Вечное лето

…Гигантский дуб звался в поместье Старик. Прислонившись спиной к его могучему стволу, что едва обхватывали трое человек, так хорошо было отрешиться от забот и навязчивых мыслей. Акира с детства любил приходить сюда на закате, сидеть, прижавшись к нагретой за день шершавой коре и ощущать медленную, невообразимо долгую жизнь, текущую под нею. Говорили, Старик был здесь, когда положили первый камень в фундамент резиденции Кучики и, подозревал Акира, будет здесь после того, как последний ее обитатель покинет Три мира. Это ведь только простые души имеют право на перерождение. Аристократы же, никогда не рождавшиеся в Мире живых, становятся частью совершенно иного Пути. Когда-то возвращаются и они, но никто не знает, когда и как… Акире иногда казалось, что в шелесте ветвей, позолоченных заходящим солнцем, он слышит голос отца. Он не слишком хорошо его помнил — только этот голос, рассказывающий что-то ему и Бьякуе, уютно умостившимся в крепких руках воина-шинигами. Тогда брат не был ему врагом, тогда не стоял между ними титул наследника, тогда жива еще была мать Бьякуи, а его собственная — не стала преступницей. Как ему хотелось рассказать обо всем, и если нужно, смыть вину собственной кровью, отправившись в неизведанное странствие вслед за Соджином! Все что угодно, только бы избавиться от гнетущего ощущения всеобщей враждебности и подозрений, окутавших его жизнь, как зловонный болотный туман. И только мысль о судьбе Шидзуки удерживала его. Таким и увидел младшего наследника Шиба Кайен — хрупкая одинокая фигурка в богатых одеждах, прижавшаяся к огромному древесному стволу. — Добрый вечер, — поздоровался он, присаживаясь рядом. Кайен чувствовал слабую рейацу мальчика — тонкую, ласковую, как весенний дождь. Не воин, не лидер. И не убийца. — Что же вы сидите тут в обществе древнего Старика, Акира-сама? — Боюсь, Шиба-фукутайчо, что это единственное общество, которое я могу себе позволить, — горько отозвался Акира, не повернув головы. — Не буду обременять и вас. Прошу меня извинить. — Не уходите, — попросил Кайен. — Останьтесь со мной. — А вы не боитесь, что вас тоже обвинят в соучастии? Вы ведь вполне могли вытащить тех Пустых из вивария двенадцатого отряда! — Полно, Акира-сама. Я ни минуты не верил, что вы могли спланировать такое хладнокровное преступление. В вашем сердце нет зла. — Что же, прекрасная уверенность, — вздохнул Акира. — А теперь все-таки прошу прощения, мне действительно надо идти! «Бедный парнишка», — думал Кайен, глядя как он уходит — тонкий, почти нереальный. «Ничего, скоро я сниму с твоих плеч этот груз, — и со своих заодно. Пусть во всем разбирается старик Гинрей». Легкая маленькая тень затрепетала на уровне глаз. На руку села адская бабочка. -Надо встретиться, — прошептала она голосом Акона, давнего приятеля из двенадцатого отряда. — Угендо, полночь, — кратко напутствовал Кайен крылатую вестницу и небрежно сдул ее с ладони. … Дело казалось простым, — из тех, о каких говорят «шито белыми нитками». То, о чем шептались по углам слуги, было наверняка чистой правдой — в покушении замешаны Шидзука и ее сын. Шиба достаточно вращался в высшем свете, чтобы понимать, что жажда власти порой затмевает все, — даже родительскую любовь. Этот изнеженный ребенок без капли духовной силы был, скорее всего, лишь инструментом в руках собственной матери. Кайен прекрасно понимал, что, пусти он сейчас в ход свое природное обаяние, мальчишка выложил бы ему все, как лучшему другу, которого у него, конечно же, никогда не было, но этот прием показался ему грязным и недостойным, — он привык сражаться с равным противником. Поэтому он предпочел поднять связи в двенадцатом отряде и навести кое-какие справки о недавно осужденном узнике Гнезда личинок. Акон, как всегда, не подвел. Кайен встал с земли и с удовольствием потянулся. Сегодня он завершит это задание и утром предоставит капитану полный отчет. А пока неплохо бы найти Рукию — у него для нее новая контрабандная диковинка из Генсея… Вышедший с другой стороны огромного дубового ствола пожилой человек посмотрел в след уходящему шинигами и щелкнул пальцами, сотворяя адскую бабочку. «Угендо, полночь» — повторила Шидзука и пожала плечами. «Ах, Шиба, благородный ты идиот», — усмешка искривила ее красивый рот, сделала неприятными тонкие аристократические черты. «Ты мог бы легко победить, ударив в слабое место. Но ты не воспользовался… Что ж, твоей слабостью воспользуюсь я!» …Бабочка влетела в лабораторию двенадцатого отряда и опустилась на палец неприметной мелкой девчонки. «Нужен еще один экземпляр — Угендо, полночь.» — Наверное, все это неправильно, — проговорил Ренджи, не открывая глаз. Солнечный свет бил в закрытые веки, перед внутренним взором плыли желтые и оранжевые круги. — Что я слышу, Абараи! — засмеялся Бьякуя, дернув за тонкую рыжую прядь, которую как раз наматывал на палец. — Может, лекцию мне о правилах прочтешь? — Да куда уж мне, — улыбнулся ему Ренджи. Он вольготно устроился головой на голом теплом животе Кучики и покидать это место не собирался, нежась, как умиротворенный зверь. — Но только как же эта девчонка, на которой ты вроде как должен жениться? — Хисана? Не просто должен, Ренджи. Обязан. Продолжение рода, уважение к воле старших, уважение к вассальному клану и прочее, прочее. И я женюсь на ней — когда-нибудь позже. Но это ничего не меняет, ты же знаешь. Кстати, тебе тоже необходимо жениться, ты ведь не хочешь, чтобы я отдувался один? Ренджи аж подскочил от неожиданности. Такой перспективы он себе не рисовал никогда — как от младшего сына, матримониальных подвигов никто от него не ждал. — На ком, ради всех меносов?! — Да хоть на нашей Рукии, — поддел Бьякуя. Глаза и губы его смеялись, на левой щеке проступила нежная ямка. — Вы с ней неплохо поладили, как я посмотрю. — Вот уж ее оставьте в покое, Кучики –доно! — ответил Ренджи почти сердито. — Обещай мне, Бьякуя, что даже шутя такого снова не скажешь! — А чем тебе плоха девочка? Стану главой, введу ее в клан, как полагается — и женитесь, дети мои! — Рукия — хороший человек, — не принял игру Ренджи. — И она слишком хороша для мужа, который будет бегать от нее в твою постель. Ты не можешь отказаться от брака, я это понимаю. Но я-то могу и, поверь, воспользуюсь этим. — Не подчинишься, Ренджи? Своему будущему даймё — не подчинишься? Тон Кучики был еще легок, но в голосе уже шелестела вкрадчивая сталь. Ренджи взял его за плечи — в груди словно обрушилась ледяная глыба, растаяла, потекла. — Послушай меня, Бьякуя. Один раз скажу и повторять не стану. Ты уже — мой даймё. Я за тебя, не задумываясь, сдохну, и ты это знаешь. Но совести моей ты не хозяин. Ни ты и никто другой в Трех мирах. Бьякуя выслушал отповедь, неотрывно глядя в упрямые глаза Абараи пасмурным взглядом. А потом вдруг качнулся к нему, словно ища опоры — и угнездился в немедленно обнявших его руках. — Не надо умирать за меня, Ренджи. Лучше живи для меня — долго живи, слышишь? Не смей уйти первым. Обещай мне! — Ох, даймё… Вы только это и услышали, — выдохнул Ренджи ему в волосы, ткнулся губами в черную макушку. -Я все услышал, — невнятно проворчал Бьякуя. — Можешь не жениться…