит этих людей, которые не обращают внимание, просто проходят мимо. Ненавидит время, которое так медленно тянется. Ненавидит темноту, расползающуюся вокруг глаз. Чувствует те же мягкие руки, тот же голос такой почти родной, но уже знакомый. И точно: солнечное сплетение. Ойкава проваливается под лёд. * Писк приборов, яркий свет режет глаза даже через веки. Ойкава не хочет просыпаться, слишком мало сил, как будто лихорадило неделю без передышки. Наверное, так и есть: запах медикаментов, приглушённые голоса: — Вы кто? — Иваизуми Хаджиме, как он? Этот вирус… Он до сих пор вам неизвестен? Молчание. — Вероятность, что он выйдет из комы пятьдесят на пятьдесят. К сожалению, да, мы не можем выяснить, что это за болезнь. И после прошлого случая риск видимо уменьшился, и вирус, так сказать, впал в спячку. И это может повториться и сейчас. Ойкаве странно, если он слышит это, значит вышел из комы. Почему тогда ещё никто не сбежался? Он приоткрывает глаза. Писк приборов громче, а за ширмой поднимается шум. У него к рукам — прозрачные проводки, а на лице — кислородная маска — неудобно. И снимается, почему-то, довольно легко. — Ойкава-сан? — женский голос, видимо, медсестры, но в палату входит не женщина. Иваизуми подходит так быстро, что Ойкава в буквальном смысле не успевает моргнуть: — Из-за тебя, Дуракава, я забыл представиться. Рядом раздается всплеск, и незнакомый голос смеётся, а потом говорит: — Я Хаджиме, мы соулмейты, наверное, мне так холодно стало, когда ты в воду упал… Ойкава чувствует, что дышать становится легче. * У Ойкавы в ямочке между ключицами тонет полоской отражение радуги. Он спит, как всегда, до последнего, зарывшись носом в подушку Иваизуми. У них квартира прямо над зоомагазином, выходящим на нешумную улицу и пруд через дорогу, в который когда-то они упали. У Ойкавы рабочий день начинается в девять, а заканчивается в пять. Иваизуми с работы на выходные каждую неделю приезжает, только сейчас у него отпуск. Он щёлкает затвором фотоаппарата, фотографируя радугу с балкона. Мобильник Ойкавы в складках одеяла вибрирует и тренькает системной мелодией, снова Ханамаки пишет: «спортивный паб, 18:50» И вдогонку: «ждём вас, голубки: D»