Самый тёплый город

— Будь профессионалкой — встань на мешок, — вежливо просит держиморда Бремовича. Они не увидят облегчения, которое я испытала от этих слов. Всё та же стальная леди послушно делает шаг, и под каблуками хрустит чёрный полиэтилен. Хотя внутри мне хочется просто расслабленно рухнуть на колени: наконец-то годы никчёмной лжи подходят к концу. ЦРУшники всё равно не выпустят совков живыми, не позволят даже переступить порог фойе, но мне будет уже наплевать. Меня ждёт долгий отпуск. — Не стоит давать капиталистам лишний повод к эксплуатации масс, — да ты ещё в форме, Лоррейн — от одного только взгляда мудак смущённо опускает пистолет. — Кровь, да ещё на белом, замывать слишком муторно. Задушите меня. Я не ждала, что они не заподозрят подвоха, но Бремович кивнул своим почти сразу. Тоже плюнул от облегчения на всё, даже на осторожность — или заметил то же, что и она? А неплохо подготовились, мальчики — из кармана у того, что повыше, появляется провод в чёрной изоляции. Такой же, как тот, что схватил Персиваль, пытаясь справиться с ней. Её город и её смерть. В шорохе штор и шагов чудится её голос, ласково, точно девственницу, уговаривающий: потерпи, Лоррейн, я с тобой, я здесь… Будет немножко больно, но потом останемся только мы, а политика, интриги, война не имеют значения. Медленно, не делая резких движений, опускаюсь на колени, но совки всё равно продолжают смотреть на меня снизу вверх. Запрокидываю голову, выставляя на вид точёное горло. Как же ты любила впиваться в него, а ещё больше любила, когда я делаю с тобой то же самое. Прохладный провод приятно холодит ключицы, петля взбирается выше, точно твои затянутые в чёрную кожу пальчики. Кто-то заводит мне руки за спину, в запястья врезаются путы — похоже, пожертвовали галстуком. Тебе не оказали такой милости, ты до последнего пыталась оторвать тонкую убийцу от горлышка, которое так доверчиво позволяла сдавливать мне. Но Персиваль оказался настырней. Резкий пинок под дых заставляет закашляться и согнуться, натягивая провод собственным весом. Воздух вышибает из лёгких, а "комми" за спиной тут же натягивает удавку ещё сильнее, не давая сделать новый вдох. Я и рада бы подавить рефлексы, не скрести связанными руками по бёдрам, оставляя багровые следы ногтей, невольно задирая подол платья, но мне уже наплевать. В глазах темнеет почти мгновенно, и это хорошо — вместо довольной рожи Бремовича я вижу твою по-детски счастливую мордашку. Кровь яростно стучит в висках, иногда сквозь пелену прорываются бледные, как рыбье брюхо, сполохи реальности. Тело натянуто струной, я сама не знаю, пытаюсь ли вырваться из смертельного захвата или помочь палачу, чтобы всё закончилось поскорее. Чулки пропитываются тёплым, но порадоваться, что плюнула сегодня на трусики, я уже не успеваю, только дёргаюсь раз, другой, пятый, словно пытаюсь насадиться на твои пальчики в момент пика. С каждым разом всё слабее, и я уже ничего не чувствую, когда совки оценивающе ощупывают ещё тёплую меня и равнодушно застёгивают пакет. Bon soir, Лоррейн, я тревожилась за тебя. Больно? Найдём местечко потише, как в прошлый раз. У тебя получилось? Ты супер, я так в тебя верила! Привет, mon amour, теперь всё в порядке. Уже не больно. Найдём местечко потише, чем в прошлый раз, моя рок-звезда. Эти козлы больше нас не потревожат.