я люблю женщин

      Я люблю женщин. Их тела, соблазнительно извивающиеся в танце. Их мягкие движения, теплую кожу и запах. Я люблю любить женщин.       Но когда я был молод, помню, у меня была девушка. Я хорошо запомнил её, в отличие от остальных, по некоторым причинам.       Она не была похожа ни на кого, не была красавицей, её ноги не росли от ушей. Девушку звали Лизой, а её зелёные глаза искрились на солнце.       Лиза росла без родителей, жила с бабушкой и была одной из тех, которой люди могли спокойно пользоваться. В том числе и я. Но девчонка верила в честность и добропорядочность всех людей в этом мире, благодаря чему я и стал её первым мужчиной.       Я считал себя её отцом. Сам Даня Кашин, который занимался сексом с половиной города, проявлял нежные чувства к какой-то девчушке. Она не была роковой красавицей, Лиза была просто милой и приятной. Лиза была Лизой.       Я хотел защитить её от всех трудностей мира, оградить от неких сложностей. Сделать всё, чтобы моя маленькая была в комфорте. Лиза была слишком нежной, непорочной, но, как ни крути, секс был. Она иногда казалась настолько хрупкой, что я боялся иной раз коснуться её кожи, боялся сломать.       Но никогда, никогда Даня Кашин не станет однолюбом. Я продолжал встречаться с другими женщинами, даже когда она ждала меня дома. Ждала в огромной футболке, на смятой постели, читала книгу. Лиза знала, прекрасно понимала, куда и зачем я ухожу, не верила в моё враньё, это точно. Но ничего не говорила. Она любила меня самой чистой любовью, пока я пользовался ею. Она любила меня, но я ничего к ней не чувствовал. Я не любил её.       Она жила со мной, отпрашиваясь у бабушки, оправдываясь тем, что «он хороший, дорогая, со мной всё будет в порядке». А я стоял за углом и понимал, как же сильно она попала, влипла.       Помню наш первый разговор. Я случайно проходил мимо какой-то школы, а она говорила свою прощальную речь на выпускном. «Искать надо сердцем». Её последние слова, и взгляд ярко-зелёных глаз прожигает во мне дыру. Я не помню, чем тогда руководствовался, но знаю точно, что после мероприятия я подошел к ней, и сказал. — Так, твоё сердце уже нашло кого-то, Елизавета Неред?       Она улыбалась мне во все 32, глаза искрились на солнечном свету. Она убрала прядь волос за ухо, и тогда что-то ёкнуло во мне. Лиза спросила моё имя, и тогда я вспомнил свой обет - не быть однолюбом. Быть бомжом, алкоголиком, наркоманом, но не однолюбом.       С тех пор, мы не расставались. Мы гуляли по городу в обнимку, ходили в рестораны, бродили вечерами по питерским крышам. Некая романтика никогда не покидала нас. Эту атмосферу не нарушали чужие волосы на моей одежде, яркая помада и удушливый запах духов. То, чем Лиза точно уж не пользовалась. Она замечала, но молчала, продолжая улыбаться и прижиматься ко мне.       Когда-то я посмел спросить её о семье, родителях. Я спросил, как они умерли, и тогда внутри Лизы что-то на секунду потухло, это было заметно невооруженным взглядом. Но спустя мгновение она мягко улыбнулась и сказала: — Нужно иметь что-то позади.       В тот вечер я уже ничего не спрашивал, а просто сидел рядом и обнимал её за плечи. Они всегда манили, эта светлая и тонкая кожа не могла оставить равнодушным. Я любил её плечи, но не любил её саму.       Так мы оставались на крыше до поздней ночи, смотрели на небо и разговаривали о жизни. Однажды, я жаловался на несправедливость нашего университета, из которого меня в скором времени могли выгнать. На самом деле я не ходил на учебу долгое время, и возможное отчисление было не таким уж нечестным. Она молча слушала меня, а после произнесла то, что действительно заставило меня задуматься. — Молчи. Смотри на звезды и цени то, что ты живёшь.       И я ценил свою жизнь. Ценил то, что живу в невероятно красивом городе. Ценил то, что мог выбирать, мог решать, каким будет будущее. Ценил свой образ, стиль жизни. Хотя этим гордиться точно не стоило.       Я не любил её.       Я любил её плечи.       Любил её физически, в разных позах. Но никогда не говорил о чувствах, ведь их не было.       Её волосы чертовски великолепно развевались на ветру, она так ярко улыбалась и громко смеялась. Она была так наивна, так прекрасна. Она могла переплюнуть каждую из тех, с кем я спал. Но раньше я почему-то об этом не задумывался.       Я спал со многими женщинами. Молодыми, зрелыми, старыми, богатыми, бедными, умными и глупыми. А она жила со мной, пользовалась моей кружкой и со стеснительной улыбкой встречала по утрам завтраком. Даже тогда, когда я возвращался из чужих квартир со следом помады на рубашке и засосами на шее. Она любила меня, а я любил её плечи.       Я относился к ней, как к своей дочери, хоть это и попахивало инцестом. Лиза была маленькой, доверчивой девочкой, которую нужно правильно ввести в большой мир. Ведь кроме меня этого некому было сделать. — Доверяй только себе, чем бы в итоге это не закончилось. Это твоя жизнь, и как её строить, решать только тебе.       Одним прохладным августовским вечером мы сидели у пруда. Она смотрела мне в глаза, просила, умоляла никогда не бросать её, всегда быть рядом. Но я не слушал, я просто соглашался. По её щекам текли слёзы, и в этот момент я чувствовал себя ничтожным, а её жалкой. Но продолжал обнимать за плечи.       Темнело, а мы всё ещё сидели в парке. Лиза опустила свою голову мне на плечо, а я вдыхал запах её шампуня. Приятный, яблочный. Я не любил её, я любил всё, кроме неё.       Прошло полтора года, как мы жили вместе, и я привязался к Лизе, как Тузик к Бобику. Я не мог представить свою жизнь без столь «незначительной» детали. И был уверен, что она чувствовала то же. Я не любил её, я был привязан.       Помню день, когда решил привести женщину в свою квартиру. Лиза должна была навестить бабушку, и остаться у неё ночевать. И я никак не ожидал, что на самом интересном моменте дверь квартиры откроется. Маленькая девушка, с широко распахнутыми глазами, смотрела прямо на меня. Женщина на моих коленях даже не заметила внезапного гостя, так была увлечена моей кожей. Я видел, как в родных глазах собираются слёзы, но даже не сдвинулся с места, а спустя мгновение поцеловал свою очередную пассию. «Пусть всё катится к черту» , - вроде так я подумал тогда.       После секса я выгнал ту шлюху и понял, что же на самом деле наделал. Лиза сидела в углу кухни, поджав под себя колени и пила чай. Она молча улыбнулась и спросила, как прошел мой день. А я просто застыл на месте и не мог понять, что же не так. — Бабушка сегодня сказала мне, что самые большие страдания приносит то, что тебе особенно дорого. Ты, Даня, страдать точно не будешь.       Тогда я и не понял, что это значит. Не остался в доме, а пошел пить со своими друзьями в бар. Тогда я не понимал, что творится вокруг.       Я пил, не переставая, всю ночь. Рассвет был неимоверно прекрасен, и в тот момент я даже подумал, как хорошо было бы, если Лиза находилась рядом со мной сейчас. Я никогда не думал о чувствах к ней до того вечера. Мои друзья наконец стали разбредаться по домам, а я, освещенный новой идеей, полетел к своей малышке.       Квартира встретила меня гробовым молчанием, и тогда это не удивило меня. Пять утра, как ни крути. Но я ни о чем не думал, я громко позвал Лизу, ведь хотел пригласить на крышу. Там же так красиво. Но в ответ была лишь тишина, и это уже насторожило. Девушка очень чутко спит, и после такого воинственного крика должна была проснуться.       Я искал её по всему дому, и в моей голове начали закрадываться плохие догадки. Я старался отгонять их, мол, куда же она без меня денется, глупышка. Скорее всего поехала к бабушке и оставила смс на телефоне. Но телефон оставался пуст, а в квартире я не заходил лишь в ванную.       Когда я открыл дверь, весь мир взорвался, рассыпаясь на маленькие кусочки. На холодном кафельном полу, освещенная лишь тусклой желтой лампой была она. Лежала такая невероятно красивая, бледная, а вокруг была кровь. Алая. Контрастирующая.       Лиза плакала, на её щеках остались следы. Она лежала неподвижно, скрючившись, на кафельном полу, а на её левом запястье был порез. Рядом лежала моя бритва. Я поднял её, приложил к себе, как грудного ребёнка, обнял и заревел. Впервые за всю свою жизнь я ревел навзрыд, а из меня выходила вся дурь и дерьмо, накопленная за долгие годы. Мои слёзы капали на её плечи, а яркие, искрящиеся глаза были спрятаны под тяжелыми веками. Она была такой холодной, но такой родной.       Я ревел, как мальчик, бился головой об стену. Я рвал на себе волосы и кусал локти, а она лежала рядом со мной и молчала. В таких ситуациях Лиза могла подойти сзади, обнимая, а я просто забывал все сложности и наслаждался теплом. А теперь обнимал её я, всю в крови, и пытался отдать своё тепло. Я мог бы отдать всё, если бы это требовалось.       Рядом лежала маленькая бумажка, испачканная в крови.

«кто любил, уж тот любить не может кто сгорел, того не подожжешь»

      Я не любил её.       Но если я её не любил, то почему ни одна женщина в мире не может заменить мне этих плеч? Этих губ, этих зеленых глаз? И если я не любил её, то почему уже пятый год подряд я храню её вещи, обувь и зубную щетку?       Я не любил её, я её использовал. А она каждый день, каждый божий день меня прощала. В тот вечер я был уверен, что буду встречен улыбкой. Её улыбкой. Но теперь ни одна женщина в мире не способна заменить мне этих плеч. Я не любил её?