Зажечь снег

Он мог бы убить ее, если бы захотел. Достаточно четырех строк слабого заклинания, выученного назубок восемь лет назад. Или десять. Рюдзи всегда был способным учеником. Кровь ее, льдом скованная, губы ее, инеем подернутые, ресницы ее, снегом припорошенные – все хрупкое, ломкое, мертвое. Иногда ему хотелось сжать тонкое, почти прозрачное запястье и сломать – чтобы осколки разлетелись по миру и остались на роговицах глаз тех несчастных, что случайно проследили направление падающего снега – с неба на землю, с высоты в преисподнюю. Она не была даже женщиною – немногим его самого старше, может быть – демоница-ребенок. Живущая ради своего господина и им же. И тело несовершенное – подростковое, угловатое, свежее, как морозное утро, а главное – никем не тронутое. До него. Он мог бы убить ее, если бы захотел. Он и хотел. И взял. Не применяя заклинания и амулета, используя лишь знания, дарованные самой природой, он грубо сковал движение ее льда и растопил пальцами самое сокровенное. Она таяла, и влага ее оставалась на его руках. Она ненавидела его, проклинала и грозила смертью, когда он по наитию освобождал ее от белоснежных шелковых одежд. Она кричала шепотом, боясь, что кто-нибудь узнает о позоре ее, она не молила о пощаде, лишь губы кусала до крови. Он словно нырял в прорубь с ледяной водой, а затем несся по горной реке – смертельно холодной, но бурной и страстной. Адское пламя в груди и чреслах соприкасалось с почти снегом – с телом Юки-онны. Столетиями ранее и тысячами миль дальше ее бы признали виновной в ведьмовстве – она не горела. Неистово пылала под ним, извивалась, ненавидя его, проклиная себя, но не горела. Вьюжные узоры на внутренней стороне ее бедер он осыпал поцелуями, обводил языком, царапал слегка зубами – но не мог поджечь. Впрочем, огонь – не их стихия. Горела она лишь в сердце – для своего господина, его же пламенем. А Рюдзи, подчиняя себе великолепие неумолимой стихии, подминая под себя вечно молодую женщину, пронзая собой все ее естество, лишь подносил спичку к только что выпавшему снегу. Прямо с небес в преисподнюю. Как и он сам. Рюдзи ломал лед и ломался сам – этому ни восемь, ни десять лет назад не учили. Он шагал слепо, почти интуитивно, на звук падающих сосулек где-то впереди. Наверное, он мог бы убить ее. Но он лишь хотел. Поэтому, иссушая тонкое и ломкое видение, лежащее на его кимоно, прекрасное в своей снежной наготе, он умелыми пальцами растапливал дорожку к пылающему – увы, пока не для него – сердцу. Здесь было недостаточно четырех строк слабого заклинания, выученного назубок когда-то. Пока еще недостаточно – но Рюдзи всегда был способным учеником.