***
Ночь. Холод. Снег неприятно скрипит под замёрзшими ногами парня. Тяжёлые, словно свинцовые тучи, мысли обжигают голову. Таблички с названиями улиц плывут перед глазами. Нашарив в кармане мелочь, парень вваливается в какой-то дешёвый маркет. Как будто бы сама метель несёт его по заученной давно дороге. Угрюмые прохожие недоверчиво и почти высокомерно осматривают подраное пальто брюнета, не замечая целого неба на хрупких плечах. Он любит.
«
я неумело напоминал о своём существовании
—здравствуй. как ты?
—купи мне баночку светлого, хён.
—засранец.
я учился терпеть
—приходи порубиться в приставку, хён.
…
—пришел, где ты?
—прости, парни позвали в бар.
—могу я приехать?
—не стоит, хён.
я подавлял чувства
—хён, не обнимай меня так на людях, я стесняюсь, они тАк на меня смотрят.
—
твоя спина безумно родная и теплая.не буду.
я забыл про желание
—хён...ты...ты же понимаешь, что я был пьян и...
—не бери в голову, все нормально.
—друзья?
—друзья.
я сгорал, пока ты горел
— хён, я влюбился. мы встречаемся.
—
влюбись в меня, влюбись хоть на секунду, прошу. я рад за тебя.
я лгал себе, но всегда молчал, и ты знал правду
—хён, примерь.
—ну…как?
—ты…красивый, хён.
—не лучше тебя, малой.
—тебе не хватит. я оплачу.
я был кем-то вроде мамочки для тебя
—поумерь пыл.
—противный, хён.
—думаешь мне нравится обрабатывать твоё изуродованное ссадинами лицо?
—думаю да, хён.
—я сейчас вылью остатки зелёнки тебе на голову.
*счастливый смех*
я любил тебя больше жизни
—с днём рождения. люблю тебя.
—фее, хён, ты снова смотрел мелодрамы весь день?..твои подарки бесценны, хён!.. спасибо.
—тебе спасибо.
—за что?
—
за тебя в моей жизни. не важно.
Я привык не ждать от тебя ничего взамен. Я просил лишь тебя рядом. Мы лишь крупицы космической пыли в сетях коварной судьбы.
»
Парень усиленно вглядывается в точку вдали. Из последних сил он борется с воспалённым сознанием. Трое суток без сна и еды. Мать ждёт его звонка, купленные на последние деньги цветы он выкинул в первую попавшуюся урну.
Это оно. Окно. Окно больницы. Он стоит на том самом месте, где они встретились впервые.
—Нельзя открывать настежь. Простудишься и других простудишь.
—…мы знакомы?
Не сегодня. Снова он надеялся на чудо. Снова он выкурит пачку за раз, стоя босиком на холодном балконе, когда рассветет. Будь проклята эта ночь, как сотни других. Ужас тупой, ноющей раны лезвиями полосует кожу изнутри, кажется, он слышит, как хрустят кости и лопается, словно ёлочная игрушка, сердце, но он научился спустя пол года украдкой смахивать жгучие слёзы и улыбаться ему не смотря ни на что. Сегодня он
уйдёт.
—
Нет.
Парень рад, что сможет наконец поговорить с кем-то «снаружи». Представившись, крепко пожимает трясущуюся руку напротив.
— У вас красивые глаза.
Он хочет добавить «печальные», он хочет спросить почему в них столько ненависти к себе. Он видит в них что-то ещё, но недавно выпитый порошек горькой дряни мешает думать.
—Можно на ты. Я твой хён.
—В…ты…знаешь меня, хён?
Он смотрит. На отросшие, как смоль, черные корни блондина раньше. На тонкие кисти и длинные пальцы, что когда-то смешно взъерошивали светлую голову, рисовали портреты прохожих и сбивались о мяч. На изящную линию скул и красные от бессонной ночи глаза. На едва различимую родинку (вспоминая десятки других) под нижней алой губой, которую владелец считал недостатком, а он — изюминкой. На всегда хрупкий, но внушающий борьбу, именно стойкость духа, белый силуэт.
Да, он знает.
—Да. Мой брат лежит в соседней палате.
Ложь
—Хочешь печенья?
—Хочу.
—Возьми.
—Моё любимое… спасибо, хён.
Брюнет снимает тяжёлый шарф как-то излишне нервно, лишь бы не начинать думать. Хочется остервенело кричать до срыва голоса. Силится оставить ледяные руки на горячей шее — его бьёт током от разности температур и нахлынувших воспоминаний.
«Встречка. Фары. Болят глаза. Металл. Цифры. Внезапный визг колес. Удар. Темнота. Больница.
Я ворвался в здание, тогда ещё не предполагая, что скоро оно не будет снится мне в кошмарах, а станет вторым домом. Сердце пропустило удар, два, три. Вовсе перестало биться. На ватных ногах я бежал к тебе.
—Молодой человек, сюда нельзя! Кто вы пациенту?
—Я…я его…друг…пропустите меня. пустите, мать вашу!
Ты в коме. Очнулся. Травма мозговой части черепа. Диагноз — амнезия. Одно слово действительно может убить, теперь я понимаю. Я хожу к тебе каждый день. Блюю, курю, пропиваю остатки денег и привыкаю к инсомнии. Но это ничтожные проблемы. Ты лишился полноценной жизни и никто не сможет тебе её вернуть. Мне больно и хочется сбежать. Так я и делал, но снова и снова возвращался.»
— Тёплый… врачи говорят, скоро выписка…домой…а как там, дома?
—Тебя ждут родители.
Ложь.
—Мне не говорят, чем я болен. Почему? Почему? Разве у меня нет права знать? Все вокруг меня станно до дикого: переглядывания врачей, пустой список контактов в телефоне...
Он не говорил ему раньше.Спустя год после аварии, решился. Он устал. Он сдался. Презрение к себе порождает гнев. Сейчас.
—Ты действительно хочешь знать?
—Да.
Парень падает на подоконник, с минуту осмысливая услышанное. Обнимает колени, закусывает до крови губу и опустошённого раскачивается из стороны в сторону.
Метель стихла. Брюнет как будто бы выдыхает, впервые давая волю эмоциям. Горькая усмешка. Болезненный хриплый смех. Содрогающееся от беззвучных рыданий тело, освещённое зловещим неоновым.
Он целует грубо, остервенело,
как будто в последний раз. Сминает посиневшие, сухие от мороза губы и бьётся зубами о его, мимолётно, урывками запечатляет в памяти длинные дрожащие ресницы напротив.
Тежелое дыхание. Руки обоих исцарапаны. Губы неприятно жжёт.
Блондин скрывает недоумение достаточно неправдоподобно. Молчит, не спрашивает его об их отношениях. Мысль и картинка смешиваются в сознании — он понимает, что не мог разгадать в этих глазах
вселенскую нежность.
—
До завтра. Прощай.
