Obsession

Он выбирается наружу, в расчерченный неоновыми огнями полумрак. И, черт побери, какая неожиданность – на выходе его встречают все те же визги и взвинченный хохот. Он выходит – наружу, подальше от него – но по жестокой иронии приходит прямо к нему. Паоло смотрит, как Джуд раздает кричащим от восторга фанатам автографы. - Джуд! Джуд! Джуди, подойди к нам! Подойди ближе! Хэй, Джуд! Джуд улыбается всем и каждому. Скользит взглядом совсем близко, и Паоло ждет, затаив дыхание. Но… нет. Не увидел. «Устал», - проносится мысль. - «Как же ты устал, мой мальчик». Вдруг кто-то рядом окликает его по имени. - Паоло Соррентино? - хрупкое растрепанное существо смотрит на него распахнутыми от удивления большущими глазами. Имя привлекает стоящих вокруг него людей, и те начинают оборачиваться, вероятно, пытаясь вспомнить, где его слышали. Краем глаза Паоло видит, как Джуд, приобняв пухленькую девушку, вежливо улыбается в направленный на него объектив. Он с трудом подавляет панику. Из безликого невидимки он вдруг превратился в Паоло Соррентино, что и подтверждается нарастающим вокруг гомоном. Вот уже со всех сторон к нему тянутся бесцеремонные руки – протянуть вещички для автографа, запечатлеть его не особо фотогеничное лицо на мерцающем экране телефона, просто потрогать, пощупать вечно прячущегося в тени творца. Люди переговариваются, ошеломленные внезапным появлением в своих рядах второй знаменитости – пусть ему и далеко до сияющих вечной молодостью глаз и белозубой улыбки Джуда. Он теряется в шуме голосов и щелкающих вспышек, отвечая невпопад на несколько вопросов сразу. А потом… - Паоло! - знакомый окрик перекрывает все остальное, проносится над толпой, как глас Божий. Паоло вздрагивает, почти со священным ужасом поднимая взгляд, и видит, как Джуд пробирается к нему через бушующее море никак не желающих расступиться фанатов, и на лице его расцветает улыбка – но не та, которую он только что демонстрировал журналистам. Улыбка старая, настоящая, которой Паоло так упивался, разглядывая материалы со съемок. Тогда он успел к ней немного привыкнуть, научился контролировать охватывающее его каждый раз смятение, но сейчас оказывается совершенно беспомощен. После небольшой разлуки идущее из глубины тянущееся чувство превращается в настоящего монстра, готового поглотить его целиком. Паоло выдыхает, застывая на месте, сжимает в кулаки вспотевшие ладони. - Привет, - вырывается у него. Джуд сбивает его с ног, сгребая в порывистые объятия. И, если бы не опора прижимающегося к нему тела, он непременно бы упал, потому что безумно кружится голова, а вокруг него облако из запаха дорогого одеколона и пота – знакомого, родного запаха. Краем уха он слышит восхищенные вздохи и свист. Кто-то упорно, по нарастающей скандирует: «Noi ti amiamo, Paolo! We love you, Jude!». Паоло открывает, наконец, глаза и видит, как Джуд с заново вспыхнувшим азартом соблазнительно улыбается толпе, притягивая его к себе за локоть. Ближе, еще ближе. Паоло чувствует, как из спины вот-вот прорвутся крылья, прямо сквозь плотную ткань твидового пальто. Они вместе встречают подмигивающие им фотовспышки, возвышаясь над толпой, как боги, и мир в этот момент становится прекрасным настолько, насколько это вообще возможно. Даже дождь больше не навевает тоску – это все еще слезы, но теперь это слезы счастья. Дальше следуют неизбежные вопросы по «Папе», среди которых: будет ли второй сезон и что именно они собираются обсуждать во время сегодняшней встречи. Короткая пауза, обоюдное замешательство (у Паоло неприятно екает сердце), но Джуд тут же спасает положение, заявив, что именно второй сезон они и собираются обсуждать. Фанаты взрываются счастливыми воплями. Как же мало нужно, чтобы все переменилось. Пожалуй, если между ними снова упадет занавес, он не ощутит прежней пустоты. Он унесет с собой в Рим что-то важное. Еще один момент их совместного триумфа. А потом Джуд затаскивает его обратно под крышу театра, и Паоло понятия не имеет, что происходит, но про себя неистово молится, чтобы это не оказалось всего лишь выбросом сознания заснувшего во время спектакля итальянского онаниста. - Пойдем, - говорит Джуд. Он ощущает себя провинившимся мальчишкой, пока его тащат по красной ковровой дорожке мимо каких-то шкафов и тележек уборщиков. Вскоре обозначается и место назначения - небольшая деревянная дверь с глянцевой табличкой «Гримерная». Джуд вынимает из кармана ключ, и Паоло получает право взглянуть в закулисье иного мира. Он замирает в нерешительности, но тут же слышит короткое «Заходи». Короткое, но не резкое, с мягкими волнующими интонациями. Он поднимает взгляд на Джуда. Тот улыбается даже не губами, но сияющими светлыми глазами. И в них нет ни капли осуждения, удивления или горечи, лишь, кажется… радость? Еще одно объятие – теперь уже за закрытой дверью. Оба вдыхают запах друг друга, стараясь понять, что из этих эфемерных оттенков принадлежит прошлому, а что – настоящему. Déjà Vu. Как будто они опять стоят в доме с видом на Колизей, и огни ночного Рима не мешают им наслаждаться обществом друг друга. Пахнет свежестью Италии и семью месяцами беззаботного счастья. Потом, к его огромному сожалению, Джуд отстраняется. - Ты ведь приехал сюда не из-за «Папы»? Мне бы позвонили агенты, если бы что-то решилось. Паоло понимает, что не может ответить на этот вопрос. Точнее, может, но при мысли об этом к горлу подступает ком и накатывает тошнотворная слабость. Как ни странно, именно теперь Паоло начинает ощущать настоящую атмосферу театра. И то, что происходит, кажется ему очередным спектаклем или, скорее, генеральной репетицией, потому что публика пока отсутствует. Слова застревают в горле, и повисает тишина, которой он так боялся. Из-за которой так и не решился на один единственный звонок. - Паоло? Вопросительная интонация звучит безукоризненно четко и тоже по-театральному. Ему странно слышать голос Джуда в тесной пустоте гримерки, когда всего полчаса назад он резонировал со сцены, заполняя собой огромный зрительный зал. Паоло не оставляет ощущение, что Джуд прекрасно понимает, что именно творится у него в голове, и всего лишь хочет спровоцировать его на демонстрацию чувств. Поменять их ролями. Ты все играешь, Джуд. Неужели тебе никогда не надоест играть? Паоло вздыхает, подносит руку ко лбу, словно пытаясь унять головную боль. Наверное, он совсем спятил, если ему везде слышится насмешка. Не хватало еще произвести впечатление конченого параноика. Он возвращает взгляд к застывшему в напряженном ожидании лицу. Какой же ты красивый, мальчик мой. Даже время не в состоянии разрушить твоей красоты. Он смотрит на Джуда и думает, что если и есть человек, которому под силу соблазнить Смерть – то вот он, стоит прямо перед ним. Стоит, слегка нахмурившись, и ждет ответа на просроченный вопрос. Проблема в том, что Паоло слишком боится отвечать. Но разве ради молчания он преодолел разделяющие их километры? Разве не должен он использовать каждую минуту, выжать из отведенного им небольшого отрезка времени все, что только сможет? - Я хотел тебя удивить, - говорит он. – Ты ведь любишь сюрпризы? На мгновение выразительные брови сходятся сильнее, а потом лоб Джуда разглаживается, а на губы возвращается улыбка. - О, так вот в чем дело? – в глубине светлых глаз пробегают искорки, и Паоло чувствует, как у него перехватывает дыхание – это как раз один из моментов, когда ему приходится сознательно напоминать себе о необходимости дышать. Он прячет снова начинающие трястись руки в карманы пальто. Джуд, кажется, ничего не замечает. – Да уж, ты меня удивил. Но это очень приятный сюрприз. Я не ожидал, что ты… - он запинается, хлопнув себя по лбу. – Ты проходи, садись. Или давай лучше сходим куда-нибудь поужинать? Минутку, только захвачу вещи. Не дожидаясь ответа, Джуд поворачивается к привинченному к стене шкафчику, тянет на себя скрипучую дверцу. Что-то ищет внутри, периодически чертыхаясь. Паоло молчит, пожирая глазами точеный профиль. Волосы, взмокшие после представления, в которых погулял пронзительный лондонский ветер. Над верхней губой поблескивает капелька пота. Паоло хочет стереть ее языком. Хочет прижать Джуда к себе, остановив бессмысленный поток слов, проглотив их пересушенным страстью ртом. Carpe diem, baby, побуждает себя Паоло. Лови момент. Хватит быть таким трусом. Он делает шаг вперед, словно ныряет в ледяную воду. Обнимает Джуда за талию, целует в шею, в плечо. Тот замирает, но не отталкивает его. А потом выдыхает, тихо и прерывисто, слегка откидывая голову назад. - Паоло… Мысли отключаются, наконец-то давая выход чувствам. Нужно было всего только решиться, испытать короткий шок от собственной смелости, а потом хватать желанную награду. - Я скучал, - шепчет он, прижимаясь бедрами к упругим ягодицам. Джуд поворачивается. Они застывают напротив друг друга, и в этот момент Паоло остро чувствует, насколько же они разные. Две противоположности, которые по всем законам должны притягиваться. Так почему же тогда притяжение испытывает только одна сторона? И вдруг он видит в глубине чужих глаз то, чего раньше не замечал. Страх. Джуд делает короткий вдох, и, как по сигналу, между ними лопается последняя преграда, до этого момента заставляющая Паоло хранить дистанцию. - Почему ты мне ни разу не позвонил? – спрашивает он, упиваясь внезапно вернувшимся к нему ощущением власти. Он режиссер. Режиссер говорит, актер делает. – Только не говори, что был слишком занят. Джуд сглатывает и отводит взгляд. В это трудно поверить, но, кажется, на этот раз именно он не знает, что сказать. Паоло берет его за подбородок. Джуд не пытается отстраниться. В глубине души он, вероятно, чувствует, что заслужил это. - Почему? – повторяет Паоло. – Смотри мне в глаза. Мальчик, его мальчик подчиняется. Паоло чувствует дрожь под пальцами, но не может сказать, что ее вызвало – страх или возбуждение. Это и неважно. Сейчас он торжествует. Как жаждущий воды скиталец, наконец-то добравшийся до бьющего из земли источника. Он тоже хочет припасть губами к его коже, хочет пить его эмоции, но пока терпеливо ждет, что ему ответят. - Честно? - говорит Джуд. – Я боялся. Все еще боюсь. Это не игра. Теперь Паоло уже видит. - Чего? Он наклоняется еще ближе. Теперь ему уже нечего терять – если Джуд вдруг захочет его оттолкнуть, скорее всего, Паоло ему этого просто не позволит. Джуд беспомощно качает головой, откидывает волосы со лба. Сейчас его красота не парализует, напротив, она притягивает, манит, как красивая вещь, которую хочется сохранить только лишь для себя одного. А если это невозможно – то хотя уничтожить, чтобы не дразнила своим блеском. Нет, не стоило ему смотреть этот спектакль. Не стоило смотреть на фальшивые убийства, когда при упоминании о том, что у Джуда с ван Хове «потрясающая химия», у него самым натуральным образом закипает кровь. - Ты гений, Паоло. Джуд облизывает губы, прежде чем продолжить: – Ты заставляешь людей чувствовать, как никто другой… Он говорит «людей», и сердце Паоло сжимается. Как же отвратительны все эти обобщения, когда говоришь о чувствах. Он подносит палец к приоткрытым губам, не давая Джуду закончить. Это не по сценарию. В его сценарии не принято говорить о каких-то там людях, если персонажи уже пересеклись взглядами. Если один из них чувствует к другому то, что чувствует он к Джуду. Никаких заумных рассуждений. Только эмоции - глубокие, цепляющие за живое, а не сухие абстракции. Абстракции нужны только мертвым. Джуд едва заметно вздрагивает, но этого достаточно, чтобы Паоло понял: он бы предпочел, чтобы их встреча не состоялась. Не зря он бежал от него в другую страну, к другому режиссеру. - Меня не интересуют другие люди, - говорит Паоло. Внутри что-то лопается, и оттуда вырывается липкая горячая волна. Жидкой смолой обволакивает внутренности, пристывает к ним намертво, добираясь кусачим жаром до костей и глубже – до души. – Я не для того брал последний билет на самолет и два часа пялился, как ты обжимаешься с этой бездарной актриской, чтобы выслушивать твой бред о других людях. У него звенит в ушах, мир сужается до побледневшего лица напротив. Как в замедленной съемке он видит, как Джуд сжимает губы и снова глотает слюну. Как перекатывается под кожей кадык. В этот момент появляется зуд в кончиках пальцев, и снова дает о себе знать тяжесть в паху. Он не знает, чего хочет больше – задушить Джуда за то, что тот посмел выбросить его из своей жизни или трахнуть в этот почти по-женски капризный рот, который умеет улыбаться так, чтобы все растаяли – мужчины, женщины, ярко-крашеные малолетки. В этот момент он ненавидит Джуда – ненавидит так, как можно ненавидеть бога. Прекрасного и недоступного. Далекого от страданий смертных. Положившего на них свой огромный божественный хер. - Я гений, говоришь? Тогда почему ты решил уйти к другому? Несмотря на накалившуюся обстановку, Паоло чувствует огромное облегчение. По крайней мере, он выговорился. Было бы просто нечестно притворяться, что все в порядке и дело лишь в том, что он «скучал». Никакая это не скука. Это безумие, которое будет разъедать его изнутри до самой смерти. И если поначалу они варились в бурлящем котле вместе, то теперь его оставили там совсем одного. Разве это честно? - Разве это честно, Джуд? Тот все еще молчит, и от этого угли злости накаляются докрасна. Изо рта вырывается пламя. Он хватает Джуда за воротник рубашки, не испытывая совершенно никакого страха перед последствиями и тем, о чем позже напишут в газетах. Перед глазами тут же предстает кричащий заголовок «СМЕРТЕЛЬНАЯ ОДЕРЖИМОСТЬ», а за ним и текст, выведенный подрагивающей от предвкушения рукой ушлого журналиста: «Вечером <…>, через час после нашумевшей премьеры «Одержимости» гениального Иво ван Хове, итальянский режиссер Паоло Соррентино совершил покушение на любимца публики Джуда Лоу со смертельным исходом. Напоминаем, что почивший актер ранее снимался в неоднозначном сериале Соррентино «Молодой Папа». Предположительно, преступление было совершено на почве ревности». О, какая же это будет сенсация. Паоло улыбается, притягивая Джуда к себе, и чувствует, как за спиной снова вырастают крылья – только на этот раз непроницаемо черные, как и тьма, в которую окунулся весь мир. - Паоло… - голос доносится издалека тоненьким лучиком света. Джуд касается его руки дрожащими пальцами. Наверное, если бы он сейчас закричал, Паоло не сдержался бы. И кто знает, чем бы все закончилось. Но Джуд просто смотрит на него, а пальцы, наливаясь уверенностью, скользят выше по руке, и чувства тут же ловят Паоло в привычную сеть, из которой, как он думал, ему удалось выбраться. - Прости меня, - говорит Джуд. Слезы красиво блестят на подсвеченных лампой ресницах. – Я такой дурак. Прости… Паоло уже видел, как он плачет. Каждый раз при этом зрелище сердце сжималось в крошечный, не больше горошины, комок, а позже расширялось, наполняясь глупой, абсурдной нежностью. Джуд всегда плакал так, что хотелось плакать вместе с ним. И он был единственным, кто на памяти Паоло делал это красиво – так, что это могло бы считаться искусством. Пожалуй, именно так мог бы плакать святой. Тьма отступает под этим взглядом. Джуд облизывает губы и аккуратно высвобождается из захвата, чтобы спустя мгновение опустить руку ему на ширинку. Теперь вздрагивает уже Паоло. Член стоит крепко, чувствуя близость теплого прикосновения. Джуд улыбается, даже ухмыляется, хотя в глазах все еще стоят слезы. Но теперь во взгляде появляется прежняя дерзость и блядский блеск, тот самый - затягивающий, очень порочный. - Так-так, - говорит Джуд, растягивая слова и проводя кончиком языка по верхней губе до самого уголка рта. – Значит, вот чего ты хочешь? - Да, - шепчет Паоло. Не в силах сдерживаться, он наклоняется к приоткрытому рту, чтобы смять его в порывистом поцелуе. Так умирающий от жажды путник, добравшись до чистейшего горного ручья, никак не может утолить горящий внутри жар. Он пьет, благодаря Бога за такой подарок, и простая, практически лишенная солей прозрачная влага кажется ему слаще любого нектара или меда. Проходят долгие минуты, и сжавшийся желудок уже не может принимать спасительную жидкость, а он все пьет, и пьет, лишенный чувства насыщения, не способный понять, что такое утоление. И, как ручей поит странника, так и Джуд позволяет Паоло испить себя, с готовностью отвечая на жадные прикосновения, прикусывая в ответ пухлые губы, проникая в рот длинным языком и досконально изучая неровные ряды его зубов. Он льнет к мягкому теплому итальянцу, пробираясь руками под ткань тонкого свитера, сжимая округлые бока, оставляя следы от пальцев на пояснице. Время замедляет свой ход, дверь гримерки служит им порогом, отгораживающим их маленькую Вселенную от остального мироздания. Страсть, жар, похоть – все вертится в чертовом колесе, увлекая их за собой. Джуд прикусывает нижнюю губу Паоло, тянет на себя и вдруг отстраняется, облизываясь и вытирая рот ладонью. Паоло смотрит на него затуманенным и полным тяжелого желания взглядом. Джуд кладет руки ему на бедра и, медленно ведя ими по скрытым под дорогими брюками ногам, опускается на колени. Резко взвизгивает потревоженная ширинка, ловкие руки расстегивают хлесткий ремень из черной кожи, и пряжка с жалобным звяканьем ударяется о бедро. На светлых боксерах Паоло виднеется темное пятнышко от смазки. А потом Джуд прижимается к нему губами, обхватывая вожделеющую плоть прямо через ткань белья. У Паоло темнеет в глазах, и он понимает, что если сейчас за что-нибудь не схватится, то просто-напросто грохнется в обморок. - Джуд, - говорит он, от души надеясь, что голос звучит достаточно твердо. – Подожди немножко, мне нужно… Договорить он не успевает. Джуд снова берет бразды правления в свои руки и стягивает с него боксеры. Когда нежные, припухшие от поцелуев губы самого желанного британца на свете обхватывают сочащуюся смазкой головку, Паоло стонет слишком громко и тут же чертыхается на родном языке, очень надеясь, что прямо сейчас мимо гримерки не проходит какая-нибудь припозднившаяся уборщица. Джуд отсасывает неумело, и в голове у Паоло мелькает мысль о том, что он у него первый. Это открытие вызывает волну мурашек - от затылка до кончиков ледяных от возбуждения пальцев. Он толкается глубже, вцепляясь во взмокшую шевелюру, грубо вколачиваясь в чужой рот. На глазах у Джуда выступают слезы, и он отстраняется, закашлявшись. - Прости, - говорит Паоло. В голове немного проясняется, но только секунд на пять - ровно до тех пор, пока Джуд, прищурив красивые глаза, не облизывает его член от основания до головки. Затем, помогая себе рукой и неглубоко насаживаясь ртом, задает достаточно быстрый темп. Опустив глаза и приоткрыв пересохшие губы, Паоло смотрит, как ритмично двигается у его паха я голова с растрепанными, встопорщенными волосами. Еще немного. Еще… Он кладет руку с почти онемевшими пальцами на макушку Джуда, перебирая и слегка оттягивая его потемневшие от пота пряди и побуждая взять его немного глубже, направляя его – ненавязчиво, но уверенно. Джуд подчиняется. Чуть приподняв голову и устанавливая зрительный контакт с Паоло, насаживается горлом практически до основания. Блестящие от слез зеленовато-голубые глаза в обрамлении длинных темных ресниц и губы, обхватившие толстый, налитый кровью член с темными венами, делают свое дело. В последний момент Паоло хочет отстраниться, но Джуд вцепляется ему в бедра сильными пальцами и глотает вязкую белесую жидкость. Паоло сотрясает оргазм такой силы, что на мгновение мир теряет свою яркость, а предметы - очертания. Когда туман в сознании рассеивается, он чувствует, как все тревоги, нервное напряжение и меланхолия предыдущих месяцев, наконец, отпускают его, оставляя вместо себя лишь расслабленную усталость и облегчение. Джуд поднимается, отряхивая смятую одежду. Не глядя, проходит мимо него к лежащему на неприметном столике телефону. Паоло все-таки успевает заметить, как меняется его лицо, приобретая по-английски доброжелательную собранность. Жаль. Прежний Джуд с порочно приоткрытым ртом и развратно блестящими глазами нравился ему гораздо больше. - Слушай, - рука Джуда замирает, уже потянувшись к мобильнику. – Поехали ко мне? Я закажу пиццу. Такого Паоло не ожидает. Джуд, вероятно, заметив его замешательство, поспешно добавляет: - Филиппа уехала к родителям. А ресторане наверняка будет куча народу. К нам опять полезут с автографами. - Когда это ты был против внимания? – с искренним удивлением спрашивает Паоло. Джуд смеется, но Паоло успевает заметить проскочившую едва заметную горечь. - Туше. Но ведь ты не хочешь, чтобы нам мешали? Он прикусывает губу, глядя на Паоло с какой-то затаенной эмоцией, и до того доходит, что Джуд явно не против продолжения. От этого у Паоло снова спирает дыхание, а низ живота перехватывает сладким спазмом. Он уже готов на все – даже травить себя слепленным из теста чудовищем, здесь по ошибке именуемым пиццей. Все, что угодно – лишь бы Джуд был рядом. Лишь бы продолжал смотреть на него так, как смотрит сейчас: с почти ощутимым голодом, с плохо скрываемым желанием. Он молчит чуть дольше, чем нужно, наслаждаясь застывшим на безупречном лице напряженным ожиданием. Одного этого достаточно, чтобы забыть все прошлые обиды и страхи. Ну и, конечно, головокружительный минет тоже сыграл свою роль. - Хорошо, - говорит он, наконец. – Поехали. - Отлично, - Джуд ловким движением кладет телефон в карман. – Скорее бы домой. Мне не терпится принять душ. -Надеюсь, после ужина? – спрашивает Паоло, пытаясь вспомнить сколько времени прошло с последнего приема пищи. Мысль о еде кажется почти такой же заманчивой, как и о втором раунде. Джуд смеется неприкрытому беспокойству в его голосе. - Конечно, после.