Как заставить Дину сказать "Люблю"

Если бы кто-нибудь полгода назад сказал Юре, что он будет полулежать на диване с Диной Лариной, то он бы ему непременно въебал. Если бы кто-нибудь полгода назад сказал Юре, что он будет перебирать короткие темные пряди и зарываться в них носом, то он бы непременно сломал ему нос. Если бы кто-нибудь полгода назад сказал ему, что он будет любоваться спящей Лариной по утрам, то он бы сделал так, чтобы этот человек даже лежать бы не смог. Да в конце концов! Если бы полгода назад ему кто-нибудь сказал, что сначала он будет методично надрачивать на Дину, а потом и вовсе с удовольствием слушать сладкие стоны, то этот человек не жил бы. Максимум существовал. Только вот хуярить себя как-то не хотелось. «А надо-бы» — подумал мужчина, сильнее прижимая к себе за талию девушку. Они сидели в квартире Дины, в которую Хованский переехал еще когда они только стали встречаться. На небольшом диване, вытянув ноги, развалился Юра, а к его груди спиной прижималась Ларина. Только её ноги не свисали с диване, а лежали на нём, как-бы поперек. Накрывшись пледом, они смотрели фильм, который казался слишком скучным. В руках у дамы парил зеленый чай, а в руке у джентльмена холодилось пиво. Почувствовав, что её прижали сильнее, Дина чуть повернула к нему голову, как всегда сверля своим проницательным взглядом. Тут Юра решил предпринять еще одну попытку и произнес прямо на ухо девушку, чуть ухмыльнувшись:  — Ну признайся! Ты же любишь меня, уточка? — Та вздрогнула и, резко повернувшись к нему, прошипела:  — Да заткнись уже, мразь. То, что Ларина не может переступить через гордость и признаться ему, он выяснил еще утром, когда на кухне подошел к заваривающей свой излюбленный чай девушке. Обняв со спины, он что-то прошептал девушке, а потом добавил: «За это тебя и люблю». Та в ответ лишь хмыкнула, продолжая заливать кипяток в чашку. А Юра, который рассчитывал на ответ или хотя бы пару ласковых возмутился, мол: «А ты мне ничего, бля, сказать не хочешь?». Ларина только пожала плечами и ушла. И теперь, с самого утра он её этим доёбывал. В очередной раз он попытал удачу, но потерпел поражение. Однако останавливаться на этом не собирался. Хованский применил запрещенное во всех человеческих законах оружие — щекотку. Он ни за что бы, ни подумал, что она так её боится. В ответ, заливаясь смехом, она схватила подушку и начала ею мутузить. Азартно улыбнувшись, Юра тоже взял мягкую тяжелую артиллерию. Следующие минут 10 были слышны лишь смех и легкие звуки ударов подушек. В конце концов, когда оба уже выдохлись, они лежали на диване. Дина прижималась нему спиной, а Хованский положил подбородок ей на изгиб шеи. И в тишине прозвучал голос:  — Да.  — Что? — На автомате переспросил Хованский, вообще не врубившись в ситуацию  — Да, — уже громче повторила она и закрыла глаза, выводя лишь ей известные узоры на ладони, что покоилась у неё на талии. А в мыслях Юры проносились слова: «Ну признайся. любишь меня?», «Да». Осознав наконец, что добился невозможного, он улыбнулся и пробормотал:  — Так и знал, уточка.