приз, который он хотел

L видит её в дымном мрачном свечении и по началу думает, что ошибается. Он редко ставит на это, вероятность успешного заключения в сегодняшнем расследовании не выше четверти. Большинство вещей для L – расследование, и заключение по нему ему нужно, как воздух. Но на этот раз все верно – силуэт девчонки проходит идентификацию, долетающие обрывки слов помогают опознать голос, её движения, длина волос, в последний раз он сомневается перед тем, как заметить, что широкие глаза с накладными ресницами под скудным освещением сверкают алым Его кровавая мэри просто ледяная. L делает глоток и смотрит, не отводя глаз – его сердце бьётся так сильно. И хотя мечта сбылась, он никогда не чувствовал себя более тревожно, взволнованно. Мелодии голосов и шорохов снова обретают цвет, как в детстве – розовый, карий, пурпурный, цвет кожи – такой белый, который скрывает только белье. Миса-Миса должно быть самая младшая здесь, это не то место, куда приходят едва справив совершеннолетние. Её кожа краснеет от духоты и от тех разговоров, что ведут люди на диване. Наверное, Лайт бы смог это оценить. Милый умный мертвый соперник. Он бы прикоснулся к ней иначе, чем обычно, и перестал бы командовать. «Здорово, Миса, а теперь давай спать», «Выспись утром, у тебя съемки, может, я захочу их посмотреть?», «Я сказал хватит смотреть на меня, иди и запиши их всех в тетрадь!». Но для L во всем происходящем кроется нечто невыносимое. Звуки доносятся до него, голос, который он никогда не слышал раньше, начинает задыхаться и, о… L слегка краснеет, когда переводит слова – он весь в нетерпении. Лайт - часть этого мира такая естественная, словно он сшит из одной ткани с каждой девушкой этого заведения, но скорее – он нарисован с ними одной краской. Миса раскрывает рот в подражании раздающемуся вокалу, L не может рассмотреть точно, не хочет этого делать, но воображение исполняет за него всю работу: она сидит на ближнем к нему месте дивана, перекинув через край ноги, и смотрит в сторону барной стойки поверх своих коленей. Её спина опирается на кого-то другого, скрытого в тени, её руки постоянно задевают других людей. Она знает эту песню, слова ей хорошо знакомы, произношение со стандартными ошибками для японки. На взгляд L в Мисе нет ничего, что заставляет некоторых посетителей двусмысленно оглядывать её, и задевать, проходя мимо, он также может указать в этом баре на тех, к кому с подобным интересом можно попробовать обратиться. Например парень, постоянно касающийся самого L под стойкой даже сидя через человека от него. Или женщина с короткой стрижкой, царапающая каблуком ножку стула. Он все еще немного думает о Лайте, когда смотрит на неё, и о том, что, может, как бы они с Мисой не подходили друг другу (как бы они не разнились ровно настолько, чтобы подходить, и спорили, чтобы сдаться, а потом все равно добиться своего, как бы не были оба готовы на что угодно, оба по локоть в крови), этого никогда не произойдет. Смерть смотрит за их с L логическими изысканиями, но слушает её сердце. Миса расправится с ним, из-за того только, что L покажется ей жесток, или из-за подобной ерунды, (в глазах L начинает щипать) и она всё равно останется одинока (мысли о смерти наплывают на красивые, приятные образы). Тобаско обжигает ему губы, когда L допивает. Татуировка на его запястье показывается и не исчезает за рукавом, пока он не опускает руку. Он представляет, что сказал бы Лайт: «чудовище, вместо этого злого шипения кто-то интересуется, что он, должно быть, наполовину иностранец. L любит появляться из ниоткуда и лицезреть недоумение, замешательство, быть непредсказуемым, быть ничем, нигде, и он отбрасывает привычки ради вежливости. Не совсем – традиционное приветствие он произносит, появляясь перед Мисой, не успевшей опустить ноги, её лодыжки по обе стороны ремня его джинс. - Рюзаки? Что-то случилось с Лайтом? Нужна помощь в команде? - Нет. Просто подошел спросить, не будешь ли ты так добра, подкинуть меня до отеля. В котором я живу, естественно. Несколько людей провожают их до выхода, убедиться, неужели она правда с ним уходит. Он чувствует себя в собственном подростковом сне, в песне британцев Pulp. Миса залезает в белый спорткар, и L останавливает её у какого-то непонятного мотеля, где у них даже не спрашивают имен. Когда он говорит, что это нужно для дела, люди незамедлительно соглашаются с ним, но сейчас ему приходится обменивать её время на развлечения. Они отправляются в Сибую под прикрытием из очков и больничных масок, чтобы вернуться с одеждой, в которой Миса выглядит как персонаж сёдзе манги, выпущенной в двухтысячных. - И какую маскировку ты выбрал? - Я уже перевоплотился. - Фиолетовые линзы?! С этой прической очень жутко… Кто бы подумал, что у тебя такой отстойный навык скрываться! – Она бросает вещи в чемодан через весь номер. Светлые волосы, перемешанные с цветными прядями, сейчас подстрижены не так аккуратно, как раньше. - Без надобности. Меня никто не знает. Перед тем как пропустить на борт самолета, контролер просит L снять линзы, и он немного отодвигает цветную радужку, глядя перед собой слезящимся глазом прозрачного серого цвета. Миса оборачивается и говорит, что он идиот.