Пока мы боимся ужасов пустоши, настоящее чудовище скрывается среди нас, в убежище.
Жизнь в убежище всегда казалась крошке Вивиан необычайно интересной. С того самого момента, как она только появилась на свет, и отец принялся всячески изучать дочурку, в малышке пробудилась ответная жажда исследования. Конечно, сама Вивиан никогда бы этого не признала, потому что совершенно не помнила первые минуты собственной жизни. Зато папа любил подчёркивать эту её любознательную черту — по его мнению, доставшуюся девочке от матери — бесконечными рассказами о какой-нибудь её детской выходке. Например, как-то раз Вивиан без зазрения совести раскидала все игрушки в детской комнате, чтобы просто посмотреть, как они будут кататься по полу. А ещё был случай, как малышка, ещё не умевшая ни то, что читать, ни даже говорить, с интересом рассматривала детскую книжку об особенностях человека. Отцу даже показалось, что она и впрямь понимает, что на одной странице написано «ЛОВКОСТЬ», а на другой красуется «ХАРИЗМА». «Будто-то кто-то вселился в мою крошку», — однажды подметил папа. Вслух же он только предложил дочери поиграть с её подружкой Аматой. Что уж тут говорить, Вивиан была неважной игруньей — то и дело устраивала «наследнице Смотрителя» всякие подлянки: прятала любимые игрушки приятельницы, специально ломала мелкие детальки и наслаждалась страданиями Аматы. Но делала она это вовсе не из садистских побуждений — любознательность перерастала в бессовестную жажду испытать всё, не взирая на чувства окружающих. Порча игрушек была лишь лёгким приёмом узнать реакцию Аматы на неприятные события. То ли совесть спала крепким сном в глубине Вивиан, то ли девочка и вовсе родилась без этой внутренней преграды, мешающей делать всё, к чему склоняют самые дурные качества. Быть может, отсутствие матери мешало развитию умения сопереживать другим. Также нельзя исключать и тот вариант, что циничное отношение к страданиям окружающих методично вырабатывалось ничего не подозревающим папой, излишне опекающим свою дочурку, а она лишь, имея свободолюбивую натуру, пыталась оградиться от бури нежных чувств холодной стеной. Кто знает?.. Можно долго рассуждать, но в итоге убежище все равно укрывало от безжалостной пустоши именно ту Вивиан, что таила внутри себя кучу демонов, светящихся той притягательной силой, что тянет душу человека ко всему запретному. И Вивиан тянулась…***
Десятилетие подкралось на удивление незаметно, чего уж точно нельзя было сказать о вечеринке-«сюрпризе» Аматы, чем и поспешила её расстроить Вивиан. Подруга устроила её специально для дочери Джеймса, коей было, мягко говоря, совершенно наплевать на торжество в честь собственного дня рождения. Ей вовсе не хотелось доставлять хоть кому-то радость сегодня, даже родному отцу. Да и зачем всё это? Лишь в очередной раз послушать его слезливые речи? Кажется, он и без того был счастлив по горло, что его любимая дочурка получает Пип-бой. Вивиан довольно улыбнулась с мыслью о том, что нежелание праздновать чем-то, да отличает её от остальных детей в убежище… таких простых и скучных… Несомненно, это разнит её с задирой Бучем, желающим, чтобы все крутились вокруг него, подливая масла в огонь его хулиганской славы. Вивиан быстро раскусила мальчишескую натуру, поэтому стремилась всячески раздразнить его, дабы это привело к каким-нибудь неожиданным последствиям. Так сегодня трухлявая старуха Палмер не нашла ничего лучше, чем вручить имениннице в подарок сладкий рулет. Он-то и пригодился Вивиан, чтобы раздразнить Буча. Она специально выхаживала перед хулиганом, примеряясь, с какой стороны ей укусить. Наконец, тот не выдержал и устроил драку, желая во что бы то ни стало заполучить подарок именинницы. К радости Вивиан, это сильно расстроило Амату. Да уж, у неё выдался неважный день, но это дочь Джеймса вовсе не заботило, ибо ей хотелось довести этот праздник до немыслимого абсурда — другими словами, посмотреть, до чего могут дойти жители убежища, противостоя отцу порядка — хаосу. В завершение торжественной части робот полностью испортил торт, разбрызгав его ошмётки по гостям. Папа и Амата обратили обеспокоенные взгляды на Вивиан, но та лишь еле сдерживала смех, любуясь Смотрителем, раздражённо вытирающим крем с правой щеки. Девочка на миг задумалась, не испачкался ли её драгоценный Пип-бой, который она ещё не видела непосредственно на своей руке, поэтому питала к нему неподдельный интерес. — О нет! Только не крем! — прошептала Вивиан с притворным испугом, чтобы отец Аматы не слышал. — Господину Смотрителю предназначалась вишенка — самое лучшее, что было на этом торте! А про себя виновница торжества добавила: «Смотритель — самое лучшее, что было на этой вечеринке!» Но Вивиан ошиблась. Лучшее было только впереди, ведь папа и Джонас, коллега Джеймса, подарили ей настоящее пневматическое ружьё. По сравнению с дилетантской поэмой, бесполезными комиксами, глупой кепкой и даже Пип-боем это был действительно интересный подарок. Немного времени Вивиан потратила, чтобы научиться пользоваться всеми прелестями подаренного оружия: зарядить его патронами, правильно закрыть и, главное, выстрелить… прямо в цель. Ради интереса Вивиан даже направила ружьё на отца с мыслью о том, что когда-нибудь ей непременно придётся стрелять по живым людям. Сознание этого грело маленькую тёмную душу. Хотелось узнать, как пуля рассечёт воздух и проскользит сквозь кожу жертвы — такую до смешного слабую преграду. А затем последний выдох умирающего существа пронесётся через мысли Вивиан с целью осесть на её каменном сердце. Смертельный выстрел ещё будет сделан дочерью Джеймса… и не раз. Но сейчас она лишь маленькими пальчиками держала ружьё, дуло которого смотрело в спину ничего не подозревающего отца, постепенно ствол опускался вниз. Папа обернулся. Перед ним была его милая крошка Вивиан. Он научит её всему. Она его дочь. Он любит её.***
«Я Альфа и Омега, начало и конец, жаждущему дам даром от источника воды живой, откровение 21:6», — гласила табличка на стене, висевшая недалеко от кровати Вивиан, девушки, которой уже стукнуло, ни много, ни мало, девятнадцать лет. Любимая библейская цитата Кэтрин, как говорил папа. Почему-то девушка даже мысленно не могла назвать женщину, с фотографии смотревшую на неё тёплыми заинтересованными глазами, ни то, что мамой, ни даже официально матерью. Эта мысль о близкой связи ребёнка и родителя никак не укладывалась в голове Вивиан. Она не могла, а потом уже никогда и не хотела чувствовать, что у неё была настоящая мама… когда-то. Конечно, и у Аматы таковой не имелось, но её отец сам Смотритель. И эта должность вынуждала его к тому, чтобы в противоположность сентиментальному Джеймсу, быть строгим с дочерью, требовательным к ней, поэтому он не делал никаких попыток подарить Амате всю ту нежность и заботу, что не успела дать ей собственная мать. Отец Аматы был твёрд, и это нравилось Вивиан. Иногда в свободное от работы время подруги проводили время в столовой и подолгу болтали. Точнее, болтала Амата, рассказывая об отце, а Вивиан с явным удовольствием, скрывая восхищение под маской циничных шуток, задавала наводящие вопросы. В девушке просыпалась зависть к дочери Смотрителя. Зависть к обладанию таким отцом, и это дурное чувство, отравлявшее и без того грешную сущность девушки, медленно, но верно, подталкивало её к пропасти. Всё сложнее становилось балансировать на краю. В скором времени милая крошка Вивиан, лучшая подруга Аматы, должна была пасть, оставив в мире истинную дочь Джеймса, тёмную и грязную. И никакая дружелюбная улыбка не скрыла бы то, что частичка, состоящая из немного того доброго, бывшего в девушке, уже давно покинула её и сейчас покоится на дне пропасти. И пропасть эта зовётся предательством. Но обо всём по порядку. С любимого библейского откровения Кэтрин взгляд сонных глаз девушки, лениво сопротивляясь, переполз на взвинченную чем-то Амату. Вивиан показалось странным, что подруга находится именно здесь и именно сейчас. Кроме того, она не переставала под звон сирен что-то тараторить о побеге Джеймса и преследовании со стороны Смотрителя и его офицеров. Миновало несколько минут прежде, чем Вивиан осознала суть происходящего. Затем без лишних слов она приняла от Аматы пистолет, заложила за пояс, повесила на плечо отцовское ружьё, сложила патроны и уже хотела было смываться, но тут она заметила бейсбольную биту, опирающуюся о комод. Два безумных огонька зажглись в глазах девушки — она уверенно обхватила деревянную рукоять, после чего последовало три удара бейсбольной битой. Первый пришёлся целенаправленно по цитате Кэтрин: рамочка треснула, стекло покрылось трещинами. Второй смял ровные буквы об источнике воды живой и заставил табличку, а точнее то, что от неё осталось, рухнуть на пол. Третий удар не принёс серьёзных повреждений, он лишь дал выход всему накопившемуся недовольству, в итоге вылившемуся в хроническую душевную боль. Ещё немного — и под горячую руку Вивиан попала бы и дочь Смотрителя, но та сумела вовремя окликнуть ещё не успевшую замахнуться на неё подругу. — Тебя могут услышать, — спокойно и с явной жалостью в голосе сказала Амата. — Тебе пора идти, правда. Я попробую их задержать. Помни, всё как я сказала. Кабинет папы, пароль, тайный тоннель. Тон подруги был неприятен Вивиан, но смысл слов всё же дошёл до неё. Она не произнесла ничего в ответ, а лишь с кислой миной покинула комнату, которую должна была бы считать родной, ведь здесь прошла почти вся её жизнь. Тихо и слегка взволнованно девушка двигалась по длинным коридорам убежища. Когда она на всякий случай достала ружьё и сняла его с предохранителя, она почувствовала, будто бы низ живота наполняется разноцветными бабочками и теплеет. Это приятное ощущение было схоже с ощущениями мучимого жаждой человека, перед которым стоял целый стакан неиспитой воды. Это сладостное мгновение перед тем, как насытиться… Близок час истинного удовольствия. Вивиан кралась, как хищница, гладя приклад ружья так нежно, будто бы это была часть её тела. Разумеется, девушка не была способна ласкать так кого-то другого. Она могла полюбить, но только ради собственного удовольствия и только того, кто мог дать ей что-то не только материально, но и в духовном плане. Первой жертвой дочери Джеймса стал бедняга Буч. Он так вырос. Даже стал похож на обаятельного парня, уловкам которого непременно бы поддалась Вивиан, если бы не знала мальчишку с детства. Конечно, он делал несколько неудачных попыток подкатывать к девушке, ведь она, несмотря на прогнивший внутренний мир, откуда сбежала даже совесть, со своими чёрными, как смоль, густыми волосами, манящими тёмно-карими глазами и очерченными губами была очень даже ничего, по мнению Буча. Все эти яркие детали достались Вивиан от афроамериканки-матери, а от папы персикового цвета кожа и приятные, неброские черты лица, за исключением рта. Возможно, из-за своей давней юношеской влюблённости Буч, как утопающий за соломинку, ухватился за девушку, когда выяснилось, что его мать совсем одна в окружении агрессивных радтараканов. Сначала Вивиан показала парню средний палец и уже хотела удалиться, но его мольбы пробудили в девушке новые чувства. Она вдруг кивнула Бучу. — Не заходи в эту комнату, встань у входа и смотри в коридор, вот тебе пистолет. Убивай каждого, кто приблизится сюда, кроме Смотрителя, — затем, немного помолчав, девушка добавила, — он милый. Парень в неказистой кожаной куртке непонимающе уставился на неё, подавляя истерику, что явно рвалась наружу и так не шла лидеру «Тоннельных змей». Перед тем, как отправиться спасать маму Буча, Вивиан похлопала его по плечу и нежно шепнула ему на ушко: «Тоннельные змеи рулят». А потом началось осуществление чудовищного плана, задуманного за несколько мгновений извращённым разумом дочери Джеймса. Самым страшным в нём был даже не бесчеловечный замысел, а то, насколько правой считала себя Вивиан. Она действительно полагала, что реализует благое дело. Итак, девушка смело ворвалась в комнату, где её взору тут же предстала жалкая Элен Делория, мать Буча, забившаяся от радтараканов в угол, держащая в слабеющих руках розочку от бутылки и безуспешно атакующая, если это можно было так назвать, радтараканов. — Не волнуйтесь, ещё чуть-чуть, — ворковала Вивиан, смакуя каждый выстрел. — А теперь вы должны перебежать ко мне! Не бойтесь! Это единственный шанс спастись! Вспомните, о сыне, о Буче! Как он без вас?! Он очень любит вас! Идите сюда, ну же! Разумеется, было бы довольно-таки наивно полагать, что Вивиан взаправду собиралась спасти маму Буча. Но та, видно, была настолько измучена борьбой и также явно пьяна, что охотно поверила неожиданной спасительнице. Стоило ей только выйти на открытое место и ухватиться за протянутую к ней руку, как Вивиан вместо того, чтобы затащить пошатывающуюся от алкоголя и страха женщину себе за спину, с силой оттолкнула её, отчего Элен потеряла равновесие и рухнула на пол. Девушка поспешила отскочить как можно дальше, к двери. Благо, Буч был где-то в коридоре и не видел лживой попытки помочь. До него лишь донёсся крик умирающей от многочисленных тараканьих укусов матери. Парень в отчаянии ринулся на вопль. Продолжая своё аморальное представление, дочь Джеймса принялась палить по тараканам, что отвлеклись от бездыханной Элен Делории и ползли на неё. Всего три штуки активно атакующих насекомых, ещё пять лежат рядом со слабо дрыгающимися липкими лапками. Вполне можно справиться, как посчитала Вивиан. Покончив с ещё одним радтараканом, она наспех перезарядила пистолет и бросилась на пол рядом с мамой Бутча, изображая, будто бы она такая же жертва, как Элен. — Боже мой, помоги! — кричала девушка, рассчитывая на сочувствие парня. Но тут что-то пошло не так. Вивиан выстрелила два раза и один из них промахнулась. Третий выстрел пистолет делать отказывался. То ли патронов не хватало, то ли что-то заклинило, девушка не успела разобраться, потому что чуть ниже плеча ей вцепился последний живой радтаракан, и она никак не могла высвободиться. Такая гадкая боль, ещё более мерзкая, от того, что это было противное грязное насекомое. И главное, она не проходила, а только усиливалась. Радтаракан оказался серьёзным противником. И когда Вивиан уже стала терять надежду, что-то сдавило кусаемую руку, а потом резко враг затих, будто бы уснул. Дочь Джеймса почувствовала, как её вытаскивают и сажают на диванчик. Видимо, на тот, что стоял в небольшой комнате семьи Делория. Ещё отходя от шока, Вивиан стала разглядывать помещение. Тут обзор ей закрыло чьё-то явно мужское лицо с милыми и знакомыми чертами лица. — Смотритель? — прошептала Вивиан, опасаясь, что её поймали и вдруг, словно по наитью, приблизилась к этому мужчине, после чего последовал самый нежный поцелуй, на который только была способна девушка. Она видела перед собой того самого Смотрителя, о котором она так много расспрашивала у Аматы. Действительно ли Вивиан нуждалась в нём именно как в отце? Тайное желание обладать им вылилось в этот, казалось бы, неожиданный любовный порыв. На самом деле во внезапном поцелуе отразилась одна из тех несбывшихся надежд, что царили внутри Вивиан и расползались на ближайшее её окружение. Дрожащие губы ответили ей. Робкими движениями его руки стали касаться её талии и скользить по бёдрам, нежно подбираясь к заветной молнии на груди. Он, будто боясь спугнуть приступ нахлынувшей нежности, не торопился расстёгивать комбинезон девушки, а наслаждался её нежной кожей, покрывая шею поцелуями. Она же постепенно стала отходить от болевого шока и начала немного приглядываться к тому, что происходило между ней и… Бучем? Его мать лежала бездыханная посреди комнаты, а он весь расплывался от похоти. Что-то было не так. Хоть Вивиан и не отличалась высокой планкой морали, она с удивлением наблюдала за нездорово романтичным поведением парня. Но тут до неё дошло. Буч плакал. Плакал о том, что потерял мать, а её, убийцу его матери, сейчас боготворил, считая, что она пыталась спасти Элен и сама едва не погибла. А его поцелуи были лишь выражением горячей благодарности. Наконец, Вивиан похлопала Буча по щекам, и её догадка подтвердилась, когда она увидела мокрые от горя глаза парня. Конечно, он потерял мать. И теперь не хотел потерять девушку, в которую влюбился ещё больше после того, как она пыталась помочь бедняжке. Да уж, бедняжка Буч. Его надо было утешить, а потом поскорее смываться. Так считала Вивиан, отстраняясь от него. — Милый мой, это ещё не конец! — сказала она Бучу. — Ты стойкий, ты справишься. Она любила тебя, а ты любил её. — Если бы она не пила… Если бы она не пила… — горько говорил парень, с надеждой глядя на дочь Джеймса. — Она бы среагировала на предупреждение и закрыла все двери… Но она пила! Чёрт, всё дерьмо! Всё это грёбаное дерьмо! Вивиан, я не могу так… — Ты можешь, Буч, — продолжала девушка самым твёрдым голосом, так как внутри считала свой поступок по отношению к Элен Делории правильным. Она освободила Буча от того, что он зависел от мамаши-пьяницы. Конечно, Вивиан было глубоко наплевать на какого-то хулигана под смотрительской железной юбкой, однако ей хотелось оставить в этом прогнившем убежище хоть какой-то вклад от своего пребывания. Скорее, она убила Элен Делорию для собственного самоутверждения. Хотелось верить самой себе, что ты можешь вершить судьбы и распоряжаться жизнями. Хотелось узнать, какая она — власть, что не хуже, чем у самого Смотрителя. Так что если сейчас мнимая мораль или другая причина подталкивали её к одному поступку, то Вивиан с удовольствием совершала его просто потому, что она может. — Слушай, если я вдруг выйду из убежища, а я обязательно выйду… когда-нибудь, — из последних душевных сил пытался впечатлить циничную девушку Буч, но его бравада звучила очень неубедительно. — Возьми куртку, я буду спрашивать о тебе. После того, что ты сделала для меня, ты типа… самая крутая… Он протянул ей огромную куртку тоннельных змей, которую Вивиан с радостью приняла, ещё раз убедившись, что всё-таки не зря она убила Элен Делорию. Перед тем, как уйти, Вивиан подарила парню прощальный поцелуй. Она отметила, как сильно впился он в неё губами. Наверняка он подсознательно полагает, что таким образом сможет удержать её. Девушка даже расплылась в улыбке, дивясь душевной простоте Буча. Он же воспринял улыбку как знак дружбы и несчастно улыбнулся в ответ. Каким же жалким он казался. И совсем не походил на того самоуверенного хулигана, подстёгивающего свою компанию задирать Амату перед сдачей КОЗЫ. Да что говорить, он и тогда не выглядел слишком здорово. Если бы Вивиан не подала ему идею о лишнем весе подруги, то нормально задеть дочь Смотрителя бы не удалось. И как его считать годящимся в любовники? Разумеется, он был совсем не интересен Вивиан. Другое дело, за пару поцелуев удалось выцепить неплохую куртку. Когда ещё подвернутся такие же славные условия? Следующим обманутым и искренне верующим в чистоту Вивиан человеком стал офицер Гомес. С ним девушка столкнулась на лестнице, когда исследовала путь в кабинет Смотрителя. Он великодушно пропустил её, обещая не сдавать властям убежища. Но почему-то девушка не поверила ему, поэтому, когда офицер уже сходил вниз, ему в спину угодило несколько пуль. Вивиан опустила ружьё и задумчиво оглядела упавшее тело. Она уже развернулась и нажала на кнопку лифта, как внезапно воскликнула: «О нет! Что же я наделала!» Затем девушка быстро вернулась к телу офицера Гомеса и перевернула его лицом вверх. Он напомнил ей что-то… Какой-то момент из самого детства, который она давно откладывала, но тут, наконец, пришло время осуществить суд над человеческой жизнью. Смерть офицера была именно от её рук — от пальцев, без страха нажавших на курок. Гибель Элен Делории наоборот не произвела на девушку сильного впечатления, а вот труп Гомеса разбудил в груди щекочущее чувство. И Вивиан не могла понять, приятно оно ей или нет. — А кто лутать будет господина офицера? — задала она риторический вопрос, перебив им собственные мысли, и принялась шарить по карманам доверившегося ей человека. Забрав все патроны, заменив свой заклинивший пистолет на хорошенький пистолетик Гомеса, Вивиан бросила на его замершее лицо короткий заинтересованный взгляд. — Должно быть, я запомню ваше лицо, господин офицер, и вы будете приходить ко мне по ночам. И тогда я с удовольствием убью вас снова. И снова. Потому что в моей жизни вы не нужны ни в каком виде. Ничего личного! Вивиан дружески потрепала мёртвого Гомеса по щеке так, будто бы он спал. Он ничего не ответил, потому что просто не мог. Но Вивиан и не хотела ничего слышать в ответ. Вой сирен заглушал здравые рассуждения. Безысходные вопли жителей убежища сливались в тёмную реку с медленно плывущими по ней трупами: Джонас с глазами такими безжизненно стеклянными, что ему уже не нужны были его разбитые очки на плитке недалеко от холодного тела в лабораторном халате; чета Холденов, руководимых некой слабоумной отвагой, когда они, пытаясь бежать, бросились под череду выстрелов охраны; истекающий кровью Флойд Льюис — потрясающе разбирающийся в технике инженер, так и не сумевший настроить свою жизнь на спасение; старушка Тейлор — видимо, сердце подкачало, точнее недокачало, крови, чтобы бабуля смогла вынести всё безумие, что творилось в убежище. Как много их было, таких неприметных, когда дела под надзором Смотрителя текли своим чередом, и точно так же, как бесславно они жили, погибших людей. По большей части девушка не сочувствовала им. Они были скучны, просты, поэтому не интересны ей. Если бы перед ней стоял очередной выбор, то Вивиан не пожалела бы пуль. Мир привлекал её своим разнообразием, а эти люди не приносили в него ничего, кроме смирения перед рутинным течением жизни и неизменности судьбы. Конечно, Смотритель был исключением. Он мог направить эти жалкие умы, как отец направляет своих детей. Такой твёрдый отец, которого никогда не было у Вивиан. Никакой сентиментальности. Лишь внутренняя сила и уверенность. Никакой бабьей нежности. Лишь желание дать моральный стержень. Но опять же… Смотритель… Хотела ли она обладать им только как отцом?.. На этот вопрос Вивиан не желала давать точный ответ. Но пришлось. Путь к кабинету Смотрителя лежал через одну из комнат, откуда слышался непоколебимый голос Аматы, разъярённого офицера Мака и… его голос. Чтобы не быть замеченной, девушка подкралась к стеклу, через которое можно было разглядеть происходящее в комнате, и стала наблюдать. Смотритель расхаживал перед Аматой. Он задавал ей вопросы о местонахождении дочери Джеймса, предателя-беглеца, а подруга с недружелюбной офицерской дубинкой у лица убеждала его, что ничего не знает. Должно быть, Амате требовалось немало выдержки, дабы вынести мучительный допрос со стороны отца, так что она уже начинала сдавать. Пальцы её, как и губы, нервно дрожали, слова как-то путались. Ещё немного, и она сдастся. Такая мысль пронеслась в голове Вивиан, отчего девушка ощутила злорадное торжество в своём сердце. Она знала, что нужно бежать, но никак не могла оторваться от стекла, наслаждаясь страданиями подруги. Пусть Смотритель помучает свою дочь. Пусть отплатит ей за смерть жены. Пусть у Аматы не останется никого, на кого бы она могла опереться. Пусть она разочаруется в своём отца так же, как разочаровалась в Джеймсе Вивиан. И пусть Смотритель снится ей по ночам, будучи печальным напоминанием о том, каким он мог бы быть, но не стал… Вивиан оторвалась от стекла. Амата, даже не знавшая, что её предала лучшая подруга, осталась в компании Смотрителя и офицера Мака. Ключ к кабинету Смотрителя обнаружился в его же комнате. Вивиан не отличалась высокими познаниями во взломе компьютеров, поэтому предпочла шарить по ящикам в кабинете, недалеко от пульта управления убежищем. Казалось, что Смотритель даже не пытался спрятать пароль от тайного тоннеля, так что найти его не составило особого труда. Трудно было ввести имя лучшей подруги для разблокировки тоннеля. — Ну и тварь же ты, Амата! — в сердцах воскликнула Вивиан, набирая дрожащими от злости пальцами пароль. — Ну ничего, наслаждайся своим папочкой! Он-то выбьет из тебя любовь, которую действительно заслуживает! Потому что ведёт себя как настоящий отец, а не жалкая замена матери! К горлу подступил горький ком. И девушка непременно бы разрыдалась, если бы вовремя не собралась с мыслями и не смахнула слёзы. Тоннель открывался. Вивиан спустилась по лестнице, нажала на самую большую кнопку пульта управления дверью убежища. В её сторону послышались выстрелы — так офицеры пытались остановить беглянку. Как забавно, ведь остановить её невозможно. По ушам опять ударил визг сирен, но он не волновал девушку. Волновало только то, что ждало впереди. Пустошь. Она раскрывала пыльные объятия, звала скрипучим сухим голосом и приказывала повиноваться её воистину чудовищным нравам — а это не так легко, даже если ты сам чудовище.