Шалость удалась!

Привычка в чистом виде помогать ему, приводить в магазин в божеский вид, заходя туда после работы в Министерстве, и оставаясь почти до утра. Привычка ходить по светлому второму этажу в домашней одежде, как у себя дома, и сдувать мешающие пряди, выбившиеся из пучка в перерыве между уборкой или ремонтом. Привычка подтягивать спадающие шорты, и получать мягкий подзатыльник за то, что много работает и плохо питается. И, наконец, привычка смотреть на него спящего, вдыхая этот запах, присущий ему одному (сложно представить, что можно улыбаться, потому что легкие почувствовали его на лестнице, стоя рядом, случайно сталкиваясь, и вот так наклоняясь или садясь рядом, но так и было). Просто ловить кайф, будто что-то осязаемое, не думая, взаимно это или нет. Джордж Уизли, как много ты не знаешь…, и хорошо. - У тебя скоро будет переутомление, передохни, - посоветовал парень, спускаясь по лестнице. Опять этот запах. Его. Черт. Она покачнулась, и нехотя произнесла: - Хорошо, спасибо за заботу, - сил спорить уже не было. - Иди в мою комнату, - проговорил он. – Сейчас же. Иначе отнесу сам. (Да, отнеси - идти самой резко перехотелось) Гермиона была в каждой комнате, и безошибочно нашла эту спальню, насквозь пропахшую порохом (видимо, эксперименты пробрались и сюда) и чем-то еще до ужаса сладким и знакомым. Девушка прилегла на его кровать, и тут же расслабленно закрыла глаза. Голова кружилась, и ответ напрашивался сам собой: Патронус уже должен скакать в кабинет к Кингсли, чтобы отпроситься на несколько дней, или вовсе уйти в отпуск, как давно сделала добрая половина отдела. Она вздохнула - сил не было дотянуться до волшебной палочки. - Тебе помочь? – прислонившись к дверному проему, спросил Джордж, глядя на лежащую девушку, безуспешно пытающуюся себя заставить встать и наколдовать. - Такое впечатление, что где-то рядом стоит дементор, - всплеснула руками Гермиона, и недовольно фыркнула. – Не надо, Джордж… - Думаешь, не смогу? – в ярко-голубых глазах вспыхнул вызов. - Но это же Патронус…, - прикусив язык, с сомнением произнесла она. - Ну, и что? Грейнджер, сомневаешься во мне? – брови взмыли под непослушную челку, вечно лежащую в ту сторону, откуда дул ветер. Да, конечно, все в семье и друзья знали, что после смерти Фреда парень больше не мог вызывать Патронуса – все хорошие воспоминания, и жизнь, в целом, была связана с потерянным на поле боя близнецом. Гермиона не хотела бередить старые раны, но, похоже, ему нужно было что-то доказать, и даже не ей. Доказать, что живет, что дышит, что назло всем, даже самому себе, цепляется за реальность, а сны с умирающим или уже умершим братом снятся не каждую ночь, а раз в неделю. Фред, можешь радоваться и даже гордиться - твой недотепа-брат возрождается из пепла подобно фениксу. Посмотрев ей в глаза (да, похоже, у всех голубых глаз этот «рентгеновский эффект»), он достал палочку, и также продолжая держать зрительный контакт, взмахнул ею. Из кончика вырвался серебристый газ, но Джордж продолжал упрямо смотреть на Гермиону, концентрируя все свое внимание, и она, кажется, поняла, в чем дело. Поняла, и улыбнулась. Пар приобрел форму койота, но взгляд парня резко упал на фото брата, стоявшее в рамке на прикроватном столике, и наконец, когда он решился выдохнуть, койот преобразился в гиену. – Патронус Фреда, - Гермиона поняла все (она была единственным человеком, что видела их в момент исполнения мощных позитивных чар), и как только он шепотом сотворил говорящий Патронус, она встала, и шагнула к нему навстречу. Палочка еще какое-то время светилась, но Джордж погасил ее («Нокс!»), и комнату осветила темнота. Они столкнулись, и руки сами потянулись друг к другу. Все стало ясно без слов…. Бывают такие моменты, после которых жизнь меняется. У Джорджа Уизли это произошло на третьем курсе, когда на их факультете появилась маленькая зазнайка, попадающая во все переделки с Гарри и «крошкой Ронни» (благодаря первому), и помогающая им из них выпутаться, оставшись в живых. Всегда воспринимал ее как младшую сестру и подружку Рона и не замечал, что она растет и превращается в красивую девушку вплоть до Святочного Бала. А когда заметил плачущей на входе у гостиницы, над их головами появилась омела, и ему безудержно захотелось зацеловать каждую слезинку, придушив Рона собственными руками. Бывают такие моменты, после которых жизнь меняется. У Гермионы Грейнджер это произошло на первом курсе. Из четырех рыжих гриффиндорских голов выделилась лишь одна, и, обрадовавшись, что девочка будет учиться с ними на Гриффиндоре, пожала ей руку. И она влюбилась, как влюбляются обычные девчонки, хотя наотрез отказывалась думать, что обычная, и доказывала это абсолютно всем вплоть до Святочного Бала. Омела и привкус шоколада на губах. Первый поцелуй с привкусом слез. Джордж Уизли. Четыре года с того момента, и оба помнят привкус того шоколада, который оба ели перед тем, как их губы соприкоснулись. - Ты по-прежнему пахнешь шоколадом, - шепчет он, отрываясь от нее, и целуя в висок. - А ты все также выискиваешь омелу, чтобы затащить под нее ходячую энциклопедию, - промурлыкала довольная девушка. - Нет, не энциклопедию, а роман, который никогда не закончится, - он ласково щелкнул ее по носу, увлекая на кровать (она все же была утомлена), и в наступающей мерной тишине, сопровождающей уставших после работы людей, был слышен беззвучный радостный смех Фреда на фотографии – шалость удалась!