Оракулы ошибаются

Кюхён говорит, что все ограничены. – Слишком много шумных лицемерных скотов вокруг. Донхэ знает, что в первую очередь он имеет в виду Шивона. Тот сидит за столиком на втором этаже кофейни и, подвернув рукава рубашки, вносит последние правки в очередной проект. Вернее, он должен быть этим занят, но занят тем, что отвечает на флирт Хичоля. Кюхён наблюдает за ними издалека. Усмехается и качает головой, когда Хичоль преувеличенно громко смеется и, наклонившись к Шивону, шепчет ему что-то на ухо. Он вертит в пальцах какой-то предмет, и Донхэ узнает в нем ключ от хранилища списанных артефактов. – Они все изолированы, вот в чем проблема. Просто зашорены, как лошади на бегах. Хичоль работает над проектом всего два месяца. Донхэ знает, что он хороший пиар-агент, и дело не в том, что Кюхён ревнует. Он просто отказывается признавать, что у них с Хичолем есть много общего. И конечно, его задевает, что за столь незначительный срок Хичоль успел полежать на широком столе Шивона. Должно быть, он даже успел освоиться, тогда как Кюхён, будучи ведущим аналитиком, пришел к этому месяца за четыре. – У тебя, похоже, тяжелый день. Донхэ опускает руку на плечо друга и, присев рядом, ставит перед ним чашку кофе. Кюхён улыбается, делает небольшой глоток и смотрит по сторонам, пытаясь найти хоть одного симпатичного мальчика. Донхэ догадывается, что сейчас ему не хочется быть избирательным. Его цель, как всегда, – увлечь кого-то погорячее в уборную и поставить на колени, чтобы на пару минут почувствовать свое превосходство и немного позлить Шивона. Эти двое только так и живут – постоянно доводят друг друга и провоцируют. – Чертово урбанистическое захолустье. Проблема Кюхёна в том, что поблизости нет никого подходящего. Одна девушка с надеждой поглядывает на него, но он усмехается. Все-таки еще не настолько отчаялся. – Недостаточно социального контакта, Донхэ, вот что я тебе говорю. В голосе Кюхёна слышатся сарказм и усталость. Он подзывает официанта, чтобы заказать для Донхэ пуэр, и слегка разворачивается на стуле. – Ладно, выкладывай, что на этот раз предсказал оракул? Донхэ не столько удивлен, сколько пойман врасплох вопросом и сменой темы. – Как ты понял? – он спрашивает, чтобы выиграть время. – На тебе лица нет, – Кюхён отпивает кофе. – И еще я получил распечатку с твоего бейджа. Ты был у оракула рано утром и пропустил планерку. Теперь рассказывай. Донхэ вздыхает. Из-за Хёкдже ему тяжело говорить про оракула, но Кюхён все же хороший друг. Он всегда видит, что творится у Донхэ на уме и всегда его слушает. То есть чаще всего слушает и иногда даже может удержаться от колких шуток. – Оракул сказал, что сегодня ночью он совершит ошибку. Кюхён ждет, что Донхэ продолжит. Если он видел распечатку с бейджа, значит, ему известно, что Донхэ пробыл у оракула больше часа. Но Донхэ молчит и даже не думает вдаваться в подробности. Оракул тоже молчал, только оборонил очередную загадку. – И что это значит? Донхэ пожимает плечами и смотрит на гранулы чая, плавающие на дне заварника. Пуэр принесли как раз вовремя. Теперь можно переключиться с осуждающего взгляда Кюхёна на безразличные кружащиеся чаинки. – Не знаю. Может быть, я наконец-то смогу увидеть, кто он? Если он подойдет к зеркалу или... Кюхён перебивает сразу же, как только голос Донхэ срывается от волнения. – Донхэ, тебе пора успокоиться, – он говорит с нажимом, без намека на осторожность и даже немного жестко. – Когда ты в последний раз нормально спал? Нормально ел? Донхэ знает эту тактику. И знает, что Кюхён за него волнуется. Но он столько раз объяснял свое состояние, что сейчас в нем поднимаются злость и разочарование. Кюхён должен был встать на его сторону, а не на сторону Хёкдже. – Но он тоже не спит! И ест только таблетки – горстями, не глядя. Донхэ всерьез думает, что это весомые аргументы, но на лице Кюхёна нет и тени сочувствия. – Речь сейчас о тебе. Ты вспомнишь, когда в последний раз отдыхал или развлекался? Донхэ молчит. Кюхён умеет давить на больные точки. Умеет быть рассудительным. – Ну, давай, расскажи мне, если считаешь, что все контролируешь, – Кюхён теряет терпение. – С Хёкдже... Мы ездили на побережье. Донхэ чувствует, как кольнуло под ребрами от этого воспоминания. Тогда он несколько ночей подряд ничего не видел. Он просто наслаждался песком и морем, обществом Хёкдже, костром из сухих веток и звездным небом. Старался не думать о том, что предает того, кто ему предначертан, старался не чувствовать вины из-за объятий Хёкдже. – Давай скажем ему спасибо. Без него ты бы совсем свихнулся. Кюхён почти допивает кофе. Донхэ замечает, что он бросает злой взгляд наверх, поглядывает на Шивона. Он мог бы развернуться к нему спиной, но вместо этого держит его в поле зрения. Его и Хичоля. – Я должен найти его, Кюхён. Он страдает. – Но ты ведь сам говорил, что он пытается тебя заблокировать. Может, он не хочет, чтобы его нашли. – Знаю, но я чувствую, что он рядом. С каждым разом я вижу все больше. Вижу улицы, по которым хожу почти каждый день, полыхающие в пожаре. Ощущаю текстуру знакомых предметов чужими руками. Слышу звуки через его восприятие. Переживаю его эмоции. Он тонет в боли, я уже не могу бездействовать. Кюхён делает глубокий вдох и тяжелый выдох, пытаясь собраться с мыслями. – Послушай, оракул дал тебе дар, но... Донхэ знает, что у его друга наверняка есть непробиваемые аргументы. Он аналитик, в конце концов. Это его работа – анализировать и давать заключения, выводить прогнозы. Но Донхэ не собирается его выслушивать. – Кюхён, каждую ночь я вижу, как тяжело человеку, который мне предначертан. Ты представляешь, каково это? Я вижу, хочу помочь, но ничего не могу сделать, потому что не знаю, кто он. Донхэ слышит собственный истеричный смешок и с горечью думает, что Кюхён зря спросил его об оракуле. – Донхэ. Оракулы ошибаются, – Кюхён говорит почти по слогам. С расстановкой и нарочито четко, тоном, не терпящем возражений. И он прав, конечно. Только Донхэ знает, что это не его случай. Человек, который с ним связан, действительно мучается. В этом нет никакой ошибки. – Я должен узнать, кто мне предначертан, – упрямо говорит Донхэ, уставившись на свою чашку. Кюхён только качает головой, смутно осознавая безнадежность друга, и отодвигает оправу очков, чтобы устало потереть переносицу. Он ненавидит спорить. С Донхэ особенно – этот переспорить себя не даст, но замкнется точно. И гадай потом, что у него в голове, пытайся выдержать взгляд, полный тоски и грусти. – Пей чай, остынет, – бросает Кюхён и сам делает глоток кофе. У него звонит телефон – настойчиво и некстати. Кюхён смотрит на дисплей, а потом раздраженно кидает взгляд на второй этаж, на площадку с витыми перилами. Оттуда хорошо видно основной зал, и Шивон стоит, убрав одну руку в карман брюк, а второй прижимая телефон к уху. У него красивая, атлетическая фигура и пристальный, едва прищуренный взгляд. Кюхён тихо, обреченно ругается. – Пора идти, – говорит он и, поморщившись, сбрасывает звонок Шивона. – Нужно запустить прототип Пифии уже к понедельнику. Придется до ночи торчать в офисе с этими изолированными. Неопределенно мотнув головой, Донхэ наполняет чашку и выпивает чай в два глотка, обжигая горло. Он знает, что «до ночи» Кюхёна – это скорее до утра, а «в офисе» – это в какой-то момент в отеле. Шивон, не меняясь в лице, повторяет звонок Кюхёну. – Знаешь, если бы я мог выбирать, я бы не хотел знать, кто мне предначертан, – говорит Кюхён, еще раз сбрасывая звонок. Донхэ помнит, что у Кюхёна выбора никогда не было. Оракул сразу назвал ему имя Шивона и показал кусок будущего. С тех пор его разрывает надвое – он испытывает к Шивону ненависть и в равной степени сходит по нему с ума. Донхэ на самом деле отлично понимает такие смешанные эмоции. – Ты вечером увидишь Хёкдже? Кюхён старательно игнорирует взгляд Шивона. Донхэ видит, как тот спокойно убирает телефон в карман брюк и облокачивается на перила. Хичоль сидит рядом с ним, положив ногу на ногу, и насмешливо улыбается. Он вызывающий и слишком уж ирреальный, чтобы ему можно было сопротивляться. Перед ним на столе – раскрытая и наверняка запрещенная колода Таро. В длинных наманикюренных пальцах – Дьявол. Хичоль подмигивает Донхэ и подносит карту к губам, тут же переворачивает рубашкой. У карты острый край, и на губах Хичоля выступает капля крови. Он слизывает ее и улыбается еще шире. – Да, сегодня же пятница. Кюхён кивает. Священный вечер для друзей и пиццы. Он сам придумал эту традицию, но уже несколько лет проводит свои пятницы далеко от Донхэ и Хёкдже. – Передай ему от меня, – просит Кюхён, достав из портфеля сверток. – Он давно просил эту книгу. Донхэ обещает, что передаст. Кюхён допивает кофе и, подхватив портфель, уходит к Шивону, который спустился вниз и вместе с Хичолем ждет его, чтобы вернуться в офис. – И доделай проект по Банши, – напоминает Кюхён уже на ходу. – Мы все в дедлайнерской заднице из-за твоего оракула. Донхэ отвечает ему молчанием и отводит взгляд от зловещих контуров кофейной гущи на стенках чашки. У него в горле сухо и скребется какое-то опасение. ++++ – Ты собираешь вещи? Донхэ рассматривает коробки, аккуратно стоящие у стены. Книжный стеллаж Хёкдже режет глаза пустотой, с полок исчезла его одежда. – Почему? – Съезжаю, – односложно говорит Хёкдже. Сегодня он тише и спокойнее чем обычно. Умышленно или нет, напускает на себя какую-то атмосферу богемной загадочности. Донхэ изучает его лицо: темные, насмешливые глаза, красиво очерченный рот, высокие скулы, и не может понять, в чем дело. – Куда? – Донхэ в растерянности. Хёкдже снимает эту квартиру еще со времен студенчества, с тех пор, когда они оба еле-еле сводили концы с концами. – Пока в гостиницу, – говорит Хёкдже. – Потом подыщу новое место. – А как же студия? Ты ведь ее так любишь. Донхэ смотрит на Хёкдже во все глаза. Они сидят друг напротив друга за узкой столешницей, и Хёкдже, раскачиваясь на высоком стуле, подцепляет палочками лапшу с таким видом, будто все по-прежнему. – Хозяин больше не хочет ее сдавать. – Впервые об этом слышу, – Донхэ хмурится и произносит это слегка обиженно. Хёкдже неопределенно пожимает плечами и продолжает есть. Сегодня вместо пиццы – лапша в коробках, и это означает одно из двух – Хёкдже расстроен или был слишком занят. У Донхэ аппетит отсутствует напрочь. Он не понимает, почему Хёкдже ничего не рассказывал. Они ведь друзья. Он должен был позвонить ему, как только узнал о том, что придется съехать. Да, конечно, теперь для него не проблема съехать. Он может позволить себе отдельно стоящий дом, но эта квартира давно стала частью Хёкдже. Ему должно быть ужасно грустно. Донхэ немного наклоняется на своем стуле. На мгновение его глаза оживляются. Он видит выход. – Ты мог бы пожить у меня. Слишком самоуверенно. Хёкдже смеется, бросает палочки в пустую коробку и, облокотившись о столешницу, подается вперед, смотрит Донхэ в глаза, а потом касается его подбородка пальцами и быстро целует в губы. – Не грузись, – говорит он, поднявшись. – Все в порядке. Донхэ не успевает отреагировать, только хватает ртом воздух и смотрит, как Хёкдже уходит к раковине. У него не укладывается в голове, что, возможно, они больше не будут ужинать в этой студии. – Тебе нужна помощь с переездом? – спрашивает Донхэ, когда они сидят на полу и пьют чай, прислонившись спиной друг к другу. У Хёкдже почти нет мебели. У него даже нет кровати. Ее каркас с самого первого дня заменяло топорное деревянное перекрытие, и высокий матрас лежал практически на полу, занимая большую часть комнаты. Просыпаясь, Хёкдже часто вытягивал руку, чтобы коснуться края струящейся на сквозняке занавески. Рядом с кроватью, прямо на полу, всегда стояла небольшая белая лампа с длинным проводом, лежали стопки книг и очки для чтения. До того, как оракул наделил его даром, Донхэ любил по утрам сидеть в глубоком кресле напротив спального места – единственном в комнате – и наблюдать за спящим Хёкдже, за тем, как свет, проникая через окно, ложился на его обнаженную спину. В такие моменты будить его не хотелось. Донхэ смотрел на него, пытаясь понять, что чувствует, и только случайно переведя взгляд на зеркало, замечал, что Хёкдже не спал, а также пристально наблюдал за ним, позволяя считать себя спящим. Хёкдже всегда играл на опережение. – Нет, но сегодня я не откажусь от компании, – говорит Хёкдже. – Останешься? Донхэ рассматривает немыслимо крошечную, но уютную комнату, думая о том, что она соответствует Хёкдже во всех деталях. Сколько лет они провели здесь? Сколько воспоминаний создали? – Извини, сегодня у меня не получится. Донхэ горько. Он вытягивает ноги и откидывает голову на плечо Хёкдже. Ловит себя на том, что ему не хватает тепла и той легкости, которая была между ними раньше. Он знает, что остался бы, если бы не слова оракула. Если бы тот человек, с которым Донхэ связан, не нуждался в помощи, он бы остался. Может, даже прожил бы с Хёкдже всю жизнь в такой же маленькой, но уютной комнате. Потому что Кюхён прав, если честно, без Хёкдже он бы давно свихнулся. – Ты снова ходил к оракулу? – Хёкдже спрашивает совсем тихо и усмехается, не дождавшись ответа. – Ясно, значит, теперь снова кинешься искать знаки в своих сновидениях. У Хёкдже насмешливый тон, но Донхэ не хочет снова ругаться с ним по этому поводу. Слишком выматывает. – Почему ты не веришь в оракула? Он спрашивает вкрадчиво и спокойно, и Хёкдже наверняка слышит это в его голосе – усталость и сожаление. – Это бред, Донхэ. И шарлатанство. Хёкдже поднимается так резко, что Донхэ ударяется локтем, падая на спину. Его чай расплескивается. – Очередной способ отвлечь нас от чего-то действительно важного. Сам подумай, это удобно. Тебе вложили идею в голову, и ты веришь ей, подстраиваешься под выбор, который за тебя сделали. Чем ты отличаешься от марионетки в таком случае? Хёкдже говорил это уже не раз, и Донхэ не обижают его слова. Его задевает то, как Хёкдже на него смотрит – сверху вниз, зло и враждебно. У него резко становится очень паршивое настроение. В последнее время оно у Хёкдже вообще слишком волнообразное. – Вместо того чтобы завести отношения и просто любить кого-то, ты ищешь призрака. Донхэ мысленно усмехается. Хёкдже не знает и половины всего, что ему показал оракул. После пары серьезных ссор он просто-напросто перестал рассказывать. Отплатил Хёкдже его же монетой – замолчал и в одиночку окунулся в переживания. Ему и сейчас не хочется ворошить улей, но как-то само собой получается. – Ты ведь тоже слышал его предсказание, – говорит Донхэ. – Все слышат, просто признай это. Хёкдже качает головой и усмехается. Он не знает, куда себя деть – в этой маленькой комнате куда ни ступи, Донхэ везде близко. – Оракул – это бестелесный голос. В его предсказаниях нет никакого смысла. Хёкдже все-таки отходит в сторону, включает воду, чтобы вымыть кружку и заново ставит на плиту чайник. Двигается механически и слегка отчаянно. Его слова почти тонут в шуме воды и других посторонних звуках. – Но ты его слышал? Что он сказал тебе про предначертанного? – Донхэ вдруг кажется, что он может додавить и заставить Хёкдже хоть раз признаться. – Серьезно, ты никогда не рассказывал, сколько бы я ни спрашивал. Хёкдже вздыхает и, обернувшись, вытирает руки полотенцем, ставит чашку рядом на край раковины. Смотрит на Донхэ с каким-то непонятным вызовом. – Оракул сказал, что у него грустные глаза, – Хёкдже говорит грубо и безразлично. Это совсем не то, чего ожидал Донхэ. Он годами пытался вызнать у Хёкдже правду о предсказании. Пытался представить, каким окажется человек, с которым его лучший друг будет навеки связан. Пытался понять, почему Хёкдже так презирает оракула и почему говорит, что хочет сделать выбор самостоятельно. – И все? – И что когда он заметит меня, может быть слишком поздно. – Поздно для чего? Донхэ так и сидит на полу, не сводя глаз с Хёкдже. Он выглядит таким сосредоточенным и серьезным, что Хёкдже становится весело. Он смеется громко и почти нездорово, до слез в уголках глаз и хриплого голоса. Донхэ смотрит на него с болью во взгляде, но Хёкдже только качает головой и, вскинув руку, чтобы потереть глаза, опрокидывает на пол чашку, которая от удара звонко разлетается вдребезги. Хёкдже стоит босиком, но ему, кажется, все равно. – Я не знаю, Донхэ. В любом случае это очень глупо. ++++ Уходя от Хёкдже, Донхэ чувствует себя виноватым. Ему следовало остаться. И даже если не так, как хотел Хёкдже, то хотя бы по-дружески. Помочь собрать оставшиеся коробки, смотреть дурацкие фильмы и объедаться чипсами. Потому что, конечно же, Хёкдже грустно. Но Донхэ знает, что Хёкдже сильный. Он не нужен ему так, как нужен тому, другому. Оракул сказал, это важная ночь, сегодня его предначертанный совершит ошибку, поэтому Донхэ никак не может позволить себе отвлекаться. И все равно – мутный осадок в душе не дает покоя. Что-то было в поведении Хёкдже, в его словах. Неужели он все-таки подорвал веру Донхэ в оракула? Донхэ запутался. Когда он услышал голос оракула в первый раз, в день совершеннолетия, тот сказал всего одно слово: «Жди». Из-за этого Хёкдже долго над ним издевался, нагородив вдобавок глупостей о своем пророчестве. Донхэ ждал много лет и все это время не позволял себе любить Хёкдже по-настоящему. Пока они были вместе, он чувствовал страх. Что будет, когда появится чей-нибудь предначертанный? Если Хёкдже первым найдет своего человека, тогда он, конечно, оставит Донхэ. Это будет логично, но очень больно. Донхэ не хотел чувствовать такой сильной боли. Оракул не внес никакой ясности. Вместо этого он дал Донхэ дар – видеть во снах мир глазами его предначертанного. Это случилось примерно тогда, когда они с Хёкдже решили все-таки быть друзьями. Донхэ уже с трудом помнит, кто и почему предложил эту идею, но ему пришлось тяжело, и он с головой окунулся в поиски, надеясь скорее забыть о Хёкдже. Донхэ долго ворочается в кровати. Хёкдже никак не выходит из головы, но заснуть нужно, поэтому он принимает таблетку снотворного и отключается, чтобы где-то посреди ночи на пару часов войти в чужое сознание. У его человека бессонница. И серьезные проблемы с психикой. По ночам он бродит по улицам или сидит в круглосуточной фотолаборатории, где печатает свои безумно талантливые или просто безумные черно-белые снимки спящего города. Иногда он пишет заметки о том, что помнит при красном свете. Он левша, он талант, и это почти все, что Донхэ известно. У него случаются галлюцинации и провалы в памяти. Он слышит разные голоса. Донхэ подозревает, что он – эмпат, который отрицает свои способности или сновидец, который путает недавно обретенный дар с сумасшествием. Он принимает лекарства – антидепрессанты в основном, иногда блокаторы. Он подвел себя к тонкой грани, но Донхэ знает, что не может помочь, пока не найдет его в настоящем мире. Человек ему почему-то сопротивляется. Сегодня что-то идет не так. Донхэ видит выбеленный болезненный потолок и долгое время ничего больше. Чувствует запах лекарств и химии. Он не сразу понимает, что это – фотолаборатория, только вместо красного света – белый. Время идет слишком медленно. Его человек долго лежит на полу, а потом встает и начинает снимать со стен фотографии и складывает их в коробку. Донхэ ловит себя на ощущении дежавю – слишком много коробок за одни сутки. Некоторые фотографии новые. Донхэ не видел, как человек их сделал. Они красивые и, как всегда, удивительные. Донхэ с первой ночи был поражен его творчеством. Оно напоминало проекты Хёкдже, но было глубже, сильнее и при этом отличалось невероятной хрупкостью. Человек закрывает заполненную коробку, запивает водой таблетки и медленно идет к выходу. Донхэ видит знакомые улицы. Чувствует, как его человека знобит и по-прежнему раздирает болью. Он должен увидеть то, о чем говорил оракул, но человек не смотрит по сторонам, и Донхэ даже не может поймать его отражение. Ему остается только ждать, когда же он совершит ошибку. У него мало времени. Человек опускает конверт в почтовый ящик посреди улицы, снова глотает одну таблетку и, вздохнув, достает правой рукой телефон, видит на дисплее звонок с международного номера, отвечает. – Подтвердите, пожалуйста, свой визит, – просьба звучит вежливо и официально. – Хорошо, подтверждаю, – устало говорит человек, и Донхэ впервые слышит его тихий голос. Он совсем не готов к тому, что это окажется голос Хёкдже. – Спасибо. Напоминаем о необходимости подписать согласие на вмешательство, и ждем вас в клинике. Донхэ ничего не понимает. Ему показалось? Голос всего лишь похож или это то, о чем говорил оракул? Его человек совершил ошибку? Его человек – Хёкдже? Донхэ чувствует нарастающее ощущение паники по мере того, как его предначертанный продолжает идти по улицам. Обычно к этому времени его уже выбрасывает из чужого сознания, но этой ночью он цепляется за него всеми силами. И видит, что человек идет к дому Хёкдже, поднимается по лестнице и открывает ключом дверь его квартиры. Ставит коробку с фотографиями поверх других коробок и поднимает с кресла книгу. Ту самую, что днем Донхэ взял у Кюхёна. Человек – Донхэ все еще не верит, что это Хёкдже – вкладывает в книгу авиабилет и оглядывает долгим взглядом комнату. Донхэ не успевает прочитать направление на билете, но, судя по времени в пути, расстояние не маленькое. Он чувствует, как грустно и одиноко его человеку, и в памяти всплывает реплика Хёкдже: «Когда он заметит меня, может быть слишком поздно». Сейчас Донхэ иначе воспринимает слова и поступки Хёкдже, его скрытность и временами странное поведение, его взгляды и обреченную нежность в прикосновениях. Неужели он знал? Все это время знал, что Донхэ – тот самый? Тогда почему молчал? Оберегал его? Не хотел ранить или пугать своим состоянием? Не хотел допустить этого «слишком поздно»? Или поверил, что Донхэ действительно может быть предначертан другой человек и теперь уезжает, не попрощавшись, молча? Оставляет квартиру, бросает Донхэ и летит в другую страну в какую-то клинику? Или это Донхэ его бросил давным-давно, пойдя на поводу оракула? Хёкдже ведь всегда просил его самостоятельно сделать выбор. Человек, чьими глазами Донхэ видит комнату, собирает вещи. Он упаковывает в рюкзак книгу и медицинскую карту с МРТ снимком и накрывает мебель. В последнюю очередь подходит к зеркалу, и в этот момент Донхэ становится очень страшно. Он понимает, что был глупцом, но не может позволить себе потерять Хёкдже. И все-таки именно его отражение видит в зеркале. Хёкдже смотрит на себя усталым, непривычным Донхэ и почти мертвым взглядом, а потом завешивает зеркало покрывалом, и Донхэ, нырнув в темноту, просыпается. Ему нужно бежать и что-то делать, но в голове – ужас, чувство вины и паника. И только одна мысль вертится на периферии сознания – оракулы ошибаются. Пожалуйста, пусть они ошибаются.