House of cards.

Тэхен весь пропах им: привкусом табака, дешевых красок для волос, едким запахом перекиси и до отвратительного приторно-сладким шампунем с кокосом. Он выкрашивает волосы в очередной вырвиглазный цвет, сверкает на солнце апельсиновым и лучезарно квадратно улыбается, показывая пальцами викторию. Хосок смотрит на него, как на больного раком. — Зачем ты это делаешь, — спрашивает Хосок как-то, когда они сидят в столовой. Тэхен отрывается от тарелки и вскидывает брови в удивлении. — Делаю что? — Делаешь вид, что у тебя все хорошо. Тэхен отправляет в рот очередной кусок мяса, палочками вылавливает лист салата из тарелки хена и ведет плечом. — У меня все хорошо, — просто говорит Тэхен и облизывает губы. Хосок ему не верит. Хосок знает, что это чистой воды ложь. Ночами, когда Тэхен думает, что хен спит, Хосок слышит, как трещит хлопчатая ткань наволочки, пока Тэхен сжимает ее зубами, заглушая сдавленные рыдания. На утро Тэхен натягивает очередную фарфоровую маску беззаботного веселья, крадет у Хосока за завтраком кимчи и подбивает Чонгука свалить со второй половины лекции. Чонгук — это вам не Чимин — наивное святое дитя, — ломается только для проформы, Юнги ему за это прописывает профилактический подзатыльник, — нехер выебываться, мелкий. Чонгук утаскивает Тэхена в торговый центр. — Карамельный латте, — говорит Чонгук и оборачивается к Тэхену. — Хен, ты что будешь? — Американо. Двойной. Без сахара, — выдает Тэхен порционно, залипая в телефон. Чонгук смотрит на него как на умалишенного. — Что? Не понимаю, как ты пьешь эту свою молочную гадость, там же кофе даже нет, — удивляется Тэхен и убирает телефон в карман, пока Гук не полез проверять, где он зависает. Чонгук пожимает плечами и забирает стаканчики. Они бездумно шляются по магазинам — Тэхен готов уйти куда угодно, лишь бы сбежать от мыслей в собственной голове, — катаются на эскалаторе, и Тэхен даже покупает Гуку мыльные пузыри, как очень хороший и добрый хен. Тэхен залипает на брызги воды в миниатюрном фонтанчике, пока донсэн чатится с Чимином в какао. — Классный цвет, жалко, что скоро смоется, — вздыхает Чонгук, дергая хена за прядь, и Тэхен оживает, вновь расплываясь фальшивой улыбкой. — Ничего, покрашусь в другой. Тэхен меняет цвета волос чаще, чем Юнги матерится, смотрит на яркое отражение в зеркале и прячет настоящего Тэхена глубоко под маской веселья, бесконечных шуток, теряет его в больших кофтах с длинными рукавами, натягивая их так, что видны только кончики тонких длинных пальцев, увешанных массивными кольцами. Того, что скрывается под никто не замечает, — думает Тэхен. Хосок считает иначе. Чонгук смотрит с таким пониманием во взгляде, что хочется заехать по его смазливой роже. Перестань, это того не стоит. Или стоит, но все равно перестань. *** Тэхен вымывается, как краска с волос — бледнеет, тухнет, стирается до блеклого, — пустой, ненужный, никчемный, — сгрызает ногти и обламывает фильтр в дешевых сигаретах. Затягивается — как в последний раз, — глотает смолы с никотином, царапает легкие и выпускает омерзительные клубы дыма в лицо невесть откуда появившегося Юнги. — Десятка? Серьезно? Ты скоро легкие выплюнешь, — хмыкает хен. Сам-то не лучше. — Разве тебе не все равно? — хмыкает Тэхен. Юнги пожимает плечами. — Мне все равно. Они сидят в тишине минут пять, Тэхен успевает докурить и начать еще одну, когда Юнги внезапно протягивает ему бутылку соджу. — Будешь? Тэхен выгибает вопросительно брови. — С горла? — Юнги пожимает плечами. — Это же неуважение к тебе. — Да мне насрать, — откровенно говорит Юнги и делает сам глоток. Тэхен ненавидит в этой жизни две вещи — себя и алкоголь, — еще вопрос, что больше, но — без раздумий берет пузатую бутылку, делая несколько крупных глотков. Ненавистная сердцу жидкость обжигает горло, змеей ползет по пищеводу и клубнем сворачивается где-то внизу живота. Жжет — легкие тяжелыми смолами, крутит пустой желудок. Соджу ожогами оседает на внутренности — точно старые шрамы на руках, — Тэхен передает бутылку обратно. С Юнги приятно. Он никогда не задает вопросов, не лезет в душу и просто — не лезет. Они пьют — по очереди, много курят и практически не говорят. Но — Тэхену легко. Картинки едкой краской ползут в подсознании, и Ким зло делает пару крупных глотков, глуша омерзительные ассоциации. К черту все это. — Тэхен-а? — искренне удивляется Хосок, когда Юнги отводит Тэхена домой. — Хен? Юнги кивает в знак приветствия, передает Тэхена в руки Хосока и уходит. — Не знаю, что с ним происходит, позаботься о нем, — бросает на прощание. Тэхен пьяно истерически смеется, сползая по стене блеклым пятном, и вытирает ладонью непрошенные слезы. — Что с тобой не так, Тэ? Тэхен устало поднимает взгляд и кривит губы в неприятной искусственной улыбке. — Все, — говорит устало. — Со мной все не так, хен. *** Тэхен теряется. Сдувается как шарик, когда приходит время перебирать шкафы, чердаки и антресоли, выкидывать детские воспоминания, ночники и любимых плюшевых мишек. Тэхену больно. Тэхен всегда ненавидел слово "прощай", спал с ночником. Тэхен не умеет выкидывать любимых плюшевых мишек и бережно хранит каждого в потайном уголке, — темном, пыльном, подальше от чужих глаз и ближе к сердцу, — на старом прогнившем чердаке. Прогнившем, как и он сам. — Ты идешь? — зовет Хосок, прыгая в одном кеде. Тэхен перестает залипать в стену — как из колодца вынырнуть, закрыть крышкой воспоминания, — переводит взгляд на хена и натягивает рукава полосатого свитера, — вся жизнь — кусками, обрывками, — до кончиков сгрызеных ногтей и поломанно улыбается. — Да, конечно. Гук с нами? — как бы вскользь упоминает, ненавязчиво. — Он домой уехал, мы вчера его провожали, забыл? Тэхен бездумно кивает, смотрит на дисплей разбитого телефона и сбрасывает входящий. Сорок три пропущенных от матери, и шесть от отца. — Ты в порядке? Хосок — сплошная забота и беспокойство в глазах. Хочется одернуть его, перестань, я в порядке. (Нет.) *** Квартира Юнги — сплошь черно-белый, кривой карниз и драные шторы. Тэхен обнимает безухого кота и сразу закрывается на балконе. — Да, мам, — сухо, как наждачкой по горлу, — нет, не приеду. — Как отец, такое же ничтожество, дома не бываешь, ни черта не делаешь, небось пропиваешь все деньги там, да? У Тэхена — колючей проволокой язык оплетен. Он делает глубокую затяжку, щелчком отправляя в полет с балкона окурок. — Нет, мам, — сухо, спокойно, голос почти не дрожит. — Почему ты не брал трубку? "Потому что я не хотел, не звони мне, мам, я не вернусь" — колючим комом в горле. — Я был занят. Пока, мам, — потухшим углем с балкона вслед за окурком. — Все в порядке? — спрашивает Хосок. Как давно он стоит за спиной? Тэхен незаметно стирает рукавом слезы и привычно квадратно улыбается. — Да, домой хочу. В Пусан, не в Тэгу, — додумывает — никогда вслух. Хосок удивленно вскидывает брови. — Пошли, все ждут только тебя. Тэхен кивает, обтягивает рукава и натягивает маску беззаботности. Трещит — как дешевый фарфор на полках Юнги. На пол и вдребезги, мелкими осколками — не соберешь заново. Тэхен скидывает входящий от отца. "Я в Сеуле, Тэ, возьми трубку" — висит непрочитанным и мозолит глаза. Хосок пристально наблюдает из дальнего угла и крутит в руках бутылку с пивом. — Все в порядке? "Уезжай." — быстро печатает Тэхен и откидывает телефон подальше. Уезжай, ты все испортишь, пап. Уезжай, никто не знает о тебе. — Да, все хорошо, — натянуто улыбается Тэхен. Искрит глазами, — перебитая проводка, секунда — и перемкнет, перегорит. "У меня нет денег" — пишет отец. Тэхен — внутренняя сдержанность хлипко держится на волоске. Обрывается. — Мне нужно идти, парни, — быстро, кеды в руку и на улицу, пока не спросили. Тэхен рыдает. Завязывает шнурки, давится слезами, дымом, — в глаза, щиплет, не видно дороги — размытым пятном. Тэхен бежит на вокзал — в Пусан, подальше от Сеула, от отца, от всех. Но сначала: — Уезжай, — сухо, как дорожки от слез по щекам. Дыра на всю грудную, ни жив ни мертв. — уезжай, пап. Тэхен протягивает билет, — два шага и в соседний поезд. — Уезжай, я не приеду домой пап. Никогда больше. Парень в поезде напротив косится на руки — сплошь исполосованы лезвием, шрамы от окурков, дыра на всю грудную — не скроешь. Тэхен натягивает капюшон и отключается до конечной. *** — Что-то случилось? Чонгук сонный — невероятно милый, лохматый, с закрытыми глазами. Тэхен обнимает его. На часах половина пятого, солнце только восходит. "У тебя свитер в крови" — не озвучивает Чонгук — кричит взглядом. — Я соскучился, — хрипит Тэхен. Сжимает пальцы на лопатках — наверное очень больно. Тэхен не чувствует ничего онемевшими пальцами. — Заходи. Никого все равно нет. Я принесу аптечку. — просто говорит Чонгук и открывает дверь. Тэхен выдыхает. И остается.