Белая полоса

В первой половине дня было решено собрать генный материал всех живых Юнссонов, а потому Франкенштейн и Тейра занялись этим. Я же, немного подумав, отправился по своим делам: уж из меня-то они кровушки повытянули изрядно и всегда могут достать ещё. — Рейзел! Вот ты где! Идём скорее. Он с непониманием на меня взглянул, но на всякий случай встал, покинув понравившееся кресло. Голда с ним не было — видимо, шарахался где-то сам по себе, морда рыжая. Ну, да пусть гуляет, жрать захочет — вернётся. Нам ещё, в конце концов, почти неделю тут жить. Это сладкое слово «отпуск»! — Скорее, скорее! — поторопил его. — Что случилось? — Мы можем опоздать. Я вывел его на задний двор, а там, пройдя ещё немного — к заветному дереву. Прошлой ночью нагрянул сюда, убедился, что качели на месте, до сих пор подвешенные к толстой ветке старого дуба, даже посидел на них некоторое время, задрав голову и бездумно глядя в звёздное небо. Хорошо всё-таки после долгих скитаний оказаться дома, хоть и ненадолго. Сейчас же недоумение Рейзела, кажется, можно было нарезать кусками и подать, как пирог — настолько явно оно ощущалось в воздухе. — Зачем мы здесь? — Качели! — пояснил я. Возможно, преувеличенно бодро, но тем не менее. — Практически то же самое, что и кресло-качалка, только на свежем воздухе! — Я в курсе, что это такое. — Тем более! Мы же приехали в отпуск, обстановку сменить. А просто так в помещении сидеть и дома можно! Мой собеседник вздохнул: — Ты взрослый, но ведёшь себя, как дитя. — Ага, я стараюсь. Это здоровски помогает расслабиться, достичь душевного равновесия и всего такого, а мы здесь именно для этого, в конце концов. Тем не менее, цели своей я добился: он коснулся верёвок, провёл кончиками пальцев по деревянному сидению (ага, сделанному ещё пра и с тех пор отполированному энтузиазмом (и задницами, что уж греха таить) поколений его потомков, включая меня) и, наконец, сел, окончательно впав в задумчивость: может, вспомнил что-то из своего детства? Оно же у него, по идее, когда-то было? Возможно, очень давно. В общем, мешать Рейзелу сейчас явно не стоило, поэтому я оставил его в покое и отправился гулять дальше. По пути наткнулся на крайне интересную картину: в общем зале Унни-младшая оккупировала Раэля, вцепившись в него, как клещ, и что-то очень упорно втолковывала ему, страдальчески морщившемуся и крайне недовольному происходящим. Тем не менее, ему приходилось терпеть, тем более, что поблизости обреталась старшая тёзка малышки, занятая мастер-классом по вышиванию с Сейрой. — Ого! Раэль, да у тебя новая невеста теперь! — прокомментировал я это крайне занимательное зрелище. — Слышь, женишок, если надумал делать ей предложение, то придётся подождать ещё лет эдак с шестнадцать. Ну, да чё тебе сделается? Подождёшь. Малой Кертье краснел, бледнел и, в общем итоге, покрылся розовыми пятнами, но никаких активных действий не предпринимал: знал, что по головке за такое не погладят ни я, ни брат, ни Франкенштейн, ни Рейзел. — Я верен Сейре! — нашёлся с ответом пацан. — Ну-ну, герой ты наш… байронический. Же-ни-шок. И, хохотнув, я продолжил свой путь. Конечно, с моей стороны это всё было форменным издевательством и свинством, но, кажется, мне начало становиться понятным то ощущение, которое испытывает М-21 в этих его вечных пикировках с Регисом. Ну, или я так просто мстил — за всё и сразу, а бедолага Раэль выступал козлом отпущения. Некрасиво, да, но промолчать пока… это выше меня. Может, снова поучиться придерживать язык? С улицы доносились возмущения в исполнении очень знакомого голоса. Ага, вот и М-21, а я-то всё думал, где его носит? И Регис с ним, вон как старательно что-то из себя изображает, как будто и не он спит в пижаме в разноцветную звёздочку. — Эй, это, между прочим, больно! Маленький садист! И племянник заодно нашёлся, ну, надо же! — Да сколько можно? Хватит дёргать меня за волосы! Почему ты так делаешь? Ребёнок что-то прогулил в ответ, громко смеясь, но его так никто и не понял. Опыта маловато. — Свен, сними его с меня! Ну, не особо-то я и скрывался. — А почему не Регис? — Он не дотягивается! — Эй! — Ай! — Он не хочет, — отметил я. Да уж, устроился мелкий: сел на шею взрослому и ножки свесил. Красота! — Он меня без волос оставит! — Да ладно, новые отрастут. А пока будешь говорить, что это такая модная стрижка. — И тебе такую же сделаем, чтоб уж точно никто не сомневался! — Вы, кстати, что тут вообще делаете? — Он сбежал, пока вторая отвлеклась на Раэля, — сдал с потрохами спутника юный благородный. — Чего они вообще ко мне прилипли, вот скажите мне? — Потому что чувствуют, что на самом деле ты белый и пушистый. Дети всегда такие штуки очень хорошо ощущают. — Лучше бы они этого не делали… — обречённо пробормотал М-21, пока племяш продолжал скакать на его шее. — А что вы ту… у-у-у-у, — перемазанный в чём-то чёрном братец хакер, едва высунувшись в окно, тотчас же засунулся обратно. На поясе его комбинезона, помнящего, судя по виду, ещё моего дедулю в молодости, висели инструменты, с трудом поддающиеся идентификации по рукоятям: этот бодрый парень напару с дядей Турни что-то упорно чинил в сарае, видимо, отходя от моральной травмы, полученной в результате падения шефа. — Мне принести фотоаппарат? — Тао! — Понял-понял, надо было щёлкать молча! — Тао! — тут уж наш почти-оборотень не сдержался и даже прорычал это. — Да что ты нервный такой? Всё, всё, уже ухожу! И, это… ну, мы там закончили, короче. — А что вы?.. — Сюрпри-из! — и умчался прочь. Вот же интриган! На обед, помимо прочего, были вафельные трубочки с кремовой начинкой. Сто лет таких не было! Кажется, даже с тех самых пор, как я… кхм. Ну, не будем о подвигах прошлого. Однако, глядя на то, как посматривает наш техномастер на сие блюдо — с затаённой гордостью, не иначе… да уж, похоже, они реанимировали там вафельницу. Герои! Вообще, сегодня за обедом все расселись иначе, нежели вчера. Если ночью мы, несмотря на то, что вроде как сидели за одним столом, разбились на две жмущиеся друг к другу кучки: моя родная семья напротив новых её членов, а завтракали все, кто когда встал, то сейчас все перемешались между собой и чувствовали себя вполне комфортно. Вот Тао хохочет вместе с дядями и отцом над шуткой в одном углу стола; М-21 с видом святого мученика корчит рожи детишкам, пока бабушка Унни с дедом Алариком споро кормят раскрывших рты внучат; бабушка Майкен увлечённо рассказывает что-то внимательно слушающим Франкенштейну и Сейре; мама шушукается с хихикающей Тейрой; бабушка Труда неторопливо беседует о чём-то с Рейзелом — вот уж сошлись главы двух частей нашего семейства! — и периодически подкладывает на тарелку Раджека что-нибудь вкусненькое, а тот, как пресловутый русский Васька, слушает да ест; Регис обсуждает что-то с Осмундом и Карлом, пока Инг-Мари-внучка с дочерью и племянницей под чутким руководством тёти Регины что-то параллельно с приёмом пищи рисуют на бумаге (и это очень похоже на план детской); Голди крутится у всех под ногами, выпрашивая лакомства; Такео оживлённо размахивает руками, а рядом с ним дед Петер… они что, притащили сюда ту двустволку?! Надеюсь, она хотя бы разряжена! А то ка-ак фигакнет!.. Я коснулся пальцем приткнувшегося рядом со скорбной миной Раэля. Потом ещё раз. — Прекрати! — тут же взвился тот. — Свен, хватит терроризировать ребёнка, — подкравшаяся незаметно тётя Эльза отвесила мне подзатыльник: не больно, а чисто в воспитательных целях. — Я не ребёнок! Все засмеялись. Однако — и, кажется, малой Кертье это понял — не обидно. Грохнул выстрел. Грохнулась люстра. Дети тут же ударились в рёв, и половина семейных сил оказалась немедленно брошена на их успокоение, а бабушка Труда вместе с Франкенштейном в два голоса через полстола в практически одинаковых выражениях отчитали горе-охотничков, запретив им притаскивать за стол всякий огнестрел (босс нехотя добавил, что хотя бы пока мы в гостях). Ещё кто-то убирал останки люстры, а ведь хорошая была, зараза, хрустальная. Я в своё время её так и не сломал, между прочим, а тут… засранцы! — Твоя семья сумасшедшая, — резюмировал под шумок Раэль. — У вас, людей, все такие? — Не-а, — беспечно ответил я. — Только некоторые. Но, согласись, от этого ещё лучше! * * * Сгущались сумерки. Я, отдыхая, стоял, прислонившись спиной к дереву, рядом с чемоданчиком, где уже покоилась часть подписанных образцов. М-21 и проштрафившийся, а потому вкалывающий без смены Такео откапывали: первый дедушку, второй бабушку. Тао жизнерадостно трещал, потешаясь над обоими и при этом умудряясь рассматривать возвышающуюся неподалёку кирху. — Эй! Лови! В воздухе что-то просвистело, и, наверное, только благодаря сверхчеловеческой реакции братец хакер сумел поймать летящий в него предмет, который потом с недоумением повертел в руках. — Что за? Лопата? — Послушай, Тао, — проникновенно, обманчиво ласково проговорил братец снайпер. — Вот ты не знаешь, а в мире есть два типа людей: те, у кого есть пушка, и те, кто копают. — Очень хорошо, а я-то тут при чём? — Будь любезен, — и вот где он только до этого прятал пистолет?! Ума не приложу, — копай. Пока наш технический гений недоумённо хлопал глазами, я искренне смеялся. Ну, Такео, ну, хитрая морда! И когда только дед Петер успел показать ему свой любимый фильм? Хотя дурное дело-то, конечно, нехитрое. Но если наш стрелок внезапно превратится в Клинта Иствуда… хотя нет, босс ему раньше мозги вправит. Братцы поменялись местами, но Тао всё-таки был глубоко опечален тем, что ему нужно было копать именно бабушку. В чём причина такового, внятно объяснить он не сумел. — Да ладно, эту женщину тебе охмурять не понадобится. Просто изъять ДНК, и всё. — Вот это-то и обидно! Мне, умному и весёлому интеллигентному человеку… и поговорить не с кем! — Лопатой бы ты так работал, как языком, честное слово! Раньше закончим — раньше отдыхать будем. — Босс сказал, что если управимся за два дня — поедем на пикник. — Да-а?! А почему я об этом не слышал?! — Потому что трындел без умолку. — Эй-эй, зубастенький, полегче! Я общался с местным населением! — Трындел. — Эй! Ну, хоть ты-то, Свен! — Трындел, Тао. Трындел. — Да вы сговорились! И он, будучи в крайне расстроенных чувствах, попал инструментом себе по ноге. * * * Мы прощались с моими родителями, провожающими нас (и меня в первую очередь, разумеется) в аэропорту, куда мы приземлились неделю назад. Они давали последние наставления, мама потрепала каждого из нас (а меня так и вовсе затискала), отец держался спокойнее. — Не забывай мне звонить, дорогой, — кажется, в сотый раз произнесла она. — Конечно, мам. — Дай мне знать, как только вы доберётесь. — Обязательно. — Если ты не позвонишь… — Ты приедешь сама, знаю. Мы улыбнулись; мама, притянув, поцеловала меня в лоб на прощание и крепко обняла. Парой секунд позже к нам присоединился отец, после чего они, наконец, решили, что теперь их сыну можно отправляться в чужие края. — Ну, иди. — Пока, мам, пап. Поднявшись по трапу, я помахал им на прощание, а они — мне. Люк закрылся. — Пристегните ремни, дамы и господа! — бодро объявил Тао из кабины пилота. — Мы взлетаем! Все устраивались поудобнее: кто-то снимал надоевший костюм, кто-то собирался поспать. Рейзел отлепил от лица кучу пластырей: он умудрился навернуться этой, вне сомнения, важной частью организма в землю-матушку из гамака, который был среди других подвешен во дворе у дяди Турни. Кровищи из разбитого носа было-о… ух! Франкенштейн, кажется, чуть сердечный приступ не заработал, мы все впали в ступор, потому что вот к такому жизнь точно никого не готовила!.. Нас спасла только тётя Инг-Мари (ага, всё та же, которая внучка), которая, ни секунды не сомневаясь, подняла пострадавшего и увела его умываться и перевязывать полученные травмы. — Я, кажется, понял, что с тобой не так, ходячее бедствие, — резюмировал тогда босс, мрачно глядя на меня. — За это время пострадать успели все, кроме тебя. И знаешь, что? Ты, похоже, теперь не неудачу к себе притягиваешь, а удачу окружающих, не иначе. Надеюсь, ты мне школу по кирпичикам так не разнесёшь. — Придётся не обделять своим вниманием никого из вас, — пожал плечами я. — А то вы с Тейрой заперлись с образцами, вот и результат. Однако после этого разговора начали меня посещать смутные мысли о том, что теперь наша команда лишилась «оружия последнего шанса» в моём лице. Я же теперь, получается, перманентно в этом режиме. Но как бы это проверить? В реальном бою не хотелось бы… на меня люди надеются, а я… чёрт, кажется, теперь всё стало ещё хуже, чем было. Лучше бы мне оставаться неудачником. А то ведь стал ещё более бесполезным. Вот уж действительно — ходячее бедствие… В общем, не знаю, как остальные, а я предавался печальным думам. Правда, ребята списали это моё состояние на грусть расставания с родными, и мне не хотелось их разубеждать. Да, я люблю всю мою семью, но… но за эти годы, хотя и ужасно скучал, приспособился быть отдельно. Хотя теперь-то всё иначе! И к этому, как я уже успел заметить, быстро привыкаешь. К поддержке близких. К пониманию. К тому, что есть, кого защищать и кто защитит. И это здорово. Сеул приветствовал нас летней полуденной жарой. Август был уже на исходе, но этого пока не чувствовалось. Я отзвонился маме практически из аэропорта (благослови небо того, кто придумал видеозвонки!), и теперь можно было заняться своими делами. Например, ещё разок прогнать программу на второй семестр, пока босс меня не съел… Рейзел как-то странно встрепенулся. Франкенштейн бросил на него обеспокоенный взгляд: — Мастер? — Здесь кто-то был. — Кто-то? — Я чувствую знакомую силу, но пока не могу понять, кто… — Может, нам стоит спросить у КСА? Они нам тут прислали пару дней назад, что нужно увидеться, — заметил Тао, который уже успел включить один из своих нетбуков и теперь уверенно сёрфил Интернет. — Пожалуй. Мастер, отправляйтесь домой, мы всё узнаем. Рейзел кивнул.