Не-большая разница

"Если мужчина в каждый твой приём пищи добавляет на десерт что-нибудь сладенькое, например, мятный макарон, то он стоит того, чтобы можно было смело назвать его своим. Потому что мятный макарон - это вкусно."

В детстве я мечтала, что когда-нибудь куплю себе квартиру в небоскрёбе, на самом высоком этаже, откуда весь город будет видно как на ладошке. Люди будут казаться не больше муравьишек, машины игрушечными, а ночная россыпь фонарей и вывесок обязательно будет похожа на застывший специально для меня фейерверк, которым я смогу любоваться в любое время ночи, когда мне только вздумается. Мне мечталось, что я непременно заведу свою собственную собаку, смогу объедаться мороженым и носить неодинаковые носки, и никто мне и слова против не скажет. Забавно, но уже в свои пять я мечтала свалить из материнского дома. А ещё я мечтала, чтобы у меня был папа. Самый настоящий, который забирал бы меня из садика и катал на шее, он непременно должен был быть большим и тёплым, чтобы рядом с ним мама не смела обвинять меня в том, что я испортила ей жизнь, а отчим больше никогда не отлупил бы меня проводом от стиральной машинки. Даже тогда я понимала, что это невозможно, потому что была знакома с настоящим отцом - холодным и равнодушным мужчиной, которого я откровенно боялась. Именно он настоял, чтобы я занималась не танцульками или фигурным катанием, а смешанными единоборствами. В свои десять я ненавидела его за это. В двадцать четыре понимала: он прекрасно видел, что дома меня бьют и не смог бы дать лучшей защиты, чем научить меня обороняться самой. До сих пор помню потрясённое мамино лицо, когда в тринадцать я кинулась и набила отчиму морду до кровавых соплей. Это был первый раз, когда я дала отпор и поняла, что живу не с монстрами, а с людьми. Всего лишь люди. Слабые, склонные обвинять во всех своих бедах ребёнка, срываться на нём, отыгрываться за собственную ничтожность. Только с возрастом я поняла - мне не нужно забираться на самую высокую башню, чтобы защитить себя и заставить уважать, достаточно просто начать говорить на доступном им языке боли. Я научилась бить по больному, научилась давать сдачи и быть смелой, научилась сглатывать комок в горле и подавлять слёзы, чтобы начать орать в ответ и больше не позволять обижать себя, я научилась ставить себя на первое место, быть для себя приоритетом, потому что ни для кого больше никогда не была. Я научилась не любить тех, кто моей любви не заслуживает, научилась смывать в унитаз всё, что дорого моим якобы близким людям, научилась обижать тех, кто когда-то обижал меня и научилась мстить. Я научилась зло смеяться в лицо тем, кто сломал во мне всё светлое и тёплое, а потом нарочито удивлялся моему яду и глумливым оскалам. Безучастно разглядывая город с высоты ста пятидесяти метров, я понимала, что равнодушный и холодный мудак, никогда не принимавший в моей жизни участия, заочно сделал для меня намного больше, чем все эти волнующиеся и переживающие, неравнодушные и любящие. Холод и равнодушие отца дополнили букет материнской паранойи и контроля, и у меня оставалось только два варианта: выйти во взрослую жизнь сильной и умной сволочью или выйти в окно. Первый вариант был выгоднее по всем пунктам, а психика утешилась тем, что всю любовь и тепло мы когда-нибудь подарим по-настоящему стоящему человеку, а не тем, кто не умеет это ценить и мешает моё тепло с дерьмом. - Ксения, ты слышишь? - обратился ко мне отец, отвлекая меня от собственных размышлений. - Нет, - честно ответила я, обернулась и вернулась в своё кресло напротив его стола. Концентрацию потеряла не только я - Вадим развалился в своём кресле, откинул голову назад и курил без помощи рук, кажется, даже прикрыв глаза. Мы все устали - последнюю неделю мы в этом кабинете практически жили, задавая оставшиеся вопросы и вникая в суть управления огромной компанией. Финишная прямая, на календаре тридцатое ноября, завтра нас представят совету директоров и прессе, и моя спокойная жизнь закончится. Тишина в кабинете напоминала ту долю секунды абсолютной тишины перед взрывом, когда замирает даже ветер и солнце чуть притухает, уступая возможность осветить пространство рукотворному источнику вспышкой. Завтра Марина узнает, что осталась ни с чем, что мы с Вадимом поделили между собой по сорок пять процентов акций и рассчитывать она может только на оставшиеся у отца десять. Завтра мама узнает, что я не только общаюсь с отцом, но и работаю с ним. Завтра с утра Леся, напевая себе под нос что-то из репертуара Короля и Шута, загонит в гостевую комнату робот-пылесос и перестелет постельное, потому что я попросилась к ней пожить, подозревая, что после всего вышесказанного меня погонят из дома ссаными тряпками. Завтра я намеревалась расставить маме все точки над "и", довести её до крайности и заставить произнести заветное "ты мне больше не дочь". Завтрашний день должен был перечеркнуть всё, что было "до". Никаких компромиссов - отныне в моей жизни всё будет только так, как хочу я. - В целом, на сегодня можно закончить, - согласился с нами отец. Мы вообще-то молчали, но всем своим видом выражали страдание и усталость - сон по три часа в сутки и перекусы без отрыва от бумаг из доставок еды никого бы не сделали бодрым и полным сил. В уставшие мозги информация напрочь отказывалась вкладываться, сейчас уже не было абсолютно никакого смысла пытаться впихнуть что-то в голову, да и мы не к экзамену готовимся - от завтрашнего вступления в должность до отхода отца от дел ещё полгода, все тонкости и мелочи мы ещё успеем прощупать. - Выспитесь оба, завтра к десяти вы мне нужны свежие и бодрые, - даёт последнее наставление родитель, пока Вадим уже по обычаю помогает мне надеть куртку. - Как салат "Цезарь", - мрачно закончила я. - Чур, я помидорка черри. - Тогда я - пармезан, - хмыкнул Вадик и мы расхохотались, покидая отцовский кабинет. - Угадай, кто здесь сухарь, - негромко пробормотала я, пока мы проходим по давно опустевшим от сотрудников коридорам. Неудивительно, время уже давно за полночь, в здании остались только мы, да охрана на первом этаже. Вадим вызывает лифт и усмехается, продолжая мою шутку: - А кто курица, - с явным намёком в сторону нашей единокровной сестры. - Спелись, - мрачно оценил наши отношения отец, догнав нас у лифта. - Ты разве не для этого нас знакомил? - вскинул брови Вадим и посмотрел на отца. Отец не отвечает и в лифт мы заходим молча. С братом мы и впрямь спелись: мне импонировал его характер и склад ума, ему мой, мы с удовольствием перешучивались и с лёгкостью находили общий язык в рабочих вопросах. В целом, я даже могла бы предположить, что когда-нибудь мы с ним придём к настоящим семейным отношениям. Учитывая, что я намеревалась разорвать всяческие отношения с семьёй со стороны матери, своя собственная родня мне бы не помешала. Недавно я узнала, что любимой отцовской фразой является: "Хочешь насмешить бога, расскажи ему свои планы". В целом, я понимала, откуда это взялось - отец много чего повидал на своём веку, так что в истинности этого высказывания не сомневался. Я в общем-то тоже, но находя подтверждения этому, всё ещё не переставала слегка удивляться. В противовес всегда вспоминалось, что большинству окружающих меня людей не мешало бы провериться на шизофрению, поэтому прежде чем брови удивлённо вскидывались, на губы успевала вылезти глумливая ухмылка. Именно она украшала моё лицо, когда я зашла домой и узрела старую картину с новыми вводными: двери в мою комнату не было, в коридоре стояло на одну пару женских сапог больше, чем нужно, в квартире было тихо - только с кухни раздавались судорожные всхлипы и два голоса утешали плачущую, а в моих апартаментах снова был самый настоящий срач. Хорошо, что опыт научил меня не наступать на одни и те же грабли и всё по-настоящему ценное я давно собрала в сумку и возила с собой в машине, от греха и загребущих материнских клешней подальше. Не став даже разуваться, я прошла вглубь квартиры и встала в дверях, подперев плечом косяк, с иронией разглядывая кавардак. Самой яркой деталью во всей картине стали документы из моей комнаты, которые были порезаны или порваны на мелкие клочки, без слов подсказывая отношение рвущего к фамилиям и инициалам внизу листов. Даже жаль разочаровывать родню тем, что всё это - только копии. Я же не дура хранить по-настоящему важные бумаги в доме, где о личных границах и слыхом не слыхивали. Третьим действующим лицом стала бабуля. О, бабуля - это вообще отдельный разговор. Уж насколько я считала себя наглой и хамоватой, но даже по моим меркам она была вне всяческих рамок. Формально, она вторая жена моего деда, так что по крови мне никто, но сама она считала себя главой семьи, а спорить с ней никто не брался: дородную и громкоголосую бабищу хрен переспоришь, просто потому что переорать её нереально. Женщина была выше меня почти на голову, обладала внушительными параметрами и завидной устойчивостью к самогону. Обыкновенная деревенская хабалка, не больше и не меньше. - Зинаида Павловна, - пропела я, откровенно веселясь с этого цирка. С того момента, как в мою голову пришла эта мысль, я без всяких шуток прошла все пять стадий принятия, и теперь мне оставалось только наблюдать за этим блядским цирком и от души веселиться на особо удачных перлах местных клоунов. - Какой приятный сюрприз, голубушка. - Явилась, - зло прищурилась на меня бабуля в ответ. - Сука неблагодарная! Мать тебя всеми силами растила! А ты! - А я? - переспросила я, вскинув брови в самом искреннем недоумении. - А ты на своего отца-ублюдка работаешь! Этот бандит ни копейки честных денег не заработал и ты туда же! - гаркнула женщина, тряхнув своей полу-седой полу-рыжей головой. - Зоя, ей же даже не стыдно! Ты посмотри, посмотри! Дрянь малолетняя! - Ксюша, как ты могла? - всхлипывает мама, хватаясь за сердце. О, комбо! Раньше это было хотя бы последовательно, одно за одним, а тут всё разом. Отчим курил, пытаясь просверлить во мне дырку осуждающим взглядом, но по обычаю молчал - уяснил по многочисленным пиздюлям, что со мной шутки плохи. - Вам чё, завидно? - издевательски расхохоталась я. - Я тоже недоумеваю, как в семье продавщицы, - я указываю на мать. Сегодня я буду говорить дерьмо, бить по больному и не стану подбирать слов, с меня довольно. Следом мой взгляд падает на бабулю и переходит на отчима, - школьной поломойки и безработного алкоголика мог вырасти человек, который в двадцать четыре года занял должность заместителя генерального директора "Монолита". Спасибо папе за гены, которые пальцем не раздавишь. Мать подскочила с места и метнулась ко мне, но я даже не шарахнулась - только вскинула бровь, мол, ну и что ты мне сделаешь? Пощёчина, ну конечно. Банальность. Она замахивается для второй, но я пригвождаю её кривой ухмылкой и тихой ласковой угрозой: - А если я ударю, ты больше не встанешь. Видимо в моих глазах было что-то такое, что дало ей понять - я не шучу, если её рука второй раз опустится на моё лицо, то я отвечу. Не оттолкну, не сделаю шаг назад, как делала это всегда, а в самом деле отвечу, подниму на неё руку и ударю так, как умею. Как именно я умею, она тоже хорошо знает. Мама вдруг поняла, прочитала в моём лице, что чтобы она сейчас не сделала - это не возымеет никакого эффекта, потому что в свете смены работы даже вопрос жилья становился абсолютно неактуальным, ведь уровень заработка несоизмерим. Она фигурально умерла в моих глазах как мать и как человек, и смотрела я на неё как на могильный крест постороннего человека, на который случайно упал взгляд, пока идёшь по кладбищу. - А ещё я со своим психологом сплю, - добиваю я, откровенно злорадствуя. - Отец его тебе посоветовал, потому что с ним недавно развелась его старшая дочь, а он очень хочет оставить его в своей семье. Папа твоими руками подложил меня под Олега и нас всех всё устраивает. И кстати, - я чуть прищурилась, купаясь в её изумлении как в лучшей из терапевтических ванн, - он тоже считает, что ты неадекватна. - Убирайся из моего дома, - до ужаса жалко просипела мать. - Не желаю тебя знать. Мне такая дочь не нужна. - Вот и славно, - широко улыбнулась я и расхохоталась. Разворачиваюсь на носках, прохожу в свою комнату и достаю свои заранее собранные сумки из под кровати, куда заглянуть они к моему счастью не догадались. Оказалось, что вещей у меня всего на один чемодан и одну большую спортивную сумку, не считая той, что болтается в багажнике моей машины. Тем лучше, не так много таскать с собой. - Горите в аду, родственнички. Захлопываю за собой дверь, подхватываю чемодан одной рукой, вешаю сумку на плечо и на бегу набираю номер Леси, надеясь, что подружка не откажет мне в заезде на сутки раньше, чем это планировалось. Тараторить я начинаю, кажется, даже на пару секунд раньше, чем та успевает поднять трубку, переполняемая чувством свободы и неподдельной радости. - Лесь, короче, новости с полей, - проскакиваю пролёт третьего этажа. - План немного сменился и из дома меня погнали сегодня, а не завтра. Ты - моя единственная надежда, у меня завтра совет директоров и выглядеть надо с иголочки, так что даже в машине поспать не вариант... Я вылетаю из подъезда и торможу, на скорости проскальзывая кроссовками по заледеневшей дорожке, но всё же удерживая равновесие и во все глаза глядя на Олега, припарковавшегося у подъезда и подпирающего крыло своей машины задницей. В одной руке у него был букет цветов, а второй он держал у уха телефон и я вот как-то сразу поняла, что на другом конце невидимого провода отнюдь не Лёша или ещё кто-нибудь. Отняв смартфон от щеки, я узрела, что промазала между двух самых частых контактов в истории звонков и вместо подружки набрала номер своего мужчины. Лошара в кубе. По его лицу сразу понятно, что его всё узнанное если не обидело, то задело точно. Я не говорила ему о своих планах, не хотела, чтобы это выглядело как жирный намёк на переезд к нему, потому что навязываться мужчине - это Фу с большой буквы. По хорошему, мне бы сейчас извиниться перед ним, объяснить, чем я думала, но первое, что я брякнула, когда осознание пришло в полной мере, было: - Это мне? - я вперила взгляд в большой букет сиреневых хризантем и подошла поближе - боялась, что он просто развернётся и уедет, и надеялась его удержать. Откровенно плюнув на его недовольство, которое читалось буквально в каждой чёрточке его заострившегося лица, я сделала ещё пару шагов к нему, подлезла руками под его расстёгнутое пальто и ткнулась носом в шею, жалобно засопев, как умеют собаки. - Пожалуйста, не обижайся. Я просто не хотела грузить тебя своими проблемами. - Интересный подход, - угукнул мужчина в ответ. - В первый раз вижу человека, который между тесной двушкой и двухэтажным коттеджем выбрал двушку. Не понимаю, мы же всё решили ещё месяц назад? В чём дело? - Ты о чём? - нахмурилась я. - О том, что мы пара, например, - любезно подсказал мне суть своих претензий Олег. - Что мы с тобой вместе, что я твой мужчина, а ты моя женщина. Или я что-то путаю? - я отрицательно помотала головой. - Отлично, с этим разобрались. Тогда следующий вопрос: почему я последним узнаю о твоих планах и решениях? - Потому что у тебя и без меня проблем хватает, - пробубнила я. - Аккредитация, годовая отчётность, аудит к тому же. - И это всё - мои рабочие проблемы, которые остаются на работе, - отрезал он в ответ. - В личной жизни у меня, как я думал, проблем нет. Когда я делюсь с тобой своими рабочими проблемами, я говорю с тобой как с будущим ведущим юристом и замом гендира холдинга, в котором находится и моя фирма тоже, чтобы у головного офиса в твоём лице было понимание реального положения дел, - его рука зарылась мне в волосы и чуть сжала у корней, поднимая мою голову и позволяя ему заглянуть мне в лицо. Ласковый тон, которым он разжёвывал мне эту простую истину, сменился на тот жёсткий, которым он говорил тогда в баре с женой своего друга, и он мне вообще не нравился. - Но я не стану тащить рабочее дерьмо в наши отношения, и тебе не позволю. В этом разобрались? - я кивнула, чувствуя себя бандерлогом, которого большой и мудрый Каа учит жизни. - Тогда я спрошу ещё раз: в чём дело? Почему за помощью ты обращаешься не ко мне? - Да потому что начни я этот разговор, это бы выглядело как-будто я напрашиваюсь, - не выдержала я. - Навязываюсь, что-ли, понимаешь? Не хочу становиться проблемой, обременять тебя. Я в состоянии самостоятельно решить свои головняки. - Откуда же ты эту дурь всю берёшь? - вздохнул Олег и привлёк меня к себе, позволяя мне снова уткнуться носом в его шею. - Не отвечай, это риторический вопрос, - я почти уверена, что он покосился куда-то в сторону подъездной двери, прозрачно намекая, откуда "вся эта дурь" появилась в моей голове. Прижавшись губами к моему виску, он негромко обозначил: - Ты не проблема, слышишь? Не проблема, не бремя и не обуза. Ты моя девочка, которую я хочу держать за руку в машине и за шею в постели, вне зависимости от наличия или отсутствия у тебя проблем, - он обнимает меня за плечи и делает вид, что не слышит моего сосредоточенного сопения, с которым я сдерживаю вдруг подкатившие к глазам слёзы. - Я понимаю, ты у меня самостоятельная и сильная, поверь, я это очень уважаю, как и твоё право жить отдельно, если ты пока не готова делить со мной быт. Но тебе в голову не приходил вариант, что я могу просто помочь тебе с арендой жилья? - Я не привыкла просить помощи, - практически прошептала я в ответ. - Я уже заметил, - с доброй насмешкой отозвался мужчина. - Но неужели я не заслужил ни капли твоего доверия? Чёртов психолог. Не знаю, сходу он понял истоки всего и просто раскладывал это в моей голове, или докопался до сути вместе со мной, но теперь нам обоим было понятно, что дело в моих проблемах с доверием. Просто я практически никому не доверяю в достаточной степени, чтобы без оглядки положиться на другого человека и не ожидать подвоха. Мне проще самой, потому что так надёжнее, потому что если хочешь сделать хорошо - сделай это сам, потому что только я сама могу оправдать собственные ожидания и все прочие отмазки для прикрытия одного простого факта: я боюсь и не умею доверять людям. Я смирилась с тем, что в сознании окружающих я - проблема, потому что именно проблемой я всегда была. Я научилась ползти по жизни одиночкой и защищать то, что делаю, потому что критикующих в моей жизни всегда было несоразмерно больше, чем поддерживающих. Никто и никогда не говорил мне: "Дерзай, Ксень, я буду рядом, чем бы твоя авантюра не закончилась", кроме разве что Леськи, но иногда даже её недостаточно - ей не признаешься, что рисковать мне до безумия страшно, что по жизни я шагаю на ощупь и что иногда у меня самой на голове волосы шевелятся от того, что я исполняю. Лесе я не могла бы признаться, что угрожать матери физической расправой и признаваться в связи со своим психологом мне было страшно. А Олегу могла. Здесь и сейчас я осознала, что даже если бы я созналась ему во всём этом, он бы понял, чмокнул бы меня в макушку и сказал бы что-нибудь в духе: "ты всё сделала правильно, девочка". Он будет рядом, будет держать меня за руку, вне зависимости от того, пьём ли мы шампанское на вершине моих достижений или опрокидываем не чокаясь водку на руинах. И ждёт от меня ровно того же самого, такой же верности и преданности, следуя своему принципу: "я не потребую от тебя того, чего не готов дать сам". Именно этого он хотел от Марины, но та не смогла оценить, как крупно ей повезло. Именно этого он хочет от меня и я куда сообразительнее своей сестры. - Прости, - прошептала ему в губы я, зарывшись пятернёй в его волосы. - Я научусь безусловно доверять тебе, только дай мне немного времени - это всё что я прошу. - Будет тебе время, - подозрительно-ласково улыбается он в ответ. - Чей номер ты в следующий раз наберёшь первым? - Твой, конечно, я же не самоубийца, - фыркнула я, по обычаю пряча эмоции за улыбкой. - Умница, - он наконец целует меня, и я позволяю себе потеряться, раствориться в этом поцелуе, ответить ему также тягуче и медленно, провести по его губе кончиком языка, улыбнуться и снова коснуться губами. Мой. Никому не отдам. Он - это то, что я безусловно хочу, без всяких там компромиссов. Из зеркала на меня смотрела девушка, которую я не узнавала. Никакой косы или пучка, никаких брюк-карго и толстовки со сплошным карманом на животе, кольца в ушах сменились на неприметные гвоздики, серьги в брови не было, убитых кроссовок на ногах тоже. В зеркале отражалась абсолютно типичная представительница белых воротничков на новый лад: волосы собраны в высокий хвост, на губах алая помада, одетая в белый брючный костюм с укороченным чёрным топом, на ногах ботинки на невысоком каблуке, на запястье смарт-часы. Не кинолог, а юрист. Не плохо, просто непривычно. Как и посоветовал отец, морально я готовилась к схватке. Совет директоров - это почти поголовно старые пердуны, которые наверняка воспротивятся нашему с Вадимом приходу. Убеждать их в том, что мы чего-то стоим, нет никакого смысла, потому что мы уже являемся владельцами бо́льшей доли акций даже по отдельности, поскольку именно компания отца являлась материнской и держала контрольный пакет акций, которые мы и поделили между собой. Я в шутку предлагала Вадиму грохнуть Марину и по-братски распилить оставшиеся десять для ровного счёта, на что брат заржал и предположил, что при таком интеллекте она и без нашей помощи убьётся, главное, чтобы нас рядом случайно не оказалось, а то подозреваемыми станем именно мы. Но это заседание ещё нужно было выстоять, дать понять, что мы с братом единый оплот и воевать против нас тупо опасно, потому что в отличии от них, мы молодые, наглые и голодные до денег. Не акулы, нет. Волки. Чужого не возьмём, но и своего не отдадим. У Вадима нервная система была покрепче моей, он так не переживал, зато у меня был свой собственный антистресс, входящий в малую долю молодых акционеров и откликающийся на имя Олег. Кроме него из молодых был ещё один мужчина, владелец сети авто-мастерских, он был даже младше Олега, попал в эту славную компанию также, как сам Олег и как мы с Вадиком - через отца, отошедшего от дел. По началу мне вообще было непонятно, по какому принципу формировался холдинг, поскольку в него входили кардинально разных профилей компании: и строительная фирма отца, и клиника Олега, и авто-мастерские, и даже сеть салонов красоты. А когда спросила, то меня просветили, что в одно целое холдинг собирался по всем известному принципу под названием "девяностые", и кто что сумел отжать, тот с тем и пришёл взамен на "крышу". Это уже позже появились акции, понятие материнской и дочерних фирм, внутренний устав и всё прочее, а тогда всё было куда проще. - Волнуешься, - констатирует Олег, усаживаясь за руль и протягивая мне бумажный пакет с едой - мы категорически не успевали позавтракать и решили поесть по пути. - Конечно, - не стала отрицать я. - Спасибо. Я разворачиваю обёртку и достаю круассан, начинённый красной рыбой, творожным сыром и зеленью, из подставки вытаскиваю большой стаканчик с кофе и улыбаюсь, обнаружив на дне пакета маленький макарон, который не заказывала. Я не так давно заметила за ним эту чрезвычайно милую привычку - что бы я не просила себе взять, в довесок всегда шла какая-нибудь сладкая вкусняшка. Мы не первый раз завтракаем вот так на бегу, да и вообще достаточно часто едим вместе, так что я не удивлена, что он заметил, что я та ещё сладкоежка, но это всё равно было до ужаса мило. - Выше нос, - ободряюще улыбается он мне и делает глоток своего ужасно-горького и горячего американо. - Даже если они тебя сожрут, ты всегда можешь встать им костью в горле. - Умеешь ты приободрить, - кисло отозвалась я. - Я как представлю... Они там все мордовороты из девяностых и акулы бизнеса, я им на один укус, как этот лосось. - Малыш, не забывай, что девяностые были тридцать лет назад, - Олег выезжает с парковки у кофейни и вклинивается в поток таких же как мы спешащих на работу водителей. - Каждый из них - это старый мешок говна с деньгами. Недостаток опыта можно компенсировать упорством и умом, а вот недостаток человечности деньгами - увы. Они давно забыли, что такое жить впроголодь, что такое не мочь себе что-то позволить, они уверены, что своё состояние не потеряют, а потому давно расслабились и сложили зубы в стакан. - Уже лучше, ты растёшь на глазах, - усмехнулась я в ответ. - Я справлюсь, у меня нет других вариантов. - Чушь какая, - фыркнул Олег. - Есть, и ты сама об этом прекрасно знаешь. Да, знаю. Я могу дать заднюю, могу отказаться, но не хочу. Да, мне страшно, но это вовсе не повод отказываться от всего, что я могу приобрести. Сдаться сейчас было бы просто глупо - это как отказаться от выигрыша в лотерею потому что долго и муторно оформлять налоги. Никто не обещал мне, что будет просто, но мне повезло куда больше, чем большинству моих знакомых и сверстников, фактически, мне дан шанс вырваться из порочного круга "от зарплаты до зарплаты", улучшить свою жизнь, никогда больше не экономить на себе и своих желаниях. На фоне этого мои глупые страхи не имеют никакого значения - я сильнее, я без труда это переборю. Мы приезжаем вовремя, за двадцать минут до назначенного времени. В курилке за несколько метров от входа я завидела прикуривающего Вадима, плечом прижимающего телефон к уху и махнувшего мне рукой. Я решила, что представить мужчин до совещания - это хорошая идея и кивнула Олегу на курилку, на что тот согласно кивнул в ответ, и мы подошли к стайке офисного планктона, силящегося проснуться посредством сигареты и стаканчика с кофе из кофейни на первом этаже. - Доброе утро, - кивнула я, закуривая, рефлекторно отмечая, что брат выглядит чуть более растерянным, чем обычно. Волнуется, видимо. - Олег, познакомься, это мой брат Вадим, - представляю я. - Вадик, это Олег, мой мужчина. Я намеренно не стала представлять их как акционеров и директоров: во-первых, по близости грели уши сотрудники компании, во-вторых, они заочно и так прекрасно знали кто и кем является, а в-третьих, именно в таком качестве я и хотела, чтобы они воспринимали друг друга. Мой мужчина и мой брат, это первостепенно, а всё рабочее - это уже потом, после. На мой взгляд, так было правильнее всего. - Приятно познакомиться, - кивнул Вадим и пожал Олегу руку. - "Вектор", если я не ошибаюсь? - Не ошибаешься, - ответил Олег и кивнул на меня. - Психологическая помощь этой егозе. - Ну ты постебись ещё надо мной, давай, - проворчала я себе под нос. - Я же недостаточно с самого утра нервы на карандаш наматываю, да? - Из нас двоих нервничать надо мне, - насмешливо глянул на меня Вадим. Я вскинула брови, мол, с чего это? - Это ты у нас в отцовском фаворе. - Большей херни ты сморозить не мог, - фыркнула я в ответ. - С чего ты вообще это взял? - Ты вообще когда-нибудь видела, чтобы он перешучивался с кем-нибудь, кроме тебя? - Вадим выгнул бровь в ответ. - Вот то-то. - Юмор - это не показатель, - хмыкнула я в ответ. - Не с таким человеком, как Самад Алданович, - пожал плечами Олег, принимая сторону брата. - Предатель, - буркнула я и потушила свой окурок о помойное ведро. - Сама сейчас убедишься, - кивнул мне Вадим. - Идём, десять минут до начала. Отец мне отдельно благоволит? Чушь какая. Никогда не замечала за ним ничего подобного. Нет, у нас и впрямь сложились определённого рода отношения, но я не думаю, что нашу язвительную форму общения можно назвать фавором. Просто мне было весело выводить холодного отца на эмоции, вышибать его из колеи и заставлять на себя реагировать. Это было что-то вроде челленджа, вызова самой себе, смогу или нет. Притом, эмоциональный окрас вообще не имел значения, главное было просто спровоцировать. Наверное, это можно назвать какой-то особой формой психологической защиты - вместо того, чтобы его бояться как в детстве, я раз за разом доказывала себе, что ничего он мне не сделает, как бы я его ни бесила и провоцировала. Нет, о вседозволенности речи не шло, грань я очень хорошо чувствовала и не переступала, и это было ещё одно отличие меня от Марины. Я вообще невольно начала себя с ней сравнивать, да на моём месте кто угодно бы начал. Судя по всему, мы были кардинально разные, буквально две противоположности, я поступала так, как никогда бы не поступила она, и наоборот. Её логика была абсолютно непонятна мне, я правда очень старалась перекрутить ситуацию так, чтобы единокровная сестра не выглядела в этой истории вселенским злом, но у меня не получалось: либо мне не хватало информации, либо она и впрямь глупа и инфантильна до невозможного. Конечно, все люди разные и мыслят по-разному, но теперь, чуть лучше узнав отца и Олега, я не могла понять её логику. Картинка в голове не складывалась и это раздражало. Впрочем, желания найти её и спросить, а что, мил девица, у тебя в голове, опилки что ли, как-то не возникало. Отец обладал той же тягой к высоте, что и я, поэтому его компания занимала последние пять этажей бизнес-центра, а его кабинет и зал совещаний так и вовсе были на самом последнем. Летом непременно найду выход на крышу и буду вылезать туда, когда голова будет вскипать от работы - уверена, без стекла вид на город ещё более завораживающий. В каком-то смысле, можно сказать, что детская мечта сбылась - я на вершине самого высокого здания в городе. Не моя заслуга, но у меня есть возможность доказать, что я стою каждого данного мне шанса. Как и предупреждал меня Олег, совет директоров представлял из себя сборище старых пердунов с баблом. Всего он состоял из семи человек, плюс мы с Вадимом, итого девять, то есть, нам предстояло выстоять схватку против пятерых незнакомых и нелояльных к нам человек. Четверо мужчин и одна женщина, в которой я узнала владелицу тех самых салонов красоты - подозрительно хорошо она выглядела для своих пятидесяти трёх, да и она была единственной женщиной в этом мужском коллективе, будучи наследницей мужа, при жизни являвшегося нашим акционером. Ещё один мужчина на вид был не старше тридцати - это тот самый молодой владелец автомастерских, он скользнул по мне заинтересованным взглядом, на который я не посчитала нужным отвечать. Остальные же между собой похожи, как бывают похожи между собой представители одной конкретной касты людей - у каждого костюм ценой в хорошую иномарку, у каждого запонки и держатели для галстуков, у каждого седина в волосах и гладковыбритое лицо, каждому лицо кривит гримаса заядлого хозяина жизни. - Доброе утро, - тонко улыбаюсь я в ответ на скрестившиеся на мне взгляды. О, ну конечно, что здесь могла забыть молодая симпатичная девица. Плюну в того, кто осмелится предположить во мне эскортницу. - Опаздываете, - буднично отозвался отец, стоявший ровно на том же месте, где ночью стояла я, с чашкой кофе в руках. - Ничего подобного, - также невозмутимо возразила я, глянув на часы на запястье. Без трёх минут. Не наша вина, что они все тут приезжают раньше заявленного. Олег устраивается за свободным креслом, остальные тоже подтягиваются к стеклянному круглому столу, количество кресел за которым потихоньку перестаёт быть загадкой для присутствующих. - Позвольте представить, - снизошёл до общения со своим советом отец, подходя к столу и устраиваясь за столом последним из всех. - Ксения и Вадим, мои дети и владельцы девяноста процентов акций "Монолита" с сегодняшнего дня, а значит, мои заместители и совладельцы компании. В течении полугода я буду оставаться действующим директором, после чего планирую уход на заслуженный отдых, к началу третьего квартала. Аут. Нет, не аут. Ахуй. Полнейший и бесповоротный. Им даже в головы не могло прийти, что это место займут не Марина с Олегом - о нашем с Вадимом существовании просто никто не знал, соответственно, подобного развития событий предположить тоже никто не мог. Со слов отца, совет гадал, какое решение он примет после развода Олега и Марины, но преимущественно ставки были в пользу длительного неразрывного контракта с генеральным директором на зарплате. Поверить в то, что Мелхиев способен оставить дочь практически без всего, они не могли точно также, как сейчас пытались принять, что бизнес он решил оставить двум сосункам, о которых никто из них раньше ни разу не слышал. Отец всегда заботился о том, чтобы его личная жизнь оставалась личной, так что вполне возможно, что они даже не в курсе, что Марина беременна. - Интересное решение, - прокашлялся один из старпёров. - Самад, пойми меня правильно, я не сомневаюсь в твоих решениях, но всё же... Насколько разумно ставить на такие должности людей без опыта? - Именно поэтому я остаюсь в компании, Юр, а не ухожу прямо сейчас, - любезно пояснил отец. Ага, значит, это Радищев, владелец сети гостиниц. Отлично, осталось идентифицировать всего троих. - В любом случае, решение уже принято и все бумаги оформлены. После обеда состоится пресс-конференция. - Допустим, - более выдержанно отозвался другой и обратил взгляд сперва на Вадима, а после на меня: - То есть, вы вдвоём будете исполнять функции Самада Алдановича, я правильно понял? - А вы..? - с намёком протянула я, мол, представьтесь, любезный. - Голубев Владимир Георгиевич, - кивнул он мне. Стоматологические клиники и частная юридическая практика как хобби. - Практически, - хмыкнул Вадим, перехватывая инициативу в разговоре. Ну и пусть, я пока понаблюдаю. - Ксения возглавит юридический отдел и возьмёт под контроль связи с общественностью, на мне остаются экономические вопросы, ай-ти и контроль работы подрядчиков. - То есть, вы решили убрать глав отделов? - нахмурился тот самый молодой, Алексеев Даниил, если я правильно помню по бумагам. - Бог с вами, я пришла сюда зарабатывать, а не жить, - фыркнула я. - Главы отделов остаются на своих местах, просто теперь подчиняются нам и все решения согласовывают с нами. - Для всех вас изменений нет, - подхватил Вадим. - Как и раньше, вмешиваться в работу ваших компаний мы не намерены, только держать на контроле. - По вашему, мы нуждаемся в контроле? - попыталась подковырнуть нас Смирнова, владелица сети салонов красоты. - Конечно, нет, Валерия Альбертовна, - я растянула губы в холодной улыбке. - Но если вы ещё раз попытаетесь пойти в обход решений холдинга, мы с вами встретимся в суде. Напоминаю, что по условиям контракта, юридический отдел головной компании имеет доступ ко всей вашей документации, а не только той, которую вы сдаёте в канцелярию и архив. Бам! Я умница, я залезла не только в поданные нам документы, но и в реестр поданных на регистрацию в юстицию договоров, и если бы я не была дотошной занудой, он бы проскочил в череде остальных, всё же на регистрацию мы подаём очень много документов. Она поняла, о чём я говорю, я вижу это в её едва заметно побледневшем лице. Мы обе знаем, что по условиям контракта я могу её фактически обанкротить, сумма неустойки будет фатальной для её компании, а без поддержки холдинга она не выживет - слишком уж любит изымать из оборота деньги под собственные нужды. И судя по задекларированной ею собственности, отнюдь не на благотворительность. - Не советую скалить зубы, у нас практически ко всем из вас есть вопросы, - одёрнула я Радищева, с ухмылкой взирающего на Смирнову. - Мы за два месяца перелопатили практически всю основную документацию не замыленным взглядом, - поддержал меня Вадим. - Все пункты, по которым хотелось бы получить пояснения, мы разошлём секретарям. И, пожалуйста, не надо считать молодость за глупость. - Если у вас есть к нам вопросы, то задавайте сейчас, пока есть время, - тонко улыбаюсь я и откидываюсь на кресле, закидываю ногу на ногу и обвожу присутствующих взглядом, чуть задерживаясь на каждом отдельно. Олег, сидящий по правую руку от меня, улыбался краешком губ и мне наверняка не мерещилась гордость в его глазах. Он и впрямь гордился мною, как-будто понял, что моя нервозность не выливается в слабость. Во мне это и впрямь было - как бы я не переживала, в нужный момент я возьму себя в руки и буду гнуть свою линию до самого конца. Кто бы мог подумать, что школьные навыки ведения мероприятий мне так пригодятся во взрослой жизни. - Самад, ты действительно надеешься, что мы будем воспринимать этих щенков всерьёз? - иронично приподнял брови молчавший до этого Павлов Тимур, владелец промышленной типографии и рекламного агентства. - Я искренне сочувствую каждому, кто не воспримет их всерьёз, - практически оскалился отец в ответ, давая понять, что даже в лице не изменится, если кого-нибудь из них мы сожрём с потрохами. - Тимур, и тебе, и всем остальным, я очень советую вспомнить, что воевать с Мелхиевыми - затея, заранее обречённая на провал. Жёстко, холодно, кратко. Завидую этому отцовскому умению в двух предложениях обозначить всё, что некоторые и в целую речь не уложат. Конкретно сейчас он очертил, что и мы сами по себе чего-то стоим, и он в случае чего встанет на нашу сторону. Я так не умею, а надо учиться, мне ещё с прессой общаться. На курсы словесного мастерства записаться, что ли? Чай и меня научат также хлёстко и ёмко выражаться, а то из всего виртуозного, что есть в нашем великом и могучем, я могу только изящно и завуалированно нахуй послать. - Если вопросов нет, то у нас ещё полно дел, - оскалилась я в масть отцу. - Как и у всех присутствующих, я полагаю. Намёк был понят: господа акционеры молча покидали зал совещаний, разбивая тишину только прощаниями, но ничего большего никто из нас и не ждал. Олег же покидать кабинет не торопился, против чего никто из оставшихся ничего не имел. На него обернулся Даниил на выходе, приподнятой бровью спрашивая, идёт ли он, но Аристов покачал головой и остался сидеть в кресле. Алексеев не удивился, видимо, разговоры без лишних ушей между Олегом и моим отцом давно никого не удивляли по понятным причинам, ну а мы с Вадимом тоже тут не с боку припёка. - У меня такое ощущение, как-будто я только что сел играть в русскую рулетку, - хмыкнул Вадим откидываясь на кресле и заметно расслабляясь. - И кто-нибудь из них обязательно шмальнёт мне в голову. - И тем самым насрёт себе в карман, - отозвалась я. - Любая попытка рыпнуться в нашу сторону закончится судом и банкротством как минимум, и сроком как максимум. Ты же вместе со мной в документах копался, сам всё видел. - Ксюша права, - неожиданно поддержал меня отец, снова отходя к окну, а Вадим и Олег посмотрели на меня уж очень красноречивыми взглядами. - К тому же, дурной пример заразителен. Первым от дел отошёл Аристов, потом Алексеев. Уверен, потихоньку и остальные начнут. Ставлю на Смирнову - она и без того не горела желанием заниматься бизнесом после смерти мужа, зато сын у неё такой же молодой и борзый, как вы. Так что вам скорее предстоит иметь дело с их избалованными отпрысками, а не с ними. - Такими же, как Марина? - не удержалась от ехидства я. - Чур меня. - Правильно я тебя в смешанные единоборства отдал, - устало вздохнул отец. - Я только этим объясняю тот факт, что ты ещё жива, с таким-то длинным языком. - Я просто очень обаятельная, - парирую я. - Именно за это тебе и дали мастера спорта, ага, - поддакнул Вадим. - Ну разумеется, - горячо согласилась я. - А тебе, что, пришлось что-то доказывать? Бе-едный. - Похохмили и хватит, - оборвал нашу перепалку отец. - Олег, что скажешь? - Со своими восьмью процентами? - хмыкнул мужчина в ответ. - Промолчу и всем остальным советую того же. - Ты понял, о чём я тебя спрашиваю, - обернулся на него Самад. - Да понял, - Олег откинулся на своём стуле, прикрыл глаза и скрестил руки на груди. - Алексеев рыпаться не будет, у него вообще мозг отключается при виде красивых женщин. Смирнова тоже, ей дела нет, да и побоится после того, как Ксеня её осадила. Радищев вообще не склонен влезать в дела холдинга, с его контрактом это и понятно. Голубев мог бы влезть, но ему сейчас не до того, у него внук родился. Со мной итак всё понятно, а вот с Павловым могут быть проблемы, притом, по всем фронтам. - Поясни, - хмуро потребовал отец. - Скажем так, в разные времена Марина не принимала его покровительство только из-за меня и вас, - тяжело вздохнул мужчина. - Очень скоро до него дойдут те самые слухи, в которых я бросил Марину из-за того, что она забеременела, а после, второй волной, узнается о нашей связи с Ксенией. Картинка вырисовывается не очень красивая. - Угу, Ксюша становится вселенским злом, отнявшим у Мариночки благосклонность отца, деньги, акции и мужа, - кисло согласилась я, решив подумать об открывшемся мне новом амплуа своего мужчины чуть позже. - Давайте зашьём Марине рот? Мне кажется, это решит очень много наших проблем и предотвратит ещё больше в будущем. - Тогда ещё придётся отрубить пальцы, - задумчиво протянул Вадим. - Я напоминаю, что мы всё ещё говорим о моей дочери, - одёрнул нас отец. - Пусть, инфантильной и не самой умной, но всё же дочери. - Не переживай, мы прихватим местную анестезию, - невозмутимо парировала я. - Подытожим: ждём проблем от Марины, а значит, от Павлова, в остальном семёрка не должна подкинуть фокусов, так что работаем и ждём неприятностей. И ещё надо дать распоряжение охране ни при каких обстоятельствах не впускать в офис моих родственников по матери - нам только скандала для полного счастья не хватало. - Наконец-то, - по-своему истолковал мои слова отец, но я уверена, что он правильно всё понял. - Совещание можно считать оконченным. У вас есть время выпить кофе перед пресс-конференцией и собраться с силами. Там пираньи не растеряются, будьте готовы к допросу. И да, Ксения, - обернулся отец, когда мы уже поднялись на ноги, - будь благоразумна. Павлов не славится чистыми методами решения проблем. - Намекаешь, что я слабое звено? - чуть приподняла брови я, готовая выкатить претензию размером с тот ледокол. - Избавь меня от своих феминистических замашек, - поморщился он и сложил обе руки на извечную спутницу-трость. - Никому из нас не нужен срок. Это было признание в любви, не больше и не меньше. Притом, признание было от всех троих, потому что и Олег, и Вадим выразили молчаливое согласие с высказанным отцом тезисом в форму полу-намёка. Суть была проста: если с моей головы упадёт хоть прядь волос, все трое разорвут Павлова на куски. Да и не только Павлова, вообще кого угодно. Для них не имели значения все мои титулы, звания и образования, здесь и сейчас для них я была дочерью, сестрой и возлюбленной. Это вовсе не значило, что они ни во что меня не ставят, нет, иначе бы меня здесь просто не было, как той же Марины. Я бесконечно уважала отца за умение выражать свои мысли так ёмко и кратко, в одной фразе он и утешил, и предостерёг, и обозначил: ошибаешься, Ксень, семья у тебя есть. Она просто другая, не такая как у многих, но после двадцати четырёх лет поисков мне было за счастье осознать себя частью этой семьи. Моя семья - это трое невозможно разных мужчин, один из которых приобнимает меня за талию, второй чуть усмехается и подмигивает мне, а третий даже не оборачивается, когда говорит со мной, но даёт мне понять, что буквально уничтожит за меня любого. Кому-то, может быть, этого и недостаточно. Для меня этого даже чуть больше, чем много.