Imperfect. (Three wishes).

— Нет, я понимаю, ты впервые за последнее время проебался на баттле, но зачем было убегать? Блять, ладно, допустим, ты не убежал. Красиво, демонстративно съебался. Да, так будет правильнее. Тебе стало настолько стыдно перед аудиторией, мессия? — заместо приветствия чуть ли не кричит в трубку Слава. Смысл здороваться, если они виделись полчаса назад? — Я не убежал. Просто, не хотелось лицезреть твою довольную рожу, которая, право, чуть ли не порвалась от самомнения. Я поблагодарил тебя за баттл, даже руку пожал. Чего тебе от меня-то еще надо? Дальше бы наслаждался триумфом, — Мирон не ожидал, что ему позвонит оппонент, что разъебал его на Версусе и подавил в нем уверенность на ближайшие несколько месяцев. — Так, я им сейчас наслаждаюсь. Господи, как же это охуенно, чувствовать себя на вершине, — восхищается Карелин, захлебываясь собственным тщеславием. — Засунь радость и восхищение самим собой подальше в задний проход, окей? Я повторяюсь, что тебе надо? — Федоров начинает злиться, а его злоба, обычно, была чревата плохими последствиями. — Разве ты забыл про наш договор? Если проигрываю я, то публично извиняюсь перед тобой и завязываю с баттлами на полгода. Если в проигрыше ты — выполняешь три моих любых желания, — по ту сторону телефонной трубки слышится сдавленный смех. — Блять, — Окси бьет себя по лбу ладонью и вздыхает. — Ну, и чего же ты хочешь? — интересуется он, коря себя за то, что вызвал этого ублюдка на «поле боя». — Встретимся — все подробно разъясню, — протягивает КПСС. — Хорошо. Где? Во сколько? — На Невском. Через час. Не дай Бог, ты меня наебать вздумаешь. Я же тебя найду, — грозится парень. Мирон, вполне мог никуда не идти, забить здоровенный болт на ссаный уговор и замкнуться в себе. Но этим самым, он покажет Славе, что пиздец, какой слабый и не способный отвечать за слова. Ему этого и надо. — Я приеду, — кратко отвечает рэпер, сбрасывая. Федоров откладывает тяжелый том Карра на журнальный столик, поднимается и поправляет рубашку, по привычке закатывая рукава по локоть. Через час, он уже был на Невском, прислонившись к одной из колонн « Зингера », усталым взглядом рассматривая прохожих, туристов, периодически, то и дело поглядывая на выход метрополитена, пытаясь найти высокий силуэт, с копной светло-русых волос на голове. Вряд ли ему бы это удалось, хотя, Карелина было трудно не разглядеть среди толпы, благодаря его высоченному росту. Каланча, блять. Мужчина зевает, прикрывая рот рукой. КПСС опаздывал, что было удивительно. Довольный собой Слава, быстрыми шагами идет к выходу из метро. В голове жужжал целый улей мыслей. Баттл, не совсем ожидаемая победа, договор и скорая встреча, с тем, кого он открыто хуесосил около двух часов назад. Да, парень не был уверен, что сможет вывезти, хоть и не показывал этого на публике. Наоборот, с наигранной яростью отстаивал перспективу завоевания первенства над « Королем Баттлов». События приняли внезапный оборот, причем, в лучшую сторону. Он мотает головой, отгоняя все «лишнее», и поднимается по массивной лестнице. Слегка напряженную фигуру Мирона, Карелин замечает сразу, на его лице проскальзывает ухмылка. Не желая видеть ухмылку на морде Гнойного, Федоров отворачивается, изучая посетителей книжного магазина, совершенно не зная, что можно ожидать от Сонечки Мармеладовой. — Ты должен мне свидание, — прямо в лоб тому, заявляет парень, когда оказывается рядом. Естественно, Слава принял на грудь, прежде, чем идти на тет-а-тет. Что уж там таить, выжрал половину бутылки вискаря на радостях, но пьяным себя не чувствовал, да и вида не подавал. Выдавали опьяневшие глаза, походка и амбре, смешанное с фруктовой жвачкой. — Что, блять? — опешив, Мирон теряет самообладание. — Какое свидание? Ты издеваешься? — глубокий вдох, мужчина прикрывает глаза и пытается привести мысли в порядок. Может, под этим Слава подразумевает простой поход в бар? Если это так, тогда все отлично. Рэпер хмурится, возвращая себе похустично-скучающий вид и поворачивается к Карелину. — Окей. Куда мы пойдем? — слабо интересуется Окси, сунув руки в карманы темных брюк. — В бар, — просто отвечает Гнойный, пожимая плечами и пытаясь заглянуть в глаза Мирону. Что ж, этого стоило ожидать, мужчина морщится, сглатывая комок, который застрял посреди горла и идет в сторону ближайшего заведения, что на Грибоедова, вроде бы «Дом» называется. — Глупый был вопрос, — фыркает он, сжимая руки и ежась от не по-августовски холодного ветра с Невы. Мирон негодует и скрывать это не собирается. Во-первых, в голове пульсировала мысль о позорном проигрыше, она разъедала рэпера, скручивала в трубочку внутри это самое «что-то», во-вторых, его раздражало общество победителя, который идет рядом, будто ничего и не было, а в-третьих, Федоров реально вымотался, и заместо тупейшего «свидания» с Сонечкой, предпочел бы завалиться в кровать, да дрыхнуть до вторника. Смотреть на Славу не хотелось, потому мужчина старается отвлечь себя на «любование» причудами Северной столицы. — Я настолько тебе противен, что ты даже в мою сторону глядеть не хочешь? — паузу между ними, по-хамски разорвал Карелин. — Когда я смотрю на тебя- анализирую свои ошибки, недочеты. Задумчивый я — ужасный собеседник, — Мирон все же решает обратить свой взор на Гнойного, в ответ получает улыбку, от нее мерзко. — Знаешь, твоя кислая физиономия, не вызывает у меня положительных эмоций. Мы вроде не в 1 7 0 3, пора бы отложить свою злобу, — Слава говорит медленно, манерно растягивая гласные, дабы каждое слово отпечатывалось в сознании собеседника. — Злобу? Ладно тебе, я отложил ее сразу после того, как вызвал тебя, — Федоров врет, нагло. И пусть. Карелину можно солгать, нужно. — Я так понимаю, тебе плевать, где бухать? — мужчина поправляет бляшку наручных часов и выгибает бровь. — Абсолютно. — Отлично, — Федоров сворачивает по направлению к бару. Подойдя к нужному месту, он бросает взгляд на КПСС и толкает дверь в заведение. — Че пить будешь? — спрашивает Гнойный, изучая вывеску с названиями и ценами алкоголя. — Пиво, — отвечает Оксимирон, присаживаясь на высокий стул, стоящий у барной стойки. — Заказывай, — говорит Слава, садясь рядом и попутно оглядывая зал. Ничего примечательного в нем не было, как и во многих заведениях, здесь были непонятные постеры, запах выпивки, навязчиво лезущий в ноздри, а в самом конце сидят завсегдатые посетители, засыпая прямо за столами. Весьма типичная картина. Федоров удобнее устраивается, махнув рукой, подзывая этим жестом бармена и заказывает два пива излюбленного им сорта, поправляет ворот рубашки. — Скажи, почему свидание? И...в такой обстановке? — решается завести диалог Мирон, складывая руки в своеобразный замок. — У меня проблемы с фантазией, — Гнойный принимает бокал, пиво холодное, от этого парень вздрагивает. — Ну, не вести же мне тебя в ресторан. Или ты этого ждал? Только скажи, я организую. К тому же, ты ведь не знаешь, что я загадаю тебе позже, — Карелин склоняет голову набок. — Ты об этом , естественно знаешь, но будешь держать интригу до последнего? — Окси опустошает сосуд до половины и отставляет. — Мыслишь в правильном направлении, — кивает Слава, допивая. Мирону становится не по себе. Неизвестно, что может выдать Карелин. Над ним весят два желания, что колеблятся меж суицидом и подношением домашних тапочек. Его безобидный вид — не внушает доверия, наоборот, вызывает все больше сомнений. Ухмылка, прищуренные глаза, нахальный взгляд и в довершении грубоватая манера речи. Вот вам и «собирательный образ рэпера». Ладно, конечно, нет. Скорее, образ Славы Гнойного, в какой-то степени неповторимый, единственный экземпляр. Хотя, все люди индивидуальны, не нужно зацикливаться на неебической особенности Вячеслава. Карелин обдумал желания сразу по окончанию Версуса. Но вероятность того, что Окси их исполнит, чудовищна мала. Скорее всего, Слава отхватит по ебалу и будет послан нахуй. И все-таки, попытка — не пытка. Парень давно мечтал воплотить свои прихоти в реальность, насладиться с полна и наконец-таки, перестать подпитывать себя жалкими иллюзиями, что нихрена не дают. Гнойный скажет Мирону, когда они будут достаточно пьяны. После пятой кружки пива, или восьмой рюмки Хенеси. Тогда будет больше смелости, наверное. Слава просит повторить, Федоров не против. Как и было сказано ранее, Карелин решает поведать о второй прихоти. Да, кажется, с выпивкой, ребята явно переборщили, перемешав все, что можно и нельзя. У двоих в ушах звенело, однако, они умудряются сохранить ровную походку. Слава расплачивается и оба уходят. Выйдя из здания, парень останавливает рэпера и глубоко вздохнув, начинает излагать: — В общем, я хочу поцелуй. Один, — заключает КПСС, зажмуриваясь, в ожидании удара. — Ты не перестаешь меня удивлять, произносит Мирон, вдумчиво глядя в голубые глаза напротив. Чаша с весами, на одной — хорошенько ударить подлеца и свалить, на другой- послушно исполнить желаемое. Вторая перевешивает. Окси приподнимается и касается чужих губ своими, прикрывая глаза, дабы было не так стыдно. Чего, чего, а то, что Федоров действительно его поцелует, Слава ожидал в последнюю очередь. Он был готов буквально к многому. Трехэтажный мат, мордобой, уход по-английски, все что угодно, но не это. Нутро Карелина прознает яркая вспышка, внезапно. Бьет по затылку и жжет, где-то в области груди. Неужели, это то, что называют громким словом «любовь»? Нет, не может быть. Это невозможно, на грани фантастики. Здравый смысл постепенно покидает Гнойного, оставляя, лишь возможность слепо опираться на чувства. Отвратительно. И..столь прекрасно. Карелин отвечает на робкий поцелуй, положив ладонь мужчине на шею. Отстраняется мгновенно, облизывает губы. — Когда мы отрезвеем, ты возненавидишь меня сильнее, — с досадой заявляет молодой человек. Мирон ощущает дрожь во всем теле. Через секунду оба отстраняются. Он не пытается дать адекватную оценку произошедшему. Хуй там. О какой адекватности может идти речь? — Надеюсь, завтра мы об этом не вспомним, — процеживает Федоров, уходя к мосту и упираясь в него руками. Внизу, спокойно плещется Нева, а Окси нихуя не спокоен. Шея горела, как и щеки. Мужчина опускает голову, смотрит на воду и прикрывает глаза. — Что это было? — он оборачивается, с надеждой взглянув на Славу, будто тот театрально разведет руками и заорет «Это был пранк, Оксана! Я тебя наебал.» Карелин тупит, отчаянно, минуты, эдак три. Пялится на спину Федорова, не понимая, что блять, это и правда было, почему ему хочется еще? Парень трет ладонями лицо, запускает пальцы в светлые пряди, тянет за них, приводя себя в более-менее нормальное состояние. Тщетно. Мозг наотрез отказывается включаться, посылая хозяина куда подальше. На губах привкус чужих, отдающий алкоголем и, чем-то слащавым. — Могу ли я рассчитывать на еще один? — спрашивает Слава, как можно тише, проклиная себя заранее. Он не смог молчать, скрывать чувства невыносимо сложно. Проще вынести десяток лучших MC. Федоров молчит, думает. Нет, нет, нет и нет. Окстись, что ты творишь? — Можешь, — наперекор всему, соглашается рэпер и хватает Славу за рукав свитшота, оттаскивая в попавшуюся на глаза, подворотню, подальше от любопытных взглядов. Гнойный не сопротивляется, следует за ним. Мужчина вновь целует его, более уверенно, кладя руки ему на плечи и плотно закрыв глаза. Карелин активно отвечает на порыв, хватая рэпера за глотку и вжимая в кирпичную стену, разрисованную различными граффити. Парень растягивает этот момент, он не хочет, чтобы вечер заканчивался, Мирон отстранялся, потому, Слава не завершает поцелуй, пока воздух не иссякнет, грубо говоря, полностью. Гнойный нехотя отлипает от Окси, приводит дыхание в норму, трется щекой о чужую ладонь на своем плече. Мирон ловит ртом воздух, насыщая им легкие. Слава делает несколько шагов назад, выходит на оживленную улицу, вдыхает вечернюю прохладу Питера. Федоров идет за ним, останавливается рядом, кусает нижнюю губу. — Ах, да. Третье желание. Мы идем ко мне и ты проводишь со мной ночь. Ничего не подумай. Выпьем, поговорим, — Карелин вышагивает по асфальту. — Я и не думал о чем-то подобном, — фыркает Окси. До дома минут двадцать пешком. Слава думает, что нужно пройтись. Была в этом какая-то романтика. Они молчат, погружаясь на дно размышлений и поиска аргументов тому, что было пару мгновений назад. Не находят. Высотный дом, старый, с типичной для Санкт-Петербурга архитектурой и ландшафтом. Пересекают парадную, поднимаются на лифте и встают у двери. Слава не может попасть ключом в дверную скважину, сопровождая это действо отборным матом, который раздается на весь подъезд. Мирон наблюдает, подмечая, что выглядит забавно. Карелин наконец-то открывает, пропуская вперед мужчину и заходит сам, стягивает кроссовки, опираясь на стену, дабы держать равновесие. Федоров осматривается. Неплохая лачуга, чисто холостятская (теперь), как и множество других, в частности, его. — Впервые у тебя в гостях, — констатирует очевидное. — Можешь этим гордиться, — язвит Гнойный, топая на кухню, прислоняется поясницей к столу. — Водка, коньяк? — спрашивает парень. — Коньяк и водка, — Мирон усаживается на табурет. Карелин подходит к холодильнику, выуживает оттуда две бутылки, идет к кухонной полке, доставая оттуда рюмки и ставит на столешницу. Он открывает коньяк и разливает алкоголь по рюмкам. — За тебя, — парень поднимает стопку вверх. — За меня, — Федоров выпивает и зажмуривается. Первая, вторая, пятая, десятая… Слава сбивается со счета, бутылка коньяка и водки иссякли незаметно. Вот, он и Мирон орут небезызвестную песню «Безумие», срывая голос. Им весело, хочется орать, смеется, нести хуйню и петь. Что, собственно, ребята и делали. — Не знал, что тебе может зайти «Безумие», — сквозь смех говорит Федоров. — По пьяни, мне заходит все, — мямлит Карелин. — Слав? — мужчина смотрит в глаза Славе. — Че? — парень кое-как фокусируется на нем и вопросительно вскидывает брови. — Поцелуй меня, — уверенно заявляет, сокращая расстояние меж ними. Карелин скалится и настойчиво припадает к губам Окси, по привычке хватается за шею, надавливает пальцами на челюсть, заставляя открыть рот. Его язык проскальзывает в его ротовую полость, касается нёба, кромки зубов и дёсен. Мирон, поддавшись искушению, кусается и пересаживается на колени к Славе, тот впивается пальцами в бедра мужчины, углубляя поцелуй, поднимается с места и прижимает к стене. Федоров жалобно стонет, невмоготу сдерживать себя, обвивает поясницу парня ногами, пальцы путаются в волосах, с силой тянут за них, а во рту металлический привкус, но им плевать. Отстраняясь, Гнойный, одним махом руки, скидывает все со стола к хуям, усаживая на него Окси, рвет злосчастные пуговицы, не думая о том, что испортил чужую вещь. Мирон не акцентируется на этом, стягивает со Славы джемпер, кидает туда, куда и отправилась его рубашка. Опять поцелуй. Жаркий, страстный, пьянящий и стирающий всё. Под чистую. Принципы, ненависть, границы, высосанный из пальца скандал — нахуй. Моральные ценности, скромность, нравственность — в пизду. Адекватность, запреты, идеологии — к черту. Нахуй баттл, нахуй Дизастера, нахуй пиздеж в интернете, и еще трижды похуй. Они падают в бездну похоти и невыносимого желания почувствовать друг-друга. Слава не хочет делать это на кухне, он подхватывает Мирона и идет в гостиную, по пути сметая стулья, чуть ли не переворачивая стол, роняя стоящую в коридоре вешалку. — Подожди, я могу кое-что сделать для тебя? — по приходу в зал, предлагает Федоров, его голубые, обрамленные густыми ресницами глаза, сверкают. Карелин отпускает мужчину, Окси щурится и начинает целовать шею парня, спускаясь ниже, дойдя до пупка, он расстегивает ремень, кидает на пол и становится на колени, стаскивает джинсы, затем нижнее белье. Проводит ладонью по разгоряченной плоти, от чего Гнойный звучно выдыхает, это тешит Мирона, он обхватывает член у основания, опаляет головку томным вздохом, играет с ней языком, вынимает и снова дразнит. Слава хуеет, шумно дышит, кусает кулак. А Федоров заглатывает, наполовину, давится, но все-равно продолжает, делает горлом какую-то хуйню, от которой, парень готов мгновенно кончить, Окси не дает. Вытворяет ртом, что-то нереальное, безумное и охуенное. Мирон сосет у Гнойного во всех, блять, смыслах данного слова, делает это настолько пиздато, что у бедного Карелина едет крыша. Парень постепенно двигается, Федоров проталкивает член дальше, стирает слезы, терпит боль на уголках губ. Карелину опездохуительно. До дрожи в теле, головокружения и подкашивающихся колен. Парень кончает, протяжно стонет, прокусывает кожу, поднимает Мирона за подбородок, натягивает джинсы и целует, ощущая собственный вкус. Перемещается на диван, устраивается между ног мужчины и ухватывает его запястья, фиксируя над головой. Федоров выгибается, ерзает под Карелиным. Гнойный не церемонится, освобождает Мирона от брюк, раздвигает его ноги в стороны, достает из заднего кармана смазку, выдавливает и вставляет один палец, постепенно. — Сука, — скулит мужчина, скрипя зубами. Слава добавляет второй, умело двигает ими внутри партнера, Окси привстает, то опять падает на постель, стонет и закатывает глаза. Молодой человек, вытаскивает пальцы, обильно смазывает пенис и входит в Федорова, «там» узко, очень, Слава охуевает и рычит, Мирон закрывает рот рукой, сдерживая крик. — Расслабься, — шепчет Карелин, прокладывает дорожку из поцелуев по шее и начинает двигаться. Федоров терпит невыносимую боль, прикладывая усилия к тому, чтобы расслабится, выходит, только, так себе. Толчки становятся резкими, рваными и напористыми. Слава втрахивает Мирона в диван, он стонет, срывается на громкий крик, царапает его спину, повторяет движения за ним. Карелин понимает, что скоро кончит, он выходит из Окси, переворачивает на живот и возвращается к начатому, ускоряя темп. Они не занимались любовью. Они трахались, жестко, как могут только бывшие враги. Расцарапанная спина, на шее уже не засосы, самые настоящие ссадины, тело усыпано укусами, на коленях не синяки — ебучее космическое пространство. Внутри — омут, который можно заполнить страстью. Искренней, испепеляющей. Она заставляет искрить, сгореть полностью и загораться вновь. И так из раза в раз. Циклично. Им мало друг-друга. Причудливые тени «танцуют» в свете фонарей за широким окном, помещение наполняется стонами, здесь жарко, как в Преисподней, стекло запотело, диван сломался, комната перевернута с ног на голову. Двое лежат, учащенно дыша и приходят в себя. Мирон укладывает голову на грудь Славы, жмется к нему и устремляет взор в одну точку. — Болит? — интересуется Карелин, поглаживая плечи мужчины. — Немного, — отвечает он. Веки закрываются, Федоров невыносимо слаб, ему хочется спать. Окси засыпает, парень глядит на него, целует в лоб и сам проваливается в сон. Странное число три. Три желания, три раунда, три бокала пива и три поцелуя. Счастливое число, изменившее их жизнь и отношение друг к другу.